А.А. Блок - литературный критик
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
ности и пользы, или - в ином варианте - об отношении эстетического и этического. Этот вопрос мучил не одного Блока, но и почти всех больших писателей, даже такого, казалось бы, "моралиста", как Лев Толстой.
Для Блока это противоречие - одно из важнейших, характерных для него - так и осталось в известной мере нерешенным, несомкнутым, "вечным и трагическим", вопреки его стремлению додумать эту антиномию и как-то приблизиться к ее решению.
В юности, еще до знакомства с теоретическими работами Вл. Соловьева, Блок, по-видимому, был стихийно близок (без какого бы то ни было философского углубления!) к соловьевскому пониманию добра - как всеопределяющего начала духовной жизни, и красоты - как феномена, обусловленного добром. По крайней мере в основе ряда стихотворений Блока 1899 года лежит прямолинейное и наивное по форме прославление идеала добра и любви ("Между страданьями земными.", "Готов ли ты на путь далекий.", "Я - человек и мало богу равен.", "Мы все уйдем за грань могил. "). Дальнейшая эволюция Блока освобождает его от наивной прямолинейности в подходе к этой антиномии. Уже в 1901 - 1902 годах, очевидно не без влияния раннего Мережковского, он пытается понять добро и зло как ипостаси некоего неразложимого Единства. Однако в своей "эмансипации" он остается до конца далеким и чуждым индивидуалистическим крайностям этического декаданса. Во всяком случае к декадентской игре с вопросом о добре и зле он относился более чем иронически, предлагая тем, кто ею занимается, кто заявляет, "что зло прекраснее добра", лечиться бромом. Вместе с тем юношеская самохарактеристика - "добра певец" (стих. "Готов ли ты на путь далекий.", 1899) - не вовсе смывается в творчестве Блока потоком времени, а только уходит в глубину, с тем чтобы через пятнадцать лет торжественно повториться в стихах, проецируемых в умопостигаемое будущее как бы от лица еще не рожденного "юноши веселого": "Он весь - дитя добра и света".
Характерное для эпохи набирающее силу движение к этической перестройке заметно втягивало в себя и Блока. Не случайно в его статье "Крушение гуманизма" (1919), в которой, естественно, были названы такие важнейшие признаки гуманизма, как индивидуализм, связь с античностью и пр., сохранялось молчание о порожденной поздним, демократизированным гуманизмом идее гуманности, занимавшей в гуманизме новейшего времени господствующее место. И этот скепсис к идее гуманности, скорее, к возможностям ее реализации в современном мире, понимание того, что "свет идет уже не от отдельных людей и не от отдельных добрых начинаний. " и что высокий принцип гуманности ныне лицемерно извращается (см. о "гуманистическом тумане" в первой главе "Возмездия"), намечались у Блока задолго до "Крушения гуманизма".
К этому скептическому комплексу следует отнести и характерное для Блока гневное отрицание морализма в искусстве, и признание того, что "мы уже не знаем той любви, которая рождается из сострадания", - признание, противоречащее приведенным выше заметкам Блока и открывающее такие возможности, как импульсивное, поразительно необдуманное выражение радости по поводу гибели океанского корабля "Титаник". В таком же противоречии с упоминавшимися здесь высказываниями Блока 1907 - 1908 и 1918 годов находятся его заявления о разобщенности искусства с жизнью и независимости искусства от нравственных требований (статьи "О лирике", "Искусство и газета", неодобрительный отзыв на "моралистические" предисловия Ф. Зелинского, 1919). Но еще важнее и показательнее для всей этой линии философско-эстетическнх взглядов Блока само возникновение и развитие основополагающей для него, нейтральной к "добру" и "злу", и в этом смысле ущербной с точки зрения "традиционной этики", категории "музыки". Дело в том, что "музыка" в блоковском понимании, в сущности, превращала поколебавшийся этический критерий в критерий эстетический или, иначе говоря, в "эстетическую этику", которая лишь частично совпадала с этикой гуманистической ("музыка еще не помирится с моралью", - писал Блок в 1918 году, а в 1919 году - о том, что музыка "противоположна привычным для нас мелодиям об "истине, добре и красоте").
Тема "музыки" с ее "эстетической этикой", пронизывающая большую часть блоковских статей зрелого периода, поскольку "музыка" для Блока являлась основой живой жизни и живого искусства, как будто должна была снять противоречие между ними, и в какой-то мере действительно снимала его, например, в поэме "Двенадцать" и в примыкающей к ней прозе.
И все же противоречие жизни и искусства, этики и эстетики, человека и художника, мучительно волнуя Блока и одновременно обогащая его поэтический опыт, сохраняло для него свою остроту в течение всей его сознательной жизни, до конца. "Соловьевского" объединения "добра" и "красоты" - слишком легкого и благополучного для той нелегкой и кризисной эпохи - в теоретических размышлениях зрелого Блока мы не встретим.
И все же противоречие, о котором идет речь, отнюдь не приводило Блока к "бегству в эстетику", даже в самом высоком ее понимании. Блок считал, что трудное и малодостижимое для современных людей единство человека и художника, добра, пользы и красоты в отдельных случаях и в отдаленных пределах истории осуществимо. Блок видел это осуществление в фольклоре, в творчестве Ибсена и Стриндберга. По его мнению, "театральные представления драм