Отчет по проекту: «Письма Иоанна Цеца: проблема авторской индивидуальности в византийской эпистолографии»
| Вид материала | Отчет |
- Профессионального Образования «православный институт св. Иоанна богослова», 44.52kb.
- Дирекції Всеукраїнського конкурсу зміст проекту, 860.5kb.
- Формат опису модуля, 38.32kb.
- Программа дисциплины цикла опдв по направлению подготовки бакалавров 031700. 62 «Изящные, 92.78kb.
- Апостол Иоанн Богослов. Повод и цель написания Евангелия. План и содержание Евангелия, 4597.41kb.
- Отчет по проекту №3703 «Античная демократия, ее сторонники и критики», 109.49kb.
- Роль бізнес-проекту, 105.24kb.
- Итоги правления иоанна грозного: Если же взглянуть на фактические итоги царствования, 20.93kb.
- Арабское житие св. Иоанна Дамаскина, 272.28kb.
- Лазарев в. Н. История византийской живописи, 7261.89kb.
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования “Санкт-Петербургский государственный университет”
УДК 11
Код ГРНТИ 02.15.31
УТВЕРЖДАЮ
Проректор по научной работе
Санкт-Петербургского государственного университета
д.соц.н. проф. Н. Г. Скворцов
____________ “___” декабря 2008 г.
подпись М.П.
ОТЧЕТ
по проекту: «Письма Иоанна Цеца: проблема авторской индивидуальности в византийской эпистолографии»
аналитической ведомственной целевой программы “Развитие научного потенциала высшей школы (2006-2008 годы)”
мероприятие: № 2 «Проведение фундаментальных исследований в области естественных, технических и гуманитарных наук. Научно-методическое обеспечение развития инфраструктуры вузовской науки»
раздел: № 2.2 «Научно-методическое обеспечение развития инфраструктуры вузовской науки»
подраздел: № 2.2.2 «Научно-методическое обеспечение международного научного и образовательного сотрудничества. Развитие совместных научных и научно-образовательных программ и проектов с зарубежными партнерами. Развитие научной и академической мобильности в рамках международного сотрудничества. Научно-методическое обеспечение подготовки научных кадров в высшей школе и развития научно-исследовательской работы студентов и аспирантов»
направление: № 2.2.2.3 «Развитие научной и академической мобильности в рамках международного сотрудничества»
вид отчета: заключительный
Руководитель проекта: _________________________ (к.ф.н. Черноглазов Д. А.)
подпись
г. Санкт-Петербург
2008 г.
РЕФЕРАТ
Предлагаемый отчет содержит описание результатов выполнения проекта «Письма Иоанна Цеца: проблема авторской индивидуальности в византийской эпистолографии», который осуществлялся в рамках аналитической ведомственной целевой программы «Развитие научного потенциала высшей школы (2006-2008 годы)».
Заключительный отчет состоит из введения, двух частей с подразделами, заключения и списка литературы.
Ключевые слова: средневековая культура, византийская литература, жанровая система, литературный этикет, литературная норма, эволюция, традиция, новаторство, эпистолография, риторика, прогимнасма, энкомий, экфрасис, символ, аллегория.
Объект исследования: византийская эпистолярная проза IX – XII веков.
Цели работы:
- Проследить эволюцию жанровых канонов византийской эпистолографии с IX по XII век и выявить отличительные черты эпистолярного этикета XII века.
- Охарактеризовать образ автора в письмах Иоанна Цеца и определить меру его зависимости от жанровых канонов.
Методология исследования: основной метод исследования – сопоставительный анализ текстов. Сравниваются письма, составленные разными авторами и в разные эпохи, но в сходной эпистолярной ситуации. Такое сопоставление позволяет проследить трансформацию традиционных мотивов и клише, предусмотренных этикетом для того или иного эпистолярного случая. Для исследования привлекаются письма 28 византийских авторов IX – XII веков. Преимущественно, анализируются 2 эпистолярные ситуации – похвала полученному письму (laus epistulae acceptae) и письма о подарках. Далее в контексте эпистолярного этикета детально исследуются письма Иоанна Цеца. Особое внимание уделяется тем случаям, где эпистолограф отступает от жанровых норм.
Результаты работы:
- продемонстрировано, что жанровые каноны византийской эпистолографии с IX по XII век значительно трансформировались.
- охарактеризованы некоторые аспекты эпистолярного этикета XII века.
- показано, что в своих эстетических предпочтениях Иоанн Цец далек от консерватизма, но, напротив, последовательно придерживается новейших тенденций своего времени.
- выявлено, что Иоанн Цец нередко отступает от жанровых канонов письма и эксплицитно формулирует свои взгляды. Сделана попытка охарактеризовать эти взгляды в широком историческом контексте Комниновской эпохи.
Степень внедрения:
Исследование жанровых канонов византийской эпистолографии и характеристика мировоззрения одного из выдающихся византийских писателей – важный шаг в изучении истории византийской литературы.
Итоги внедрения результатов НИР:
Итоги научно-исследовательской работы по проекту «Письма Иоанна Цеца: проблема авторской индивидуальности в византийской эпистолографии» были представлены в двух докладах, а также отражены в двух статьях, подготовленных к печати.
Область применения: Положения и выводы исследования могут быть использованы при составлении общих и специальных курсов по истории византийской литературы.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение. . …………………………………..………………………………..…………...….5
Часть первая. Эволюция эпистолярного этикета………………………………..……...9
Laus epistulae acceptae.…………………………………..…………………………..9
Письма о подарках………………………………………………………………….13
Часть вторая. Эпистолярный этикет и авторская индивидуальность в письмах Иоанна Цеца………………………………………………………………………………….19
Заключение……………………………………………………..……..……………………...32
Литература ………………………….………………………………………………….…….34
Введение.
Цели.
Творчество любого средневекового автора во многом определялось традицией и "литературным этикетом" - разветвленной системой правил, "регламентировавшей" реакцию писателя во всех возможных литературных "ситуациях": как рассказать о жизни святого? как восславить победителя? как оплакать умершего? - для каждого случая был предусмотрен определенный набор традиционных мотивов и клише - индивидуальное творчество конкретного автора нередко сводилось к варьированию этикетных формул. Литературный этикет определял, в частности, и образ автора, который был детерминирован порой не столько индивидуальностью писателя, сколько жанровыми канонами. Один и тот же автор в житии и в хронике мог представать в совершенно разных обличьях - как того требовал строгий регламент. Однако было бы совершенно несправедливо отказывать средневековым авторам в оригинальности. Единственный путь к выявлению авторской индивидуальности в средневековом тексте - детальное изучение литературного этикета. Только так мы сможем выяснить, где писатель следует канону, а где от него отступает. Эти отступления были очевидны для современников - они должны быть столь же очевидны и для исследователя.
Сказанное выше справедливо и для византийской эпистолографии: это один из самых этикетных жанров средневековой греческой словесности. Жанровые каноны, восходившие к поздней античности, распространялись на все возможные эпистолярные ситуации. Однако не следует, вслед за некоторыми исследователями, считать письма византийцев пустым риторическим упражнением. В последние десятилетия ученые по-новому оценили византийскую эпистолографию - было признано, что и в "обезличенно-риторических" посланиях средневековых греков можно "разглядеть" следы авторской индивидуальности. По выражению М. Маллет, эпистолярная проза в Византии заменяла отсутствовавшую лирическую поэзию. Новые тенденции в науке определяют и цель данной работы: проанализировать образ автора в письмах Иоанна Цеца и выяснить, с одной стороны, в какой мере авторское "я" определяется индивидуальной позицией писателя - его взглядами и эстетическими предпочтениями, и, с другой стороны, насколько оно детерминировано жанровым этикетом. Личность Иоанна Цеца избрана не случайно: это одна из центральных фигур Комниновского возрождения середины 12 столетия, собрание его писем обширно и, что весьма существенно, составлено самим автором.
Первая цель влечет за собой вторую. Как уже говорилось, необходимо оценить зависимость писем Цеца от эпистолярного этикета - но сам этот этикет еще почти совсем не изучен. Долгое время считалось, что "правила" эпистолярной "игры" оставались неизменными на протяжении всего византийского тысячелетия, однако уже поверхностное сравнение писем разных веков показывает, что канон существенно менялся, отвечая переменчивой литературной моде. Какова была эволюция византийского эпистолярного этикета? - Этот вопрос был сформулирован в науке лишь недавно, и ответ на него - дело будущего. Конечно, исследовать этот сложный и противоречивый процесс в пределах одной работы было бы невозможно, и мы здесь не ставим перед собой такой задачи. Единственное, что необходимо сделать в рамках данного проекта – охарактеризовать эпистолярный этикет 12 века: в чем авторы Комниновского возрождения подражали письмам своих предшественников, а в чем отступали от традиций? 12 век – эпоха renovatio litterarum, и эпистолярный церемониал, конечно, тоже трансформировался. Наша задача – обозначить некоторые аспекты этой трансформации. Изучение эпистолярного этикета 12 века позволит нам приблизиться к первой из сформулированных целей и точнее оценить «взаимоотношения» писем Цеца с жанровыми канонами: следовал ли Цец новым тенденциям своей эпохи, или придерживался консервативной позиции? Выбор тех или иных орудий из богатого арсенала мотивов и клише тоже может отражать индивидуальность эпистолографа.
Методы.
Первый этап: характеристика эпистолярного этикета
Двум целям соответствуют два этапа работы. Первый этап – характеристика новых тенденций в эпистолярном этикете 12 века. Единственный возможный метод – сопоставительный анализ посланий, написанных разными авторами и в разные эпохи, но в одной эпистолярной ситуации. Такое сравнение позволяет выяснить, как одни мотивы постепенно исчезают, иные нарождаются и развиваются, третьи – видоизменяются. В рамках данной работы мы ограничились временным периодом с конца 8 в. до начала 13 в. – в конце 8, начале 9 вв. Феодор Студит возродил эпистолографию как литературный жанр, и с тех пор она занимала важное место в жанровой системе византийской литературы. Были рассмотрены письма следующих авторов:
9 в.: Феодор Студит, Игнатий Диакон, Фотий, патриарх Константинопольский.
10 в.: Николай Мистик, Никита Магистр, Анонимный учитель, Симеон Логофет, Александр Никейский, Феодор Никейский, Феодор Кизицкий, Константин Багрянородный, Феодор Дафнопат, Лев Синадский, Никифор Уран, Иоанн Геометр (прогимнасмы в форме писем).
11 в.: Иоанн Мавропод, Михаил Пселл, Феофилакт Охридский.
12 – начало 13 в.: Михаил Италик, Феодор Продром, Никифор Василаки, Иоанн Цец, Евстафий Солунский, Григорий Антиох, Евфимий Малаки, Иерофей (письма пока не изданы и доступны только в regesta), Михаил Хониат, Никита Хониат, Иоанн Апокавк.
Письма указанных авторов сопоставлялись и с посланиями позднеантичных и ранневизантийских писателей, на которых – в той или иной мере – ориентировались все интеллектуалы нашего периода. Это письма Либания, Василия Кесарийского, Григория Назианзина, Иоанна Златоуста и др. Этим «столпам» подражали все, но каждое поколение черпало из их наследия что-то свое – это тоже интересная тема, детальное изучение которой пока остается делом будущего.
Для сравнительного анализа были избраны две эпистолярные ситуации, весьма распространенные в византийских письмах: laus epistulae acceptae и письма о подарках.
Laus epistulae acceptae. Один из лейтмотивов византийской (равно как и западной латинской) эпистолографии – мотив разлуки и одиночества. Автор поневоле разлучен с другом-адресатом, он жаждет видеть его и слышать голос, но, коль скоро это невозможно, единственным утешением остаются письма. «Молчание» корреспондента становится поводом для обильных жалоб, упреков и обвинений (aphilia – одно из наиболее серьезных «обвинений» в дружественной «тяжбе»), а полученное письмо, напротив, вызывает пространные похвалы и изъявления радости и благодарности. Однако авторы 12 века облекают все те же «эмоции» совсем в иную словесную форму, нежели эпистолографы, к примеру, Македонского ренессанса (10 в.).
Письма о подарках. В Византии, особенно в интересующий нас период, существовал обычай сопровождать письма подарками. Уже к концу 9 в. сформировалась система правил – какими словами сопровождать подарок и в каких выражениях за него благодарить. Как и в других эпистолярных ситуациях, эти правила на протяжении столетий менялись.
Второй этап: анализ авторского «я» в письмах Иоанна Цеца.
Характеристика эпистолярного этикета позволяет обратиться к письмам Иоанна Цеца и определить, с одной стороны, в какой мере он этому этикету следует и какие из возможных литературных средств более соответствуют его эстетической позиции, и, с другой стороны, в каких случаях писатель от этикета отступает. Основным методом остается все тот же сопоставительный анализ: письма Цеца, составленные в упомянутых эпистолярных ситуациях, а также и в других случаях, сопоставляются с посланиями других авторов и анализируются в контексте эпистолярного этикета. Подробно изучаются все мотивы, из которых слагается то или иное послание, в каждом отдельном случае определяется характер взаимосвязи нашего автора с жанровой традицией. В некоторых случаях удается найти даже конкретный источник Цеца – образец, которому он следовал при написании того или иного послания (зависимость в таких случаях подтверждается словесными параллелями). Такие случаи особенно интересны: удается проделать за средневековым автором его работу, проследить, что он оставляет без изменения, а что преобразует. Письма Цеца сопоставляются также и с другими его сочинениями – главным образом, с так называемыми «Хилиадами», обширным стихотворным сочинением, которое автор задумал как распространенные комментарии к своим собственным письмам. Такое сравнение позволяет выяснить, в какой мере авторское «я» Цеца трансформируется в зависимости от жанровой формы.
Часть первая
Эволюция эпистолярного этикета
Laus epistulae acceptae
Как уже говорилось, изъявление радости по случаю получения письма – одна из самых распространенных эпистолярных ситуаций в византийских письмах. В 9 в. такие риторические похвалы - еще редкость. Послания Феодора Студита носят, по большей части, деловой характер. Среди многочисленных писем Фотия этот мотив появляется только в одном (ер.271). Но в 10 в., в эпоху Македонского ренессанса, когда литературный жанр письма входит в пору расцвета, византийцы обращаются к этой теме уже весьма часто. Так, например, laus epistulae acceptae посвящены 11 писем Николая Мистика (ер.50, 57, 104, 111, 120, 126, 131, 172, 174, 178, 182), 2 письма Никиты Магистра (ер.6, 18), 3 письма Анонимного учителя (ер. 45, 64, 106), 10 писем Симеона Логофета (ер.1, 15, 16, 51, 85, 89, 91, 92, 95, 110), 6 писем Феодора Кизицкого (ер.2, 4, 6, 8, 26, 31), одно письмо Феодора Никейского (ер.37), 4 письма Льва Синадского (ер.3, 26, 33, 52), 3 письма Никифора Урана (ер.4, 5, 16) и 8 анонимных посланий (ер.5, 6, 11, 19, 20, 27, 31).
Как же авторы 10 века выражают радость по поводу полученного письма? Один из распространенных мотивов - письмо как утешение (встречается у всех авторов). Присланное письмо - влага, орошающая жаждущую душу (Симеон Логофет, Феодор Кизицкий, Лев Синадский, Никита Магистр, аноним), дуновение, охлаждающее жар страсти (Феодор Кизицкий, Никита Магистр), более всего радует весть о здоровье корреспондента (Николай Мистик, Анонимный учитель, Никифор Уран, аноним). Бурная радость, охватившая автора, противопоставляется его прежнему состоянию - он "приходил в уныние" от длительной разлуки с адресатом (Феодор Никейский), "жаждал" (Симеон Логофет, аноним - сравнение с засухой), волновался и расспрашивал всех, не слышал ли кто о делах адресата (Симеон Логофет, Николай Мистик), даже "ревновал" к другим корреспондентам, обильно получающим письма "желанного" друга (Симеон Логофет). Иногда подробно описывается процесс чтения драгоценного свитка - Симеон Логофет сравнивает письмо с чашей вина, которое он пьет медленно, наслаждаясь вкусом, Никифор Уран, взяв письмо в руки, от радости "долго не мог прийти в себя".
Еще один мотив, характерный для писем 10 в.: читая послание друга, византиец ощущает будто бы его присутствие - друг словно стоит перед ним и ведет "сладкие речи" (Симеон Логофет, Лев Синадский, Феодор Никейский, Никифор Уран). Письмо содержит в себе "образ души" его создателя (Симеон Логофет, Лев Синадский, аноним), запечатляет его добрый нрав (Симеон Логофет, Анонимный учитель, аноним). Однако присутствие друга - всего лишь иллюзия. Увидев призрачный "образ" друга, эпистолограф с еще большим рвением устремляется душой к "прототипу" (Симеон Логофет, аноним). Письмо вызывает желание увидеть его создателя лично (Лев Синадский, Николай Мистик, Симеон Логофет, аноним), оно не столько "угашает пламя страсти", сколько "разжигает" его (Феодор Кизицкий), оно не только живительная влага, но и "масло", подливаемое в огонь (Феодор Кизицкий).
Предметом эпистолярного комплимента становится и красноречие. Однако красоту стиля полученного послания эпистолографы 10 в. "замечают" не столь часто (всего 11 примеров), а если и упоминают о красноречии, то, как правило, мимоходом и в самых общих выражениях. Письмо - "луг", на котором растут "цветы" словесного "искусства" (Симеон Логофет, аноним, сравнение с лугом развито в письме Никиты Магистра). Письмо исполнено "меда" и " харит" (Симеон Логофет, Никифор Уран, Лев Синадский, аноним), оно "завораживает", как пение сирен (еще не распространенный мотив - только в одном анонимном письме).
Письма византийцев 11 в. совсем не похожи на послания их предшественников. Два эпистолографа этой эпохи - Иоанн Мавропод и Михаил Пселл - заметно отступают от прежних традиций. Как же они изъявляют радость по случаю получения дружеского послания? Во-первых, у обоих авторов значительно возрастает интерес к красноречию. Кроме привычных харит и сирен, появляются сравнения с Демосфеном и Нестором. Однако наибольшим новатором оказывается Пселл. В нескольких письмах он утверждает, что письма следует писать простым, разговорным языком - если послание красноречиво, то как раз это и мешает разглядеть в нем "образ души". Стилистическое изящество письма - препятствие для искренней дружбы. В одном из посланий Пселл хвалит своего корреспондента именно за то, что он написал просто и "естественно", не "приукрашивая" свой слог - это и позволило Пселлу воспринять написанное как "живую" беседу, увидеть "образ" друга. Эта мысль Пселла восходит к античности - Псевдо-Дионисий и Псевдо-Прокл предписывают в письмах придерживаться "разговорного" стиля; о том же пишет и Григорий Назианзин в письме к Никобулу, когда призывает адресата не злоупотреблять риторическими фигурами и писать естественно - хотя мнение о красноречии как о преграде для искреннего эпистолярного общения и "единения душ" впервые формулируется в греческой эпистолярной традиции именно у Пселла. По крайней мере, для его византийских предшественников этот мотив вовсе не типичен. Как уже говорилось, эпистолографы 10 века вообще о красноречии высказывались редко, и "мед" и "хариты" уж точно не мешали им видеть образ друга - Симеон Логофет пишет, что его добродетельный друг по справедливости наделен красноречием, чтобы предоставлять свое эпистолярное отображение жаждущим друзьям. Никакого противоречия между красотой стиля и единением душ Симеон не видел. Формулируя эту проблему, Пселл, бесспорно, оказывается новатором.
Другое нововведение Пселла - подробные описания эмоций. Так, он детально и живописно повествует о том, какое "воздействие" на него произвело долгожданное послание: развернув письмо, он пришел в неописуемую радость и от избытка чувств чуть не упал на землю - хорошо, кто-то подошел к нему и привел в себя. Так, пишет Пселл, он узнал, что не только горе может "оглушить, будто громом", но также и удовольствие и смех. Сцена, обрисованная Пселлом, образна, динамична и псилогически правдоподобна. Предшественники писателя описывали процесс чтения письма совершенно иначе: Симеон Логофет, как уже говорилось, медленно читал письмо будто "пил маленькими глотками драгоценное вино" - это развернутое риторическое описание не дает зрительно-конкретной картины, какую мы находим в послании Пселла. "Психологизм", повышенное внимание к эмоциям, детальные характеристики человеческого нрава - все это в высшей степени характерно для творческой манеры Пселла.
Итак, Мавропод и Пселл отступают от церемониала Македонского ренессанса. Однако об эпистолярном этикете их времени нам судить трудно - никаких иных писем той эпохи не сохранилось, и мы не в силах определить, в каких случаях Михаил Пселл следовал тогдашней литературной норме, а в каких эту норму "преодолевал". По крайней мере, ученик Пселла Феофилакт Охридский, письма которого относятся к концу 11 - началу 12 в., отказывается от новых тенденций 11 в. и возвращается к этикету Македонского времени. Он "не обращает внимания" на риторический декор писем, а характеризует их как "утешение", "наставление", "источник", "образ ума" отсутствующего друга - мотивы, привычные для 9 - 10 вв.
Какой же путь избирают последующие эпистолографы? Продолжают ли они новые тенденции, намеченные в письмах Мавропода и Пселла, или, вслед за Феофилактом Охридским, возвращаются к эпистолярному канону Македонского ренессанса? Здесь в распоряжении исследователя вновь оказывается обширный материал. Эпистолярных собраний середины - конца 12 в. сохранилось немало, и интересующую нас тему авторы затрагивают часто: Михаил Италик в 2 посланиях (ер.3, 17), Феодор Продром в 4 письмах (ер.3, 6, 14, 15), Георгий Торник в 2 письмах (ер.5, 12), Евстафий Солунский в 6 письмах (ер.10, 12, 32, 35, 41, 45), Евфимий Малаки в 3 письмах (ер.1, 3, 17), Михаил Хониат в 18 письмах (ер.3, 6, 8, 28, 42, 52, 84, 91, 93, 95, 96, 97, 98, 102, 103, 105, 106, 107) (Здесь мы пока не учитываем послания Цеца, которые будут рассмотрены во втором разделе). Таким образом, у нас вновь есть возможность проследить, как, в соответствии с этикетом той эпохи, было принято выражать радость о полученном письме.
Авторы Комниновской эпохи не чужды новых тенденций. То, что сразу бросается в глаза - их интерес к вопросам стиля и риторики. Это неудивительно: 12 в. - эпоха расцвета византийского риторического искусства. Когда византиец 12 в. отзывается о полученном письме, он в первую очередь отмечает красоту стиля. Иногда перед нами не только абстрактная похвала красноречию ("сирены", "музыка", "аттический мед", распространяется сравнение писем со статуями), но и конкретная характеристика стиля: так, послание, полученное Евстафием Солунским, "не щебетало без умолку, будто ласточка, а говорило ясно и кратко" - ка раз так, "как нравится" автору. Михаила Хониата, напротив, восхитило, что послание было многоречиво и "болтливо", в подражание стилю Галена. Подобная характеристика - не общее место, в ней отражаются индивидуальные вкусы эпистолографа. Письмо, как и прежде, приносит "утешение", но характерно, что "утешает" теперь именно красноречие. Когда Михаил Италик горевал о смерти друга, пришедшее письмо утешило его риторическими приемами, "ритмом" и "красотой слов". Письмо, полученное Михаилом Хониатом, приносило печальные вести, но все равно "очаровывало" "изяществом и красноречием". Больной Евстафий Солунский, когда ему читали письмо, от восторга вскочил с постели - так его впечатлила "сладость" выражений - хотя содержание и здесь не давало повода для радости.
Итак, авторы 12 в., прежде всего, проявляют интерес к словесному оформлению письма. Мотив "письмо как образ души", столь распространенный в 9 - 11 вв., напротив, почти исчезает. Изредка он, конечно, звучит, но в тех случаях, когда эпистолограф мотивирует собственное послание (письмо как "крылья, переносящие к адресату" - метафора, характерная в 12 в. для Михаила Хониата). Когда же требуется похвалить полученное письмо, об этом "вспоминают" уже редко - важно уже не то, что письмо есть "изображение" души, а то, насколько искусно это "изображение" ("изваяние") написано ("слеплено") (Продром, ер.3). Противоречие между красноречием и искренностью, столь важное для Пселла, авторы Комниновской эпохи тоже не замечают. В эпоху культа риторики наиболее существенным достоинством письма становится его словесное изящество.
Таким образом, сравнение посланий, составленных в разные эпохи, но в одной ситуации (laus epistulae acceptae), приводит к интересным выводам. Выясняется, что на протяжении трех столетий эпистолярный этикет заметно менялся. В 10 в. письмо оценивалось, главным образом, как "изображение" души, а в 12 в. - как образец риторического искусства. Насколько заметной была эволюция в других эпистолярных ситуациях?
Письма о подарках
Как уже говорилось, письма в Византии весьма часто сопровождались разнообразными подарками - это могла быть рыба, плоды, благовония, шелковая ткань, или даже конь или раб. В ранневизантийскую эпоху эта традиция еще не была столь распространенной - в обширном эпистолярном собрании Василия Великого только три упоминания о подарках, столько же - в посланиях Григория Назианзина. Намного заметнее этот обычай проступает с 9 в. (Феодор Студит ер. 66, 93, 209, 220, 257, 372, 468, 481, 548, 550; Фотий ер. 20, 25, 230, 233, 273). К 10 в. формируется система правил, предписывающих, какими словами сопроводить "скромное" подношение, а какими - благодарить за ценный дар. Среди писем Македонского ренессанса много подобных примеров (Николай Мистик ер. , Симеон Логофет ер. 74, Феодор Кизицкий ер. 4, 6, 11, Константин Багрянородный ер. 1, 3, 12, Феодор Никейский ер. 18, Лев Синадский ер. 45, 48, Никита Магистр ер. 18, Анонимный учитель ер. 24, 64, 78, 103, 107, 109, 114, Феодор Дафнопат ер. 14, 22, 23, 24, 25, 26, 28, 29, 31, аноним ер. 3, 6, 32, 33, Иоанн Геометр – 3 эпистолярных энкомия яблоку), и потому правила, сложившиеся в 10 в. для этой ситуации, нам относительно ясны.
Один из подходов к подаркам, характерных для 10 в., в высшей степени типичен для средневекового мировоззрения вообще. Это символико-аллегорическое истолкование подарков. К примеру, Феодор Никейский отправляет другу благовония - это означает, по словам Феодора, что у адресата "благовонная" душа. Феодор Дафнопат получает от императора Романа Лакапина дичь, которую василевс подстрелил на охоте. В благодарственном послании эпистолограф рассуждает о том, что дичь - горный козел и заяц - олицетворяет поверженных врагов империи: сперва они были похожи на ретивых и упрямых козлов, а потом на трусливых зайцев - сложная аллегория продумана до мелочей. Под пером эпистолографов этой эпохи подарок превращается в "символ", "загадку", которую адресату предстоит "разгадать" - и в то же время сделать комплимент пославшему.
Другой подход, тоже распространенный в 10 в., связан с темой дружбы. Подарок имеет ценность, поскольку он пришел от друга - это напоминание о друге и свидетельство его любви. Когда Феодор Кизицкий шлет в подарок Константину Багрянородному латук, он пишет: "Мы шлем тебе эти дары, дабы, когда они будут в твоем сладчайшем теле, напоминание обо мне пребудет в священной обители твоей души". Другой показательный пример. Когда Константин Багрянородный получает в подарок от Феодора Кизицкого вино, он пишет: "Когда я попробовал вино, мне показалось, будто я воспринял легкий поцелуй твоих сладких губ". Это письмо весьма характерно для эпистолярного церемониала Македонского времени. Вино "воздействует" как письмо - оно создает иллюзию присутствия отсутствующего друга. Когда византиец этой эпохи читает письмо, ему, как уже говорилось, кажется, будто друг стоит перед ним и ведет речи - когда он пробует присланное вино, ему кажется, будто друг его целует.
Таким образом, подарок ценен, поскольку он имеет аллегорическое значение или же является свидетельством о дружбе. Поэтому он и достоин похвалы - независимо от его величины, качества, красоты или практической ценности. Например, Анонимный учитель, получив от друга покрывало, отвечает: "Я был рад подарку, но не оттого, что я поражен корыстолюбием, а оттого, что мучим страстью, и теперь, когда я каждую ночь укрываюсь этим покрывалом, оно напоминает мне о твоей любви".
Внимание Анонимного учителя сосредоточено на теме подарков - он ни слова не говорит о самом покрывале: теплое или оно, насколько оно красиво, какого цвета? - обо всем этом мы не имеем ни малейшего представления. В письмах 10 в. мы найдем очень мало конкретных описаний подарков. Единственный автор этого времени, который описывает подарки - Феодор Дафнопат. Не случайно, что именно Феодор - первый автор средневизантийской эпохи, который вводит в письмо пространно-риторический экфрасис. Трактовка подарков в его посланиях тоже не всегда традиционна, но Дафнопат еще не окончательно порывает с каноном: его описания еще не самостоятельны - "живописные" детали вводятся ради пространного аллегорического объяснения. К примеру, Феодор шлет другу изюм двух сортов. Первый - маленький и медово-сладкий, второй - большого размера, черного цвета, изогнутой формы, сморщенный и умеренно сладкий. Это пространное описание требуется автоту для изысканной аллегории: автор желает адресату, чтобы он "явил себя полным сладости и радости", а "кривизны, черноты и морщин" бы избежал. Письмо завершается традиционным замечанием: "Я написал это, движимый страстью. Ты же, если тебе угодно, можешь истолковать мой подарок как-нибудь иначе".
Письма двух авторов середины 11 в., Иоанна Мавропода и Михаила Пселла, как уже говорилось, заметно отличаются от посланий их предшественников. Как новые тенденции отражаются на теме подарков? Сосредоточимся на обширном эпистолярном собрании Пселла и рассмотрим, как он трактует интересующую нас тему.
Во-первых, Пселл подробно описывает чувства, вызванные полученным подарком - сходную тенденцию мы уже отмечали в первом разделе. К примеру, получив от друга в подарок рыбу, он рассказывает, как он счастлив, и что он сейчас намерен сделать: сперва он направится в купальню, наполнит бассейн лепестками роз, так чтобы поверхность воды стала алой, затем окунется и будет долго плавать и в то же время думать о лучшей на свете рыбе, которую готовят на кухне - и уже только затем голод увлечет его к "скромной" трапезе. Это описание наслаждения и предвкушения, развернутое и, опять-таки, психологически достоверное, не имеет ничего с клише Македонского времени. В другом письме Пселла речь тоже идет о рыбе - получив лакомство, он счастлив и хочет танцевать от радости. Он, конечно, аскет, но эта рыба влечет его вниз, к чувственным удовольствиям. Это послание интересно и тем, что в нем находит отражение излюбленный мотив Пселла: человеческая природа изменчива и противоречива. Пселл часто рассуждает о том, что, с одной стороны, он "философ" и потому "возвышается" над вещным миром, а с другой - человек, и чувственная красота ему не безразлична. В данном письме этот мотив, облеченный в форму шутки, вводится в связи с подарком. Изысканное лакомство отвлекает от философских размышлений - эта тема не раз появляется в посланиях Мавропода и Пселла.
Другое новшество, заметное во многих посланиях Пселла - его интерес к самому подарку. Когда он, например, шлет другу дыни, то пишет небольшой энкомий своему подарку. В этом энкомии он восхваляет форму дыни, ее мягкость и сладость, а об аллегорическом толковании даже не задумывается. В других письмах Пселл не ограничивается похвалой, но добавляет естественнонаучный комментарий. Что такое молоко? Как из него производят сыр? Почему в сыре бывают дырки? - На эти вопросы писатель отвечает в пространном послании, сопровождающем сыр. Подобное отношение к подаркам характерно для этой эпохи, когда интерес византийцев к материальному миру возрастает, и все чаще делаются попытки объяснить природные явления не только символически, но дать им научное истолкование.
Феофилакт Охридский, как и в других эпистолярных случаях, занимает последовательно консервативную позицию. Подаркам посвящены 8 писем Феофилакта, и во всех подарки трактуются исключительно аллегорически. Как правило, Феофилакт рассуждает о богословско-символическом значении чисел. Когда он шлет подарок в 50 рыб, то подробно разъясняет, почему это число - символ совершенства. Итак, Феофилакт и здесь сознательно отвергает новые тенденции. Его консерватизм проявляется и в других эпистолярных ситуациях. Вполне вероятно, что он полемизирует со своим великим учителем на уровне эпистолярного этикета.
Как тема подарков отражается в эпистолярной прозе середины - конца 12 в.? Во-первых, авторы этой эпохи решительно отказываются от символико-аллегорической трактовки. Мотив "подарок как напоминание о друге" тоже почти не появляется. Авторы Комниновского времени, как и их предшественник Михаил Пселл, концентрируют внимание на самом подарке. 12 в. - эпоха господства риторики, и описания подарков нередко облекаются в риторическую форму энкомия или экфрасиса. Но следует отметить, что такие "риторические" послания - это не абстрактные "школьные" прогимнасмы, как, например, три энкомия яблокам, составленные в конце 10 в. Иоанном Геометром. Письма 12 в., напротив, изобилуют деталями из повседневной жизни. Известно, что писатели 12 в. питали живейший интерес именно к бытовым подробностям - бытовые зарисовки для текстов этой эпохи в высшей степени характерны.
Пример подробного описания подарка - письмо Михаила Италика. Ритор получает в подарок так называемых "ливийских" рыб. В ответном письме он благодарит корреспондента - он не один насладился лакомством, но поделился с другом - а затем описывает вкус рыбы и сравнивает ее с местными рыбами. Увы, адресат не сообщил Италику, как эту рыбу готовить, но Италик догадался сам - далее следует краткий кулинарный рецепт.
Однако наиболее яркие и образные описания даров мы находим в письмах Евстафия Солунского. В одном из них говорится о винограде, который Евстафий шлет в подарок своему покровителю Никифору Комнину. Евстафий описывает подарок и сравнивает виноград с медовыми сотами. Так же, как Италик, Евстафий не избегает конкретной информации и приводит обиходное названия этого сорта. Однако наиболее примечател здесь интерес писателя к цветовым оттенкам. Описывая виноград, Евстафий употребляет 6 прилагательных, обозначающих разные оттенки. Внимание к цветам характерно для творческой манеры Евстафия - оно заметно и в других его трудах, к примеру, в комментарии к "Одиссее". В другом послании речь заходит о птице (уже готовое блюдо), которую Евстафий получил от того же Никифора. Писатель внимательно осматривает птицу - в письме мы находим ее образное описание с необычными сравнениями - но никак не может понять, что это за птица: эта странная птица вообще на птицу не похожа. В этой связи Евстафий употребляет слово "загадка". Как уже упоминалось, для авторов 10 в. подарок тоже становился "загадкой", но загадка была тогда совсем иного рода: в 10 в. эпистолографы размышляли об аллегорическом значении подарка, а автор 12 в. задается вопросом, что за странную птицу ему прислали. Никакого интереса к символическому значению птицы Евстафий не питает. Это письмо интересно и тем, что в нем детально описаны эмоции автора - восторг и удивление. В этом отношении Евстафий оказывается ближе к Пселлу, чем его современники.
Таким образом, авторы 12 в. не возвращаются к этикету Македонского ренессанса, а продолжают и развивают новые тенденции, заложенные в 11 столетии.