Жиль Липовецки \"Эра пустоты\"
Статья - Культура и искусство
Другие статьи по предмету Культура и искусство
е от прочих лиц, собственное своеобразие: нарциссизм означает это освобождение от чужого влияния, этот отказ от порядка стандартизации, установившегося при возникновении общества потребления. Размыкание строгой идентичности моего Я и отказ от зависимости от посторонних лиц во всех случаях выступают как фактор процесса персонализации, которым манипулирует нарциссизм.
Мы совершаем глубокую ошибку, желая проследить за терапевтической чувствительностью с момента разрушения какой-то личности, что происходит вследствие бюрократической организации жизни: Культ интимности берет свое начало не с утверждения личности, а с ее падения (К. Н., с. 69). Страсть нарцисса возникает не из-за восстановления утраченной целостности, она не компенсирует отсутствие личности, а вырабатывает ее новый тип, новое сознание с его неопределенностью и колебаниями. Пусть наше Я становится как бы плавающим пространством, не имеющим ни постоянного места, ни ориентиров;
91
пусть это резерв в чистом виде, приспособленный к быстрым комбинациям, к неустойчивости систем; такова функция нарциссизма, тонкого инструмента постоянного обновления пси, которое необходимо для постмодернистского экспериментирования. Одновременно, очищая наше Я от сопротивляющихся факторов и стереотипов, нарциссизм делает возможной ассимиляцию моделей поведения, разработанных теми, кто занят проблемами нашего физического и душевного здоровья: вырабатывая характер, приспосабливающийся к постоянной формации, нарциссизм участвует в важной работе по научному управлению телами и душами людей.
Подрыв устоев Я является прямым результатом нынешнего разложения идентичностей и социальных ролей, некогда имевших четкие определения, потому что они были объединены в регулируемые противоположные группы: таким образом, статусы женщины, мужчины, ребенка, сумасшедшего, цивилизованного индивида и т. д. входят в период неопределенности, неуверенности, где продолжает развиваться исследование природы социальных категорий. Хотя, изучая распад личности, следует хотя бы отчасти учитывать демократический процесс, будь то работа по уравниванию, которая заключается, как это замечательно продемонстрировал М. Гоше, в том, чтобы уменьшить все, что представляет социальное неравенство или различие между индивидами посредством создания независимого подобия очевидных данных,1 то, что мы назвали десубстанциализацией нашего Я, выступает как главный фактор процесса персонализации. Если демократическое движение разрушит традиционные устои чужого Я, всякое существенное различие, ут-
1 Гоше М. Токвиль, Америка и мы (Gauchet M. Tocqueville, Г Атё-rique et nous. Libre. N 7. P. 83—104).
92
нсрждая самобытность индивидов, независимо от их внешних отличий, процесс персонализации нарциссов лишит нас всяческого содержания. Царство равенства и корне изменило восприятие альтернативности подобно тому, как гедонистическая и психологическая нюха коренным образом преобразует восприятие нашей собственной сущности. Более того, происходит изрыв пси в тот самый момент, когда все фигуры альтернативности (извращенец, сумасшедший, преступник, женщина и т. д.) сталкиваются между собой в процессе, который Токвиль называет уравниванием условий. Не по той ли причине, что социальное разнообразие сплошь и рядом уступает место идентичности, различие — единообразию, может возникнуть проблема идентичности так таковой, на этот раз личной\? Не по той ли причине, что демократический процесс отныне наблюдается повсеместно, не имеет обозначенных границ, могут произойти коренные изменения психологического порядка? Когда отношение к самому себе вытесняет отношение к другому, феномен демократии перестает быть проблемой; на этом основании расцвет нарциссизма означал бы отход от мира равенства, который тем не менее не оставит своих позиций. Разрешив вопрос относительно других индивидов (который в настоящее время не актуален), равенство освободило место и позволило возникнуть вопросу о нашем Я; отныне аутентичность берет верх над взаимностью, самопознание — над признательностью. Однако одновременно с этим исчезновением с социальной сцены фигуры чужого Я возникает новый вид разделения — на сознательное и бессознательное, психический раскол, словно процесс разделения должен был воспроизводиться постоянно, хотя бы в психологическом плане с целью продолжения социализации. Формула Я — это некто другой инициирует процесс самолюбования, порождает
93
новые противоречия, приводит к концу непринужденные отношения себя с самим собой, когда мой визави перестает быть абсолютно другим: тождество моего Я изменяется, когда имеет место тождественность индивидов, когда все становится подобным. Мобильность и многократное разделение, усугубляя конфликт, снова берет на себя роль социальной интеграции,1 на этот раз не столько подавляя достоинство через классовую борьбу, сколько через намерение добиться аутентичности и истинности желания.
Обновленное тело
Намереваясь, вслед за Р. Сеннетом, уподобить нарциссизм психологизму, мы вскоре сталкиваемся с большой трудностью, какую представляет собой смена состояний одиночества и забот, которыми отныне окружено наше тело, котор