Программа по курсу история западной философии (VII часть) Младогегельянская критика Гегеля
| Вид материала | Программа |
СодержаниеСтруктурная антропология Клода Леви-Строса. Структурализм и постструктурализм в литературоведческой концепции Р. Барта. Мишель Фуко. |
- Учебно-методический комплекс дисциплины «История западной философии», часть 5 («Немецкая, 512.71kb.
- Учебно-методический комплекс дисциплины «История западной философии», часть 6 («Западная, 386.4kb.
- Лекция 18. Иррационалистическая критика философии Гегеля у А. Шопенгауэра, 83.84kb.
- Бертран Рассел история западной философии, 14496.15kb.
- Наследие и. Канта и г. В. Ф. Гегеля и дискуссия по проблеме правового государства, 340.38kb.
- Программа курса история русской философии, 183.29kb.
- Лекция 17. Материалистическая критика философии Гегеля у К. Маркса. «Сущность христианства», 112.85kb.
- Программа Вступительных испытаний Врамках экзамена история философии по направлению, 462.46kb.
- Программа по курсу история философии для аспирантов кафедры социальной и политической, 376.07kb.
- Проблема субъективности в трансцендентально-феноменологической традиции западной философии, 736.61kb.
У Соссюра впервые появляются ряд понятий и оппозиций, которые позднее станут базисными для классического структурализма. Согласно Соссюру, главная задача лингвистики заключается в том, чтобы определить принципы функционирования языка как знаковой системы. Он проводит различие между языком, как устойчивой знаковой системой и социальным явлением, и речью, как индивидуальным и случайным актом произнесения и понимания. Помимо лингвистики Соссюр планировал также создание науки о "жизни знаков внутри общества", которую он назвал семиологией. Он полагал, что общественные явления могут быть рассмотрены в качестве знаковых систем. При чем лингвистика должна была стать прототипом любого семиологического исследования. Позднее представитель копенгагенской школы структурной лингвистики Луи Ельмслев, опираясь на идеи Соссюра, предположил, что лингвистика может стать прототипом любого научного исследования, в том числе гуманитарного, как раз в силу того, что она развивает принципы структурного исследования, которые могут быть использованы другими науками. Таким образом, она может и должна обеспечить им строго научное методологическое основание. Соссюр проводил различие между двумя способами исследования знаковых систем: синхроническим и диахроническим. Первый является исследованием языка как статичной системы, сформировавшейся к определенному моменту времени; второй исследованием системы в ее динамике. С точки зрения Соссюра, оба указанных подхода несовместимы в рамках одного исследования. При этом он отдавал безусловный приоритет первому подходу, как наиболее значимому для выявления принципов функционирования языка. Позднее эта оппозиция станет одной из ключевых проблем в структурализме и пост-струткурализме. Фундаментальным вкладом Соссюра в развитие лингвистики стало его требование системного подхода к языку. Это требование нашло свое выражение в проводившейся им критике традиционной теории знака. Ее принципиальный недостаток заключается в том, что она рассматривает язык и мышление как параллельные структуры, т.е. мышление как готовые и независящие от способа выражения "идеи", "мысли", а язык лишь как материал для выражения мыслимого содержания. С точки зрения Соссюра, такое представление о соотношении языка и мышления не верно, поскольку функция языка заключается не в том, чтобы выражать мысли, но в артикуляции и организации мышления. Слова не имеют значения сами по себе, они получают его только как элемент системы. Значение каждого слова определяется его местом в языке среди других знаков. Эту зависимость значения знака от его внутрисистемных связей он фиксировал при помощи понятия "значимости". Язык это не совокупность самостоятельных, атомарных образований - знаков, каждый из которых наделен собственным значением, но, прежде всего, система отношений.
Структурная антропология Клода Леви-Строса. Согласно К. Леви-Стросу взгляд на этнологию как на молодую науку, удовлетворяющую любопытство современного человека по поводу архаичной культуры, является поверхностным. Те, кто придерживаются такой точки зрения, заблуждаются относительно реального места, которое занимает в нашем мировоззрении познание первобытных обществ. Речь не идет о простом количественном расширении нашего кругозора. Обращение к иным культурам имеет универсальную ценность, поскольку современное человечество может понять себя только через понимание других народов и иных культур. Задача антропологии заключается в том, чтобы дать возможность современному человеку увидеть свой собственный образ в иных культурах, помочь объяснить современное общество посредством изучения обществ первобытных.
Этнология будет способна выполнить стоящие перед ней задачи, если будет разработана теоретическая модель, с помощью которой можно будет понять как первобытную культуру, с ее специфическими феноменами, так и культуру современную. Иначе говоря, она должна стремится к выработке таких способов исследования, которые были бы применимы также к современному обществу. Этнологическое познание должно принять форму самопознания человечества. Заслугу предшествующих этнологов Тейлора, Фрезера, Леви-Брюля, социолога Дюркгейма, Леви-Строс видел в том, что им удалось связать этнологическую проблематику с изучением специфики мыслительной деятельности дикарей, с психологией интеллектуальной деятельности. Анализ этнографических данных должен, в конечном счете, вести к познанию универсальных структур человеческого мышления.
Для того чтобы понять явления первобытной культуры необходимо выявить, как полагал К. Леви-Строс, закодированные в них бессознательные структуры. Бессознательное понималось им не как резервуар первообразов или нечто иррациональное и невыразимое, но как неосознаваемые принципы, в соответствии с которыми, организуется мыслительная и языковая практика. Мифы обладают логической структурой, и хотя они могут содержательно трансформироваться, их структура остается неизменной. Причем эти структуры, на выявление которых нацелен этнолог, являются универсальными структурами человеческого мышления.
Общим, фундаментальным свойством человеческого мышления, согласно К. Леви-Стросу, является восприятие и осмысление мира посредством бинарных оппозиций. Мышление посредством оппозиций (жизнь-смерть, добро-зло, мужское-женское и т.д.) - это бессознательный принцип организации любого человеческого мышления. Мифы являются наиболее предпочтительными объектами для его изучения, поскольку этот принцип выражен здесь в наиболее явной форме. К. Леви-Строс разрабатывал собственную концепцию бессознательного, опираясь на теорию "различительных признаков" известного структурного лингвиста Романа Якобсона. Согласно этой теории, фонемы в языке образуют бинарные оппозиции и только в такой связке друг с другом функционируют в качестве знаков. К. Леви-Строс исходил из того, что язык и культурные явления организованы сходным образом. Поэтому метод структурного анализа может использоваться не только в лингвистике, но и в гуманитарных науках. Пытаясь понять миф, исследователь должен ориентироваться не на описание отдельных персонажей или сюжетных событий, но рассматривать миф как взаимосвязанное целое. Его смысл определяется не отдельными элементами, но системой их взаимоотношений. Чтобы понять миф нужно разложить его на простейшие элементы и выявить систему отношений, в которые они вступают, т.е. систему бинарных оппозиций.
Миф, по К. Леви-Стросу, обладает собственной логикой, он по-своему рационален. Неверно считать его до-научной, предрациональной формой мышления. Мышление посредством оппозиций - это универсальная черта человеческого мышления. В то же время К. Леви-Строс не отрицал своеобразия мифологического мышления. Оно выражается, прежде всего, в его метафорическом характере. Исходные мировоззренческие оппозиции, закодированные в мифе, могут быть выражены различными способами. К. Леви-Строс в этой связи говорил об избытке означающего. Например, одна базисная оппозиция мужское-женское может быть выражена посредством различных образов таких, как солнце-луна, небо-земля и т.д. Мифы калейдоскопичны, их образный состав варьируется. Эту черту мифологического мышления К. Леви-Строс обозначает термином "бриколаж", что можно перевести как мастерить, комбинировать, выдумывать что-то, пользуясь подручными материалами.
Структурное исследование у К. Леви-Строса противоположно эмпирическому подходу. Структура непосредственно не доступна наблюдению. Следует различать социальные отношения и закодированные в них бессознательные структуры. Последние не являются производными от первых и не варьируются вместе с ними. К. Леви-Строс занимал анти-релятивистскую позицию, бессознательные структуры он рассматривал как имманентные характеристики человеческого мышления. Как правило, этнолога не интересует то объяснение, которое дают мифу члены первобытного общества. Это объяснение следует рассматривать скорее как ширму, за которой скрыты глубинные мировоззренческие противоречия. Метод структурного анализа не является индуктивным, поскольку структуры выявляются не через сопоставление однопорядковых явлений. Этнолог стремится при данном подходе не к описанию общих черт, но к объяснению принципов функционирования культурных феноменов.
Структурализм и постструктурализм в литературоведческой концепции Р. Барта. В творчестве Ролана Барта можно выделить три этапа: до-структуралистский, структуралистский (60-ые годы) и постструктуралистский (с начала 70-ых годов). Барт обратился к методу структурного анализа под влиянием работ Ф. Соссюра и К. Леви-Строса. Литературоведческое исследование, по заявлению Барта, не должно быть простым описанием, оно должно быть нацелено на выявление общих законов, в соответствии с которыми, строится художественное произведение. Структурный подход при этом претендует на объективность. Произведение не рассматривается как выражение необъяснимого иррационального творческого порыва, исследователя не интересуют субъективные, психологические моменты творческого акта. Произведение обладает смысловым единством, но его источником не является автор или читатель, оно не просто результат нашего творческого усилия, но обусловлено самой организацией текста. Возможность смыслового единства должна быть открыта в самой структуре произведения.
Барт противопоставлял структуралистский подход традиционной или "позитивистской" критике. Суть позитивизма в литературоведении заключается в том, что художественное произведение рассматривается как сумма источников и влияний. Такой подход не допускает, чтобы объектом исследования стала внутренняя сфера самого произведения. Позитивистская критика рассматривает произведение как репрезентацию чего-то иного, что лежит за пределами текста (как отражение социо-политических процессов, выражение авторской биографии и т.д.). Данный подход опирается на определенную диалектику означающего и означаемого (формы и содержания)2. В классической литературе (17-18 века) цена формы не равнялась цене содержания, она была подчинена содержанию, расценивалась лишь как инструмент для его выражения. В качестве наглядного примера здесь может служить гегелевская эстетика (прекрасное в гегелевском определении - это соответствие формы содержанию). Язык в классическую эпоху, говорит Барт, был прозрачен и бесплотен, он был лишь инструментом для выражения тех или иных идей. С середины 19-го века, а именно начиная с Флобера, язык и форма начинают уплотняться, обретают самостоятельную ценность и становятся самостоятельным объектом. Более того, в искусстве 20-го века происходит разрыв между означающим и означаемым. Современное и, прежде всего, авангардное искусство перестает подражать реальности. Если в классическую эпоху смысл и истина были слиты неразрывно, то в современной культуре произошло их расщепление. Сталкиваясь с произведениями современного искусства, мы все чаще и чаще пытаемся понять их, не задаваясь вопросом об их истинности, т.е. о том, в какой мере они соответствуют реальности. Отход от позитивистской модели в литературоведении означал для Барта отказ мыслить художественное произведение в терминах причинно-следственных отношений, как выражение внешней ему воздействий. Не дело критика устанавливать истинность, его задача устанавливать валидность, т.е. связность элементов внутри произведения. Таким образом, структурный анализ ограничивается рамками самого произведения, речь не идет о поиске соответствий или аналогий в действительности. Иначе говоря, анализ ограничивается уровнем означающего. Теперь игра означающего формирует содержание произведения, исчезает традиционная оппозиция пустой формы и наполняющего ее содержания.
На структуралистском этапе творчества Барт рассматривал художественное произведение как замкнутую знаковую систему, при чем она представлялась в качестве уже ставшей целостности. Задача заключалась в том, чтобы вскрыть единую структуру произведения, которая обеспечивает смысловое единство текста и возможность его разнообразных интерпретаций. С начала 70-ых Барт отказывается от этой модели исследования. Интерпретация художественного произведения как замкнутой системы является, по его словам, следствием применения в литературоведении методов структурной лингвистики. Это был результат стремления литературоведческих исследований к объективности. При этом утрачивалась оригинальность текста, преобладала синхроническая модель, шел поиск устойчивых структур. На новом этапе творчества Барт существенным образом переориентирует свое исследование, идея целостности текста уступает место идее его множественности, дробления, расщепления. Если текст подчиняется некоторой структуре, то эта структура не является единообразной, она должна быть понята как множественная и динамичная.
В статье "От произведения к тексту" Барт различает понятия "текст" и "произведение". Принципиальное отличие текста от произведения заключается в его открытости и множественности. Текст всегда существует между другими текстами. Он состоит из множества неуловимых "цитат без кавычек". Он не является замкнутым целым, он несет в себе следы других текстов, отсылает к ним. Поэтому для того, чтобы понять текст необходимо привлекать внесистемные элементы, лежащие за его пределами. Речь здесь не идет, как в лингвистической философии, об обращении к внеязыковой ситуации (контексту). Барт изображает понимание как круговорот текстов, их взаимоотражение друг в друге.
Он проводит различие между понятиями "Текст-Чтение" и "Текст-Письмо". Первое - это классический, закрытый текст. Его конфигурация такова, что в самой символике текста не заложена возможность его многозначного прочтения. Текст-Письмо - это те тексты, в процессе чтения которых мы находимся в состоянии письма. Понятие "письмо" у Барта имеет схожий смысл с понятием "гено-письмо" Юлии Кристевой или "архи-письмо" у Жака Деррида. Оно обозначает продуктивный характер чтения. Сам язык трактуется здесь как динамичное, порождающее (генерирующее) движение означающего, движение предшествующее любой структуре, любому конституированному смыслу. Текст-Письмо несет в своем символическом строе возможность многозначности. Чтение понимается здесь не просто как потребление уже предуготовленных смыслов, но как творческий процесс переписывания текста. Читатель равен автору, чтение таких текстов такой же творческий акт, как и их написание. Каждый читатель как бы переписывает текст заново.
Неправильно было бы описывать процесс чтения как субъектно-объектное отношение. Я в качестве субъекта со всеми присущими мне стереотипами, убеждениями несу в себе множество следов иных текстов. Моя субъективность не может считаться источником смыслов. Субъект лишен опоры в самом себе, через него в процессе чтения происходит соединение разнообразнейших текстов. Субъектом в таком случае выступает сам язык, т.е. определенная культура, традиция. Барт тем самым решительным образом отходит от картезианской идеи автономии мышления.
Мишель Фуко. Как правило, при периодизации творчества Фуко различают три этапа: "до-археологический", "археологический" и "генеалогический". По нашему мнению, последние годы жизни Фуко, когда в его творчестве центральное место заняла проблема так называемых "эстетик существования", также можно выделить в качестве самостоятельного этапа. Первые работы Фуко "Психическая болезнь и личность", "Безумие и неразумие: история безумия в классический век" были посвящены анализу эволюции исторических представлений о психических заболеваниях. В ходе этих исследований он пришел к выводу о необходимости изучения социо-культурных факторов, в связи с которыми формировались представления о безумии в различные эпохи. В 1966 году выходит книга Фуко "Слова и вещи: археология гуманитарных наук", в которой он предлагает оригинальный метод историко-культурного исследования, названный им археологическим. В ходе настоящего курса этой работе посвящено два семинарских занятия. На первом занятии разбираются принципы археологического исследования, а также две первые из трех выделяемых Фуко эпистем. На втором занятии рассматривается характеристика современной эпистемы и современного гуманитарного знания.
Объектом исследования в традиционной истории науки, которую Фуко называет "историей идей", были научные представления той или иной эпохи, их эволюция, взаимное влияние, обстоятельства возникновения. В качестве субъекта исторического процесса при таком подходе выступают авторы, которые понимаются как творцы и носители тех или иных взглядов. "История идей" является зачастую попыткой реконструировать мировоззрение эпохи, поэтому Фуко называет ее также историей мнений. В отличие от данного подхода "археология" Фуко не ориентировалась на изучение содержания научных систем и смысловых образов различных эпох, но на изучение условий возможность появления тех или иных представлений. Как выражается сам Фуко, его исследование является анализом "исторических априори", "эпистемиологического поля", в рамках которого возможна та или иная научно-теоретическая практика. Объектом изучения "археолога" становятся "эпистемы". Эпистема - это непосредственно не осознаваемые, анонимные структуры, в соответствии с которыми, строится научное исследование, а именно происходит выбор его объектов, их классификация, определяются способы их описания, методы и процедуры проверки, критерии оценки истинного и ложного, формируется стиль аргументации и т.д. Если традиционный подход изображал историю в виде непрерывного процесса прогрессирующего развития научных дисциплин, то Фуко оценивает такой образ как ретроспективную иллюзию и модернизацию научных представлений предыдущих эпох. При таком подходе взгляды предшествующих поколений ученых, к примеру 16-17-го веков, будут казаться лишь преднаучной формой познания, лишенными подлинно научной рациональности. Между тем, с точки зрения Фуко, научные представления разных эпох формировались в рамках различных эпистем, между которыми не существовало преемственности. В каждой из них существовала специфическая стратегия научных поисков. Следовательно, знание, возникающее на их основе, должно было иметь оригинальную форму рациональности. Переход от одной эпистемы к другой представляет собой не шаг с низшей ступени на более высокий уровень знаний, но скачек от одной специфической стратегии исследования к новой форме познания. Таким образом, не существует непрерывной преемственности между научным знанием различных эпистем.
В рамках археологического подхода не ставится вопрос об истинности знания, т.е. речь не идет о том, в какой мере описываемые представления соответствуют действительности, какие являются более или менее совершенными. Такая постановка проблемы могла бы повлечь бы за собой модернизацию, поскольку каждая эпистема имеет собственные критерии истинности. Эпистемы в "Словах и вещах" играют роль общих принципов, объединяющих в каждой эпистеме исследования принадлежащие разным научным областям. Для того чтобы продемонстрировать это сходство Фуко сравнивает между собой теории языка, экономические учения и учения о живой природе в каждой из трех выделяемых им эпистем.
Специфической чертой современной эпистемы является появление человека в качестве особого объекта исследования. Человек занимает в ней, по выражению Фуко, "королевское место". Это означает, что, начиная с Канта, человеческая субъективность осознается в качестве решающего эпистемиологического фактора. Теперь исследование природы человека не является уже просто изучением части природы в целом, оно призвано ответить на вопрос о возможности познания вообще. Теперь признается, что наше познание неизбежно несет на себе отпечаток человеческой субъективности и не может быть верно понято без учета человеческого фактора.
Современные гуманитарные науки, как науки о человеке, возникают лишь в рамках современной эпистемы. Главной характеристикой современного гуманитарного знания Фуко считает господство лингвистической модели исследования, иначе говоря, использование методов структурного анализа. Показательным примером в этой связи являются структурный психоанализ и структурная антропология. При этом анализ сместился с уровня представления (сознания) на уровень бессознательного. Этот переход не следует понимать как движение с поверхностного уровня вглубь человеческой субъективности. Метафора внешнее-внутреннее здесь неуместна. Главную тенденцию развития современного гуманитарного знания Фуко видит в отходе от субъективизма новоевропейской философии. Субъект не рассматривается теперь в качестве отправной точки познания, а бессознательные структуры как субъективные в кантовском смысле. Исследование бессознательного не является движением вглубь человеческой субъективности, но движением к ее пределу, границе. Человек, с этой точки зрения, безотчетно включен в игру скрытых, бессознательных механизмов, его субъективность предопределена ими. Одна из главных тем "Слов и вещей" - это тема предела, ограниченности человеческого опыта, тема, которая берет свое начало, по словам Фуко, в философии Канта и затем актуализируется в творчестве Ницше, Арно, Кафки, Батая, Бланшо, Клоссовски.
"Археологический подход" в "Словах и вещах" еще несет все признаки классического структуралистского исследования. Здесь высоко оценивается лингвистическая модель исследования; эпистемы трактуются как семиотические структуры ("коды"); каждая эпистема описывается как определенный семиотический проект (изменение эпистемы Фуко изображает в виде перехода от одной концепции языка и знака к другой, т.е. как изменение отношения слов и вещей). Эпистемы - это синхронические системы, они внутренне не развиваются, динамика имеет место лишь на стыках, в местах "разрывов" между эпистемами. Таким образом, в этой работе присутствует классическая для структурализма оппозиция синхронии и диахронии. В 1969 году выходит книга Фуко "Археология знания" специально посвященная проблеме метода археологического исследования. В этой работе Фуко отказывается как от традиционной модели исследования, представляющей историю в виде линейной последовательности событий, так и от лингвистической модели, ориентированной на выявление замкнутых синхронических систем. Фуко отказывается от понятия эпистема и вводит новые понятия дискурса, высказывания, дискурсивной формации, архива.
В 70-ые годы центральной в творчестве французского философа становится тема власти. Он противопоставляет собственный подход т.н. юридической концепции власти. В соответствии с ней, власть персонифицируется, рассматривается как сила, исходящая от какого-либо субъекта властных отношений. В результате власть представляется как особая сфера общественной жизни, отделимая от других сфер и внешняя по отношению к ним. Как правило, власть при этом описывается в терминах репрессии и подавления, она получает образ внешнего насилия. Фуко напротив понимает под властью множество отношений силы, которые пронизывают всю человеческую жизнь. Нет ни одной сферы общественной жизни, где не устанавливался бы определенный тип властных отношений. В семье, в школе, на фабрике, в казарме имеют место определенные технологии власти, посредством которых человека учат подчиняться, вести себя определенным образом. Властные отношения, таким образом, есть нечто имманентное тем областям, в которых они устанавливаются. Они отличны от субъектно-объектных отношений, Фуко пытается описать их не как векторы сил исходящие от наделенных властью субъектов к объектам подверженным властным манипуляциям. Это скорее пучки отношений, при чем властные функции постоянно перераспределяются. Система властных отношений подвижна и неустойчива.
Анализ властных отношений той или иной эпохи не может быть исчерпывающим, если он ведется только на уровне правового сознания эпохи или ее дискурса. Например, степень наказания за одно и то же преступление в различные времена может меняться, что не обязательно находит свое отражение в правовых документах. Объектом исследования у Фуко становятся поведенческие и телесные практики.
Если на "археологическом" этапе Фуко работал на уровне дискурса, его исследование двигалось внутри знания эпохи, то теперь он ставит вопрос о взаимосвязи дискурса и системы властных отношений, благодаря которым данный дискурс становится возможным. Тем самым он отказывается от представления о власти как исключительно репрессивной силе. Власть должна быть понята как позитивный феномен, создающий возможность для возникновения новых дискурсивных форм, т.е. новых форм знания.