В. Н. Сагатовский издательство томского университета томск-1973

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 66

ГЛАВА II

ПРИНЦИПЫ ПОСТРОЕНИЯ СИСТЕМЫ КАТЕГОРИЙ

В ходе анализа истории проблемы (I гл.) было поставлено много вопросов, фиксированы различные противоречия и альтернативы. Не претендуя, разумеется, на их полное разрешение, мы попытаемся, тем не менее, обосновать тот путь поисков ответов и решений, который представляется нам наиболее перспективным. Во введении были сформулированы принципы, непосредственно регулирующие построение системы категорий. Эти принципы, в свою очередь, обосновываются другими положениями, систему которых мы и намерены рассмотреть в этой главе.

А. Природа категорий

а. Эмпирический базис

a1. Убеждение о внеопытном происхождении категориальных знаний обусловливается узким пониманием опыта. Один частный вид опыта (физического опыта, в котором даются ощущения телесных индивидов, физических тел), как наиболее распространенный и непосредственно значимый, объявляют единственным опытом; что не дано в нем — то внеопытно. Забывают, что на самом деле имеются, во-первых, различные уровни опыта, и, во-вторых, эти уровни образуют определенную систему.

Такой взгляд вполне объясним, если его высказывает, например, инженер или ученый-естественник. «Электродинамическая теория Ампера далеко не выведена всецело из опыта,— писал П. Дюгем,— а этот последний играл весьма слабую роль в ее образовании. Он сослужил только роль толчка, пробудившего интуицию (под-

104

черкнуто нами — В. С.) гениального физика»218. Но откуда же интуиция (включающая в себя и философские принципы, категориальные знания), из какого она опыта? Физик знает только то, что эта сомнительная реальность не измеряется его приборами и не дана в его профессиональном опыте. У естественника есть средства для анализа телесных вещей, а не умственных действий: «Физиолог редко пускался в объяснение тонкостей человеческого ума, ибо там он принужден был бы оставить свойственные ему приемы исследования и думания»219.

Представители гуманитарных наук, имеющие дело с целостным опытом личности, чувствуют, что здесь что-то не так, что упускается какой-то существенный компонент опыта. Но догадки и сомнения гуманитариев и философов, так сказать, гуманитарного толка отступают перед строгими и авторитетными высказываниями естественников и логиков, принимающих всерьез только естественные науки. Ограниченное понимание опыта неизбежно, если учитывать только опыт изучения природы как таковой (вне ее соотношения с человеком) и практику только как производство физических вещей (производство холодильников—практика, а производство человеческих отношений— так, нечто эмоционально-лирическое). При таком подходе и самый строгий анализ не обнаружит опытных оснований категориальных высказываний. Поясним это простым примером. Выделим формальное основание вывода в силлогизме: Все люди смертны

N — человек

N — смертен.

Соответствующее знание— (АÎВ). (СÎА) —> (СÎВ) — действительно не выводимо ни из фактов опыта, касающегося смертности N и всех известных до сих пор людей, ни из каких-либо других фактов опыта того же уровня.

Что же получается, если мы не будем искать другие уровни, а объявим «физикалистский» уровень единственно возможным опытом? Получаются философские злоключения. С одной стороны, все то, что не выводится из

218 П. Д ю г е м. Физическая теория, ее цель и строение. СПб, 1910, стр. 236.

219 П. К. Анохин. От Декарта до Павлова. М., 1945, стр. 75.

105

такого опыта, объявляется произвольной абстракцией220, а с другой — данные этого опыта оказываются абсолютно точкой отсчета (непогрешимо отражающими реальность— с точки зрения материалистов-метафизиков и просто не подвергающимися сомнению протокольными предложениями — с точки зрения субъективных идеалистов) . В действительности же чувственные данные могут быть как истинными, так и ошибочными, но даже если они достоверны, то знать это, оставаясь на уровне чувственных данных, мы не можем. Произвольная абстракция также не может придать достоверность этим данным, а ссылка на практику вообще, как было показано выше, не спасает положения.

Поясним сказанное на примере известного парадокса близнецов. Один из близнецов отправляется на космическом корабле со скоростью, близкой к скорости света, скажем, к Сириусу. Как только он прибудет туда, его сразу же с той же скоростью отправляют назад на Землю. Его брат все это время оставался в покое и состарился на 16 лет, а космический путешественник почти не изменился. Между тем их восприятия этого эксперимента окажутся почти одинаковыми. Тот, кто оставался на месте, скажет: «Я видел, что мой брат удалялся влево от меня со скоростью, близкой к световой. Затем он остановился и вернулся ко мне снова с такой же скоростью». Путешественник опишет этот опыт так: «Я видел, как мой брат удалялся вправо от меня со скоростью, близкой к световой. Затем он остановился и вернулся ко мне снова с такой же скоростью». Анализируя причины расхождения между одинаковостью протокольных предложений и" различием действительных результатов эксперимента, К. Ланцош справедливо замечает: «Противоречие возникает из того факта, что непосредственное описание наблюдаемых фактов вовсе не обязательно представляет истинную оценку конкретной физической ситуации»221 (подчеркнуто нами —В. С).

220 Органическую связь узкого понимания эмпирического базиса как совокупности индивидов с идеей произвольности абстракции, отсутствия объективных оснований ее хорошо показал Э. В. Ильенков. Понятие «абстрактного» («идеального») объекта. Сб. «Проблемы диалектической логики», Алма-Ата, 1968.

221 К. Ланцош. А. Эйнштейн и строение космоса. М., 1967, стр. 68.

106

Таким образом, сопоставление «непосредственных описаний» должно иметь место на любом уровне опыта и разумнее вывести эту операцию (и другие категориальные знания) из более широко понимаемого опыта, а не считать ее априорной. Тем более, что сама физика уже, не удовлетворяется чисто физикалистским пониманием опыта: «...из современной физики вытекает более радикальный вывод: представление об «элементарных» процессах, существующих независимо от «неэлементарных», должно быть в общем случае оставлено, природа не состоит из «кирпичей», адекватное описание природы должно с самого начала оперировать локальными и интегральными характеристиками, которые теряют физический смысл, взятые изолированно»222.

а2. Предлагаемое более широкое понимание эмпирического базиса можно выразить с помощью следующих положений: 1. В любой полной или целостной эмпирической ситуации даны знания не только о вещах и свойствах, но и об отношениях и действиях. Субстанционально-атрибутивные и релятивные знания — два необходимых компонента исходных чувственных данных. 2. Полная эмпирическая ситуация предполагает не только отражение внешнего объекта действия, но и отражение взаимодействия субъекта и объекта, что выражается в знании (разумеется, не обязательно осознанно) плана действия субъекта. 3. Данные, касающиеся плана действий в определенной эмпирической ситуации, не выводимы из этой ситуации, но это не значит, что они вообще не выводимы из опыта: они выводятся из ситуации другого уровня и играют активную роль в организации данной ситуации, благодаря чему получаемые в ней данные (data) являются одновременной «взятыми» субъектом (capta). 4. Не следует сводить философское понятие объекта к представлению о теле (массово-энергетической вещи), данному в наиболее бросающейся в глаза части современного земного опыта. Не следует сводить философское понятие эмпирического базиса к психологическому понятию чувственных данных. Мир физики предстает все более «странным», а информационный (кибернетический) подход с необходимостью дополняет массово-энергетический. Возможности получения исходных данных отражаю-

222 Б. Г. Кузнецов. Этюды об Эйнштейне. М., 1965, стр. 329.

107

щей системой не сводится ни к 5, ни к 11 человеческим чувствам. 5. Не существует такого эмпирического уровня, на котором знание было бы только конкретным и не содержало элементов абстракции, и не существует такой .абстракции, которая не имела бы эмпирического (в философско-логическом, а не психологическом смысле) коррелята.

Сделаем некоторые пояснения и выведем следствия, непосредственно касающиеся категориальных структур. Даже оставаясь в рамках физического опыта, мы будем теперь искать корреляты физических абстракций не среди тел (их там действительно нет), но в определенных типах эмпирических ситуаций. Так, ситуация, где поведение объекта зависит и от его массы, и от размеров, и от формы и т. д. будет отражена в понятии тела, а ситуация (ничуть не менее объективная, чем первая), где это поведение (допустим, период колебаний груза, подвешенного на пружине) будет зависеть от массы и окажется независимым от размеров и формы, отразится в понятии материальной точки.

Для нефизических абстракций мы будем искать объективные ситуации, которые даны на соответствующих (нефизических) уровнях опыта. Уже животное должно не только действовать, но и иметь план действия. Тем более практика человека — это не просто рубка дров, но и организация своего отношения к людям и природе. Эта двойственная природа любого опыта (знание элементов состава, к которому сводит эмпирический базис традиционная точка зрения, и знание отношений и действий) исследуется в работах Ж. Пиаже. Он ставит по существу старый философский вопрос: «...порождены ли математические соотношения деятельностью ума или эта деятельность только открывает их, как некую внешнюю реальность, действительно существующую»223. Выбирая второе решение, Пиаже, как ученый, не может представлять себе искомую реальность в виде реалий. Прежде всего он фиксирует двойственную природу отражения на любом этапе: «Ум выявляется, по существу, как координация действий. Эти последние суть вначале просто материальные или чувственно двигательные процессы,., но уже то-

223 Ж. Пиаже. Структуры математические и операторные структуры мышления. В книге «Преподавание математики». М., 1960, стр. 10.

108

гда они несут в себе схемы, которые допускают структуры обобщения»224. «Нельзя, по-видимому, рассматривать познание предметов как «вначале» перцептивное, а «затем» сверхперцептивное: это познание, видимо, с самого начала связано со схемами действия, с которыми ассимилирован предмет (от схем — рефлексов до схем, являющихся результатом различных видов научения), а перцептивные структуры с самого начала следует, вероятно, рассматривать как структуры, связанные с более обширными структурами»225.

Далее, Пиаже показывает эмпирические основы двойственной природы знания. «Если все знание предполагает эксперимент для своего осуществления, то это психологическое утверждение не оправдывает эмпиризма, потому что существуют две формы эксперимента: эксперимент физический, ведущий к абстракции свойств, взятых от самих предметов, и эксперимент логико-математический с абстракцией по отношению к действиям и операциям, осуществляемым над предметами, а не по отношению к самому предмету, как он есть»226. Это поясняется примером: «...в экспериментах порядка (порядок прямой, порядок обратный, образуемый противоположным движением или вращением и т. д.) ребенок абстрагирует порядок не предметов, как таковых, но действия и операции, благодаря которым они возникли»227.

Следовательно, если рассматривать исходный базис знания онтогенетически (в познании современного исследователя мы не найдем в качестве исходной «чистой чувственности»), то надо говорить не о совокупности чувственных данных, но о системе «взятых» с помощью выборки, осуществляемой перцептивными схемами деятельности. Эмпирический базис, взятый даже в его чувственной форме, складывается из сложного взаимодействия чувств, отражающих внешний мир, чувств, отражающих внутреннее состояние субъекта, наследственных (инстинкты) и приобретенных регулирующих структур.

Если мы представим себе как наиболее общую полную эмпирическую ситуацию схему практической дея-

224 Там же, стр. 14.

225 Ж. Пиаже, Б. Инельдер. Генезис элементарных логических структур. М., 1963 , стр. 17.

226 «Преподавание математики», стр. 29—30.

227 Т а м ж е.

109

тельности субъекта в целом, то в отражающей ее системе знаний можно будет выделить два «полюса»: полюс предельно специфических исходных значений и полюс предельно общих операций, объединяющих эти значения в действующую систему. У начинающего говорить ребенка, например, это будут, с одной стороны, значения слов вроде «мама», «есть», «гулять» и т. д., а с другой — операции типа различения и отождествления присутствующих и отсутствующих известных ему предметов. Нетрудно видеть, что даже здесь эти предельно общие операции носят категориальный характер. По такой же схеме можно представить себе минимальный словарь будущего единого языка науки: минимум исходных спецификаций + минимум исходных всеобщих понятий, образующих «клеточку» категориального каркаса.

Ясно, что при таком понимании эмпирического базиса категории уходят, по крайней мере своими корнями, в перцептивные схемы, регулирующие деятельность на самом исходном ее уровне, т. е. отражают собой наиболее общие схемы деятельности, оформляющие опыт в целом. Если категории, не имеющие непосредственно чувственных прообразов (например, сущность, хотя и эта ступенька познания имеет соответствующий эмпирический коррелят в деятельности общественного индивида, недоступный непосредственному чувственному выражению), в конечном счете будут определены через категории, имеющие такие прообразы (например, тождество, различие и др.), то генетическая связь категорий с чувственной деятельностью в принципе перестает быть тайной. Только искать эти прообразы исходных категорий надо не в опыте по производству физических вещей, но в более широком опыте становления действий, упорядочивающих опыт производства вещей и отношений человека к обществу и природе.

а3. Таким образом, мы допускаем неосознанное функционирование категориальных структур в человеческом мышлении как чувственных знаний (обобщенных схем, а не данных— индивидов). Люди совершали умозаключения по правилам логики, не осознавая этих правил, но существующие структуры, отражающие данные в деятельности «обычные отношения вещей» (Ленин), были запечатлены в сознании в виде определенных регулирующих схем. Однако с усложнением общественной деятельности

110

неосознанная регуляция социально значимых действий становится явно недостаточной, и категории, ясные в пределах «домашнего обихода», начинают вносить путаницу, если с их помощью пытаются разрешать более сложные ситуации228. В этом случае субъективную ясность требуется превратить в интерсубъективную отчетливость.

Поэтому и получается, что категориальные операции, извечно применявшиеся человеком, осознаются тысячелетия спустя: «Подумайте, например,— пишет Пиаже,— о запоздалом введении Кантором операции приведения элементов во взаимно однозначное соответствие, которая является одной из главных операций при формировании целого числа у ребенка и у дикаря»229.

Роль осознания категорий проявляется двояко: как осознание уже действовавших категориальных структур и, тем самым, качественное повышение эффективности их действия, и как выведение категориальных знаний, которые вообще могут действовать только будучи выраженными в общезначимой форме. Например, можно неосознанно использовать знания о причине как внешнем факторе и как взаимодействии внешнего и внутреннего, но только осознание этих смыслов позволяет установить соотношение между ними и адекватную область применения для каждого из них; но нельзя неосознанно применять системный подход в полиструктурных системах (живой природе и обществе) или обладать знанием о материи на современном уровне, не осознав ленинского определения ее230. Категориальные знания, даже будучи неосознанными, фактически являются необходимыми и всеобщими, но то, что это действительно так, мы можем узнать, лишь поднявшись на более высокий уровень отчетливого осознания. «Чувственное знание «бормочет», т. е. неясно говорит, но все же говорит; большего от ощущения и не нужно требовать. Если бы оно заговори-

228 «Нечеткость терминологии, увы, причина многих недоразумений в науке и в жизни, и иногда становится страшно при мысли о том, сколько неопределенных общих понятий до сих пор незаметно для нас самих вносят путаницу в наши головы». (В. Леви. Охота за мыслью. М., 1967, стр. 116).

229 «Преподавание, математики», М., 1960, стр. 13.

230 Мы констатируем эти различные случаи как факт, не анализируя специальные гносеологические и психологические причины их появления.

111

ло полным и ясным голосом, тогда и мысль была бы лишней»231.

Для наших целей достаточно осознать характер эмпирического генезиса категорий в общем плане, конкретные исследования их происхождения и становления не входят в задачи этой работы. Выяснив их непосредственный аналог (такие действия субъекта, которые он может применить по отношению к любому объекту своего опыта), займемся теперь выяснением гносеологической и логической природы категорий, т. е. их отношений к объекту и друг к другу.

в. Гносеологическая и логическая природа

Здесь мы рассмотрим следующие вопросы: 1) отношение категорий к человеческой деятельности и объективной действительности; 2) гарантии всеобщности и необходимости категориальных знаний; 3) содержательность (нетавтологичность) категорий.

в1. Категории обычно определяют как понятия, отражающие всеобщие свойства явлений объективной действительности. Это верно, но для характеристики логической природы категорий недостаточно. Мы не можем согласиться с теми, кто от чисто онтологического понимания категорий бросается в другую крайность — к полному отрицанию их онтологической всеобщности. Расхождение между онтологическим содержанием категорий и гносеологической формой их систематизации должно быть устранено путем верного понимания соотношения субъективной деятельности и объективного взаимодействия, а не за счет элиминации одной из сторон. Констатируя это расхождение, Л. К. Науменко правильно, на наш взгляд, формулирует вытекающую из него задачу: «Главная задача учения о категориях состоит в выяснении таких универсальных определений действительности, которые одновременно были бы определениями физического (лучше бы сказать «объективного» — В. С.) мира и человека, таких обобщений, которые не формально включали бы в себя и действительность природы — объекта знания, и действительность человека — субъекта

231 К. С. Б а к р а д з е. Очерки по истории новейшей и современной буржуазной философии. Тбилиси, 1960, стр. 274.

112

знания и действия, т. е. таких определений действительности, которые были бы одновременно и логическими определениями познания ее, внешними и одновременно внутренними для субъекта, имеющими характер объективной и одновременно субъективной, т. е. логической необходимости»232.

Строго говоря, непосредственным объектом познания всегда является не природа как таковая, но природа, данная в деятельности общества, т. е. взаимодействие природы и человека. Возрастание объективности человеческих знаний означает не переход к познанию «чистого объекта» вне взаимодействия, что невозможно (такой объект есть кантовская вещь в себе, т. е. пустая абстракция). Это возрастание объективности обеспечивается универсализацией субъективных программ исследования. Одной из основных тенденций в истории человеческого познания является движение мысли от субъективной антропоморфной картины мира к взгляду на мир, как на «чистый» объект и от него — к пониманию объективного единства субъекта и объекта.

Первоначально люди объясняли мир по аналогии с собственной деятельностью. Осознав ненаучность такого подхода, ученые стали стремиться к изучению природы как таковой, как объекта, независимого от человека. Например, в древнем мире под механикой понимали некое искусство, изобретательство. «Лишь Ньютон в период формирования и торжества механической картины мира возвысил свой мощный голос в защиту нового понимания механики как всеобщей науки о движении, науки о движениях вообще,— не только тех, которые мастер должен осуществить для достижения той или иной цели, но и тех (и прежде всего тех), которые протекают в природе»233. Эта переориентация, несмотря на ее общую прогрессивность, породила свои трудности. Наиболее устойчивые и хорошо изученные свойства объектов, данных в ограниченном опыте жителей нашей планеты, стали считать абсолютными свойствами любых объектов (механика Ньютона считалась пригодной для описания объектов любой сложности, геометрия Эвклида — для

232 Л. К. Н а у м е н к о. Категории — форма мысли. Сб. «Проблемы диалектической логики». Алма-Ата, 1968, стр. 117—118.

233 А. Г. Г р и г о р ь я н, В. П. 3 у б о в. Очерки развития основных понятий механики. М., 1962, стр. 19.

113

описания любых пространств и т. д.). С другой стороны, неприложимость соответствующих знаний к сущностным характеристикам человека порождала дуализм, вырывала пропасть между субъектом — человеком и объектом— природой.

Преодоление этих трудностей, совершающееся в современной науке, идет в основном по пути «негеоцентризма» (В. П. Бранский), т. е. понимания закономерностей и форм, данных в специфическом земном опыте, как частных случаев более общих закономерностей и форм (разные типы пространственно-временных взаимодействий, разные формы жизни как частные проявления антиэнтропийной тенденции и т. д.). Человек идет от антропоцентризма (который в онтогенезе выражается в форме описанного Ж. Пиаже «эгоцентризма») к децентрации, в результате которой человек оказывается одной из форм материи, субъективное — одной из форм проявления объективного.

Но может ли быть эта децентрация абсолютной? Означает ли она достижение абсолютно «лишенной центра науки» (Энгельс) ? Все ли мы скажем о субъекте, показав его объективную природу? Нет. Не надо забывать, что любые онтологические построения являются не чисто зеркальными отражениями, но рождены в определенном типе деятельности; что наука не самодовлеющее целое, но средство, обслуживающее нужды человеческой деятельности; что осознание места позиции субъекта среди других объективных структур не означает ликвидации этой субъективной позиции. Только осознание этой позиции субъекта (не произвольной, но отражающей объективное соотношение субъекта и объекта) позволяет систематизировать все наши знания с точки зрения их места в освоении человеком объективного мира. Осознав, что человечество не является абсолютным центром и целью развития мира, мы не должны забывать, что в деятельности человечества его потребности и цели, адекватно отражающие соотношение общества и природы, остаются центральными.

Blog

В. Н. Сагатовский издательство томского университета томск-1973

Содержание