* книга первая. Смок беллью часть первая. Вкус мяса *

Вид материала

Книга

Подобный материал:

• Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
• Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
• Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
• Содержание вступление часть первая дзэн и Япония глава первая дзэнский опыт и духовная, 12957.71kb.
• Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 1589.66kb.
• Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 5106.96kb.
• * книга первая глава первая, 3492.97kb.
• Аристотель Физика книга первая глава первая, 2534kb.
• И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
• Аристотель. Физика книга первая (А) глава первая, 2475.92kb.

5

- Сколько нарт впереди? - спросил Смок, сменяя на первой остановке

своих утомленных гудзоновцев и вскакивая на поджидавшие его новые нарты.

- Одиннадцать! - крикнул ему вслед человек, стороживший собак.

Эта упряжка должна была сделать пятнадцать миль и довезти его до

устья Белой реки. Это была самая слабая его упряжка, хотя в нее входило

девять собак. Двадцать пять миль, загроможденных торосами, между Белой

рекой и Шестидесятой Милей, он разбил на два перегона и поставил на них

две свои лучшие упряжки.

Смок лежал на нартах ничком, вытянувшись во всю длину, и держался

обеими руками. Едва собаки замедляли бег, он вскакивал на колени и,

оглушительно крича, хлестал их бичом. Как ни слаба была эта упряжка, он

все же обогнал на ней двух соперников. Вот наконец и Белая. Здесь во время

ледостава торосы образовали барьер, отгородивший полынью длиной в целую

милю; теперь полынья замерзла и была покрыта гладким льдом. Эта ровная

поверхность давала возможность состязающимся менять собак на ходу, и здесь

вдоль всего пути стояли наготове свежие собачьи подставы.

Миновав барьер и выскочив на гладкий лед, Смок полетел во весь опор и

громко крикнул:

- Билли! Билли!

Билли услышал и отозвался, и при свете многочисленных костров на льду

Смок увидел нарты, которые вынырнули откуда-то сбоку и понеслись за ним

вдогонку. Собаки были свежие и догнали его. Когда нарты с ним поравнялись,

Смок перепрыгнул в них, а Билли перепрыгнул в его нарты и отъехал прочь.

- Где Толстяк Олаф? - закричал Смок.

- Первым идет! - ответил Билли, и костры остались позади, а Смок

снова мчался сквозь стену непроглядного мрака.

На этом трудном перегоне, среди хаоса торчащих кверху торосов, Смок,

соскочив с нарт и тщательно управляя своим вожаком, обогнал еще троих

соперников. Здесь, в темноте, среди льдин, то и дело происходили

катастрофы, и Смок слышал, как обрезали постромки с погибших собак и

чинили упряжь.

На следующем перегоне, коротком, но, пожалуй, самом трудном, ведущем

к Шестидесятой Миле, он обогнал еще двоих. И словно для того, чтобы ему

понятна стала их судьба, одна из его собак вывихнула себе плечо и

запуталась в сбруе. Передовые собаки, озлобленные такой неудачей,

бросились на пострадавшую товарку, и Смоку пришлось пустить в ход тяжелую

рукоять своего бича.

В то время как Смок удалял из упряжки раненую собаку, он услышал за

собой собачий лай и человеческий голос, который показался ему знакомым.

Это был Шредер. Смок закричал, чтобы предотвратить столкновение. Барон,

гикнув на своих собак и налегая на поворотный шест, объехал Смока на

расстоянии двенадцати футов. Было так темно, что Смок, слыша его окрик над

самым ухом, ничего не мог разглядеть.

Близ фактории на Шестидесятой Миле, на ровном льду, Смок обогнал еще

две упряжки. Здесь все только что переменили собак и поэтому ехали почти

рядом, стоя в нартах на коленях, размахивая бичами и крича на обезумевших

псов. Но Смок хорошо изучил этот участок пути и знал, что сейчас возле вон

той сосны, озаренной кострами, дорога круто повернет и превратится в узкую

тропу. Дальше нарты смогут ехать только гуськом.

Нагнувшись вперед, Смок ухватился за веревку и подтянул нарты к

своему кореннику. Потом поймал его за задние лапы и опрокинул на спину.

Собака, рыча от бешенства, пыталась вонзить в него клыки, но остальные

собаки уволокли ее за собой. Ее тело сыграло роль тормоза, и две другие

упряжки, шедшие со Смоком наравне, обогнав его, ринулись в темноту узкого

прохода.

Впереди раздался грохот. Это столкнулись две упряжки. Смок выпустил

из рук лапы коренника, бросился к шесту, круто повернул и погнал собак

прямо через непримятый снег. Это было убийственно трудно, псы увязали в

снегу по уши, но зато ему удалось вырваться на укатанную дорогу, оставив

позади две пары столкнувшихся нарт.

6

Перегон после Шестидесятой Мили имел всего пятнадцать миль, и Смок

оставил для него неважную упряжку. Лучших псов он приберег для двух

последних перегонов. Они домчат его до конторы инспектора в Доусоне. Сам

Ситка Чарли поджидал Смока со своими восемью мейлемьтами, которые должны

были перебросить его на двадцать миль вперед. А для финиша - пробег в

пятнадцать миль - он назначил свою собственную упряжку, ту самую, на

которой он добрался до Нежданного озера.

На этом перегоне ему не удалось перегнать ни одной из трех упряжек,

что шли впереди. Но и те гонщики, нарты которых сбились в кучу у

Шестидесятой Мили, не догнали его. Собаки весело и дружно бежали вперед,

подчиняясь малейшему окрику, и управлять ими было легко. Смок лежал

ничком, крепко держась за передок. То полный мрак окружал его, то

вспыхивал свет костров, возле которых грелись собаки и закутанные в меха

люди поджидали своих хозяев. Он покрывал милю за милей, не слыша ничего,

кроме однообразного визга нарт. Нарты то кренились набок, то подскакивали

в воздух, налетев на ледяной бугор, то раскатывались на поворотах, но

Смока не так-то легко было вытряхнуть в снег. Привычка позволяла ему

держаться в нартах без всякого усилия воли, почти машинально.

По временам он забывался, и три лица вставали тогда перед ним без

всякой видимой связи: лицо Джой Гастелл, смеющееся и отважное, лицо

Малыша, осунувшееся и постаревшее во время гонки по ручью Моно, и лицо

Джона Беллью, суровое и непреклонное, как бы выкованное из стали.

Ему хотелось петь и кричать, когда он вспомнил редакцию "Волны",

серию рассказов, которую ему так и не удалось окончить, и всю прочую

канитель своей прежней бессмысленной жизни.

Уже забрезжил рассвет, когда он сменил утомленных собак на восьмерку

свежих мейлемьтов. Эти легконогие выносливые псы могли бежать быстрее

тяжеловесных гудзоновцев и были неутомимы, как настоящие волки. Ситка

Чарли назвал Смоку всех его конкурентов, шедших впереди. Первым несся

Толстяк Олаф, вторым Аризона Билл и третьим фон Шредер. Это были три

лучших гонщика страны. Еще до отъезда Смока весь Доусон держал на них

пари, называя их именно в этом порядке. Они оспаривали друг у друга

миллион, а поставленные на них суммы в целом достигали полумиллиона. Но ни

один человек не поставил на Смока. Несмотря на свои всем известные

подвиги, он все еще считался чечако, которому предстоит учиться и учиться.

Когда совсем рассвело, Смок заметил перед собой нарты, и через

полчаса нагнал их. Ездок оглянулся и Смок поздоровался с ним. Это был

Аризона Билл. Очевидно фон Шредер опередил его. Дорога была так узка, что

целых полчаса Смок не мог обскакать его и мчался за ним следом. Но

наконец, обогнув огромную ледяную глыбу, они выехали на широкую гладкую

дорогу, где стояло много собачьих подстав и снег был хорошо утоптан. Смок

вскочил на колени, взмахнул бичом, закричал на собак и полетел рядом с

Аризоной Биллом. Тут только он заметил, что правая рука соперника

безжизненно повисла и тот вынужден править левой рукой. Это было страшно

неудобно, - бедный Билл не мог держаться левой рукой, и все же ему

приходилось бросать бич и хвататься за передок нарт, чтобы не вылететь из

них. Смок вспомнил драку на участке номер три и все понял. Прав был Малыш,

советуя ему избегать потасовок.

- Что случилось? - спросил Смок, обгоняя Билла.

- Не знаю. Должно быть, мне вывихнули плечо в драке.

Он отставал медленно, но все же в конце концов отстал на целых

полмили. Перед Смоком, почти рядом, шли Толстяк Олаф и фон Шредер. Снова

Смок поднялся на колени и выжал из своих замученных собак такую скорость,

какую способен выжать только человек, обладающий чутьем настоящего

собачьего погонщика. Он подъехал вплотную к задку нарт фон Шредера, и в

таком порядке три упряжки выехали на просторную гладь перед торосами, где

их ждали люди и свежие собаки. До Доусона оставалось всего пятнадцать

миль.

Фон Шредер, разбивший весь путь на десятимильные перегоны, должен был

сменить собак через пять миль. Он продолжал гнать своих псов полным ходом.

Толстяк Олаф и Смок на лету сменили свои упряжки, и крепкие свежие псы

живо догнали ушедшего было вперед барона. Впереди мчался Толстяк Олаф, за

ним по узкому следу несся Смок.

- Хорошо, но бывает лучше, - перефразировал Смок выражение Спенсера.

Фон Шредера, теперь отставшего, он не боялся, но впереди шел лучший

гонщик страны. Перегнать его казалось невозможным. Много раз Смок

заставлял своего вожака сворачивать, чтобы объехать Олафа, но тот

неизменно загораживал ему дорогу и уходил вперед. Впрочем, Смок не терял

надежды. Никто не проиграл, пока никто не выиграл; впереди еще пятнадцать

миль, и мало ли что может случиться.

И действительно, в трех милях от Доусона кое-что случилось. К

удивлению Смока, Толстяк Олаф вдруг вскочил на ноги и, отчаянно ругаясь,

принялся бешено стегать своих собак. К такому крайнему средству можно

прибегать в ста ярдах от финиша, но не в трех милях. Что за беспощадное

избиение! Это значит губить собак, подумал Смок. Его собственная упряжка

полностью оправдала его надежды. На всем Юконе не было собак, которых

заставляли бы больше работать, и тем не менее они находились в отличном

состоянии. А все благодаря тому, что Смок был неразлучен со своими

собаками, ел и спал с ними, знал характер каждого пса в отдельности, умел

воздействовать на их разум и заставлял охотно служить себе.

Они проскочили через небольшой торос и снова понеслись по гладкой

поверхности. Толстяк Олаф был всего в каких-нибудь пятидесяти футах

впереди. Вдруг сбоку выскочили какие-то нарты. Смок все понял. Толстяк

Олаф приготовил себе упряжку на смену перед самым Доусоном. Он гнал своих

собак для того, чтобы не дать Смоку опередить себя во время смены упряжек.

Эта свежая подстава перед самым домом была неожиданностью для всех,

сюрпризом, который он тщательно подготовил и держал в строжайшей тайне.

Даже большинство его помощников ничего не знало о ней.

Смок бешено погнал свою свору, и ему удалось покрыть те пятьдесят

футов, которые отделяли его от соперника. Теперь его вожак поравнялся с

коренником Олафа. По другую сторону неслись нарты, предназначенные для

смены. При такой сумасшедшей скорости Толстяк Олаф не решался перескочить

на ходу. Если он промахнется и упадет, Смок выиграет состязание.

Толстяк Олаф все еще держался впереди, с необычайным искусством

управляя собаками. Но головной пес Смока по-прежнему бежал рядом с его

коренником.

Полмили все трое нарт мчались рядом. И только когда ровная дорога

подходила к концу, Толстяк Олаф решился наконец на прыжок. Улучив минуту,

когда несущиеся нарты почти сомкнулись, он прыгнул, мгновенно опустился на

колени, взмахнул бичом, гикнул и погнал свою свежую упряжку. Дальше дорога

была так узка, что Смок на время принужден был отказаться от попыток

обогнать своего соперника. Но расстояние между ними было не больше одного

ярда.

"Человек не побежден, пока его не победят", - говорил себе Смок. Как

Толстяк Олаф ни гнал собак, он не мог оторваться от своего преследователя.

Ни одна из тех упряжек, которые мчали Смока этой ночью, не могла бы

выдержать такой убийственной гонки и соперничать со свежими собаками - ни

одна, кроме его собственной. Но и эти выдерживали гонку с трудом, и,

огибая утес возле Клондайк-сити, Смок чувствовал, что они выбиваются из

последних сил. Мало-помалу они стали отставать и Толстяк Олаф фут за футом

уходил вперед, пока не оторвался от Смока на целых двадцать ярдов.

Жители Клондайк-сити, вышедшие на лед, восторженно кричали. Здесь

Клондайк впадал в Юкон, а в полумиле дальше, на северном берегу, стоял

Доусон. Снова раздались бешеные крики, и вдруг Смок, скосив глаза, увидел

подъезжающие к нему нарты. Он сразу узнал запряженных в них собак. Это

были псы Джой Гастелл. И сама Джой Гастелл погоняла их. Капюшон ее

беличьей парки был откинут, и овал ее лица выделялся, словно камея, на

фоне темной массы волос. Она скинула рукавицы и в одной руке держала бич,

а другой ухватилась за нарты.

- Прыгайте! - крикнула она Смоку, когда их нарты поравнялись. Смок

прыгнул и очутился позади нее. От тяжести его тела нарты накренились, но

девушка удержалась на коленях.

- Гей, гей, поддай! Живо! - кричала она, и собаки завыли, изо всех

сил стремясь перегнать Толстяка Олафа.

И когда ее вожак поравнялся с нартами Толстяка Олафа и ярд за ярдом

стал выдвигаться вперед, огромная толпа народа на доусонском берегу

окончательно обезумела. Толпа и в самом деле была огромная, потому что все

золотоискатели на своих речонках побросали кирки и явились сюда, чтобы

посмотреть на исход состязания. Конец пробега в сто десять миль -

достаточная причина для любых безумств.

- Как только вы его перегоните, я соскочу с нарт! - крикнула Джой

через плечо.

Смок попытался протестовать, но безуспешно.

- Не забудьте, что на береговом откосе крутой поворот, - предупредила

она.

Обе упряжки бежали рядом. В продолжение минуты Толстяку Олафу с

помощью бича и криков удавалось удерживать равновесие. Но вот вожак Джой

стал выбираться вперед.

- Возьмите бич, - крикнула девушка, - я сейчас спрыгну!

Он уже протянул руку, чтобы взять бич, как вдруг услышал

предостерегающий окрик Толстяка Олафа. Но было уже поздно. Передовой пес

Олафа, разъяренный тем, что его обгоняют, кинулся в атаку. Он вонзил клыки

в бок вожака Джой. Все собаки соперничающих свор вцепились в глотки друг

дружке. Нарты наехали на дерущихся собак и опрокинулись. Смок вскочил на

ноги и стал поднимать Джой. Но она оттолкнула его, крикнув: - Бегите!

Толстяк Олаф, не теряя надежды на победу, успел убежать футов на

пятьдесят вперед. Смок догнал его уже на берегу Доусона. Но на подъеме

Толстяк Олаф собрал все свои силы и опять ушел футов на двенадцать вперед.

До конторы инспектора оставалось пять кварталов. Улица была полна

зрителей. Все высыпали на улицу, как на парад. Смоку нелегко было догнать

своего рослого соперника, но все же он в конце концов догнал его. Но

перегнать не мог. Бок о бок бежали они по узкому проходу в толпе одетых в

меха, кричащих людей. То Смок, то Олаф судорожным прыжком выдвигался

вперед на какой-нибудь дюйм лишь для того, чтобы сейчас же потерять его.

Если раньше они загоняли до полусмерти своих собак, то теперь они

загоняли самих себя. Но ведь их ждал миллион и величайшие почести, какие

только возможны в стране Юкона. "Откуда на Клондайке столько народу?" -

думал Смок. Это было единственное впечатление от внешнего мира, доходившее

до его сознания. Он впервые видел все население края сразу.

Смок снова начал отставать. Сердце его разрывалось, ног он не

чувствовал и, казалось, продолжал бежать помимо своей воли. И помимо своей

воли он ценой невероятного усилия опять оказался рядом со своим огромным

соперником.

Вот уже и открытая дверь заявочной конторы. Оба сделали последнюю

напрасную попытку опередить друг друга. Бок о бок они ввалились в дверь,

столкнулись и рухнули на пол конторы.

Им помогли сесть, но встать они были не в силах. Толстяк Олаф

задыхался, обливался потом, махал руками и тщетно пытался что-то сказать.

Затем он протянул руку, Смок взял ее, и они обменялись крепким

рукопожатием.

- Вот это гонка! - как сквозь сон, услышал Смок голос инспектора,

показавшийся ему далеким и слабым. - Вы оба выиграли. Вам придется делить

между собой заявку. Вы - компаньоны.

Их руки поднялись вверх, потом опустились - в знак того, что это

решение утверждено. Толстяк Олаф качал головой, задыхаясь. Наконец ему

удалось заговорить.

- Проклятый вы чечако! - выговорил он, но выговорил с восхищением в

голосе. - Как это вам удалось - не знаю, но вам удалось!

Контора была переполнена, за дверьми на улице шумела толпа. Смок и

Толстяк Олаф помогли друг другу подняться. Ноги едва держали Смока, он

шатался, как пьяный. Толстяк Олаф, спотыкаясь, шагнул к нему.

- Мне ужасно досадно, что мои собаки напали на ваших!

- Что с ними поделаешь! - ответил Смок. - Я слышал, как вы кричали на

них.

- Скажите, - сверкая глазами, вдруг сказал Толстяк Олаф, - ведь эта

девушка - дьявольски славная девушка, а?

- Да, дьявольски славная девушка, - согласился Смок.