Иван Александрович Гончаров "Обломов"
Реферат - Литература
Другие рефераты по предмету Литература
том.
Как это ты, Лука Савич? Ну-ка, ну, расскажи! говорит Илья Иванович и помирает со смеху.
И все продолжают хохотать, и Илюша проснулся, и он хохочет.
Ну, чего рассказывать! говорит смущенный Лука Савич. Это всё вон Алексей Наумыч выдумал: ничего и не было совсем.
Э! хором подхватили все. Да как же ничего не было? Мы-то умерли разве?.. А лоб-то, лоб-то, вон и до сих пор рубец виден...
И захохотали.
Да что вы смеетесь? старается выговорить в промежутках смеха Лука Савич. Я бы... и не того... да всё Васька, разбойник... салазки старые подсунул... они и разъехались подо мной... я и того...
Общий хохот покрыл его голос. Напрасно он силился досказать историю своего падения: хохот разлился по всему обществу, проник до передней и до девичьей, объял весь дом, все вспомнили забавный случай, все хохочут долго, дружно, несказанно, как олимпийские боги. Только начнут умолкать, кто-нибудь подхватит опять и пошло писать.
Наконец кое-как, с трудом успокоились.
А что, нынче о святках будешь кататься, Лука Савич? спросил, помолчав, Илья Иванович.
Опять общий взрыв хохота, продолжавшийся минут десять.
Не велеть ли Антипке постом сделать гору? вдруг опять скажет Обломов. Лука Савич, мол, охотник большой, не терпится ему...
Хохот всей компании не дал договорить ему.
Да целы ли те... салазки-то? едва от смеха выговорил один из собеседников.
Опять смех.
Долго смеялись все, наконец стали мало-помалу затихать: иной утирал слезы, другой сморкался, третий кашлял неистово и плевал, с трудом выговаривая:
Ах ты, Господи! Задушила мокрота совсем... насмешил тогда, ей-богу! Такой грех! Как он спиной-то кверху, а полы кафтана врозь...
Тут следовал окончательно последний, самый продолжительный раскат хохота, и затем всё смолкло. Один вздохнул, другой зевнул вслух, с приговоркой, и всё погрузилось в молчание.
По-прежнему слышалось только качанье маятника, стук сапог Обломова да легкий треск откушенной нитки.
Вдруг Илья Иванович остановился посреди комнаты с встревоженным видом, держась за кончик носа.
Что это за беда? Смотри-ка! сказал он. Быть покойнику: у меня кончик носа всё чешется...
Ах ты, Господи! всплеснув руками, сказала жена. Какой же это покойник, коли кончик чешется? Покойник когда переносье чешется. Ну, Илья Иваныч, какой ты, Бог с тобой, беспамятный! Вот этак скажешь в людях когда-нибудь или при гостях и стыдно будет.
А что ж это значит, кончик-то чешется? спросил сконфуженный Илья Иванович.
В рюмку смотреть. А то, как это можно: покойник!
Всё путаю! сказал Илья Иванович. Где тут упомнить: то сбоку нос чешется, то с конца, то брови...
Сбоку, подхватила Пелагея Ивановна, означает вести; брови чешутся слезы; лоб кланяться; с правой стороны чешется мужчине, с левой женщине; уши зачешутся значит, к дождю, губы целоваться, усы гостинцы есть, локоть на новом месте спать, подошвы дорога...
Ну, Пелагея Ивановна, молодец! сказал Илья Иванович. А то еще когда масло дешево будет, так затылок, что ли, чешется...
Дамы начали смеяться и перешептываться; некоторые из мужчин улыбались; готовился опять взрыв хохота, но в эту минуту в комнате раздалось в одно время как будто ворчанье собаки и шипенье кошки, когда они собираются броситься друг на друга. Это загудели часы.
Э! Да уж девять часов! с радостным изумлением произнес Илья Иванович. Смотри-ка, пожалуй, и не видать, как время прошло. Эй, Васька! Ванька! Мотька!
Явились три заспанные физиономии.
Что ж вы не накрываете на стол? с удивлением и досадой спросил Обломов. Нет, чтоб подумать о господах? Ну, чего стоите? Скорей, водки!
Вот отчего кончик носа чесался! живо сказала Пелагея Ивановна. Будете пить водку и посмотрите в рюмку.
После ужина, почмокавшись и перекрестив друг друга, все расходятся по своим постелям, и сон воцаряется над беспечными головами.
Видит Илья Ильич во сне не один, не два такие вечера, но целые недели, месяцы и годы так проводимых дней и вечеров.
Ничто не нарушало однообразия этой жизни, и сами обломовцы не тяготились ею, потому что и не представляли себе другого житья-бытья; а если б и смогли представить, то с ужасом отвернулись бы от него.
Другой жизни и не хотели, и не любили бы они. Им бы жаль было, если б обстоятельства внесли перемены в их быт, какие бы то ни были. Их загрызет тоска, если завтра не будет похоже на сегодня, а послезавтра на завтра.
Зачем им разнообразие, перемены, случайности, на которые напрашиваются другие? Пусть же другие и расхлебывают эту чашу, а им, обломовцам, ни до чего и дела нет. Пусть другие и живут, как хотят.
Ведь случайности, хоть бы и выгоды какие-нибудь, беспокойны: они требуют хлопот, забот, беготни, не посиди на месте, торгуй или пиши словом, поворачивайся, шутка ли!
Они продолжали целые десятки лет сопеть, дремать и зевать или заливаться добродушным смехом от деревенского юмора, или, собираясь в кружок, рассказывали, что кто видел ночью во сне.
Если сон был страшный все задумывались, боялись не шутя; если пророческий все непритворно радовались или печалились, смотря по тому, горестное или утешительное снилось во сне. Требовал ли сон соблюдения какой-нибудь приметы, тотчас для этого принимались деятельные меры.
Не это, так играют в дураки, в свои козыри, а по праздникам с гостями в бостон или раскладывают гранпасьянс, гадают на червонного короля да на трефовую даму, предсказывая марьяж.
Иногда приедет какая-нибудь Наталья Фаддеевна гостить на неделю, на две. Сначала старухи пе?/p>