Geum.ru

Семантика противительности и средства ее выражения в русском языке

Вид материалаАвтореферат
Подобный материал:
1   2   3   4
не в форме, а в любви, – сказала она, все более раздражаясь не словами, а тоном холодного спокойствия, с которым он говорил (Л.Н. Толстой); «Змея! Ах, она змея! – думал между тем Санин, – но какая красивая змея!» (И.С. Тургенев). Противительность – это асимметричное противопоставление с передвижением центра противопоставления и нарушением равновесия, баланса частей под влиянием точки зрения субъекта. Второе из противоположений маркирует коммуникативно важное сообщение и окрашено субъективными оттенками мысли о несогласии и чувства несогласия.

Противопоставление – это вещественная, материальная составляющая слова с противительным значением, тем не менее для возникновения противительности в языке существование отношений противопоставления – условие необходимое, но недостаточное, поскольку должны быть факторы неравнодушия, динамики, активного отношения / действия, конфликта. Противительность есть выражение субъективных отношений: модальность, экспрессивность и оценочность составляют языковую сущность противительности, и в семантической структуре противительного слова значение противопоставления дополнено обязательным субъективно-экспрессивным, субъективно-оценочным компонентом. Противительность как смысл была рождена для выражения оценки – отрицательной реакции человека на явления действительности, по отношению к которым он не может остаться равнодушным, безучастным. Степень проявления экспрессии в семантической структуре противительного слова может быть различной и зависит от степени его «лексичности» – следовательно, она присутствует изначально в меньшей мере в союзе но и в максимальной степени в слове против – благодаря сформировавшемуся лексическому значению знаменательной части речи.

В современном отечественном языкознании концепция соединительных / тождественных / аналогичных и несоединительных / нетождественных / неаналогичных отношений и шире – соединительной и противительной семантики разрабатывалась Н.Н. Холодовым и учениками созданной им научной школы (В.Н. Анощенков, Е.А. Ларина, Ван Лиган, Е.В. Атаева, Ю.Н. Здорикова, Т.В. Лобанова и др.). В рассмотрении семантики противительных отношений мы опираемся на концепцию Н.Н. Холодова как, на наш взгляд, наиболее стройную и последовательную.

Противительные отношения являются отражением мысли о противопоставлении. Тем не менее сама идея противопоставления сформировалась постепенно и прошла свой путь развития. Процесс формирования новых отношений в языке – отношений различия (противительные отношения) на фоне отношений тождества (не-противительные отношения) отражает система сочинительных союзов, которые фиксируют мельчайшие оттенки движения мысли в ее историческом развитии – от отношений тождества к отношениям различия и в своей совокупности отражают последовательный переход от не- противительных к противительным отношениям.

В современном русском языке противительные союзы а и но, традиционно считающиеся центром группы противительных союзов, отражают разные ступени грамматикализации исходного лексического значения. Союз а в выражении отношений сопоставления или не осложненного никакими оттенками противопоставления достиг высокой степени абстракции: он является носителем одновременно двух идей – идеи сходства и идеи противоположности (Анна А. Зализняк, И. Микаэлян, 2005). Союз а является знаком, символом – это сигнал гипотетического противопоставления и гипотетической противительности: как максимально абстрактный союз, он не обладает лексическим значением и собственной противительной семантикой и обнаруживает только способность к ее выражению в определенном лексическом окружении и определенной синтаксической конструкции. Даже значение противоречия, несоответствия во фразеологизированных структурах, оформленное союзом а, выглядит как представленная двумя параллельно существующими фактами, но единая ситуация – без предпочтений к какой-либо из них со стороны говорящего: Мужчина, а плачет; Апрель, а холодно; Пятница, а машин мало. Ср. при замене: Апрель, но холодно – союз но не только ограничивает положительную информацию первого компонента противопоставления, но и маркирует отрицательную оценку, обозначенную вторым компонентом.

Конструктивные возможности союза а (создание новых составных союзов, участие в разнообразных синтаксических конструкциях) велики в силу сравнительно недавнего перехода из системы соединительного типа в систему несоединительного (Стеценко, Холодов 1980): от выражения не-противительных отношений – к выражению противительных (ср. в др.-рус.: Княземъ слава а (= и) дружинЬ; ср. в чеш.: Slovo a slovеsnost (В. Матезиус)). Область пересечения значений противительных союзов а и но заканчивается там, где вторгается семантика ограничения: оба слова хранят память о своем происхождении и прежнем значении.

Процесс грамматикализации союза но остался незавершенным, и его противительная сущность выражается настолько ярко, что Ю.И. Леденев считает возможным говорить о лексическом значении, равном категориальному (грамматическому) значению союза (Леденев 1988). Придерживаясь точки зрения В.В. Виноградова о тождестве лексического и грамматического в служебных словах (Виноградов 1947), считаем нужным добавить, что лексическое значение присутствует в их грамматическом (основном) значении в растворенном виде, то есть речь идет о степени насыщенности этого лексико-грамматического «раствора». Если представить себе любой союз как прозрачный стакан с жидкостью, то большинство подчинительных союзов будет иметь вид стакана с хорошо заваренным чаем (к примеру), союз но – со слабо заваренным чаем, союз и – с простой водой; союз а – это стакан, в который наливают то простую воду, то с небольшим добавлением цвета.

Ш. Балли сформулировал мысль о существовании двух противоположных тенденций в языке, определяющих его развитие, – тенденция к выразительности и аналитическая, интеллектуальная тенденция, устраняющая то, что чуждо идее в чистом виде (Балли 2003). Условная пирамида отражает в том числе и результаты действия этих двух тенденций при создании средств выражения противительной семантики: против – результат поиска новых средств выразительности (процесс лексикализации и трансформации предлога против в знаменательную часть речи); но – результат действия второй тенденции, проявляющейся в нейтрализации субъективного, эмоционального начала, мешающего выражению в наиболее чистом виде идеи противопоставления (исторический процесс грамматикализации слова но). Действительно, простые сочинительные союзы подверглись в ходе преобразования значения наиболее полной и существенной грамматикализации – семантическому опустошению, тем не менее но в намеках, скрытых оттенках сохраняет память о лексическом значении. Признание лексического значения союза но, которое оказалось растворенным в его общеграмматическом значении, однако сохранившимся в оттенках ограничения и уступки, дает возможность рассмотреть этот противительный союз с точки зрения его синонимических связей (глава III).

Синкретизм лексической семантики противительного слова отражает взаимоотношения и взаимосвязь уступительной, противительной семантики и семантики отрицания (синтаксическая семантика), что находит выражение во взаимодействии маркеров уступки (= согласие), противительности и отрицания: Постой, царевич. Наконец / Я слышу речь не мальчика, но мужа (А.С. Пушкин); Из города Киева, / Из логова змиева / Я взял не жену, а колдунью… (Н. Гумилев); Не робость, нет! – но произнесть / Иное не покорны губы… (А.К. Толстой); Я хоть час, но живу (К. Бальмонт); Вот семь лет почти живу в Москве, а всё-таки тянет меня на родину (М. Булгаков); Верь – не верь, а беги скорей подснежники собирать (С. Маршак); Почти мраморного холода рук и ног он сам не чувствовал, напротив, ему казалось жарко (М. Шишкин); И пусть говорят, да, пусть говорят, / Но – нет, никто не гибнет зря! (В. Высоцкий).

Единое связанное с позицией субъекта семантическое пространство, крайние точки которого составляют утверждение и отрицание (уступка – ограничение, согласие – несогласие, да – нет), делится по-разному. В общей уступительно-противительной схеме Да, но… в зависимости от установленной субъектом границы могут быть реализованы разнообразные варианты такой комплексной семантики: согласие или уступка с оговоркой, возражение или существенное ограничение с незначительной уступкой, «возражение под видом согласия» и т.д. Отношения корреляции противительности и уступки являются основой для формирования нового – комплексного, комбинаторного смысла, отражающего промежуточную, переходную позицию между позицией да и позицией нет.

Благодаря отношениям ограничения возникает синонимическая близость маркеров семантики волевого ограничения (грамматикализованные довольно, полно, хватит, конец, всё и др.; шабаш, баста, стоп; Alles! Genug! That’s all! Finita!) и противительных слов, сутью которых и является ограничение, обозначенное волей субъекта. Однако средства ограничительной семантики и отрицательное слово нет! (модальное значение ограничения; ср.: нельзя) в силу своего междометного статуса и статуса частицы не имеют непосредственной, грамматически закрепленной связи с субъектом как носителем состояния протеста, а отрицательная частица не раскрывает позицию субъекта только в сочетании с модальными глаголами или другими модальными словами: не буду, не хочу, не надо, не стоит и др. Таким образом, значение несогласия как отношения и состояния субъекта выражают только лексические противительные средства: в семантику слова-корня против позиция субъекта включена изначально, поскольку элементарный смысл против *Я нет можно интерпретировать как значение ‘субъект, говорящий нет’. (Ср. в др.-рус.: Азъ не противлюся, ни глю противу).

Противительные, уступительные отношения и отношения отрицания, связанные с понятием противопоставление (Лавров 1941, Перетрухин 1979, Бахарев 1980, Бондаренко 1983, Теремова 1986, Ляпон 1986, Rudolth 1996, В.Апресян 2006 и др.), в современном русском языке образуют тесное единство, которое можно представить в виде голограммы: при экспликации двух смыслов третий присутствует имплицитно. Аналогичную голограмму представляет собой и семантическая структура противительного слова: при перераспределении доли участия каждого компонента (противопоставление, ограничение, отрицание, уступка) одни семы актуализируются, другие могут находиться в латентном состоянии.

Вторая глава – «Историко-этимологический аспект исследования противительной семантики», – посвященная изучению формирования средств выражения противительной семантики, важна для понимания закономерности проходившей в истории языка и происходящей на наших глазах семантической трансформации пространственного значения в противительное. На наших глазах – это развитие противительного значения слова прочь в условиях контекста художественной речи. В диахронии – это в первую очередь история слов, восходящих к одному этимологическому гнезду (макрогнезду с вершиной – индоевропейским корнем *pr-, включавшем расширители, или детерминативы) и составляющих основу современной противительности. Источником развития противительного значения и носителем субъективного начала является корень слова, даже если он в процессе развития оказался модифицирован. С историко-этимологической точки зрения в работе проанализированы такие слова, как против / напротив, супротив / насупротив; прочь, впрочем и прочий; поперек и вопреки; просто и прямо; правда и право.

В результате проведенного анализа, основанного на материалах историко-этимологических словарей и исследований по исторической семантике, приходим к выводу, что в систему возникавших новых отношений, субъективных по своей сути, втягивались слова, в лексическом значении которых содержалось указание на линию, черту, препятствие, преграду, находящиеся впереди и обозначающие некую границу, предел. На основании этих выводов в работе выдвигаются две гипотезы – гипотеза о существовавшем в праславянском языке, но впоследствии утраченном значении слова прочь (‘линия горизонта’); и гипотеза о происхождении и первичном значении (празначении) слова но – следы этого былого значения, связанного с представлением об ограничивающей воле субъекта, можно обнаружить в современном употреблении но и его современной семантике.

Таким образом, в главе второй рассматриваются проблемы становления и развития семантики противительности в ретроспективе. Прием так называемого челночного движения позволяет собрать данные для семантической реконструкции слов, исследуемых под углом зрения идеи противительности, носителями которой они являются в современном языке.

В лексическом значении слова ничто не исчезает, но складируется, скрытые семы «распаковываются» по необходимости – актуализируются, и можно говорить о внутренней, глубинной памяти слова, о его потенциальной способности в необходимый момент и в подходящих условиях эту память оживить. Следовательно, слово с длительной историей развития представляет собой результат множественных наслоений последовательно сменяющих друг друга процессов архивации и разархивации сем и их возможных преобразований в новых условиях: историческое прошлое слова в той или иной форме живет в его настоящем. Естественно, что слова с длительной историей содержат семантические элементы разных стадий развития и разных лексических и морфологических воплощений. Тем не менее сохраняется общая закономерность: носителем лексического значения является корень слова, в том числе подвергшийся модификации, при этом новый корень включает в свою семантическую структуру и семантические элементы корня-производителя.

Общеизвестно, что пространственные значения являются основой для формирования всех прочих значений – и в этом смысле противительная семантика не только не является исключением, но, напротив, и на синхронном уровне демонстрирует сохранившуюся живую и непосредственную связь с пространственным значением. Этот тезис может быть проиллюстрирован фактом существования в современном русском языке слов, обладающих пространственно-противительной семантикой, – против / напротив, супротив / насупротив, прочь и др.

Развитие субъективной противительной семантики отражает, например, ближайшая история слова противный (ср. пример В.И. Даля: две противныя сосны = ‘расположенные друг против друга, напротив’) и новейшая история слова прочь, в семантике которого происходит движение в сторону системы противительных слов: значение слова-конструкции Прочь! в его художественном, отвлеченно-образном употреблении находится вне связи с понятием места и указанием направления – исходным и основным значением слова: Подошла к окну – в черном стекле лицо. Двоится. Оптический эффект понятный: рама двойная. Этаж четвертый. Нет, низко. Мрак гонит, подступает. Прочь. Прочь… (Л. Улицкая); Здесь, в Блумбери, я остаюсь для повторения урока прошлого лондонского лета, хэммстедского лета, хэмпширского лета… Прочь! (А. Пятигорский). Ср. также субъективно-модальное значение сочетания не прочь (≈ не против).

Логика развития семантики таких слов, как просто и прямо, и их новейшая история свидетельствуют о связи пространственного и противительного значений – также на наших глазах происходит втягивание их в сферу противительности: Знаю, просто (≈ но) вспомнить не могу; Прям(о) так я и буду делать домашнее задание!. Слово прямо становится способно выражать максимальную степень несогласия, протеста, что роднит его с модальной частицей вот еще! (≈ нет!) – с одной стороны, с другой – со словом против (я против).

Многие современные слова, восходящие к гипотетическому праиндоевропейскому слову-корню *pro, обладают чрезвычайно сложной семантической структурой. Скрытые субъективные семы, оттенки прежних значений, сохраняющиеся генетической памятью слова, оказываются востребованными для выражения нового смысла и нового оттенка смысла.

Основой для формирования противительности в русском языке становятся две неразрывно связанные разновидности пространственного значения – это значение противопоставления (включая значение указания направления на объект) и значение черты, линии, т.е. материальной или воображаемой границы, делящей пространство на две части. Метафорически переосмысленные, эти два значения были трансформированы в семантику модального ограничения и модального противопоставления – составные части единой противительной семантики. Однако противительность как смысл обязана своим происхождением не просто пространственному значению, но такому выражению пространственного значения, которое сопровождалось бы элементом волевого присутствия человека (субъекта). Этот зародыш волюнтаризма (С.Д. Кацнельсон) в синкретичной семантике праслова стал исходной точкой в развитии противительности. В отношении противительности как развитой и сформировавшейся семантики речь всегда идет о двух взаимосвязанных элементах – противопоставлении (субъекта объекту, в т.ч. и другому субъекту в качестве объекта) и ограничении – границе противопоставления, определяемой волей субъекта.

Слово но и слово против представляют две исторические линии в развитии идеи противительности: но – линия актуализированной семантики волевого ограничения и против – линия актуализированной семантики волевого противопоставления. Противительные слова но и против отражают движение из разных точек, но в одном направлении – это формирование средств для выражения позиции несогласия, протеста, возражения субъекта.

В современном языке союз но, абстрагируясь от лексического содержания, выражает идею границы, идею предельности (И.Н. Кручинина); против сохраняет исходное вещественное содержание конкретного, материального противопоставления и трансформирует его в лексическое абстрактное значение, преобразуя дейктический и релятивный компоненты пространственной семантики в значение субъективного отношения. Начиная с но лексическое значение всех противительных средств объединяет сема присутствия субъекта – это волевое начало, 1) перераспределяющее все под углом зрения важно / не важно; 2) проявляющееся в отрицательной оценке объекта; 3) преодолевающее границы и сопротивление.

О.Н. Трубачев «противительное *nъ» рассматривает в ряду таких cлов, как праслав. *novъ, и.-е. *neuos ‘новый’, лат. nuō ‘кивать’, праслав. *nyně, побудительно-междометное *nu (русск. ну!), *nukati, *nunati / *nynati ‘качать, кивать, укачивать’, *nyti ‘мучиться, томиться; громко плакать’ (Трубачев 2002). В семантическом плане этимологически родственные слова сближаются по одному признаку – присутствию субъективного начала, выражающегося коннотативной семой неудовольствия, несогласия (пейоративная сема) или, напротив, удовольствия и согласия (мелиоративная сема). Этот список семантических соответствий слов, имеющих отношение к этимологическому макрогнезду, можно продолжить русским но!, чешским и польским no! (= ну, ну же!) в их близком к междометному употреблении – в значении побуждения или волевого ограничения. Ср. чеш.: no, pojd; no, no, musim si pospišit; nono, nonono! (Тrávníček 1952); польск.: no, daj spokój! (чеш. аналог – no, dej pokoj!); pisz no! Ср. в русском: – Но, но, но, милый… Нельзя так. Не хорошо (А.П. Чехов); – Как я понял, он хочет отомстить обидчикам. А магия, поверь мне, самая удобная штука для мести! // – Но-но! // – Наравне с профессией рыцаря, – быстро поправился Щавель (С. Лукьяненко). В приведенных примерах противительное но-но! / no! имеет значение границы, определяемой субъектом и являющейся свидетельством его воли. При этом версия о междометной природе праславянского *nъ < *nu / no (Гамкрелидзе, Иванов 1984; ЭССЯ; Николаева 1997) также свидетельствует в пользу гипотезы об изначально субъективной природе пракорня *n-.

Система средств противительности, представленная как пирамида, отражает результаты формирования этой семантики, причем в истории ее развития точкой отсчета является слово но (< нъ). Материалы исследования истории союза но свидетельствуют о том, что в русском языке противительность и отрицание имеют не только внешнюю связь как близкие смыслы, но и генетическую связь. (Элемент отрицания, входящий в семантику современного союза но, интерпретируется как контраст, противодействие, препятствие (Левин 1970, Левицкий 1991)). Можно предположить, что русский союз но восходит к тому же макрогнезду индоевропейского корня *n- (ср. др.-болг. н и др.-серб. ноу), к которому восходят и современные классические средства выражения отрицания в современных индоевропейских языках, соответствующие русской отрицательной частице не. Ср.: англ. no, нем. nein, фр. ne, итал. non, исп. no, португ. não; ср. также фр. и итал. mais и mа = русский противительный союз но; швед., норвеж., дат. mot со значением ‘против’.

*nе не

*n

*nōn нъ и но

Таким образом, русская отрицательная частица не, имеющая легко реконструируемые родственные связи во всех современных индоевропейских языках, и но – реликтовое образование, обнаруживающее в синхронии редкие связи (в укр., белор., болг., серб.-хорв.), являются порождениями одного синкрета – праслова, семантическое строение которого могло бы соответствовать сочетанию значений слов Стоп! + Нет! + Прочь!. Современная модальность волевого запрета слова но восходит к этой синкретичной семантике, связанной с прототипической ситуацией указания на черту, линию как препятствующий знак – знак запрета (пространственная семантика материального противопоставления и ограничения). Благодаря генетической памяти слова, волевое, субъективное начало сохраняется в семантической структуре современных не и но и проявляется в их способности к выражению самых разнообразных оттенков суждения говорящего лица: противопоставления, ограничения, возражения, уступления (Виноградов 1947).

Противительность как смысл зародилась не из семантики отрицания, а рядом с ней, но развивалась дольше – по мере развития человеческого сознания и осознания человеком своего собственного Я. Противительность и отрицание – генетически родственные смыслы с неравномерным процессом развития: средства выражения противительности сформировались позже; еще позднее – средства уступки, смысла изначально и исконно субъективного. В исторической перспективе развитие семантики отрицания, противительности и уступки происходило по принципу «матрешки» – одно в другом, но с разным временем актуализации смысла, т.е. возникновения собственных маркеров (отрицание – противительность – уступка). Сема отрицания, представленная вариантом ограничения, органично входит в семантическую структуру всех противительных слов. В современном языке происходит сближение двух семантик – отрицания и противительности: они пересекаются в области эгоцентрического Я.

Тем не менее но, так и оставшееся единичным, реликтовым образованием и сохраняющее лексическое значение лишь в тонких оттенках своей основной абстрактно-грамматической семантики, не было предназначено для дальнейшего развития семантики противительности. Противительность как вещественный смысл, как оформленное предметное значение (пусть и абстрактное по своей сути) связано в русском языке с другими корнями, в первую очередь с теми, которые ведут свое происхождение от праслова *prо, входившего в состав этимологического макрогнезда с корнем *pr-.

Следует заметить, что в индоевропейском, впоследствии и в древнерусском языке имелось несколько корней – носителей значения, восходящего к пространственному и способного к развитию противительности, однако их семантическое развитие пошло по другому пути и были реализованы другие семантические потенции, например, корень *-pak- / -пак-: служебные слова паки, пакы, пако, пакъ указывают на семантику противительности; значением слова пакость в древнерусском языке было ‘препятствие’, ‘прекословие’, ‘вред’ (Сквайрс 2008). Ср. в диалектах: наопако – ‘наоборот, навыворот, напротив, напротивку’: Один глядит сюда, другой