Иван Александрович Гончаров "Обломов"
Реферат - Литература
Другие рефераты по предмету Литература
а остальная уж пять лет как развалилась в куски и слезла; оттого же, может быть, и ворота всё кривы, и крыльцо шатается. Но заплатить за что-нибудь, хоть самонужнейшее, вдруг двести, триста, пятьсот рублей казалось им чуть не самоубийством.
Услыхав, что один из окрестных молодых помещиков ездил в Москву и заплатил там за дюжину рубашек триста рублей, двадцать пять рублей за сапоги и сорок рублей за жилет к свадьбе, старик Обломов перекрестился и сказал с выражением ужаса, скороговоркой, что этакого молодца надо посадить в острог.
Вообще они глухи были к политико-экономическим истинам о необходимости быстрого и живого обращения капиталов, об усиленной производительности и мене продуктов. Они в простоте души понимали и приводили в исполнение единственное употребление капиталов держать их в сундуке.
На креслах в гостиной, в разных положениях, сидят и сопят обитатели или обычные посетители дома.
Между собеседниками по большей части царствует глубокое молчание: все видятся ежедневно друг с другом; умственные сокровища взаимно исчерпаны и изведаны, а новостей извне получается мало.
Тихо; только раздаются шаги тяжелых, домашней работы сапог Ильи Ивановича, еще стенные часы в футляре глухо постукивают маятником, да порванная время от времени рукой или зубами нитка у Пелагеи Игнатьевны или у Настасьи Ивановны нарушает глубокую тишину.
Так иногда пройдет полчаса, разве кто-нибудь зевнет вслух и перекрестит рот, примолвив: Господи помилуй!
За ним зевнет сосед, потом следующий, медленно, как будто по команде, отворяет рот, и так далее заразительная игра воздуха в легких обойдет всех, причем иного прошибет слеза.
Или Илья Иванович пойдет к окну, взглянет туда и скажет с некоторым удивлением: Еще пять часов только, а уж как темно на дворе!
Да, ответит кто-нибудь, об эту пору всегда темно; длинные вечера наступают.
А весной удивятся и обрадуются, что длинные дни наступают. А спросите-ка, зачем им эти длинные дни, так они и сами не знают.
И опять замолчат.
А там кто-нибудь станет снимать со свечи и вдруг погасит все встрепенутся: Нечаянный гость! скажет непременно кто-нибудь.
Иногда на этом завяжется разговор.
Кто ж бы это гость? скажет хозяйка. Уж не Настасья ли Фаддеевна? Ах, дай-то Господи! Да нет; она ближе праздника не будет. То-то бы радости! То-то бы обнялись да наплакались с ней вдвоем! И к заутрене, и к обедне бы вместе... Да куда мне за ней! Я даром что моложе, а не выстоять мне столько!
А когда, бишь, она уехала от нас? спросил Илья Иванович. Кажется, после Ильина дня?
Что ты, Илья Иваныч! Всегда перепутаешь! Она и семика не дождалась, поправила жена.
Она, кажется, в петровки здесь была, возражает Илья Иванович.
Ты всегда так! с упреком скажет жена. Споришь, только срамишься...
Ну как же не была в петровки? Еще тогда всё пироги с грибами пекли: она любит...
Так это Марья Онисимовна: она любит пироги с грибами как это не помнишь! Да и Марья Онисимовна не до Ильина дня, а до Прохора и Никанора гостила.
Они вели счет времени по праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям, не ссылаясь никогда ни на месяцы, ни на числа. Может быть, это происходило частью и оттого, что, кроме самого Обломова, прочие всё путали и названия месяцев, и порядок чисел.
Замолчит побежденный Илья Иванович, и опять всё общество погрузится в дремоту. Илюша, завалившись за спину матери, тоже дремлет, а иногда и совсем спит.
Да, скажет потом какой-нибудь из гостей с глубоким вздохом, вот муж-то Марьи Онисимовны, покойник Василий Фомич, какой был, Бог с ним, здоровый, а умер! И шестидесяти лет не прожил, жить бы этакому сто лет!
Все умрем, кому когда воля Божья! возражает Пелагея Игнатьевна со вздохом. Кто умирает, а вот у Хлоповых так не поспевают крестить: говорят, Анна Андревна опять родила уж это шестой.
Одна ли Анна Андреевна! сказала хозяйка. Вот как брата-то ее женят и пойдут дети столько ли еще будет хлопот! И меньшие подрастают, тоже в женихи смотрят; там дочерей выдавай замуж, а где женихи здесь? Нынче, вишь, ведь все хотят приданого, да всё деньгами...
Что вы такое говорите? спросил Илья Иванович, подойдя к беседовавшим.
Да вот говорим, что...
И ему повторяют рассказ.
Вот жизнь-то человеческая! поучительно произнес Илья Иванович. Один умирает, другой родится, третий женится, а мы вот всё стареемся: не то что год на год, день на день не приходится! Зачем это так? То ли бы дело, если б каждый день как вчера, вчера как завтра!.. Грустно, как подумаешь...
Старый старится, а молодой растет! сонным голосом кто-то сказал из угла.
Надо Богу больше молиться да не думать ни о чем! строго заметила хозяйка.
Правда, правда, трусливо, скороговоркой отозвался Илья Иванович, вздумавший было пофилософствовать, и пошел опять ходить взад и вперед.
Долго опять молчат; шипят только продеваемые взад и вперед иглой нитки. Иногда хозяйка нарушит молчание.
Да, темно на дворе, скажет она. Вот, Бог даст, как дождемся святок, приедут погостить свои, ужо будет повеселее, и не видно, как будут проходить вечера. Вот если б Маланья Петровна приехала, уж тут было бы проказ-то! Чего она не затеет! И олово лить, и воск топить, и за ворота бегать; девок у меня всех с пути собьет. Затеет игры разные... такая, право!
Да, светская дама! заметил один из собеседников. В третьем году она и с гор выдумала кататься, вот как еще Лука Савич бровь расшиб...
Вдруг все встрепенулись, посмотрели на Луку Савича и разразились хохо