Культурологическая концепция Х. Ортеги-и-Гассета
Дипломная работа - Культура и искусство
Другие дипломы по предмету Культура и искусство
? бы иное ощущение равновесия. Человеческая фигура определяет архитектуру и скульптуру. Она определяет наше чувство формы. Наше собственное тело - основа нашего понимания трёхмерного пространства. Кроме того, восприятие формы у каждого связано также с восприятием секса. Наполненность формы, её упругость - всё это связано с сексом. И притом безотчётно, над этим не надо ломать голову.
Надо сказать, что изысканная и рафинированная эротическая составляющая всегда присутствовала и в миниатюре, и в классической поэзии. То есть здесь наш авангард не порывает с традицией, а продолжает её.
В этой связи хочется вспомнить о юнгианском психоанализе и его подходе ко всем этим вопросам. Образ женщины в мужских фантазиях и сновидениях Юнг интерпретировал как образ женской составляющей его собственной души-психеи. Юнг и его ученики обращались и к анализу искусства. При этом грубая полуживотная сексуальность просматривалась ими в образах первобытных венер, утончённая, одухотворённая рафинированная красота - в ренессансных венерах и мадоннах, а андрогинность - например, в образе Афины - воительницы. Если мы обратимся к искусству с этой точки зрения, то обнаружим в глубокой древности всё тех же первобытных венер, в миниатюре и, как ни странно, в современном искусстве - одухотворённую красоту, в то же время не лишенную чувственности.
Искусство всегда считалось конденсатом положительных эмоций. Его сплачивающее, консолидирующее воздействие ощущалось тем больше, чем оно было проще, доступнее. И вот новое искусство усложняется настолько, что многие перестают его понимать. Оно становится силой, разделяющей общество на массы и элиту. В зрелом цивилизованном обществе элита уже не нуждается в искусстве как в сплачивающем факторе и использует его, скорее, как инструмент анализа, критики, прогнозирования и поиска полезных инноваций.
Было бы совершенно несправедливо считать Ортегу реакционером, снобом, презирающим народ. Он любил испанский народ и его культуру; хотел европеизировать Испанию и никогда не защищал классовых или сословных интересов аристократии.
Да и к самому явлению дегуманизации он относился неоднозначно, как содержащему в себе и положительные, и отрицательные моменты. Дегуманизация искусства была для него определенным симптомом, несомненным фактом, не исключающим и гуманизирующих тенденций.
Смысл дегуманизации раскрывается Ортегой в целом ряде конкретных проявлений, не всегда согласующихся друг с другом. Это, в частности, овеществление идеи, освобождение искусства от всего личностного, избегание живых, реалистических форм, отказ от этико-политического пафоса, отход от религии и традиций, тяготение к глубокой иронии.
На протяжении столетий существовало искусство, увлекающееся изображением человеческих судеб и характеров, заставляющее сопереживать бедам и радостям героев.
Ортега выдвигает тезис о том, что предаваться сорадованию или состраданию с помощью искусства - это лишь способ уйти от скуки путем самообмана. В искусстве надлежит видеть не то, что хочется видеть массовому зрителю и не то, что толкает художника к творчеству, а именно то, что он создал. Произведения искусства есть факт нашей жизни. Оно заслуживает даже большего внимания, чем множество реальных событий.
От изображения реальных предметов искусство переходит к изображению идей. Современная драма не есть, строго говоря, человеческая драма. Это драма идей, фантомов, которые рождаются в творческом сознании и начинают жить на сцене. Раньше идея выступала в качестве подсобного средства.
. КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ Х. ОРТЕГА-И-ГАСЕТТА
Хосе Ортега-и-Гассет ощупывает искусство с социологической стороны, задаваясь вопросом: Отчего новое в искусстве сопровождается таким оглушительным неуспехом? Он ищет и находит причины столь очевидной непопулярности нового искусства в массах. Что же в новом искусстве такого, отчего общество искренне не понимает его и отшатывается? Оказывается, что неуспех молодого искусства - это не случайность, а закономерность. Дело в том, что большинство несведущих в искусстве обывателей (если называть обидно, а если ласково, то простых смертных) больше всего ценит в искусстве его близость к жизни. Чем более искусство походит на жизнь, тем полнее счастье среднестатистического человека, вдруг почувствовашего себя в понятном и родном, и потому чрезвычайно милом его сердцу художественном окружении. Ведь, чтобы там не говорили критики, народ, погуляв в смущении по пустынным залам ЦДХ, все равно, придет за картинкой на ближайший рынок на набережной, где висят разлюбезные его сердцу белые березки, и где травка обязательно зеленая и пушистая, а небо стопроцентно голубое. А новое искусство по-прежнему все также далеко от народа. Что же его ждет? Как чертик из коробочки, выскакивает ответ Ортеги-и-Гассета: Новый стиль должен пройти инкубационный период. Где же оно скрывается? Может быть, в подвале мастера, где незаметно для всех творит новую историю?
Всякий ли новый стиль сопровождается неуспехом? Нет, Ортега-и-Гассет поясняет, что это не грозит искусству, которое избегает уходить в сторону от реальности, например, романтизм пришелся по душе массам, поскольку он был народным стилем.
Ортега-и-Гассет писал в то время, когда он мог наблюдать модернизм в искусстве, тогда время постмодернизма еще не пришло и оттого, возможно, он столь категоричен, говоря о смыс