Храбрость храбрость как личностное качество

Вид материала

Документы

Содержание 5.2. Отчаянная храбрость эмоционального порыва 5.3. Храбрость безнадежности 5.4. Спокойная храбрость сознательного решения К. Симонов 5.5. Наличие другой Уолтер Лорд «Последняя ночь «Титаника». Л. Корецкий «Антикиллер-2» 6) Призрачная цель (Фата-моргана) Л.Н- Толстой 5.6. Храбрость от отчаяния Другие причины храбрости Лисица и осел Трусость часто рядится в различные маски. 5.9. Высшая стойкость

Подобный материал:

• Школьный этап всероссийской олимпиады школьников по литературе в 2011-2012гг, 58.89kb.
• Проект программы предназначен для работы с детьми школьного возраста. Актуальность, 133.01kb.
• Орден Александра Невского, 19.45kb.
• Классный час, посвященный Дню Победы. Тема: «Поклонимся великим тем годам!», 146.94kb.
• Призеров с довольными минами на лицах принялись за «конкретное юзание» своих призов,, 62.2kb.
• «Нажить много денег храбрость; сохранить их мудрость, а умело расходовать их искусство», 57.67kb.
• В поисках святого Грааля, 60.99kb.
• Поиск: Былины в статье Былины, 46.49kb.
• Первый советский орден появился в 1918 году, 254.38kb.
• Наставления начинающим, 1111.7kb.

5 ХРАБРОСТЬ

5.1. ХРАБРОСТЬ КАК ЛИЧНОСТНОЕ КАЧЕСТВО

Мы не можем все быть ге­роями, потому что должен же кто-то сидеть на .тро­туаре и хлопать в -ладоши, когда герои проходят мимо.

Роджерс

Храбрость во все времена от­носили к основным добродетелям мужчины, что отражено в сборни­ках высказываний различных муд­рецов. Вот что, например, пишет об отваге как личном качестве в своем «Карманном оракуле» ис­панский монах Бальтасар Грасиан:

«С доблестью не шутят: не ре­шишься, отступишь раз, придется отступить во второй раз, и так — до последнего: в конце концов пе­ред тобой окажется все то же пре­пятствие, что и вначале — не луч­ше ли было решиться сразу? Сила духа превосходит силу тела; по­добно мечу держи ее всегда наго­тове в ножнах благоразумия. Она — щит личности. Немощь духа вред­нее немощи телесной. Немало людей с недюжинными достоин­ствами, но без отваги, уподобились покойникам и почили в соб­ственном малодушии. Природа недаром сочетала в пчеле сладкий мед и колючее жало. В теле нашем есть жилы и кости, да не будет же дух мягкотелым».

Понятия «храбрый», «смелый» часто встречаются в двух контекс­тах — в качестве характеристики какого-то конкретного поступка или как определение человека. Между двумя этими вариантами существует принципиальное раз­личие: смелый поступок может со­вершить не только храбрый, но и робкий человек (если его к этому принудят обстоятельства), а вот смелость, как черта личности, есть явление более определенное — оно указывает на характерный для данного человека способ поведе­ния в опасных ситуациях. Ниже мы разберем наиболее распростра­ненные причины, «принуждаю­щие» людей совершать храбрые поступки, а в этом разделе рас­смотрим смелость как черту лич­ности, отличающую мужествен­ных людей от остальных предста­вителей человечества.

В быту мы часто смешиваем эти два значения слов «храбрый» и

«смелый», а вот психологи научи­лись выявлять смелость при помо­щи специальных тестов. Это лич­ностное качество, например, по­зволяет определить так называемый шестнадцатифактор-ный опросник Кеттела, в котором существует несколько шкал, даю­щих представление о смелости че­ловека. Во-первых, это шкала «Н», отражающая тягу к риску и ост­рым ощущениям, смелость, реши­тельность, невосприимчивость к угрозе. У мужественных людей, как правило, наблюдаются высо­кие показатели и по другой шкале этого теста — «С», отражающей свойство человека быть уверен­ным в себе, смело смотреть в лицо фактам, не поддаваться случай­ным колебаниям настроения. Тре­тья шкала, в которой отражается смелость человека, обозначается буквой F и определяет оптимизм, беспечность, веру в удачу и свою счастливую звезду. Такие люди не особенно тревожатся о будущем и руководствуются в жизни лозун­гом «Авось пронесет!».

Анализ результатов этого теста показывает, что смелость бывает разной — человек с высоким уров­нем эмоциональной стабильности (шкала «С») способен к хорошо продуманным героическим по­ступкам, вытекающим из убежде­ний личности. Люди с высоким показателем смелости (шкала «Н») порой совершают безрассудные поступки потому, что обожают риск и сознательно игнорируют угрозу, идут наперекор судьбе. И наконец, люди с высоким уров-

нем беспечности (шкала «F») мо­гут прослыть смелыми только бла­годаря тому, что из-за своей бес­печности, «понадеявшись на авось» и не проявив должной осторож­ности, необдуманно ввязываются в рискованные ситуации, в кото­рые благоразумный человек ни­когда не попадет.

Польский ученый К. Мигдал сравнивал группу альпинистов с «обычными» людьми, жизнедея­тельность которых не связана с риском. В результате он выяснил, что альпинисты действительно менее подвержены эмоции страха и чаще принимают рискованные решения. Лица, занимающиеся альпинизмом, не считают опасны­ми многие ситуации, которые счи­таются таковыми людьми из кон­трольной группы. Кроме того, по­требность в успехе у альпинистов была достоверно выше.

Выявить заранее, до столкно­вения с реальной опасностью, кто из людей обладает смелостью, а кто — нет, достаточно трудно. Для этого приходится моделировать экстремальные ситуации и смот­реть, как ведет себя в ней тот или иной человек. Например, когда в СОБР (специальный отряд бы­строго реагирования) принимают пополнение, каждый новичок дол­жен пройти так называемое физи­ческое тестирование: полнокон­тактный спарринг с четырьмя опытными бойцами СОБРа. В этом бою отчетливо проявляются все личностные качества испытуемо­го: его смелость, нечувствитель­ность к боли, психологическая ус-

тойчивость, воля к победе. Неко­торые новички ломаются уже на первом или втором партнере, дру­гие — только на последнем. Но есть и такие, кто, несмотря на боль и разбитые губы, лезет напролом, пропуская удары, но и нанося их сам. Только в этом случае — если человек выдержал подряд четыре схватки с более опытными про­тивниками (не обязательно побе­дил, но выдержал!), его примут в отряд и впоследствии доверят участие в серьезных операциях.

Храбрость — это личностное качество, мало подверженное, из­менениям со временем. Если че­ловек был смелым в молодости, то и в старости он будет проявлять отвагу. Возьмем, к примеру, два эпизода из жизни нашего леген­дарного кавалериста С. Буденно­го, разнесенные по его биографии более чем двумя десятками лет. Первый эпизод отражен в его кни­ге воспоминаний, второй — при­надлежит Юлиану Семенову.

«На свой страх и риск я решил силами взвода (тридцать три чело­века) атаковать группу обоза нем­цев, следовавшую из Бжезины. Выдвинувшись для атаки на опуш­ку леса, мы увидели немецкую ба­тарею на конной тяге, двигавшуюся впереди обоза, примерно в трех­стах метрах. Трое конных артилле­ристов направились в нашу сторо­ну. Это грозило сорвать успех атаки. Однако, не доезжая леса, конные немцы повернули на шос­се и, догнав свою батарею, скры­лись за поворотом. Обоз прибли­жался. Внезапной и стремитель-

ной атакой взвод сбил головные повозки с дороги и повернул всю колонну в сторону расположения командования нашей дивизии. Однако оказалось, что хвост обоза прикрывала рота немецкой пехоты с двумя станковыми пулеметами. Раздумывать было некогда, и я немедленно повел драгун в атаку на прикрытие немецкого обоза. Атака была настолько неожидан­ной, что пехота противника не успела развернуться и открыть огонь. Побросав винтовки, немец­кие солдаты сдались в плен. Два офицера оказали сопротивление и были зарублены. Мы захватили около двухсот пленных, из них два офицера, повозку с револьверами разных систем, повозку с хирурги­ческими инструментами и 35 по­возок с теплым зимним обмунди­рованием. За этот бой под Бжези-нами все солдаты взвода были награждены Георгиевскими крес­тами и медалями «За храбрость». Меня наградили Георгиевским крестом четвертой степени».

Затем за избиение взводного офицера Буденного отдали под трибунал, и жизнь его повисла на волоске.

«...Так я узнал, что меня преда­ют полевому суду. Ну, а полевой суд в военное время мог вынести только один приговор — смертная казнь. Вопрос был лишь в том, по­весят меня или расстреляют.

В штабе полка у меня был зна­комый писарь Литвинов, служив­ший раньше в одном со мной взводе маршевого эскадрона- Я за­шел к нему, и он подтвердил, что

Крым-Шамхалов-Соколов рапор­том на имя командира полка про­сит предать меня полевому суду, что вопрос фактически уже решен и судить меня будет полевой суд нашей дивизии.

Я задумал бежать из полка. По­делившись с Литвиновым своим намерением, я попросил сооб­щить мне день, на который бу­дет назначено заседание суда.<...> Адъютант полка зачитал приказ по дивизии, в котором говорилось, что старший унтер-офицер Буден­ный за совершенное им преступ­ление подлежит преданию полево­му суду и расстрелу...

В глазах у меня потемнело,

Лихой кавалерист, старший унтер-офицер С. М. Буденный, 1915 г.

стремительно пронеслась мысль: «Расстрел... Конец всему...»

Но адъютант, сделав паузу, продолжал:

— ...Но, учитывая его честную и безупречную службу до совер­шения преступления, командова­ние дивизии решило: под суд не отдавать, а ограничиться лишени­ем Георгиевского креста четвер­той степени.

Вздох облегчения вырвался у меня из груди.

После оглашения приговора полевого суда дивизии с меня сня­ли Георгиевский крест. На этом дело и закончилось. Я остался на своей должности взводного унтер-



офицера 3-го взвода 5-го эскадро­на 18-го Северского драгунского полка».

А теперь предоставим слово Юлиану Семенову, который опи­сывает события конца тридцатых годов, когда Сталин руками Берии расправлялся с бывшими товари­щами по партии.

«Семен Михайлович жил в Переделкине, на даче, как в былые времена у себя в станице, — с ох­раной, конюхами, егерями.

Когда его подняли с кровати — «чекисты приехали», он — как был, в исподнем, — бросился к окну, распахнул его и крикнул ох­ране: «Пулеметы — товсь!» И дал несколько выстрелов из маузера. Потом — к телефону, набрал но­мер Сталина: «За мной приехали! Буду отбиваться, это — ежов-ские последыши». Сталин — пос­ле долгой паузы, калькулировать не умел — понял, что Семен не сдастся так просто, как интелли­гентишки, типа Тухачевского и Уборевича, поднимет своими пу­леметами весь поселок, а там пи­сатели живут, пойдут ненужные толки, поинтересовался: «Сколько времени продержишься?» Буден­ный ответил: «До конца буду от­стреливаться, патронов хватит...»

— Ну, держись, — усмехнулся Сталин, — попробую помочь.

Позвонил в Серебряный Бор, на дачу Берии:

— Заберите ваших людей от Будённого, пусть останется хоть один свидетель, один — всегда при­годится, я ему верю...»

История оставила нам имена царей и военачальников, отличав­шихся завидной храбростью. С военными понятно — сама их профессия обязывает воинов быть храбрыми, без этого качества им нечего рассчитывать на успех и славу. А вот царям по крови при­ходится тяжелее. Их жизнь проте­кает в обстановке пиров и церемо­ний под бдительным оком много­численной стражи и мало спо­собствует воспитанию мужества и храбрости. Тем не менее истори­ческие хроники оставили нам описания достаточно мужествен­ных поступков правителей "про­шлого. Некоторые из них описаны в книге А. Горбовского и Ю. Се­менова «Закрытые страницы исто­рии». Среди деятелей прошлого, упоминаемых в этой книге, меня привлекли два императора — фран­цузский и русский, которые уди­вительно хладнокровно и мужест­венно встретили обрушившиеся на них удары судьбы.

Весьма показателен в этом от­ношении случай, произошедший с французским королем Луи Фи­липпом — тем самым, про которо­го пела Алла Пугачева в песенке «Все могут короли». Этот импера­тор совершенно точно знал дату намеченного покушения на него. Им было получено несколько ано­нимных писем, которые называли этот день — 28 июля, кроме того, подобная информация поступила и по другим каналам. Накануне рокового дня, откладывая реше­ние некоторых государственных вопросов на 29 июля, он заметил:

«Я займусь этим тогда. Если, ко­нечно, не буду убит завтра». Он не стад ни прятаться, ни в корне ме­нять свои привычки и образ жиз­ни. Нам сейчас трудно судить, че­го больше было в его решении: веры в свое предназначение или храбрости, но Луи Филипп предо­ставил событиям идти своим чере­дом.

В день, назначенный для его убийства, в половине одиннадца­того утра, окруженный своими придворными, Луи Филипп с не­бывалой пышностью выехал из ворот дворца навстречу своей судь­бе. Он совершенно открыто ехал на лошади во главе торжественной процессии, которая каждую се­кунду могла превратиться в похо­ронное шествие. Почти все сопро­вождавшие короля знали о пред­стоящем покушении и со страхом ожидали трагической развязки. Страшное напряжение нарастало, пока не разрядилось оглушитель­ным грохотом. Заговорщики свя­зали вместе двадцать пять ружей­ных стволов, которые выстрелили одновременно, неся неизбежную смерть королю. Однако чудо или провидение спасло Луи Филиппа. Он остался жив, возвышаясь сре­ди нескольких десятков повержен­ных и окровавленных тел, и был единственным, кто в этом кро­мешном аду не получил ни цара­пины!

В обстановке беспрерывных покушений жил и российский им­ператор Александр II, и, как фран­цузский король, держался с пора­зительным спокойствием и муже-



Луи Филипп (1773—1850).

Гравюра.

ством. Первый раз в него стреляли в апреле 1866 года, когда, выйдя из Летнего сада, царь садился в коляску. Однако в последнюю ми­нуту случайный прохожий — некий господин Комиссаров заме­тил убийцу и толкнул его под ло­коть. В результате пуля пролетела мимо, а стрелявший — Дмитрий Каракозов — был схвачен. В тот день в дневнике царя появились скупые строчки:

«Гулял с Марусей и Колей в Летнем саду... — выстрелили из пистолета, мимо... Убийцу схвати­ли... Общее участие. Я домой — в Казанский собор. Ура — вся гвар­дия в белом зале — имя Осип Ко­миссаров».

После этого покушения по-



Император Александр II.

пытки убить царя следовали одна за другим. Революционеры уст­роили настоящую охоту за ним, и иарь не мог не понимать, что рано или поздно все это закончится его гибелью. Едва успели стихнуть вы­стрелы на площади, как раздался взрыв на железной дороге. Цар­ский поезд проехал всего на не­сколько минут раньше роковой минуты, и Александр в очередной раз получил отсрочку приговора. Следующий взрыв прогремел уже в самом дворце. В половине седь­мого вечера, когда царь, чуть за­державшись, направлялся в столо­вую, дворец содрогнулся, свет погас, грохот и едкий дым запол­нили коридоры. Революционеры взорвали чуть ли не сотню кило­граммов динамита, но император и в этот раз уцелел. .

Живя в постоянном напряже-



Д. В. Каракозов. Фотография. 1860-е годы.

нии, в состоянии ожидания гибе­ли, царь стал меняться." До начала охоты на него Александр II был достаточно смелым и хладнокров­ным человеком — он один ходил на медведя с рогатиной, но со вре­менем нервы у него стали сдавать. Беспрерывно пребывая в ожида­нии покушения, царь выстрелил как-то даже в своего адъютанта только потому, что его помощник сделал резкое движение, а Алек­сандру показалось, что тот хочет его убить. По свидетельству близ­ких ЛЮДеЙ, напряжение, В КОТО-

Покушение на Александра II.

Взрыв снаряда на Екатерининском канале

1 марта 1881 года.



ром пребывал царь, ожидая оче­редного покушения, время от вре­мени разрешалось бурным пото­ком слез.

Первого марта 1881 года в Алек­сандра II была брошена очередная бомба. Нескольких человек разнес­ло в клочья, но император в кото­рый раз остался жив. Покушавше­гося схватили, и царь решил взгля­нуть на того, кто желал его смерти. Император полагал, что все уже позади и поблагодарил Господа за спасение. Но террорист бросил за­гадочную реплику: «Не рано ли благодарить?» Через несколько се­кунд в царя полетела вторая бом­ба, брошенная Игнатием Грине-вицким. Судьба все-таки постави­ла точку в этой истории. Царь умирал в луже крови, а рядом, по­верженный тем же взрывом, тоже в крови, лежал цареубийца.

Если «спуститься» из мира ко­ронованных особ немного «ниже», можно отметить, что свойство че­ловека смело смотреть в глаза



И. Гриневицкий — убийца Александра 11.

опасности высоко ценилось в сре­де английских аристократов и вос­питывалось ими с детства. Истин­ный английский джентльмен дол­жен был спокойно смотреть в глаза гибели и даже намеком не просить пощады у судьбы. В пол­ной мере эти человеческие качест­ва проявились во время трагичес­кой гибели «Титаника», явившей миру образцы истинной твердости духа. Вот что пишет Уолтер Лорд в своей документальной книге «Пос­ледняя ночь «Титаника»:

«Бенджамин Гуггенхейм пере­дал несколько менее скупое по­слание: «Если со мной что-нибудь случится, передайте моей жене, что до конца старался исполнить свой долг». Он был воистину не­подражаем. Исчез свитер, кото­рый стюард Этчес заставил его на­деть, исчез также и спасательный нагрудник. Теперь миллионер и его камердинер стояли в велико­лепных вечерних костюмах.

— Мы облачились в наши луч­шие одежды, — объяснил Гугген­хейм, — и приготовились умереть, как подобает джентльменам».

Л. Скрябин в книге, посвящен­ной знаменитым морским катас­трофам, приводит показания аме­риканки мисс Маргариты Хейс из Нью-Йорка, которая рассказыва­ла о подробностях происходящего на «Титанике», и, в частности, как вел себя один из богатейших лю­дей планеты того времени, облада­тель стапятидесяти миллионов долларов Джон Джекоб Астор.

«Полковник Астор обнял за талию свою жену и помог ей сесть

в шлюпку. Других женщин, кото­рые должны были сесть в эту шлюпку, не было, и офицер ко­рабля предложил Астору сесть в эту шлюпку вместе с женой. Пол­ковник беспокоился за жену, ко­торая была на восьмом месяце бе­ременности. Он посмотрел на па­лубу, нет ли желающих сесть в шлюпку женщин, и занял место. Шлюпку вот-вот должны были спустить на воду, когда из прохода показалась бежавшая женщина. Подняв руку, полковник остано­вил спуск шлюпки, вышел из нее, помог женщине сесть на его мес­то. Жена Астора вскрикнула и хо­тела выйти из шлюпки с мужем, но он обнял ее и, нежно похлопав по спине, что-то тихо сказал ей. Когда спускали шлюпку, я слыша­ла, как он произнес: «Дамы всегда должны быть первыми». Многие видели, как Астор улыбался и ма­хал рукой своей жене, когда шлюп­ка была уже на воде».

В обыденном сознании счита­ется, что существуют профессии для робких натур (например, бух­галтеры или учителя) и профессии для героев. К последним относили летчиков, космонавтов или моря­ков, где чуть ли не каждый — от­чаянный смельчак. Про космонав­та, боявшегося центрифуги, мы уже писали, а теперь обратимся к летчикам. Оказывается, среди представителей этой отважной профессии тоже можно найти не только храбрых людей, но и тех, кого пугает опасность. И дело здесь не в силе воли или твердости

характера (что определяется влия­нием окружающих и самовоспита­нием), а скорее в типе высшей нервной деятельности, которая относится к врожденным качест­вам. Вот какую интересную исто­рию рассказал бывший летчик ,М. Галлай в книге воспоминаний «Испытано в небе»:

«А в полете весящий десятки тонн корабль сорвался в неуправ­ляемое, бессистемное падение, в котором было что-то и от штопо­ра, и от волнового кризиса, и во­обще черт знает от чего!

Командир корабля летчик М. не смог восстановить управление и, оценив положение как безвы­ходное, торопливо скомандовал:

— Экипажу покидать самолет! Немедленно катапультироваться!

И тут же выстрелил в воздух сам. Но катапульта не была рас­считана на использование в таком режиме. Ни командир корабля, ни члены экипажа, выполнившие его команду, не спаслись...

...А Казаков? Казаков не терял хладнокровия. То ли он почувст­вовал, что этот ералаш как-то свя­зан с волновым кризисом и в ниж­них, более плотных слоях атмо­сферы до/гжен прекратиться сам собой, то ли просто решил, что за­пас высоты еще велик и нет смыс­ла катапультироваться на восьми километрах, когда это не поздно будет сделать и на трех.

Так или иначе, он остался на месте, удержал — чуть ли не за «шкирку» тех членов экипажа, ко­торые еще не успели покинуть ма­шину, и продолжал упорные, ме-

тодичные попытки вывести ее в нормальное положение.

И — вот она, награда за хлад­нокровие и упорство — самолет в конце концов послушался. Неда­ром говорят, что летчик, исполь­зовавший в трудном положении девяносто девять шансов из ста, не может считать, что сделал все.

Есть еще сотый шанс!

И тут-то у меня в памяти всплыла фронтовая землянка, в которой два десятка людей ждали вылета навстречу вражеским ис­требителям, многослойному зе­нитному огню, навстречу возмож­ной смерти.

Повторяю, что никто из этих людей не остался таким, каким был до объявления боевого прика­за. Но по характеру видимых из­менений можно было разделить всех присутствовавших в землянке на две четко отличающиеся друг от друга группы.

У одних голоса стали громче. Ихлица порозовели. Им не сиде­лось на месте. Они то вскакивали, то вновь садились, то принима­лись без явной к тому необходи­мости перекладывать снаряжение в своих планшетах. Их нервная система пришла в возбуждение, активизировалась. Конечно, это было волнение, вызванное созна­нием предстоящей опасности. Но волнение смелых людей. То самое волнение, благодаря которому они в бою — это было неоднократно проверено — действовали энер­гично, активно, вовремя замечали все изменения в скоротечной об-

становке воздушных сражений и принимали в соответствии с этим разумные, правильные решения. В результате такие люди считались (да и были в действительности) храбрецами, и успех в бою всегда сопутствовал им. f

Но были среди присутствовав­ших и другие. Побледнели. Углу­бились в себя. Им не хотелось не только разговаривать, но даже вслу­шиваться в разговоры окружаю­щих: чтобы привлечь их внима­ние, приходилось иногда по не­скольку раз окликать их по имени. Нервная система этой категории людей тоже реагировала на пред­стоящую опасность, но реагирова­ла по-своему: торможением, сни­жением активности. Конечно, до­биваться успеха в бою и тем более прослыть смельчаком в подобном состоянии было трудно».

Подобное умозаключение быв­шего летчика, явно воспитанного на идеях И. Павлова, является не­сколько упрощенным. Разница между «неустрашимыми» и «роб­кими» летчиками состоит не толь­ко в степени торможения или воз­буждения нервной системы, а скорее в типе генетически опреде­ляемой программы, которую вклю­чает лимбическая система, отве­чающая у нас за эмоции. Если в ответ на раздражитель она способ­ствует выбросу норадреналина, то человек в моменты опасности ис­пытывает чувство возбуждения, готовности к борьбе, то, что опре­деляется термином «спортивная злость». Если же при сигнале опас-

ности в крови преобладает адрена­лин, такие люди будут демонстри­ровать все признаки страха.

Подводя итог дискуссии о храб­рости, как личностном качестве, следует отметить, что в жизни до­вольно редко встречаются чистые типы «храбрецов» и «трусов». Ча­ще всего в разных ситуациях чело­век может проявлять себя и сме­лым, и робким — конечный итог поведения зависит от массы как внешних, так и внутренних при­чин. Более того, некоторые психо­логи считают, что внутри каждого человека имеется множество «час­тей» личности, зачастую конфлик­тующих между собой, причем в разные моменты жизни поведение человека может определять то одна, то другая часть. В нейролингвис-тическом программировании су­ществует даже специальная техни­ка ~- «интеграции конфликтующих частей», которая должна помочь «спорящим» частям прийти к ра­зумному компромиссу. У Вадима Шефнера есть прекрасная баллада по этому поводу:

Нас двое — я и я. Один из нас умрет, Когда настанет день и час его пробьет; Уйдет в небытие, растает словно дым, Растает — и навек расстанется с другим.

Пускай твердит ханжа: «Враждебны дух

и плоть». Здесь дьявол ни при чем и ни при чем

Господь. Не с телом — сам с собой в борьбу

вступает дух. Когда в самом себе он разделен на двух.

Жизнь, словно прочный бриг,

по хлябям, по волнам Несла обоих нас, не изменяя нам, — Но в штормовые дни один крутил

штурвал,

Другой, забравшись в трюм, молился

и блевал.

Умрет лукавый раб, умрет трусливый

пес —

Останется другой, который службу нес. Бессмертен и крылат останется другой На вечный праздник дней, на вечный суд людской.

5.2. ОТЧАЯННАЯ ХРАБРОСТЬ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ПОРЫВА

Но поручик уже почувст­вовал бранный задор, все пош­ло кругом в голове его, перед ним носится Суворов, он ле­зет на великое дело. «Ребята, вперед!» — кричит он, поры­ваясь, не помышляя, что вре­дит уже обдуманному плану общего приступа, что миллио­ны ружейных дул выставились в амбразуры неприступных. уходящих за облака крепост­ных стен, что взлетит, как пух, на воздух его бессильный взвод и что уже свищет роко­вая пуля, готовясь захлопнуть его крикливую