Ю. А. Шрейдер пособие по курсу

Вид материалаДокументы

Содержание


Логика высказываний. истинность и выводимость
1. Правило подстановки
2. Правило заключения, или "модус поненс"
Неклассические логики
Глава vii
2\ социальное знание
Глава viii
Подобный материал:
1   2   3   4   5
ГЛАВА V

ЛОГИКА ВЫСКАЗЫВАНИЙ. ИСТИННОСТЬ И ВЫВОДИМОСТЬ

Чтобы проверить тавтологичность некоего выражения X, в состав которого входят высказывания А, В, С ... , надо составить таблицу истинности, по которой можно судить об истинности X при каждой комбинации значений А, В, С ... Если выражение X истин­но при любой такой комбинации, то оно является тавтологией. Отдельные исходные вы­сказывания А, В, С ..., входящие в тавтологическое выражение, истинны в силу каких-то, порой случайных, обстоятельств. Они выражают, вообще говоря, частные факты, определяемые состоянием нашего мира. Факты, которые могли бы и не иметь место. Даже если это высказывания, выражающие законы природы того мира, в котором мы живем, то можно себе представить мир, в котором действуют иные законы. Одним сло­вом, высказывания о мире не обладают неумолимой необходимостью абсолютной_исти-ны, не обладают универсальной значимостью. Другое дело - тавтология, истинность ко­торой не зависит от составляющих ее частных высказываний. Тавтология является ис-

-15-

тинной в силу логической необходимости, а не частного расклада событий 5i настоящем мире. Выписывая простейшие тавтологические выражения:

А->А; Av (А и т.п.,

мы воочию соприкасаемся с абсолютной истиной, с тем, что не зависит не только от нашей воли, но и от конкретного сценария развития событий в Космосе. Истинность приведенных выражений не зависит даже от конкретного содержания высказывания А, утверждает ли оно нравственную оценку того или иного поступка, наличие свободных мест в поезде или прогноз эволюции Вселенной.

Тавтология - это логическая истина, т.е. выражение, истинное в силу своей логичес­кой формы, а не содержания составляющих его высказываний. Логическая истинность выражения не зависит от истинности или ложности входящих в его состав высказыва­ний.

В любом случае тавтологическое выражение есть абсолютная истина, а всякое выра­жение можно испытать на тавтологичность путем составления таблицы истинности. Но есть и совсем другие способы выявления тавтологий, вернее, указания новых тавтоло­гий на основе известных.

1. Правило подстановки

Пусть имеется тавтология, составленная из высказывашш А, В, С... с помощью опе­раций алгебры высказываний. Если в исходную тавтологию вместо каждого вхождения высказывания А подставить выражение X, то полученная формула снова будет тавто­логией.

Пример. Рассмотрим тавтологию AvJA. Пусть X=AvB. По правилу подстановки по­лучаем новую тавтологию:

(AAB)v|(AAB).

Второй способ получения новых тавтологий называется:

2. Правило заключения, или "модус поненс"

Предположим, что формулы X и X->Y тавтологичны. В этом случае формула Y так­же является тавтологией.

Символически это правило записывается в форме такой схемы: X,X->Y

Y~

т.е на основе логической истинности X и X->Y можно заколючить о логической ис­тинности Y. Действительно, если бы Y при какой-то комбинации истинностных значе­ний входящих в него высказываний было бы ложно, то в силу тавтологичностн X выра­жение X->Y оказалось бы ложно (И->Л=Л). Тем самым вопреки предположению вы­ражение X->Y не было бы тавтологией.

Пример. С помощью таблиц истинности легко проверить, что выражение X->(XvY) есть тавтология. Отсюда, по правилу заключения ("модус поненс") мы выводим, что когда выражение X является тавтологией, то и дизъюнкция XvY составляет логическую истину (тавтологию).

Правило подстановки и правило заключения ("модус поненс") позволяют получать из исходного набора тавтологий все новые и новые тавтологии. Оказывается, что можно указать четыре исходные тавтологии, из которых все мыслимые тавтологии выводятся с помощью последовательного применения этих двух правил. Этот факт есть математиче­ская теорема, составляющая один из фундаментальных результатов математической ло­гики. Выпишем эти четыре тавтологии, предоставляя читателю самостоятельно прове­рить их логическую истинность при всех комбинациях истинности и ложности А, В и С,

Вот эти четыре исходных тавтологических выражения:

AvA->A,

A->(AvB),

AvB->BvA,

(A->B)->[(CvA)->(CvB)].

Разумеется, вместо этих выражений можно было бы выбрать и другие наборы исход-

-16-

ных тавтологий, позволяющие вывести из них все логически истинные выражения в ло­гике высказываний.

Представим теперь, что мы хотим получить все тавтологии логики высказываний, об­ладая для этой работы неограниченным запасом времени. Мы имеем для этого две воз­можные стратегии. Первая состоит в том, чтобы последовательно выписывать все мыс­лимые выражения логики высказываний и с помощью таблиц истинности или правил комбинирования значений И и Л устанавливать их логическую истинность, оставляя только те выражения, которые при всех комбинациях истинностных значений составля­ющих высказываний являются истиннными. При этом нам придется подвергнуть провер­ке львиную долю выражений, которые потом мы отбросим как неявляющиеся тавтоло­гиями. Вторая стратегия состоит в том, чтобы последовательно применять к исходным четырем тавтологиям указанные здесь правила вывода и последовательно вывести все тавтологические выражения. Нетавтологические выражения при этом не будут затраги­ваться вообще. Выражения, получаемые в результате вывода из исходных по формаль­ным правилам, принято называть выводимыми. Основной результат, о котором только что упоминалось, состоит в том, что в классическом исчислении высказываний любое логически истинное выражение является выводимым, а любое логически выводимое яв­ляется логически истинным.

Первое из этих свойств исчисления высказываний - выводимость любой логической истины - называется полнотой. Другое важное свойство этого исчисления называется непротиворечивостью. Оно состоит в том, что всякая выводимая в нем формула являет­ся логической истиной (тавтологией). Это свойство мы доказали в тот момент, когда выяснили, что применение правил подстановки и заключения к тавтологиям приводит только к новым тавтологиям.

В логике можно рассматривать и другие исчисления, более богатые, чем исчисление высказываний, например, мы можем рассматривать исчисления, где допускается вывод с помощью принципа математической индукции. Такие исчисления необходимо вводить, если мы хотим иметь возможность доказывать математические теоремы о натуральных числах.

Понятие полноты и непротиворечивости можно распространить на любые логические исчисления, в которых рассматривается логическая истинность высказываний и форму­лируются некие правила логического вывода. Исчисление называется непротиворечи­вым, если любое выводимое в нем высказывание есть логическая истина. Исчисление называется полным, если в нем любая логическая истина выводима.

В частности, можно поставить вопрос о полноте и непротиворечивости исчислений, фактически используемых в математике и тем самым включающих в себя принцип мате­матической индукции: если некое высказывание верно для единицы и из того, что оно верно для числа п, следует его истинность для числа п+1, то оно верно для всего нату­рального ряда. Оказывается, что такие исчисления могут быть неполными. Более того, знаменитый немецкий логик Курт Гёдель доказал, что всякое достаточно богатое выра­зительными средствами и непротиворечивое логическое исчисление является неполным: в нем есть заведомо истинные высказывания, которые не могут быть выведены (доказа­ны) средствами этого исчисления.

Идея этого доказательства очень проста. Представим, что в некотором непротиворе­чивом исчислении можно сформулировать высказывание, которое утверждает о себе са-мом:"Я невыводимое высказывание". Такое высказывание утверждает собственную не­доказуемость. Если бы оно было ложным высказыванием, то было бы выводимым. Но в непротиворечивом исчислении ложные высказывания невыводимы - в таком исчислении все, что можно доказать, является истиной. Тем самым это высказывание является ис­тинным. Но эта истина состоит в том, что данное высказывание невыводимо в данном исчислении. Вот мы и получили высказывание, которое истинно, но невыводимо. А это и означает неполноту данного исчисления. Такова идея теоремы Гёделя о неполноте "бо­гатых" исчислений. Эта идея, как видно из приведенного рассуждения, очень проста. Трудная часть теоремы Гёделя состоит в том, чтобы убедиться, как на основе принципа математической индукции построить высказывание, равносильное такому, которое ут­верждает собственную недоказуемость.

Этот результат имеет принципиальное мировоззренческое значение. Он позволяет средствами математической логики показать ограниченность ее возможностей логичес­кого вывода истин. В этом и состоит торжество человеческого разума - он в состоянии строго доказать собственную ограниченность - неспособность выводить формулируе­мые им истины.

ГЛАВА VI

НЕКЛАССИЧЕСКИЕ ЛОГИКИ

Классическая логика высказываний предполагает, что любое высказывание может быть либо истинным, либо ложным. То есть значение истинности высказываний может быть либо истиной (И), либо ложью (Л), а значение комбинации высказываний опреде­ляется значением составляющих эту комбинацию высказываний. Последнее сохраняется и для неклассических логик, в которых истинностные значения высказываний принима­ют более чем два значения. Одна из очень важных неклассических логик предложена Д.А.Бочваром в 1942 г. В ней высказывания могут принимать три значения: истина (И), ложь (Л) и бессмыслица (Б). Таблицы истинности для основных операций в этой логике имеют вид:

Отрицание:



А

И

л

Б



Л

и

Б

Конъюнкция:

А

И

Л

И

Л

Б

Б

И

Л

Б

В

И

И

Л

Л

И

Л

Б

Б

Б

АЛВ

Ди А

И

зъюнкци И

Л я: Л

Л

и

Л

Л

Б Б

Б Б

Б И

Б

Л

Б Б

В отличие от классической логики высказываний, высказывания А и "А - истинно" здесь не равносильны. Если А бессмысленно, то "А - истинно" есть ложь.

Импликация А->В является ложью, когда А-истишю, а В-ложно или бессмысленно. Во всех остальных случаях высказывание А->В истинно. Такое определение имплика­ции указывает на невозможность получить из истины ложь или бессмыслицу. Высказы­вание А осмысленно, если оно либо истинно, либо ложно. Таким образом, высказывание "А-осмысленно" равносильно дизъюнкции "А—истинно" или "А-ложно". Высказыва­ние В называется презумпцией высказывания А, если осмысленность А влечет истин­ность В. В частности, для вопросительного выражения, имеющего форму "Верно ли А?", презумпцией является высказывание В, истинность которого влечет возможность осмысленного ответа на этот вопрос. Знаменитый вопрос Карлсона, обращенный к фре­кен Бок: "Ты уже перестала пить коньяк по утрам?", имеет в качестве презумпции пред­положение, что "фрекен Бок регулярно пьет коньяк по утрам". Это предположение для нее оскорбительно, но, будучи обращенным в презумпцию, ставит фрекен Бок в тупик: на этот вопрос она не может ответить ни да, ни нет. Она обязана отвергнуть сам вопрос, ибо вопрос есть одновременно утверждение презумпции, а отрицать презумпцию можно только отрицая правомерность вопроса, но не путем ответа на него.

Логика Бочвара позволяет решить проблему некоторых математических антиномий за счет того, что антиномические высказывания оказываются бессмысленными. Для бесмысленного высказывания А его отрицание также бессмысленно, то есть ни А, ни его отрицание не являются истинными, и такое положение вещей согласуется с логичес­кими нормами. Правда, для такого согласования понадобилось эти нормы модифициро­вать по сравнению с классической логикой.

-18-

Вместо значения "бессмыслица" можно рассматривать значение "неизвестно". Тем самым, высказывания могут быть не только истинными или ложными, но еще и такими, чья истинность или ложность не могут быть установлены в силу отсутствия информации или принципиальной невозможности установить их истинность или ложность, то есть, как говорят в науковедении, их "неверифицируемости". Таблицы истинности для опера­ций остаются такими же самыми.

Расширение выразительных возможностей логики можно осуществить путем введе­ния промежуточных значений между истиной и ложью. Проще всего рассмотреть логи­ку, где истинностное значение может быть любым числом между нулем (ложью) и еди­ницей (истиной). Конъюнкцию двух высказываний, принимающих значения а и Ь, есте­ственно определить как произведение ab. При а=0, Ь=1 конъюнкция принимает значение О (ложь). При а=Ь=1 имеем ав=1. То есть при "крайних" (чистых) значениях истинности конъюнкция ведет себя как обычная конъюнкция.

Отрицание естественно определить как:

а=1-а.

Чем ближе а к истине, тем ближе отрицание а ко лжи. Кроме того, отрицание отрицания равно утверждению:!-(1-а). Дизъюнкцию удобно определить так, чтобы вы­полнялись законы де Моргана:

avb=l(|av|b)=l-(l-a)(l-b)=a+b-ab.

Для "крайних" значений 0 и 1 эта формула приводит к тем же результатам, что и классическая конъюнкция: OvO=0, Ovl=l, lvl=l. Импликацию удобно определить через дизъюнкцию и отрицание, как в классической логике высказываний. Это в результате приводит к такому выражению:

a->b=]avb=(l-a)+b-(l-a)b=l-a+ab.

И опять для "крайних" значений получаются обычные правила:

0->0=1; 0->1=1; 1->0=0; 1->1=1.

Посмотрим теперь, при каких значениях а и b импликация истинна:

l-a+ab=l,

а(Ь-1)=0.

Отсюда имеем два решения: а=0 и Ь=1, при которых а—>Ь=1. Импликация ложна, когда 1 -a+ab=0 или 1=а(1-Ь).

Это равенство возможно только при а=1 и Ь=0.

Во всех остальных случаях импликация принимает промежуточные значения между нулем и единицей.

Рассмотренная алгебра логики разработана В.А.Лефевром для описания структуры этической рефлексии. Значения, приписываемые высказываниям, в этой алгебре интер­претируются как ценности выражаемых высказываниями ситуаций на шкале между доб­ром и злом. Эта алгебра позволяет описывать рефлексивные итерации, когда оценка со­бытий сама становится предметом этической оценки, а также характеризовать оценки комбинированных ситуаций, объединяющих более простые, через оценки последних.

Известны и широко используются в логике и другие многозначные системы с дис­кретным набором значений.

Особую роль играют так называемые модальные логики с операторами необходимос­ти и возможности. Наряду с высказыванием А в них можно образовать высказывания QA ("Необходимо А") и ОА ("Возможно А"). Обычно в этих логиках используются ак­сиомы:

PA<->OlA,T.e.

отрицание необходимости равносильно возможности отрицания, а также:

QA-»QA, т.е.

необходимость А влечет возможность А (но не наоборот).

Существуют различные варианты модальных логик, определяемые дополнительными аксиомами. Например, очень естественно принять аксиому:

ОА-»А,

хотя она используется и не во всех модальных логиках.

Очень важной оказалась интерпретация модальных логик, предложенная С.Крипке. В этой интерпретации фундаментальным оказывается понятие множества мыслимых ми-

-19-

ров. Рассматриваются высказывания, имеющие смысл для каждого из миров, но одно и то же высказывание может быть истинно в одном из миров и ложно в другом. Когда го­ворится об истинности какого-либо высказывания А, то подразумевается, что оно отно­сится к одному из миров. Каждый мир обладает своей (непустой) окрестностью, состоя­щей из всех "близких" к нему миров (или миров "достижимых" из данного мира). Необ­ходимость высказывания A(GA) интерпретируется как истинность А для всех близких к данному миров, а возможность - как истинность хотя бы в одном из "близких" миров. Ясно, что отрицание необходимости А означает, что существует такой "близкий" мир (лежащий в окрестности данного), для которого А ложно, то есть выполнено |А, Это значит, что возможно ]А. Итак, DA->OlA. Легко убедиться, что импликация действует и в противоположную сторону. Итак, в модели С.Крипке может быть доказано соотно­шение, которое, вообще говоря, принимается как исходная аксиома модальных логик. Тем самым мы убеждаемся в том, что интерпретация модальных логик по Крипке (в мо­дели воображаемых миров) согласуется с наиболее общей аксиомой, связывающей не­обходимость и возможность.

Рассмотрим следующий пример. Пусть имеется совокупность исходных (атомарных) высказываний Pj,P2 ..., а высказывания А, В, С ... образуются из атомарных с помощью операций логики высказываний. Каждый из мыслимых миров определяется путем при­писывания определенных значений "истина" или "ложь" каждому из атомарных выска­зываний. Всего, таким образом, мы имеем совокупность из 2П мыслимых миров. Истин­ность высказывания А в данном мире определяется по правилам алгебры высказываний на основе истинности или ложности атомарных высказываний. Пусть, например, A=Pj vP2-»P3. Тогда в мире, где Р]=Л, Р2=И, Р3=Л высказывание А истинно, а в мире, где р!=и, Р2=И, Рз=Л, то же самое высказывание А - ложно. Окрестностью любого мира мы будем называть совокупность всех миров. Тогда QA означает, что высказывание А истинно во всех мирах, т.е. является тавтологией, а ОА означает, что А истинно хотя бы в одном мире, т.е. не является противоречием.

ГЛАВА VII

ЧТО ЕСТЬ ЗНАНИЕ?

Когда мы имеем дело с феноменом знания, го первое, что мы в нем усматриваем,- это его содержание. (Что знает данный субъект? Сколь полно и адекватно его знание о дан­ном предмете?) Когда говорится, что экзамен - это проверка знаний, то имеется в виду именно выяснение содержания знаний экзаменующихся.

Гораздо труднее выяснить: что есть само знание, какова его сущность и каковы фор­мы его существования?

Разумеется, по вопросу о природе и формах знания существуют различные точки зре­ния. Мы начнем с такой характеристики знания, которое оказалось бы приемлемым с разных точек зрения, чтобы, отталкиваясь от нее, указать на варианты возможных пред­ставлений.

Знание - это окно, связывающее субъекта с окружающим его миром. Когда мы смо­трим в окно, мы фиксируем внимание на том, что открывается через это окно, но весьма мало интересуемся устройством самого окна. Во всяком случае, пока не обнаружим, что оно может искажать представление о действительности. Знание – это и есть тот феномен, который связывает субъекта с миром, позволяет осмыслить этот мир, целесообразно действовать в этом мире и осмыслять свои действия и их результаты. Знание теснейшим образом связано со способностями человеческого разума. Именно разум (наряду с интуицией и верой) позволяет не только получать определённое знание, но и отдавать ясный отчёт в источниках и путях получения знания. С помощью разума можно и само знание сделать предметом познания, получая знание о знании. В частности, именно с помощью разума можно постигнуть отношение разума и веры, логики и интуиции в про­цессе получения знания. Знание возникает в переживаемом опыте общения с действи­тельностью и существует как память об этом опыте. Такое представление о знании, можно сказать, универсально для различных философских систем. Отличие состоит в представлении о действительности и общении с нею.

-20-

В платоновской философии подлинной действительностью считается мир вечных и неизменных идей – все феномены из мира вещей, воспринимаемые в ощущениях, суть лишь тени идей. Субъект познания изначально связан с миром идей, опыт переживания действительности в такой трактовке не нужен. Знание при такой трактовке есть воспоминание об априори данных объекту идеях. Человек (субъект знания) рассматривается как заранее причастный к тем понятиям, в которых формируется его знание. Достаточно актуализировать эту причастность - и знание сможет быть явно выражено как высказывание, формируемое в понятиях. Субъект, не умеющий актуализировать своё знание, то есть вербализовать это знание – передать в словах, обозначающих понятия, нуждается в помощи. Метод сократического диалога, демонстрируемый в диалогах Платона, состоит в том, чтобы помочь субъекту вспомнить то, что ему как бы априори известно, но чем он свободно не может распоряжаться по своей воле. Этот метод называется ещё маевтическим (или родовспомогательным) , а человек, помогающий субъекту вспомнить, восста­новить заранее присущее ему знание, уподобляется акушеру. Его роль не передать субъ­екту знание, не научить его, но помочь ему вывести на свет божий то знание, которое ему заранее присуще. Противоположным явдяется материалистическое представление о знании как отражении чувственно воспринимаемой действительности в сознании субъекта. Прада, в обоих вариантах роль субъекта знания оказывается сравнительно пассивной – в одном случае соприкосновение с миром идей задано исходно, в другом случае знание «загружается» в память субъекта через его ощущение.

Для концепции знания по Аристотелю принципиально, что познаваемый предмет предшествует знанию о нём, а познание зависит от этого предмета. Но когда знание осуществилось, то его предмет и само знание о нём образуют целостное единство. Знание есть род обладания, то есть особого рода способ бытия. Развитие знания о предмете приводит к возникновению понятия о предмете, раскрывающего существенные черты последнего.

Кант заметил, что некоторые наиболее общие понятия (категории) не формируются из знания о предмете, но являются априорной формой, в которой субъект мыслит предмет. Такая форма знания не определяется предметом, но навязывается ему априори субъектом знания. В этом случае знание по-прежнему возникает как переживание действительности, но это переживание в гораздо большей степени определяется субъектом переживания, а не внешней к нему действительностью. Наконец, само знание субъекта может стать предметом его же знания. Более того, ниоткуда не следует, что владение знанием есть одновременно владение знанием об этом знании. В платоновской концепции знания есть очень важный момент – признание, что знание может присутствовать в субъекте неявно. Субъект не знает истинного объёма и содержания собственного знания: он не контролирует свою память целиком. Но это не значит, что неявное знание не используется субъектом в его поведении. Современный науковед М. Полани убедительно показал, что значительную часть компетенции учёного составляет именно его личное неявное знание, которое он сам не умеет выразить в суждениях и тем более обосновать. Это подтвердилось в практике создания компьютерных систем, основанных на знаниях экспертов. Выяснилось, что специалист эксперт, успешно решающий проблемы в своей профессиональной области, очень часто не в состоянии адекватно сформулировать ре­альное содержание своих знаний. Он, как правило, не осознает всех подразумеваемых презумпций и не видит заранее всех ограничений применимости используемых положе­ний, пока речь не идет о разборе конкретного казуса. Очень часто специалист диагнос­тирует критическую ситуацию не по набору известных ему признаков, но путем распо­знавания образов. Так, например, человек легко отличает изображение кошки от изоб­ражения собаки, но делает это отнюдь не путем проверки дискурсивных признаков. Во всяком случае, сформулировать такой набор признаков было бы весьма нелегкой зада­чей. Неспособность в данный момент выразить собственное знание в дискурсивных по­нятиях как логическое суждение не мешает субъекту фактически использовать это зна­ние. Трудность возникает тогда, когда это знание надо передать другому субъекту или тем более вложить в компьютерную базу знаний. В последнем случае. Используются специальные методы инженерии знаний, позволяющие трансформировать личное знание специалиста, которое он сам явно не осознает, в информацию, которую можно вложить

-21-

в память компьютера. Фактически инженерия знаний вырабатывает способы преобразо­вания знания в информацию. Задача специалиста по инженерии знаний - осуществлять наиболее адекватное преобразование такого рода, несмотря на то, что между личным знанием и его информационным представлением точное соответствие в принципе невоз­можно, как невозможно преобразование энергии с коэффициентом полезного действия 100%. При этом когнитолог должен быть уверен, что он не повредит в процессе работы с экспертом его структуру знаний.

В сущности, когнитолог - это гуманитарный специалист (психолог, пюсеолог, мето­долог), умеющий решать прикладные задачи работы с профессиональными знаниями специалистов в самых различных областях. Основная его задача состоит в том, чтобы выразить, вербализовать и тем самым сделать общедоступным то знание, которым нео­сознанно владеет и пользуется эксперт-специалист. Когнитолог должен уметь вести с экспертами сократические диалоги, вызывая в процессе этих диалогов "кристаллизацию" знаний.

Сократический диалог когнитолога с экспертом при извлечении из него знаний, кото­рые должны составить содержимое базы знаний, в некотором смысле должен компенси­ровать невозможность непосредственного устного диалога учителя (эксперта) с обучаю­щимся (пользователем). Последний не может занять положение ученика выдающегося специалиста, но перед ним плод диалога этого специалиста с когнитологом, представлен­ный в экспертной системе.

На основе анализа литературы можно реконструировать ряд важных принципов веде­ния таких диалогов, лежащих в основе инженерии знаний:
  1. Когнитолог не должен требовать от эксперта обоснования высказываемых сужде­
    ний и сам не должен их критиковать. Опасно создать у интервьюируемого эксперта кри­
    тическую установку, отфильтровывающую те из его знаний, источник и основания ко­
    торых он не в состоянии осознать.
  2. Когнитолог должен уметь установить сферу компетентности эксперта, ее "ядро" и
    "периферию", уметь охарактеризовать достоверность и значимость представляемых
    знаний.
  3. Когнитолог должен уметь задавать эксперту те вопросы, которые сам эксперт себе
    не задает ( принцип исследования подсознательного по А.А.Брудному), но на которые
    только он может дать компетентный ответ.
  4. Когнитолог должен уметь выявить установку и презумпцию эксперта при разборе
    отдельных задач. Не будучи профессионалом в данной области, он должен уметь взгля­
    нуть на разбираемые задачи глазами эксперта, установить, что тот видит в данной задаче
    и с какой познавательной установкой к ней подходит.
  5. Когнитолог должен способствовать тому, чтобы у эксперта вырабатывалась уста­
    новка на контакт. Беседа с когнитологом должна укреплять структуру знаний эксперта, а
    не вытеснять содержимое его подсознания, как это происходит в сеансах психоанализа.
    Именно поэтому должны исключаться расспросы о мотивах, источниках и основаниях
    экспертного знания.
  6. Когнитолог не должен стимулировать обобщения получаемых от эксперта сужде­
    ний, формулировок общих принципов, так как иначе может исказиться представление о
    его реальных знаниях и пределах их применимости*.
  7. Когнитолог должен охотно принимать от эксперта знания, выраженные в виде ме­
    тафоры, притчи, эвристики, требующие дальнейшей интерпретации и допускающие не­
    однозначную расшифровку. Не следует требовать такой расшифровки, снимающей мно­
    гозначность и смысловую емкость метафоры, от самого эксперта.
  8. Когнитолог должен обеспечить обратную связь эксперта с перед-»яным им знанием.
    Эксперту следует демонстрировать результаты применения к конкретным задачам тех
    знаний, которые он сумел явно сформулировать в процессе интервью. В результате экс­
    перт может оценить необходимость дополнений или разъяснений представленных им

* В ряде случаев профессиональные знания эксперта описываются как прецеденты с посильной мотивировкой пред­лагаемых действий. Все такого рода предосторожности необходимы, чтобы сохранить аутентичность описаний про­фессиональных знаний, не использовать представлений экспертов о том, как "полагается" формулировать знания.

-22-

знаний. В рамках этой демонстрации эксперт способен более полно осознать ту струк­туру знаний, которую он фактически использует.

9. Когнитолог должен отдавать себе отчет в том, что его работа с экспертом изменяет
состояние сознания последнего. Это налагает на него особую профессиональную ответ­
ственность.

10. Когнитолог должен уметь вызвать чувство симпатии и доверия у интервьюируемого,
сделать для него контакт комфортным (необременительным) и не вызывающим опасений.
Необходимо создавать у эксперта уверенность, что процесс интервьюирования дает ему оп­
ределенный выигрыш: позволит лучше осознать собственные знания, подготовить профес­
сиональные публикации, гарантирует авторство на создаваемую базу знаний и т.п.

На сегодняшний день еще не получено удовлетворительного ответа на вопрос о том, как вводить в БЗ знания нескольких экспертов. Необходимость использования группы экспертов является очевидной для того, чтобы представить в БЗ разные аспекты рас­сматриваемой проблемы. Но что делать, если мнения экспертов явно или неявно проти­воречат друг другу или влекут разные рекомендации?

Попытки найти "усредненное" мнение заранее обречены на неудачу. Усредняя мнение гениев, мы можем получить мнение посредственности. Убрать противоречивые мнения значило бы обеднить экспертные знания. Остается один путь — искать логику работы с противоречиями.

Вполне приемлемым оказывается метод разрешения противоречий путем выбора наибо­лее компетентного эксперта (с точки зрения пользователя или экспертной группы) в том во­просе, по которому в данный момент принимается решение или выбирается рекомендация.

Иногда вместо того, чтобы заставлять экспертов подробно рассказывать об исполь­зуемых ими правилах действий, можно использовать наглядную демонстрацию ими свое­го метода решения конкретных задач. При таком способе задача когнитолога состоит не в ведении интервью, но в подборе характерных задач и протоколировании их анализа экспертами. Характер работы когнитолога от этого не меняется, ибо его задача - рекон­струировать правила, неявно лежащие в основе используемых специалистом - экспертом методик. Профессиональное знание передается при этом как бы "законсервированным" в самой практике решения задачи.

Возможна стратегия, при которой когаитолог вначале выясняет у эксперта, какие из предполагаемых альтернатив он выбирает на данном этапе исследования казуса. На этой основе формулируются полуинтуитивные правила, которые когнитолог угадывает в дей­ствиях эксперта. Затем происходит формальный разбор этого казуса на основе получен­ных правил, а эксперт дает свою оценку работы такого "полуфабриката" базы знаний. Процесс идет как многошаговое взаимодействие эксперта с контролируемой базой знаний.

Артикуляция персонального знания через понятия в форме высказываний делает его общественным достоянием. Важно отметить, что это не единственный способ передачи знаний в обществе. Знание языка не может передаваться исключительно через описание языка в понятиях. Иначе ни один ребенок и не мог бы получить знание родного языка. Более того, включение в научную школу новых учеников и последователей происходит отнюдь не путем изучения ее трудов или слушания лекций, но через непосредственное участие в проводимых исследованиях. Культура научной работы передается теми же ме­ханизмами перенимания навыков путем воспроизведения образцов работы, как и навыки ведения сельского хозяйства или домашнего устроительства. Соответствующие меха­низмы весьма детально описаны в работах М.А.Розова в виде теории социальных эста­фет, в которых образцы действий передаются от одного участника к другому путем не­посредственного подражания. Такая эстафета служит механизмом социальной памяти, в которой фактически хранится знание, принадлежащее обществу в целом. Итак, знание может существовать в трех основных формах:

1) яичное знание как содержание индивидуального сознания (явное или неявное);

2\ социальное знание - как эстафета передачи образцов поведения;

3) знание, выраженное в понятиях, которое с одинаковым успехом может быть до­стоянием личности или достоянием общества, отчужденным от конкретных личностей и хранимым на тех или иных материальных носителях (рукописи, книги, память компью­тера). В последнем случае такое знание уместно именовать информацией.

-23-

ГЛАВА VIII

КАК ВОЗМОЖНО ЗНАНИЕ О ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ?

Для Платона проблема познания упиралась в то, что согласно воззрениям Гераклита мир текуч и неуловим в понятиях. Ни одно событие не повторяется, все вещи индивиду­альны и меняются, так что сохранить знание о них практически невозможно. Более того, любое впечатление о веши или событии не есть настоящее знание, ибо оно фиксирует лишь преходящие моменты бытия. Поэтому Платону пришлось обосновывать саму воз­можность знания через мир вечных и неизменных идей, то есть понятий, обладающих собственным существованием, предшествующим существованию вещей и независимым от этих вещей. Именно способность индивидуума непосредственно постигать (вспоми­нать) идеи и определяет согласно Платону человеческую способность познавать мир. Познание происходит не через ощущение вещей и явлений, но через постижение идей -понятий самих по себе, а эмпирические, впечатления организуются сознанием, обладаю­щим необходимым набором понятий. В такой формулировке мы несколько модернизи­руем мысль Платона, связывая ее с вполне определенной гносеологической тенденцией, проходящей красной нитью не только в философии, но и в точных науках, полагающих реальным знанием только то, что удается ясно выразить в точных понятиях, априори присущих исследователю. В идеале речь идет о том, что познание идет путем выражения свойств познаваемой действительности через устойчивые математические структуры. Математика не столько изучает формы и отношения мира, сколько конструирует некие формы и отношения, через которые удается выразить феномены природы. С точки зре­ния Аристотеля, можно было 'бы сказать, что науки исследуют и описывают формы и отношения, воплощаемые в природных явлениях и составляющие их сущности. Именно форму веши Аристотель считал ее сущностью в отличие от косного материала.

Аристотель видел путь познания не столько в математических формах, сколько в от­ношениях между понятиями, в том числе родо-видовых.

Познание тесно связано с определением принадлежности предмета к некоторому классу и установлением родо-видовых отношений. Знание возможно как знание об об­щем, то есть о классе, включающем некий предмет или явление. Не случайно, как мы видели, в основе рассуждений в логике Аристотеля лежат отношения между классами, используемые в силлогизмах. Научное знание характеризуется необходимостью своего содержания и всеобщностью своей применимости. В этой связи очень важно учение Аристотеля о причинности, ибо задача научного знания как раз и состоит в выяснении причин, в силу которых вещь не только существует, но и не может существовать иначе, чем она существует. Знание - это, в частности, установление условий существования или несуществования некоторого факта. Аристотель указывает четыре рода причин:

1) действующая причина (causa efficiens) - это причина в современном понимании, воздействующая на объект, как механическая сила действует на движение тела; 2) фи­нальная причина (causa finalis), или цель, требующая, чтобы движение предмета или из­менение некоторой ситуации было направлено на определенный результат. В современ­ной физике роль финальной причины играют всевозможные вариационные принципы, требующие, чтобы движение материальной системы происходило так, чтобы некоторый функционал обращался в минимум (ср., например, принцип наименьшего действия); 3) материальная причина (causa materialis), когда нечто определяется самим материалом предмета (например, падение тела или его растворение); 4) формальная причина (causa formalis), определяющая ту или иную эволюцию предмета в силу его формы. Так, форма крыла определяет подъемную силу и тем самым оказывается причиной, воздействующей на траекторию полета. Познание возможно как установление причин, с необходимостью приводящих к тому или иному феномену. Сама эта необходимость определяет устойчи­вость познаваемого явления и тем самым возможность его познания. Предмет ощущения - единичное и привходящее. В противоположность этому предметом знания (по Аристо­телю) является общее и необходимое. Именно возможность познать причинные связи как проявление общих законов есть залог возможности познания.

В сущности, точка зрения Аристотеля является системной. Мир состоит из многооб­разия предметов и явлений, которые могут быть лишь предметом ощущения, но не зна-

-24-

ния. Познание направлено на системную организацию этих предметов, на выяснение ес­тественного места каждого среди других, на проявляемые в этих предметах сущности. В отличие от Платона, Аристотель рассматривает вещи не как тени идей, но как воплоще­ние идеальных сущностей.

Еще один подход к пониманию возможности познания заключен в атомистической концепции Демокрита, в которой вещи рассматриваются как составленные из вечных и неизменных атомов - неделимых частиц. В этом случае познание направляется на пер­вооснову вещей - те простейшие сущности, из которых эти вещи складываются и через которые можно объяснить наблюдаемые свойства вещей. Итак, мы видим, что уже в ан­тичной философии был поставлен вопрос о том, как в меняющемся многообразии мира найти нечто устойчивое, что может служить предметом знания. На этот вопрос было получено три ответа: идеальные структуры, отношение между вещами и простейшие со­ставляющие этих вещей. Эти три ответа не исключают один другого, но взаимно допол­няют. Все три фактически используются в современной научной методологии.

Заметим, что для античных авторов не было сомнения в том, что наличие устойчивого предмета знания определяется свойствами мира, как упорядоченного Космоса, а не субъ­ективной способностью человека упорядочивать хаотический поток своих ощущений. Древним грекам вряд ли пришла бы в голову мысль Канта о том, что пространство и время - это априорные категории, с помощью которых человек получает хорошо орга­низованный (вложенный в пространственно-временной каркас) образ мира. Истоки по­добного субъективизма в теории познания коренятся в средневековом споре реалистов и номиналистов. Для реалистов типа св. Фомы Аквинского общие идеи обладали высшей реальностью, в то время как для номиналистов типа Оккама общие идеи (универсалии) -это лишь имена вещей, а реальностью обладали лишь единичные предметы. Однако для познания вещей человек вынужден описывать их на языке универсалий. С точки зрения реалистов такой язык определяется реальным бытием самих универсалий, но с номина­листической точки зрения универсалии - это лишь удобная условность; тем самым уже недалеко до представления о том, что категории для описания универсалий имеют чисто субъективную природу, как заложенная в человеческое сознание способность организо­вывать картину мира. Отказ от реализма в онтологии открывает дорогу субъективизму в теории познания.

В теории познания И.Канта различаются открытая познанию "вещь для нас" и непо­знаваемая "вещь в себе" - как недоступная постижению разумом сущность. Так очерчи­вается граница познавательных возможностей чистого или теоретического разума. Тем самым учение Канта отрицает возможность познания разумом религиозных истин, отно­ся религию к сфере воли и чувств в качестве основы морали. Существование Бога по Канту не может быть доказано и познано, но принимается как постулат практического разума, имеющий целью придать смысл миру и человеческой жизни. По существу, тео­ретико-познавательная позиция Канта может быть квалифицирована как агностицизм -отказ от познания сущностей и ограничение сферы познания организацией непосредст­венно наблюдаемых феноменов и аналитическими суждениями, выводимыми из априор­ных истин и эмпирических фактов. Во всем этом можно увидеть идейную преемствен­ность линии: средневековый номинализм - кантовский агностицизм - позитивизм. Этой линии противостоит рационалистическая традиция, восходящая к Аристотелю и Аквинату.