Geum.ru

Stephen King "Stand"

Вид материалаДокументы

Содержание


Свободная зона боулдера
Подобный материал:
1   ...   53   54   55   56   57   58   59   60   ...   74
Часть людей даже сидела в проходах, а некоторые стояли сзади. Впервые за то

время, что он пробыл в Боулдере, весь день шел дождь. Мелкие капельки повисли в

воздухе, и даже сквозь шум, производимый шестьюстами людьми, можно было слышать

тихий шорох дождя. Внутри громче всего было слышно постоянное шуршание бумаги.

Люди разглядывали отпечатанные на мимеографе повестки дня, которые лежали на

двух карточных столиках, поставленных у самого входа.

Повестка дня гласила:

СВОБОДНАЯ ЗОНА БОУЛДЕРА

Повестка общего митинга

18 августа 1990 года

1. Зачтение и ратификация Конституции Соединенных Штатов Америки.

2. Зачтение и ратификация Билля о правах.

3. Избрание Постоянного Комитета из семи человек для управления Свободной

Зоной Боулдера.

4. Наделение правом вето Абагейл Фримантл по кругу вопросов, перечень которых

определят представители Свободной Зоны.

5. Создание Похоронного Комитета по крайней мере из двадцати человек для

захоронения жертв эпидемии супергриппа в Боулдере.

6. Создание Комитета по Энергетике по крайней мере из шестидесяти человек,

задачей которого будет возобновление подачи электроэнергии до холодов.

7. Создание Поискового Комитета по крайней мере из пятнадцати человек,

задачей которого будет определение местонахождения Абагейл Фримантл, если это

окажется возможным.

Стью прошел через сцену к кафедре, и его красный свитер и синие джинсы ярко

сияли в неровном свете ламп, работавших от генератора, установленного Бредом

Китченером и частью его команды. Где-то в центре зала раздались аплодисменты, и

Ларри цинично предположил, что они были организованы Гленом Бэйтменом. Но в

конце концов, это неважно. Первые жидкие хлопки переросли в громовую овацию.

Стью остановился у кафедры, и на лице у него появилось слегка удивленное

выражение. К аплодисментам присоединились крики одобрения и пронзительный свист.


Потом весь зал встал на ноги, и раздались крики: "Браво! Браво!" Стью поднял

руки вверх, но овация не только не прекратилась, но стала раза в два громче.

Ларри искоса глянул на Люси и увидел, что она неистово аплодирует. Взгляд ее был

обращен на Стью, а на губах ее блуждала зыбкая, но радостная улыбка. Она

плакала.

Бреду и Ральфу удалось подсоединить к генератору и микрофон. Стью попытался

заговорить, но голос его утонул в гуле непрекращающейся овации.

- Леди и джентльмены, не могли бы вы занять свои места...

Но они не могли. Грохот не прекращался. Ларри почувствовал боль в руках и

опустил взгляд вниз. Он увидел, что аплодирует так же неистово, как и остальные.


- Леди и джентльмены...

Мы аплодируем сами себе, - подумал Ларри. - Мы аплодируем тому, что мы здесь,

что мы живы, что мы вместе. Может быть, мы приветствуем свое новое коллективное

"я". Здравствуй, Боулдер.

- Леди и джентльмены. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы заняли свои

места.

Аплодисменты понемногу стали стихать.

- Я рад, что вы пришли сюда, - сказал Стью. - Я и сам рад тому, что я здесь.

В микрофоне раздались завывания, и Стью пробормотал: "Проклятая штука". Его

бормотание отчетливо разнеслось на весь зал. По рядам прошла рябь смеха, и Стью

покраснел.

- Наверное, нам всем придется заново привыкать к этому оборудованию, - сказал

он, и это вызвало новый взрыв аплодисментов. Когда в зале восстановилось

спокойствие, Стью сказал: - Для тех, кто не знает меня, я представлюсь. Меня

зовут Стью Редман, я родился и жил в городе Арнетт в Восточном Техасе. - Он

прочистил горло. - Я очень нервничаю, так что извините меня...

- Извиним, Стью! - завопил Гарри Данбертон, и в зале засмеялись. Как на

загородном пикнике, - подумал Ларри. - Сейчас они запоют гимны. Собственно

говоря, если бы Матушка Абагейл была здесь, они давно бы уже запели.

- В последний раз столько людей смотрели на меня, когда наша маленькая, но

дружная средняя школа пробилась в серию "плэй-офф" по футболу, но тогда помимо

меня у публики был еще двадцать один парень, на каждого из которых она могла

глазеть, не говоря уже о девочках в мини-юбках.

Раздался взрыв искреннего хохота.

- Во-первых, я должен объяснить вам, откуда взялся временный Организационный

Комитет, и как я там оказался. Нас было семеро человек. К нам и пришла идея

этого митинга, чтобы мы могли хоть как-то организоваться. Нам предстоит много

работы, а пока я хотел бы предоставить вам остальных членов нашего комитета, и я

надеюсь, что часть своих аплодисментов вы приберегли и для них. Во-первых, мисс

Фрэнсис Голдсмит. Вставай, Фрэнни, и покажись им, как ты выглядишь в своем

платье.

Фрэн встала. На ней было надето красивое зеленое платье, а на шее висело

скромное жемчужное ожерелье, которое в старые времена стоило тысячи две

долларов. Ей бешено зааплодировали.

Фрэн села, красная от смущения, и прежде чем аплодисменты окончательно

затихли, Стью продолжил:

- Мистер Глен Бэйтмен из Вудсвилля, Штат Нью-Хемпшир.

Глен встал, и аплодисменты возобновились с прежней силой.

Ларри был представлен предпоследним, и он встал, чувствуя, как Люси улыбается

ему. Когда-то, - подумал он, - в прежнем мире, такие аплодисменты доставались

человеку, который завершал концерт какой-нибудь песенкой вроде "Крошка, поймешь

ли ты своего парня?"

Последним был представлен Ник, и аплодисменты в его честь оказались самыми

громкими и продолжительными.

Когда они наконец затихли, Стью сказал:

- Это не записано в повестке дня, но почему бы нам не начать с исполнения

государственного гимна? Надеюсь, мы все помним слова и мелодию.

Люди в зале снова поднялись на ноги. После паузы, когда каждый ждал, что

начнет его сосед, приятный женский голос пропел первую фразу. Это был голос

Фрэнни. Потом запели и все остальные.

Ларри тоже пел, а когда последний куплет был исполнен, и снова раздался

грохот аплодисментов, на глаза ему навернулись слезы. Умерла Рита. Умерла Элис

Андервуд. Умер Нью-Йорк. Умерла АМЕРИКА. Даже если они и смогут победить

Рэнделла Флегга, то что бы они ни сделали потом, они никогда не смогут

воскресить прежний мир темных улиц и светлых снов.

Стью зачитал первые пункты повестки дня: зачтение и ратификация Конституции и

Билля о правах. Пение гимна произвело на него сильное впечатление, и не на него

одного. Ползала было в слезах.

Никто не потребовал зачтения документов, подлежащих ратификации - что было бы

вполне справедливо с точки зрения парламентского процесса, - и Стью был всем за

это глубоко благодарен. Чтение давалось ему не так-то легко. Глен Бэйтмен встал

и предложил принять оба документа.

Кто-то закричал из задних рядов:

- Я поддерживаю!

- Предложение выдвинуто и поддержано, - сказал Стью. - Те, кто согласны с

предложением, пусть скажут "да".

- ДА! - прогремело на весь зал. Коджак, спавший рядом с местом Глена,

приоткрыл глаза, моргнул, а потом снова положил морду на лапы. Через мгновение

он вновь поднял голову, прислушиваясь к тому, как толпа награждала сама себя

очередной бурей аплодисментов. Им нравится голосовать, - подумал Стью. - Это

помогает им поверить в то, что они вновь владеют ситуацией.

- Третий пункт нашей повестки дня гласит... - начал он, и вслед за этими

словами ему снова пришлось прочистить горло. Микрофон завыл на него, и на лбу у

Стью выступил пот. Фрэн спокойно смотрела на него и кивала, чтобы он продолжал.

- Избрание комитета из семи человек для управления Свободной Зоной Боулдера. Это

означает...

- Господин Председатель? Господин Председатель!

Стью оторвался от своих пометок и почувствовал настоящий приступ страха,

сопровождаемый чем-то вроде дурного предчувствия. Это был Гарольд Лаудер.

Гарольд был одет в костюм и галстук, волосы его были гладко причесаны, и стоял

он в середине центрального прохода. Когда-то Глен сказал, что оппозиция может

сформироваться вокруг Гарольда. Но чтобы это случилось так скоро? Он надеялся,

что пока этого не произошло. На одно мгновение ему пришла в голову мысль просто

не заметить Гарольда, но и Ник, и Глен предупредили его, что ни в коем случае

нельзя допускать, чтобы митинг производил впечатление заранее подготовленной и

тайно спланированной акции. Он подумал о том, не ошибался ли он, когда решил,

что Гарольд начал жизнь с новой страницы. Ну, вот сейчас и представится случай

проверить.

- Слово предоставляется Гарольду Лаудеру.

Сидящие в зале повернулись и вытянули шеи, чтобы разглядеть Гарольда получше.


- Я хочу предложить избрать членов временного Организационного Комитета в

Постоянный Комитет in toto. - Гарольд сел.

Наступила мгновенная пауза. В голове у Стью вертелся бессмысленный вопрос:

"Тото? Тото? Не так ли звали собачку из "Волшебника Изумрудного Города"?"

Потом снова раздались аплодисменты, перекрываемые десятками криков:

- Я поддерживаю!

Раз шесть Стью пришлось постучать по кафедре молоточком, чтобы публика

успокоилась.

"Он спланировал это, - подумал Стью. - Эти люди изберут нас, но запомнят они

Гарольда."

- Поступило предложение, - громко сказал он в микрофон, на этот раз не

обращая внимания на его жалобные завывания. - Было предложено избрать всех

членов временного Организационного Комитета в Постоянный Комитет Свободной Зоны

Боулдера. Прежде чем мы перейдем к обсуждению этого предложения, я должен

спросить, нет ли у кого-то из членов временного комитета возражений или отводов.


Молчание.

- Прекрасно, - сказал Стью. - Перейдем к обсуждению?

- Не думаю, что это необходимо, Стью, - сказал Дик Эллис. - Идея

великолепная. Давайте голосовать!

Раздались одобрительные аплодисменты. Чарли Импенинг махал рукой, чтобы ему

предоставили слово, но Стью проигнорировал его - характерный случай селективного

восприятия, так выразился бы по этому поводу Глен Бэйтмен - и сказал:

- Пусть те, кто поддерживает предложение Гарольда Лаудера, скажут да.

- ДА!! - завопили все, спугнув устроившихся под потолком ласточек.

- Кто против?

Никто не был против, даже Чарли Импенинг - во всяком случае, он не высказал

свои возражения вслух. Стью перешел к следующему пункту.

После митинга, прошедшего безо всяких осложнений, на лужайке перед залом

Чатакуа сидело более двух дюжин мужчин и женщин. Дождь прекратился, ветер

разогнал облака и в воздухе стояла приятная вечерняя прохлада. Стью и Фрэнни

подсели к Ларри, Люси, Лео и Гарольду.

Ларри подтолкнул Фрэнни локтем и указал на Гарольда.

- Должен тебе сказать, он сегодня превзошел самого себя.

Гарольд улыбнулся и скромно пожал плечами.

- Парочка идей - вот и все. Вы всемером сдвинули дело с мертвой точки. У вас

по крайней мере должна быть привилегия довести его до конца.

Теперь, через пятнадцать минут после того, как они оставили это

импровизированное сборище и отправились домой, Стью спросил у Фрэн:

- Ты уверена, что с тобой все в порядке?

- Да. Только ноги чуть-чуть устали.

- Ты что-то скрываешь от меня, Фрэнсис.

- Не называй меня так. Ты же знаешь, что я терпеть не могу это имя.

- Извини меня. Я больше никогда так не поступлю, Фрэнсис.

- Все мужчины - ублюдки.

- Я постараюсь исправиться, Фрэнсис. Честное слово.

Она показала ему язык, но он заметил, что шутливая перепалка не увлекла ее.

Лицо Фрэнни выглядело бледным и вялым. Оно было совсем не похоже на лицо

девушки, с таким воодушевлением певшей несколько часов назад государственный

гимн.

- Что-то расстроило тебя, радость моя?

Она покачала головой, но ему показалось, что он заметил у нее в глазах слезы.


- В чем дело? Расскажи мне.

- Ничего. В этом-то все и дело. Именно это меня и тревожит. Все кончено, и я

наконец это поняла. Меньше шестисот людей поют "Звездно-полосатый флаг".

Внезапно это ошеломило меня. Нет больше палаток, где продают "горячие собаки".

Колесо Ферриса не закружится сегодня вечером на Кони-Айленде. Никто не пропустит

стаканчик на ночь в Сиэтле. Кто-то наконец нашел способ борьбы с употреблением

наркотиков в военных частях Бостона. Но лекарство оказалось гораздо более

ужасным, чем сама болезнь. Понимаешь, о чем я?

- Да, конечно.

- В моем дневнике есть небольшой раздел под названием "Запомнить". Чтобы

ребенок мог узнать... о тех вещах, которые он никогда не увидит. От этого мне и

грустно.

- Всем грустно сегодня, - сказал Стью, обняв ее за плечи. - Многие люди будут

плакать сегодня перед сном. Я в этом не сомневаюсь.

- Не понимаю, как можно оплакивать целую страну, - сказала она, заплакав еще

сильнее, - но ничего не могу особой поделать. Все эти... все эти маленькие

подробности толпятся в моей голове. Коммивояжеры на машинах. Фрэнк Синатра. Пляж

Оулд Орчард в июле, весь забитый людьми, в основном, квебекцами. Этот глупый

парень на ЭмТиВи - Рэнди, так, по-моему, его звали. Времена... о, Господи, все

это звучит, как какое-нибудь ч-чертово стихотворение Рода М-МакКуена!

Он обнял ее, похлопал ее по спине, вспоминая, как его тетушка Бетти рыдала

над полоской невзошедших хлебов. Она тогда была беременна маленьким кузеном

Лэдди, месяце на седьмом или около того, и Стью помнил, как она вытирала глаза

уголком посудного полотенца и просила его не обращать на нее внимания, так как

каждая беременная женщина находится в двух шагах от психбольницы из-за веществ,

которые выделяются у нее в гландах.

Через некоторое время Фрэнни сказала:

- О'кей, о'кей. Мне уже лучше. Пошли.

- Фрэнни, я люблю тебя, - сказал он.

- Что ты лучше всего помнишь из прошлого? - спросила она у него.

- Ну, знаешь ли, - сказал он, а потом остановился со смешком.

- Не знаю, Стюарт.

- Но это глупость.

- Р_а_с_с_к_а_ж_и_ мне.

- Не уверен, что я хочу этого. Станешь заглядываться на парней с сачками для

бабочек.

- Расскажи мне! - Она видела Стью в разных состояниях, но эта забавная,

взъерошенная неуверенность была ей внове.

- Я никому об этом не рассказывал, - сказал он. - Но я вспоминал об этом

несколько раз за последнюю пару недель. Что-то случилось со мной в 1982 году. Я

тогда заправлял бензин на станции Билла Хэпскома. Он иногда нанимал меня, когда

мог и когда не было работы на калькуляторной фабрике. Я работал в полсмены, с

одиннадцати вечера до закрытия, то есть до трех часов утра. После того, как

заправлялись люди, ехавшие с бумажной фабрики Дикси, смена которых начиналась в

три, а заканчивалась в одиннадцать, работы почти не было... очень часто между

двенадцатью и тремя не останавливалась вообще ни одна машина. Я сидел там и

читал книгу или журнал, а часто просто дремал.

Как-то ночью примерно в четверть третьего я сидел, положив ноги на стол Хэпа,

и читал какой-то вестерн. И тут к станции подъезжает большой старый "Понтиак".

Все стекла опущены, а магнитофон орет внутри изо всех сил. Я даже помню песенку

- "Уходя дальше" Хэнка Вилльямса. Внутри сидит парень - не молодой и не старый.

Вид у него симпатичный, но немножко страшный - я хочу сказать, он выглядел так,

словно он может сделать что-нибудь страшное, особенно над этим не задумываясь. У

него были кустистые, вьющиеся темные волосы. Между ногами была зажата бутылка

вина, а с зеркала заднего вида свисала пара игральных костей. Он говорит:

"Обслужите по полной программе", а я отвечаю - о'кей, но почти минуту я стоял и

не мог сдвинуться с места, смотрел на него. Потому что вид у него был какой-то

знакомый.

Они дошли до угла. Дом, где была их квартира, стоял через дорогу. Они

остановились. Фрэн смотрела на Стью очень внимательно.

- Ну, я и сказал: "Такое чувство, что я вас знаю. Вы случайно не из Корбетта

или Максина?" Но на самом деле я не думал, что он из этих мест. А он отвечает:

"Нет, но однажды я проезжал Корбетт со всей семьей, когда был еще мальчишкой.

По-моему, в детстве я умудрился проехать почти через каждый городок в Америке.

Мой отец служил в ВВС".

Ну я пошел и заправил ему полный бак, все время пытаясь вспомнить, где же я

мог его видеть. И вдруг совершенно неожиданно я вспомнил. И я чуть не намочил

штаны, потому что человек за рулем "Понтиака" должен был быть мертв.

- Кто это был, Стюарт? Кто _о_н_?

- Нет уж, позволь, я расскажу по порядку. Правда, как ни рассказывай, история

все равно безумная. Я снова подошел к окну и говорю ему: "С вас шесть долларов и

тридцать центов".

Он дал мне две пятидолларовых бумажки и сказал, что сдачу я могу оставить

себе. А я говорю: "По-моему, я вспомнил, где я вас видел". А он говорит: "Ну что

ж, может быть, и так", и улыбается своей странной улыбкой, от которой у меня

мурашки бегут по коже. А все это время Хэнк Вилльямс продолжает петь о том, как

он едет в город. Я говорю: "Если вы тот, кто я думаю, то вы должны быть мертвы".

Он говорит: "Не всегда доверяй своим глазам, парень". Я говорю: "Вам нравится

Хэнк Вилльямс?" Все, что я мог придумать. Потому что я понял, Фрэнни, что если я

не скажу хоть что-нибудь, то он просто поднимет стекло и выедет на дорогу... и я

хотел, чтобы он уехал, но я также и не хотел этого. Пока не хотел. Пока не

появится полная уверенность.

Он говорит: "Хэнк Вилльямс - один из лучших. Мне нравится музыка родхауз". А

потом он говорит: "Я еду в Новый Орлеан, всю ночь буду на колесах, завтра буду

целый день отсыпаться, а потом на всю ночь закачусь в кабак. Он точно такой же?

Новый Орлеан?" А я спрашиваю: "Такой же, как что?" А он говорит: "Ну, ты меня

понял". А я говорю: "Ну, весь юг одинаков, хотя там впереди гораздо больше

деревьев". И тут он засмеялся. И говорит: "Может быть, еще встретимся". Но я не

хотел с ним снова встретиться, Фрэнни. Потому что у него были глаза человека,

который долго смотрел в темноту и, похоже, начал кое-что в ней различать. Думаю,

если я когда-нибудь увижу этого Флегга, глаза у него будут примерно такие же.

Стью покачал головой.

- Я часто думал об этом. Думал достать кое-какие его записи, но мне не

хотелось их слушать. Его голос... голос хороший, но у меня от него мороз по

коже.

- Стюарт, о ком ты говоришь?

- Ты помнишь рок-группу под названием "Дорз"? Тот парень, который остановился

в ту ночь на заправке в Арнетте был Джимом Моррисоном. Я в этом уверен.

Рот ее открылся от удивления.

- Но он умер! Он умер во Франции! Он... - А потом она запнулась. Потому что

со смертью Моррисона была связана какая-то странная история. Какая-то тайна.

- Ты уверена? - спросил Стью. - У меня есть сомнения на этот счет. Может

быть, он и умер, а парень, которого я встретил, был просто на него похож, но...

- Ты действительно думаешь, что это был он? - спросила она.

Теперь они сидели на ступеньках своего дома, прижавшись друг к другу плечами,

как маленькие дети, которые ждут, когда мама позовет их на ужин.

- Да, - сказал он. - Да, я так думаю. И до этого лета я думал, что это

происшествие будет самым странным в моей жизни. Господи, как я ошибался.

- И ты никогда никому не рассказывал, - восхитилась она. - Видел Джима

Моррисона годы спустя после его предполагаемой смерти и никогда никому не

рассказывал. Стюарт Редман, должно быть, когда Бог посылал тебя в мир. Он вместо

рта дал тебе замок с шифром.

Стью улыбнулся.

- Ну, прошли годы, как обычно пишут в книжках, и каждый раз, когда я думал о

той ночи, я все больше уверялся в том, что в конце концов это был не он. Просто