Образ Дон-Жуана
Информация - Культура и искусство
Другие материалы по предмету Культура и искусство
ве, ни к счастью, на которых простые уборы, но на них золотые кресты. Он недоволен современностью с ее зловещим трудом, когда нужно на тяжелых и гулких машинах грозовые пронзать облака или высыхать в глубине кабинета перед пыльными грудами книг. И он воскрешает доброго старого Д.-Ж. (Д.-Ж. в Египте, сб. Чужое небо, 1912), которого любовь гонит из ада вновь на землю, через серный огонь, через льды - и путь длится долгие годы. В Египте Д.-Ж. встречает Лепорелло с его современной невестой, мисс Покер, дочерью свиного короля из Чикаго. Лепорелло, идеал буржуазной культуры нынешнего дня, несмотря на свою блестящую карьеру, для Д.-Ж. - всегда лакей. Романтический Д.-Ж. выступает со словами подлинной страсти, и американка покорена. Она идет в его далекий от суетной и скучной действительности мир, где царит сладостная чувственность. Современность неромантична. Д.-Ж. может пригодиться лишь, как управляющий в саваннах, всегда верхом, вооружен, в разъездах, в стычках непрестанных. И все же только он живет понастоящему, и Лепорелло желал бы вновь служить у Д.-Ж., вновь быть счастливым, сытым и пьяным. Но и Д.-Ж. не суждено счастье. Женские ласки не спасут его от подлинного отчаяния. Вот другое произведение Гумилева - Рондолла - из Т. Готье, к-рое только случайно не носит имени Д.-Ж. Это он, струны щипля и в дерево стуча, стоит под окном ребенка с видом герцогини, голубки, сокола страшней. Он вызывает на бой людей (пускай идут, один иль десять, рыча, как бешеные псы), и, если в саване из двух простынь суждено уйти из мира, - даже Сатану. Но за всем этим задором - глубокая, доходящая до отчаяния тоска.
О, хоть бы гвоздь был в этой дверце,
Чтоб муки прекратить мои -
К чему мне жить, скрывая в сердце
Томленье злобы и любви?
Русская буржуазия, не создавшая Д.-Ж. под собственным его именем, оставила образ, сходный с ним по существу. Период после 1905, идущий под знаком упадочнических настроений в связи с неудавшейся революцией, повысил интерес к сексуальной проблеме, создав целую полосу в литературе. Наиболее ярким представителем этой полосы является М. Арцыбашев с его Саниным [1907]. Интеллигенция, мечущаяся от Екклезиаста до Маркса, разуверилась в революции - с какой стати приносить свое я (к-рое превыше всего) на поругание и смерть для того, чтобы рабочие тридцать второго столетия не испытывали недостатка в пище и половой любви. Но жизнь только для себя, только для своего я тесно связана с вопросом о конце этого я. Ужас перед моментом, когда будешь в холодной земле, с провалившимся носом и отгнившими руками, пронизывает насквозь все произведение Арцыбашева. Одной из причин, приводящих человека преждевременно к смерти, является, по мнению автора, раздвоенность человеческого сознания, чрезмерная рефлексия, вызванная загнанными внутрь желаниями (как у Сварожича, перед которым постоянно мелькают в сладострастном видении невысокие груди, круглые плечи, гибкие руки, стройные бедра). Выход отсюда один - возвращение к животности, к скотской жизни, когда страсти свободно удовлетворялись, ибо в наслаждениях и есть цель жизни... человеку от природы не свойственно воздержание, и самые искренние люди - это люди, не скрывающие своих вожделений... т. е. те, которых в общежитии называют мерзавцами. Здесь Санин напоминает Д.-Ж. Граббе, нарушавшего все, что общепринято, т. е. являвшегося в общежитии мерзавцем. Вообще, несмотря на старания Арцыбашева сделать Санина символом психического здоровья, его герой во многом сходен с Дон-Жуаном немецких авторов второй четверти прошлого века. Эти общие черты созданы одинаковыми условиями классового бытия наиболее упадочных слоев мелкой буржуазии. Подобно герою Граббе, Санин предается разгулу и пьянствует: у свежей могилы Юрия (Сварожича), на которой пахло взрытой холодной землей, гнилью старых гробов и зеленой елкой, они вывалили на траву груду тяжелых пивных бутылок. Близость могилы придает особую остроту удовольствию, подобно тому, как вид кладбища возбуждал повышенную жажду наслаждений у Д.-Ж. Ленау. Санин в наслаждениях не разборчив: он насилует едущую с ним в лодке девушку, весьма недвусмысленно целует свою сестру, крепко и дерзко прижимая ее к себе. Он - тоже сверхчеловек, желающий только быть правым перед своей совестью, а как эта правота достигается - все равно. И во взгляде на семью Санин равняется по своим немецким собратьям. Мещанское счастье с женой, детьми и хозяйством - не для него. Рождение ребенка - только прескучное, грязное, мучительное и бессмысленное дело. Любовь не налагает никаких обязанностей - люди должны наслаждаться любовью без страха и запрета, без ограничений. Как мы видим, все черты упадочнического Д.-Ж. налицо.
После Октябрьской революции, проблема донжуанизма в своем чистом, если можно так выразиться, виде естественно потеряла социальную остроту. Конечно, некоторые ее рудименты можно обнаружить в литературе, трактующей и анализирующей вопросы пола, брака и семьи в новых социальных условиях, а также в произведениях, посвященных проблеме столкновения личного и общественного. Только у эпигонов прошлого, у писателей-упадочников, можно прощупать мотивы донжуанизма, правда, в весьма видоизмененном состоянии. Как на яркий пример этого, укажем на творчество Сергея Есенина.
Все же, надо отметить, несмотря на то, что половая проблема как