Академия haуk cccр институт философии «mысль» москва·- 1985

Вид материала

Книга

Содержание К оглавлению

Подобный материал:

• Кант и. Ответ на вопрос: что такое просвещение, 102.62kb.
• Академия наук институт философии, 603.1kb.
• А. В. Гулыга перевод, 5611.33kb.
• Е. А. Фролова История средневековой арабо-исламской философии Российская Академия Наук, 2559.8kb.
• Методические рекомендации по контролю качества монтажа подкрановых путей москва 1985, 541kb.
• Российская Академия наук Институт философии Эпистемология, 449.48kb.
• Российская Академия наук Институт философии огурцов а. П. Философия науки эпохи просвещения, 4957.91kb.
• Российская Академия Наук Институт философии КорневиЩе оа книга, 4053.04kb.
• Переосмысливая вузовский курс философии Москва 2008 Муниципальный институт г. Жуковского, 1379.02kb.
• Программа абонемента «Войны и миры Льва Толстого» : Детство в художественной и социальной, 7.97kb.

их в том виде, как они там находятся, потому что Вы можете сообщить о них другим. Так обстоит дело со всяким, кто может сообщить, что он имеет в виду под указанными словами. Поэтому для таких людей (а к ним, с Вашего разрешения, я позволю себе причислить самого себя) не может быть никакого сомнения относительно интуищй указанных идей. Но если Ваша милость не сообщит мне, что Вы имеете в виду под указанными терминами, то, боюсь, появится основание полагать, что Вы прилагаете к полемике слишком строгую мерку, требуя ответа на вопросы, которые выражены в терминах, значения которых Вы сами не в состоянии объяснить [...] ⁷⁶.

Вы добавляете, «что теперь, Кажется, вразумительным (intelligible) является только то, что соответствует новому способу идей». Милорд, новый способ идей и старый способ высказываться вразумительно всегда были и всегда будут одним и тем же. И если мне будет позволено изложить свое понимание этого способа, то он состоит в следующем. (1). В том, чтобы человек не употреблял иных слов, кроме тех, которые он делает знаками неких определенных объектов своей души в процессе мышления, каковые объекты он может сделать известными другому человеку. (2). Далее, чтобы он неуклонно употреблял одно и то же слово в качестве знака одного и того же непосредственного объекта своей души во время мышления. (3). Чтобы он соединял

 

==406

указанные слова в предложения в соответствии с грамматическими правилами того языка, на котором он говорит. (4). Чтобы он объединял указанные предложения в связное рассуждение. Я осмелюсь полагать, что так, и только так, человек может оградить себя от подозрения в пользовании невразумительным жаргоном независимо от того, угодно ли ему будет называть идеями те непосредственные объекты его души, которые замещаются или должны замещаться его словами, или нет [...] ⁷⁷.

[О достоверном знании субстанции]

Ваша милость пишет мне, «что вопрос, стоящий сейчас пред нами, заключается не в том, признаю ли я субстанцию или нет, а в том, могу ли я посредством указанных принципов прийти к какой-либо разумной достоверности относительно субстанции». Ваша милость говорит, что как раз «приводимые мной места доказывают обратное, в связи с чем Вы изложите их моими собственными словами как в отношении телесных, так и в отношении духовных субстанций».

Здесь, милорд, я вынужден снова просить у Вас прощения за то, что не совсем ясно понимаю, что Вы разумеете под следующими словами, а именно «что посредством указанных принципов человек не может прийти к разумной достоверности относительно субстанций». Ибо мне не совсем понятно, имеет ли Ваша милость в виду, что мы не можем прийти к достоверности относительно того, что в мире существует такая вещь, как субстанция; или что мы не можем образовать какого-либо иного положения о субстанции, в достоверности которого мы можем быть уверены; или что посредством моих принципов мы не можем установить какую-либо идею субстанции, в достоверности которой мы можем быть уверены. Ибо слова «прийти к разумной достоверности относительно субстанции» могут обозначать любое из этих весьма различных положений. И я потрачу время Вашей милости, моего читателя и свое собственное (чего мне совсем не хотелось бы делать), если буду понимать Ваши слова в одном значении, в то время как Вы имеете в виду другое, как бы я ни стремился избежать упреков в том, что «я искажаю смысл Ваших слов» или что «я мог бы понять их, если бы захотел» и т. д. Поэтому я не могу не пожелать, чтобы Вы были снисходительны к моей несколько замедленной сообразительности настолько, чтобы сообщить мне то значение, которое Вы имеете

 

==407

в виду, с такой определенностью, которая бы избавила меня от необходимости беспокоить Вас ответами на то, чего Вы по существу не имели в виду.

Чтобы избежать этого в данном случае и узнать, в каком смысле мне следовало понимать здесь Ваши слова «не прийти к разумной достоверности», я заглянул в следующие страницы, и мне показалось, что я нашел там понятное разъяснение того, какое значение Ваша милость имеет в виду, и что под отсутствием разумной достоверности относительно субстанции Ваша милость разумеет здесь отсутствие достоверной идеи субстанции. Слова Вашей милости гласят: «Я обвиняю их» (т. е. меня, как одного из тех господ, которые придерживаются нового способа рассуждения) «в отбрасывании понятия субстанции не потому, что у них есть всего лишь несовершенная идея субстанции, а потому, что на основе указанных принципов не может быть вообще никакой достоверной идеи субстанции». Здесь я почувствовал себя уверенно, убедившись в том, что эти слова ясно истолковывают смысл Вашего высказывания, состоящий в том, «что на основе моих принципов не может быть вообще никакой достоверной идеи субстанции». Но прежде чем я дошел до конца этого абзаца, я снова оказался в затруднении, ибо дальнейшие слова гласят: «...в то время как Ваша милость утверждает, что это одна из наиболее естественных и достоверных идей в нашей душе, потому что признание того, что модусы или акциденции могут существовать сами по себе, противоречит нашим основным понятиям о вещах. Поэтому, утверждаете Вы, разумная идея субстанции является одной из основных идей в нашей душе; и сколь несовершенным и смутным ни было бы наше понятие, мы тем не менее так же уверены в том, что субстанции существуют и должны существовать, как в том, что в мире существует множество существ». Здесь достоверность, которую, как кажется, имеют в виду Ваши слова, есть достоверность бытия субстанции.

Поэтому в указанном смысле я и принимаю ее, пока Ваша милость не определит ее иначе. Причина же, по которой я принимаю ее в таком значении, заключается в том, что, как мне представляется, то, что Ваша милость говорит в дальнейшем, склоняется к указанному пониманию. Следовательно, положение, которое пытается доказать Ваша милость, заключается в том, «что посредством моих принципов мы не можем прийти к какой-либо разумной достоверности относительно существования такой вещи, как субстанция». Ваша милость сообщает мне, «что

 

==408

как раз приводимые мной места доказывают обратное, в связи с чем Вы изложите их моими собственными словами как в отношении телесных, так и в отношении духовных субстанций» ⁷⁸ [..1

Но каким образом эти слова доказывают, что «на основании моих принципов мы не можем прийти к какой-либо разумной достоверности относительно существования в мире такой вещи, как субстанция», я, должен признаться, не понимаю, а Вы, Ваша милость, как я осмелюсь полагать, этого не показали. И я не думаю, что было бы весьма сложной задачей построить из этих моих слов силлогизм, вывод которого гласил бы, что, ergo, «на основании моих принципов мы не можем прийти к какой-либо разумной достоверности относительно существования в мире какой-либо субстанции».

Ваша милость сообщает мне, что я утверждаю, «что такие и подобные обороты речи указывают на то, что субстанция всегда считается чем-то» ⁷⁹; и, признавая, что я без конца повторяю, что субстанция предполагается, Ваша милость, однако, утверждает, что Вы ожидали не этого, а чего-то относящегося к достоверности, достигаемой посредством разума.

Мне не всегда легко, как я обнаружил, угадать, чего ожидает Ваша милость. Но если я привел некоторые отрывки из моего «Опыта», то только потому, что они, как я полагаю, доказывают, что «я не исключал субстанцию из доступного разуму мира ни полностью, ни почти полностью». Ибо тот, кто предполагает, что в каждом виде материальных существ субстанция всегда является чем-то, не исключает ее из мира ни полностью, ни почти полностью и не отрицает существования такой вещи. Я полагаю, что упомянутые отрывки доказывают это; только с этой целью я и привел их. И если окажется, что они не доказывают ничего больше, то, я полагаю, Вы все же вряд ли можете вывести отсюда, «что поэтому на основе моих принципов мы не можем прийти ни к какой достоверности относительно существования в мире такой вещи, как субстанция».

В дальнейшем Ваша милость настойчиво подчеркивает тот факт, что я ограничиваюсь предположением. На мои слова о том, что, «не будучи в состоянии постигнуть, как эти чувственные качества могут существовать одни, мы предполагаем поэтому субстанцию, которая должна поддерживать их». Ваша милость возражает: «Это все еще остается предположением, основанным на том, что мы не можем постигнуть, как это может быть иначе; но какая

 

==409

достоверность вытекает из нашей неспособности постигнуть что-либо?» Ответ. Та самая достоверность, которая вытекает из противоречия нашим основным понятиям о вещах, на которых Ваша милость основывает относительную идею субстанции. Ваши слова гласят: «Это просто следствие рассуждения, потому что признание того, что модусы или акциденции могут существовать сами по себе, противоречит нашим основным понятиям о вещах». Если я правильно понимаю ход Вашего рассуждения здесь, Ваша милость делает вывод, что субстанция существует, «потому что признание того, что модусы или акциденции могут существовать сами по себе, противоречит нашим понятиям о вещах» (ибо, я полагаю, все равно, противоречит ли это нашим основным или вторичным понятиям); к тому же выводу прихожу и я на том основании, что мы не способны постигнуть, как чувственные качества могут существовать сами по себе. И должен признаться, милорд, что я не обладаю достаточной проницательностью, чтобы разглядеть, в чем состоит различие между достоверностью, получаемой от противоречия нашим понятиям, и достоверностью, получаемой от нашей неспособности постигнуть что-либо. Поэтому мне кажется, что я изложил ту же достоверность бытия субстанции, что и Ваша милость.

Ваша милость добавляет: «Не существует ли массы вещей, которых мы не в состоянии постигнуть? Однако мы не вправе на этом основании предполагать то, что нам угодно». Ответ. Несомненно, что правило Вашей милости весьма справедливо; жаль только, что оно не подходит к данному случаю. Из того, что «мы не вправе предполагать в вещах, которых мы не в состоянии постигнуть, то, что нам угодно», еще не следует, что мы не можем с достоверностью предполагать или выводить то, что является естественным и неоспоримым следствием указанной неспособности постигнуть, как я это именую, или указанного противоречия нашим понятиям, как именуете это Вы. Мы не можем представить себе, чтобы фундамент церкви в Гарлеме ни на чем не стоял. Но хотя мы не вправе предполагать то, что нам угодно,—например, что он покоится на алмазной скале или поддерживается феями,— однако, я полагаю, весь мир признает абсолютную достоверность выводимого отсюда предположения, что этот фундамент покоится на чем-то. Вот в чем, по-моему, заключается рассматриваемый случай [...].

Я не раз читал следующий раздел Вашего [письма], преследующий ту же цель, и каждый раз, читая его, не мог

 

К оглавлению

==410

удержаться от того, чтобы не пожелать себе снова стать молодым или чтобы свойственная молодости живость фантазии научила меня играть словами для развлечения моих читателей. Ваша милость, как я обнаружил, считает это столь необходимым для оживления спора, что без этого Вы не рискуете вверить дискуссию ни обилию Ваших познаний, ни серьезности Вашего предмета при всем том авторитете, какой мог бы придать словам Вашей милости Ваш высокий сан. Ибо, приведя мои слова: «До тех пор пока остается какая-либо простая идея или чувственное качество, субстанция, согласно моему способу доказательства, не может быть исключена, потому что все простые идеи, все чувственные качества несут с собой предположение субстрата, в котором они существуют, и субстанции, которой они принадлежат», вы добавляете: «Что означает это несение с собой предположения субстрата и субстанции? Есть ли в самих этих простых идеях понятие субстанции? Нет, но они несут ее с собой. Как это получается? Несут ли чувственные качества вместе с собой телесную субстанцию? В таком случае наши чувства должны впускать вместе с ними и телесную субстанцию. Нет, но они несут с собой предположение; и поистине это для них достаточное бремя. Но каким образом они несут его? Похоже на то, что это происходит только потому, что мы не в состоянии представить себе это иначе. Но что такое это представление? Могут сказать, что это деятельность души, не основанная на простых идеях, а заключающаяся в сравнении идей акциденции и субстанции, из чего обнаруживается, что акциденция должна нести с собой субстанцию. Но это не проясняет вопроса, ибо идеи акциденций суть простые идеи и они не несут с собой ничего, кроме впечатления, производимого чувственными объектами».

В этом отрывке, как я заключаю, Вы, Ваша милость, имели в виду развлечь ту часть Ваших читателей, которых можно считать людьми как потому, что они существа разумные, так и потому, что они существа смешливые. Ибо я не могу вообразить, что Вы имели в виду представить это в качестве довода. Если же дело обстоит именно так, то я могу дать Вам следующий простой и ясный ответ, а именно что под словами «несут с собой предположение» я в соответствии с обычным значением этого выражения имею в виду, что чувственные качества предполагают субстрат, в котором они существуют. И если Вашей милости угодно заменить одно из этих равнозначащих выражений другим, то, я полагаю, весь спор придет здесь к концу;

==411

что же станет тогда с развлечениями и смехом, этого я не скажу.

До сих пор я не вижу в моих словах, приведенных Вашей милостью, ничего, что доказывало бы, «что на основе моих принципов мы не можем прийти ни к какой разумной достоверности относительно существования в мире субстанции». Они доказывают противоположное.

Дальнейшие слова Вашей милости должны сообщить миру, что мое сравнение, связанное со слоном и черепахой, «имеет целью осмеять понятие субстанции и европейских философов за признание этого». Но если Вашей милости будет угодно снова обратиться к моему «Опыту» *, то Вы обнаружите, что указанные отрывки предназначались не для того, чтоб[>1 осмеять понятие субстанции или тех, кто утверждал это (что бы ни обозначалось словом «это»), а для того, чтобы показать, что хотя субстанция действительно поддерживает акциденции, однако философы, признавшие такую подпорку необходимой, имели не более ясную идею о том, что представляет собой эта подпорка, чем идея упомянутого индийца о том, что поддерживает его черепаху, хотя он и был уверен, что есть «нечто». И если бы только Ваше перо, которым было приведено так много мест из девятнадцатого параграфа тринадцатой главы второй книги моего «Опыта», записало оставшиеся полторы строчки указанного параграфа, то этими словами, гласящими «так что у нас нет никакой идеи относительно того, что такое субстанция, но есть только смутная и неясная идея того, что она делает», Вы устранили бы всякие сомнения относительно того, что я имею в виду. Но Вашей милости было угодно взять только те слова, которые, по Вашему мнению, больше соответствовали Вашей цели, и я прошу разрешения добавить эти оставшиеся слова, чтобы показать читателю, что здесь принадлежит мне.

Именно с этой же целью я снова использую тот же пример в другом месте, которое вам также угодно было процитировать **.

По словам Вашей милости. Вы делаете это «только для того, чтобы показать, что это намеренное и (как я и полагал) удачное сравнение». Признаюсь, что я пришел к мнению о том, что у нас нет ясной и отчетливой идеи субстанции только после серьезного рассмотрения этого вопроса. Что же касается упомянутого сравнения, то я не помню,

Кн. II, гл. 13, § 19.

* Кн. II, гл. 23, § 2.

 

==412

чтобы оно явилось результатом какого-то особого намерения. Писатели, которые, подобно мне, не пекутся об изысканности выражений и целью которых является одна Только ясность, не придают большого значения изучению сравнений; и, несмотря на замеченный [Вами] столь существенный промах, как повторение. Вы соблаговолили простить мне это сравнение. Но если даже допустить, что Вы доказали, что указанное сравнение имело целью осмеять понятие субстанции, изложенное в произведениях некоторых европейских философов, то из этого отнюдь не следует, «что на основе моих принципов мы не можем прийти к какой-либо разумной достоверности относительно существования в мире такой вещи, как субстанция». Понятия людей о какой-либо вещи могут быть осмеяны теми, чьи принципы устанавливают достоверность самой вещи; и человек может смеяться над Аристотелевым понятием об огненном шаре под лунной сферой, в то время как его принципы утверждают достоверность существования такой вещи, как огонь.

Мое сравнение, возможно, позволило показать, что существовали философы, чьи знания не были ни достаточно ясными, ни достаточно богатыми, чтобы соответствовать их притязаниям. И если в связи с этим Вы, Ваша милость, полагали, что тщеславие подобных притязаний заключает в себе нечто достойное осмеяния, то в этом случае я не стану оспаривать Вашего суждения. Ибо так уж устроена человеческая природа, что когда обнаруживается, что человек претендует на большие знания, чем те, которыми он действительно обладает, то нет ничего невероятного в том, что он может оказаться в опасности быть осмеянным [...].

Ваша милость спрашивает меня (как будто это имеет большое значение для положения, которое следует доказать) : «Разве нет разницы между простым существованием вещи и ее самостоятельным существованием (its subsistence by itself)?»

Ответ. Есть; так, как я понимаю указанные термины, такая разница есть. И я умоляю Вашу милость использовать ее для доказательства рассматриваемого положения. Но поскольку Вы, кажется, склонны сделать из указанного вопроса вывод, «что идея вещи, существующей самостоятельно, есть ясная и отчетливая идея субстанции», то позвольте спросить, является ли идея способа существования вещи идеей самой вещи? Если нет, то мы можем иметь ясную и отчетливую идею способа существования и в то же

 

==413

время всего лишь весьма смутную и путаную идею вещи. Например, я сообщаю Вашей милости, что мне известна одна вещь, которая не может существовать без подпорки, и другая, которая существует без подпорки, и не сообщаю Вам больше ничего об этих вещах. Можете ли Вы, имея ясные и отчетливые идеи наличия и отсутствия подпорки, утверждать, что у Вас есть ясная и отчетливая идея вещи, которая, как мне известно, имеет подпорку, и вещи, которая, как мне известно, не имеет подпорки? Если Ваша милость может, то я прошу Вас дать мне ясные и отчетливые идеи этих вещей, которые я обозначаю только общими названиями вещей, имеющих или не имеющих подпорки. Ибо такие вещи существуют, и я дам Вашей милости ясные и отчетливые идеи их, когда Вашей милости будет угодно обратиться ко мне за ними. Но я полагаю, что Вашей милости вряд ли удастся обнаружить их как при помощи общей и путаной идеи вещи, так и в более ясной и отчетливой идее наличия или отсутствия подпорки.

Для того чтобы доказать слепому, что у него нет ясной и отчетливой идеи алого цвета, я говорю ему, что его понятие об этом цвете, состоящее в том, что это вещь или существо, доказывает не то, что у него есть ясная и отчетливая идея этого цвета, а только то, что он считает его чем-то, чего он не знает. Он возражает, что знает больше этого, например он знает, что этот цвет существует в другой вещи или присущ другой вещи: «А разве нет разницы, говорит он словами Вашей милости, между простым существованием вещи и ее самостоятельным существованием?» Есть, отвечаю я ему, и очень большая; это весьма различные идеи. Но при всем том у Вас нет ни ясной и отчетливой идеи алого цвета, ни такой идеи, какая есть у меня, который видит и знает, что это такое, и который имеет другого рода идею о данном цвете, кроме идеи о принадлежности его чему-то.

Ваша милость обладает идеей самостоятельного существования, поэтому Вы заключаете, что у Вас есть ясная и отчетливая идея вещи, существующей самостоятельно. Но, мне кажется, это все равно, как если бы Ваш земляк стал утверждать, что у него есть идея ливанского кедра, состоящая в том, что это дерево такого рода, что оно не нуждается в подпорке, которая поддерживала бы его, и что поэтому у него есть ясная и отчетливая идея ливанского кедра. Но эта ясная и отчетливая идея при ближайшем рассмотрении оказывается не чем иным, как общей идеей дерева, с которой спутана его неопределенная идея кедра.

 

==414

Точно так же обстоит дело с идеей субстанции, которая хотя и называется ясной и отчетливой, но смешивается с общей неопределенной идеей чего-то сущего. Но допустим, что способ самостоятельного существования дает нам ясную и отчетливую идею субстанции; каким же образом это доказывает, «что на основании моих принципов мы не можем прийти к разумной достоверности относительно существования в мире такой вещи, как субстанция», ибо именно это положение следовало доказать.

В дальнейшем Ваша милость утверждает, что я «обвиняю человека в отбрасывании понятия субстанции не потому, что у него есть всего лишь несовершенная идея субстанции, а потому, что на основе указанных принципов не может быть вообще никакой достоверной идеи субстанции».

Ваша милость говорит здесь «указанные принципы», в других местах — «эти принципы», но нигде, насколько мне известно, не излагает их подробно. Я убежден, что, не сформулировав моих положений и не доказав, что, допуская их, «мы не можем прийти к какой-либо достоверности относительно существования такой вещи, как субстанция», что как раз и следовало доказать, Ваша милость ничего против меня не доказывает. Поэтому нелегко понять, какое отношение имеет к этому достоверная идея, которой я не понимаю, или идея субстанции. Ибо то, в чем меня обвиняют, заключается в отбрасывании субстанции. Но отбрасывать субстанцию не значит отбрасывать понятие субстанции. И хотя г-н Ньютон отбросил вихри Декарта, т. е. изложил принципы, на основании которых он доказывает, что такая вещь не существет, он этим отнюдь не отбросил понятие, или идею, этих вихрей, ибо эта идея у него была, когда он опровергал их существование, и эта идея будет у каждого, кто сейчас его читает и понимает. Но, как я уже заметил, Ваша милость смешивает здесь (не знаю, на каком основании и с каким намерением) идею субстанции и саму субстанцию. Ибо к вышеприведенным словам Ваша милость добавляет, «что это одна из наиболее естественных и достоверных идей в нашей душе, потому что признание того, что модусы или акциденции могут существовать сами по себе, противоречит нашим основным понятиям о вещах. Поэтому, утверждает Ваша милость, разумная идея субстанции является одной из основных идей в нашей душе; и сколь несовершенным и смутным ни было бы наше понятие, мы тем не менее так же уверены в том, что субстанции существуют и должны существовать, как в то,¹', что в мире

 

==415

существуют какие-либо существа». В этом, как я сообщаю Вашей милости, я согласен с Вами и потому надеюсь, что это не является возражением против троицы. Ваша милость говорит, что Вы «никогда не считали это возражением, но что попытка основать всю достоверность в вопросах веры на ясных и отчетливых идеях (против какового мнения Вы возражали) определенно опрокидывает все таинства веры и исключает понятие субстанции из рационального рассуждения». Это, как утверждает Ваша милость, и было тем, что Вы имели в виду.

Как попали в Ваше [заявление] слова «в вопросах веры», будучи направлены против меня в ответе, предназначенном только для меня одного,— этого я не понимаю . Я не стану также рассматривать здесь, что это значит быть «одной из наиболее естественных и достоверных идей в нашей душе». Но, что бы это ни значило, я убежден в том, что ни приведенные слова, ни что-либо другое, содержащееся в указанном разделе, не доказывают каким-либо образом, «что на основании моих принципов мы не можем прийти к какой-либо достоверности относительно существования в мире такой вещи, как субстанция». Ибо именно это положение следовало доказать.

Я прошу поэтому разрешения рассмотреть далее, как доказывается то положение, которое Вы здесь утверждаете (хотя оно и не имеет никакого отношения к положению, которое следовало доказать), а именно «что идея субстанции является одной из наиболее естественных и достоверных идей в нашей душе». Вы доказываете это, говоря, что «признание того, что модусы или акциденции могут существовать сами по себе, противоречит нашим основным понятиям о вещах; поэтому разумная идея субстанции является одной из основных идей в нашей душе».

Из этого, я полагаю, справедливо сделать вывод, что для тех, кто обнаруживает это противоречие, идея подпорки является весьма необходимой, или, если Вам угодно называть это так, весьма рациональной. Но таким образом не будет доказано ни то, что ясная и отчетливая идея самой вещи, которая является подпоркой, есть одна из основных идей в нашей душе, ни то, что такая идея вообще в ней есть. Тот, кто находит удовлетворение в мысли, что замок Пенденнис упал бы в море, если бы не поддерживался⁸¹, должен думать о подпорке, которая поддерживает его. Но является ли вещь, на которую этот замок опирается, бревном, кирпичом или камнем — об этом он, исходя просто из идеи необходимости какой-либо подпорки, которая под-

 

==416

держивает замок, вообще не имеет никакой ясной и отчетливой идеи.

Далее в этом разделе Вы утверждаете, «что попытка основать всю достоверность в вопросах веры на ясных и отчетливых идеях определенно исключает понятие субстанции из рационального рассуждения». Ответ. Это такое положение, которое потребует доказательства, потому что всякий с первого взгляда увидит, что доказать его трудно. Ибо очевидно, что, на чем бы ни основывалась достоверность в вопросах веры или в любых других вопросах, она «определенно» не исключает понятие субстанции из рационального рассуждения, если только не будет «определенно» установлено, что мы в состоянии рационально рассуждать только о том, что мы достоверно знаем. Но независимо от того, легко или нелегко доказать это положение, одно несомненно — ко мне оно не относится. Ибо я не делаю попытки «основать всю достоверность в вопросах веры на ясных и отчетливых идеях». Поэтому, если такая попытка действительно исключает субстанцию из доступной разуму части мира, как выражается выше Ваша милость, или исключает понятие субстанции из рационального рассуждения, то, в какой бы беспорядок это ни привело субстанцию или ее идею, обвинение в этом зле ни на йоту не может быть адресовано мне, потому что это не является моим принципом.

Ваша милость заканчивает этот раздел, сообщая мне, что «наконец-то я понимаю, что Ваша милость имеет в виду »Η искренне хотел бы этого, ибо это было бы в такой же степени к Вашему удовлетворению, как и к моему собственному. Ибо в данном случае с субстанцией я нахожу отнюдь не легким понять, что Вы имеете в виду и что представляет собой то, в чем меня обвиняют. Ибо в начале спора речь шла о том, что исключается существование субстанции, а здесь снова — сама субстанция. И в этом же самом разделе, написанном, как кажется, для разъяснения Вашей точки зрения, в связи с чем в конце его Вы сообщаете мне, что «наконец-то я понимаю, что Вы имеете в виду исключение понятия субстанции из рационального рассуждения»,— разъяснение это таково, что делает то, что Ваша милость имеет в виду, еще более смутным и неопределенным, чем оно было раньше. Ибо в одном и том же разделе Ваша милость утверждает, что «на основе моих принципов не может быть вообще никакой достоверной идеи субстанции», а также что, «сколь несовершенными и смутными ни

 

==417