* книга первая. Смок беллью часть первая. Вкус мяса *

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   49

3




Смок ехал к ручью Моно не торопясь. Он боялся утомить своих собак до

главной гонки. Он изучал тропу и отмечал места, где ему придется менять

собак. В этом состязании приняло участие столько людей, что все

пространство в сто десять миль было похоже на один сплошной поселок. По

всему пути были расставлены собачьи подставы для смены упряжек. Фон

Шредер, принявший участие в состязании исключительно из спортивных видов,

имел одиннадцать упряжек, то есть мог менять собак каждые десять миль.

Аризона Билл удовлетворился восемью упряжками. У Толстяка Олафа было семь

упряжек - столько же, сколько у Смока. Кроме них, в состязании принимало

участие свыше сорока человек. Гонки с призом в миллион долларов даже на

золотоносном Севере случаются не каждый день. Цены на собак удвоились и

даже учетверились.

Участок номер три ниже "Находки" находился в десяти милях от устья

Моно. Остальные сто миль надо было проехать по ледяной груди Юкона. На

третьем номере было пятьдесят палаток и триста собак. Заявочные столбы,

поставленные Сайрусом Джонсоном два месяца назад, все еще стояли на своих

местах, и каждый участник состязания десятки раз обходил участок номер

три. Дело в том, что скачке на собаках предшествовала скачка с

препятствиями - пешком. Ведь каждый должен был поставить сам свои

заявочные столбы - два центральных и четыре боковых. Для этого надо было

дважды пересечь речку и только тогда уже можно было гнать своих собак в

Доусон.

Было постановлено, что участок откроется для новой заявки ровно в

двенадцать часов ночи, в пятницу. До тех пор никто не имел права ставить

столбы. Таково было распоряжение комиссара, и, чтобы оно выполнялось,

капитан Консадайн отрядил сюда отряд конной полиции. Возникла дискуссия,

правильны ли часы у полиции, и капитан Консадайн во избежание споров

решил, что время должен установить по своим часам лейтенант Поллок.

Тропа вдоль Моно имела неполных два фута ширины и напоминала желоб,

так как по обеим сторонам ее возвышались сугробы. Всех озадачивал вопрос,

как по такому узкому пути смогут проехать сорок нарт и триста собак.

- Ну, и давка же будет, - говорил Малыш. - Тебе, Смок, придется

пробиваться силой. Если бы вся поверхность речки была как каток, и то на

ней не разъехались бы и десять упряжек. Все смешается в одну непролазную

кучу прежде, чем тронутся в путь. Если кто-нибудь загородит тебе дорогу,

дай мне расправиться с ним.

Смок пожал плечами и уклончиво улыбнулся.

- Ты не должен заниматься такими пустяками! - встревоженно закричал

Малыш. - Ведь нельзя же с больной рукой погонять собак сто миль, а ты

непременно повредишь сустав, если вздумаешь разбить кому-нибудь морду.

Смок кивнул головой.

- Ты прав, Малыш, я не имею права рисковать.

- Первые десять миль собак буду гнать я, - продолжал Малыш. - А ты в

это время постарайся сохранять полное спокойствие. Я довезу тебя до Юкона.

А дальше собак будешь гнать ты сам. Знаешь, что придумал Шредер? Он

поставил свою первую упряжку за четверть мили вниз по ручью и узнает ее по

зеленому фонарю. Мы устроимся не хуже его. Но только во всех случаях я

сторонник красного цвета.


4




День был ясный и морозный, но к вечеру небо заволокли облака, и ночь

пришла темная и теплая. Ждали близкого снегопада. Термометр показывал

пятнадцать градусов ниже нуля, а для Клондайка зимой это очень тепло.

За несколько минут до полуночи Смок оставил Малыша с собаками в

пятистах ярдах вниз по ручью и присоединился к золотоискателям,

столпившимся на участке номер три. У старта собралось сорок пять человек,

жаждущих получить миллион, который Сайрус Джонсон оставил в промерзшей

земле. Каждый золотоискатель, одетый в просторную парку из грубого тика,

тащил на себе шесть кольев и большой деревянный молоток.

Лейтенант Поллок, сидевший возле костра в широкой медвежьей дохе,

смотрел на часы. До полуночи оставалась одна минута.

- Готовьтесь! - сказал он, поднимая в правой руке револьвер, а в

левой часы.

Сорок пять капюшонов было откинуто назад, сорок пять пар рукавиц было

снято, сорок пять пар ног, обутых в мокасины, уперлось в утоптанный снег.

Сорок пять кольев опустились в снег, и сорок пять молотков взвилось в

воздух.

Раздался выстрел, и молотки ударили. Сайрус Джонсон потерял свои

права на миллион. Во избежание давки лейтенант Поллок распорядился, чтобы

первым забивался нижний центральный столб, вторым - юго-восточный, затем

остальные три угловые столба и, наконец, верхний центральный.

Смок вбил свой кол и в числе первого десятка двинулся дальше. По

углам участка горели костры, возле костров стояли полисмены. У полисменов

были списки участников состязания, и они вычеркивали имена тех, кто

пробегал мимо. Каждый должен был назвать свою фамилию и показаться

полисмену. Это было устроено для того, чтобы избежать подставных лиц,

которые могли вбивать столбы, в то время как настоящий хозяин уже мчался

вниз по реке на регистрацию.

В первом углу Смок и фон Шредер поставили свои столбы в одно время.

Пока они стучали молотками, их окружила толпа переругивающихся людей.

Пробившись сквозь толчею и назвав полисмену свое имя, Смок увидел, как

барон столкнулся с кем-то и, сбитый с ног, полетел в сугроб. Но Смок не

стал ждать. Впереди него были еще и другие. При свете костра он увидел

перед собой широкую спину Толстяка Олафа. На юго-западном углу он и

Толстяк Олаф вбили свои колья рядом.

Не легка была эта предварительная гонка с препятствиями. Участок в

милю длиной был усеян покрытыми снегом кочками. Все спотыкались и падали.

Смок тоже несколько раз скатывался вниз на четвереньках. Толстяк Олаф

растянулся прямо перед ним и сбил его с ног.

Верхний центральный столб нужно было поставить на откосе

противоположного берега; люди спустились с откоса, перебежали через речку

по льду и начали взбираться на противоположный откос. Смок взбирался на

крутой берег, когда вдруг чья-то рука схватила его за ногу и потащила

вниз. Смок не мог разобрать при мигающем свете отдаленного костра, кто

сыграл над ним эту шутку. Но, к несчастью для себя, мошенник попробовал

проделать то же самое с Аризоной Биллом. Аризона встал и изо всей силы

ударил его кулаком по лицу. Смок попробовал подняться, но вдруг тоже

получил удар по лицу и едва не лишился сознания. Ему все же удалось встать

на ноги. Он уже приготовился было нанести ответный удар, но вспомнил

советы Малыша и удержался. Тут чье-то тело, как метательный снаряд,

ударило его по ногам, и он снова покатился вниз.

Все это было словно прелюдией к тому, что потом творилось возле нарт.

Люди скатывались с откоса и смешивались в кучу. Они старались

вскарабкаться на противоположный откос, но нетерпеливые соперники

стаскивали вниз. Удары сыпались направо и налево, в воздухе стон стоял от

ругани. Смок, вспоминая лицо Джой Гастелл, думал только о том, чтобы

дерущиеся не вздумали пустить в ход деревянные молотки. Его несколько раз

сбивали с ног, несколько раз он терял и снова находил свои колья. Наконец

он выкарабкался из гущи человеческих тел и стал подниматься на берег

подальше в сторонке. Многие конкуренты успели опередить его, и Смок

поздравлял себя с тем, что в этой гонке на северо-западный угол участка он

может укрыться за чьими-то спинами.

По дороге к четвертому углу он снова упал и потерял свой последний

кол. Целых пять минут он искал его в темноте, и все время мимо него

пробегали запыхавшиеся люди. От последнего угла он начал и сам перегонять

людей, для которых такая гонка на расстоянии была не по силам.

У старта творилось нечто невообразимое. Нарты переворачивались,

собаки бросались друг на дружку. Среди псов суетились люди и колотили

сцепившихся животных дубинками. Увидев мельком это зрелище, Смок подумал,

что даже на гравюрах Доре он не встречал ничего подобного.

Выбравшись на укатанную тропу ниже этой свалки, Смок пошел быстрее.

Здесь на утоптанных стоянках по сторонам узкой тропы люди и нарты

поджидали отставших гонщиков. Внезапно сзади донесся шум полозьев и визг

собак, и Смок едва успел отскочить в глубокий снег. Нарты вихрем

пронеслись мимо, и Смок увидел в них человека, стоявшего на коленях и дико

кричавшего. Но уже через мгновение нарты эти остановились. Смок услышал

шум битвы. На одной из стоянок разъяренные псы, почуяв пробегавших мимо

собак, вырвались из рук погонщика и набросились на них.

Смок осторожно обошел сцепившихся псов. Он увидел зеленый фонарь фон

Шредера и рядом красный огонек своей собственной упряжки. Двое погонщиков

с короткими дубинками охраняли собак Шредера.

- Смок, сюда! - услышал он еще издали встревоженный голос Малыша.

- Иду! - закричал он.

При свете красного фонаря он увидел, что снег вокруг нарт смят и

утоптан, а по тяжелому дыханию товарища понял, что здесь была драка. Он

бросился к нартам и с разбега вскочил в них. Малыш поднял бич.

- Вперед, черти, вперед! - завыл он.

Собаки налегли на грудные ремни и вынесли нарты на дорогу. Это были

крупные звери - Гансонова премированная упряжка гудзоновцев, - и Смок

назначил их для первого перегона: десять миль от речки до Юкона, трудный

пробег по голому льду возле устья и десять миль вниз по Юкону.

- Сколько человек впереди нас? - спросил Смок.

- Закрой рот и береги дыхание! - Ответил Малыш. - Эй вы, зверюги!

Вперед! Вперед!

Он бежал за нартами, держась за короткую веревку. Смок не мог видеть

его, как не мог видеть и нарт, в которых лежал, вытянувшись во весь рост.

Огни остались позади, и они мчались сквозь стену непроглядного мрака со

всей скоростью, на какую собаки были способны. Этот мрак был какой-то

обволакивающий; он казался плотным, почти осязаемым.

Смок почувствовал, как нарты, делая невидимый поворот, наехали на

что-то и качнулись. Он услышал впереди ожесточенный лай и отчаянную брань.

Впоследствии это называли "свалкой Барнса - Слокума". Упряжки Барнса и

Слокума налетели одна на другую, и в эту кучу врезались сейчас семь

огромных псов Смока. Возбуждение этой ночи на Моно довело этих

полуприрученных волков до исступления. Клондайкских собак, которыми правят

без вожжей, останавливают обычно только окриком, и сейчас не было никакой

возможности прекратить побоище, завязавшееся на узкой дороге. А сзади

налетали все новые нарты, увеличивая свалку. На людей, которым уже почти

удалось распутать свои упряжки, катилась лавина новых собак, хорошо

накормленных, отдохнувших и рвавшихся в бой.

- Мы должны во что бы то ни стало прорваться вперед! - заревел Малыш

на ухо Смоку. - Береги руки и положись на меня.

Как они вырвались из этого водоворота, Смок почти не мог вспомнить.

Чей-то кулак двинул его по челюсти, чья-то дубина стукнула по плечу.

Собачий клык вонзился ему в ногу, и он почувствовал, как в мокасин стекает

теплая кровь. Оба рукава его парки были изодраны в клочья. Наконец шум

свалки оказался позади. Словно во сне, Смок помогал Малышу перепрячь

собак. Одна из собак издохла, они обрезали постромки и в темноте ощупью

починили поврежденную упряжь.

- А теперь, Смок, ложись на нарты и отдышись, - сказал Малыш.

И собаки во всю прыть понеслись в темноту, вниз по Моно, пересекли

широкую равнину и выбежали на Юкон. Здесь, при слиянии речонки с великой

рекой, у поворота на широкий санный путь, кто-то разжег костер, и у этого

костра Малыш расстался со Смоком. При свете костра, когда нарты понеслись,

увлекаемые мчащимися собаками, Смок запечатлел в своей памяти еще одну из

незабываемых картин Севера. Это был Малыш, который шел, качаясь,

проваливаясь в глубокий снег, и бодро давал свои последние наставления,

хотя один глаз у него почернел и закрылся, пальцы были разбиты, а из руки,

изодранной выше локтя собачьими клыками, лилась кровь.