Возможности психотерапии депрессивного компонента в общей картине посттравматического стрессового расстройства
Дипломная работа - Психология
Другие дипломы по предмету Психология
?а межличностных отношениях, клинически весьма пригодна для понимания и лечения травматических состояний - особенно депрессии. Среди целого ряда различных симптоматических состояний, которые организуют сложное строение посттравматического стрессового расстройства, лечение депрессия является, пожалуй, наиболее трудным.
Я хочу предложить модель депрессии, основанную на межличностном понимании травмы. С данной позиции депрессия - часть диссоциативного стремления взрослого Я сдерживать непереносимый травматический опыт, являющегося аспектом предсознательного вложения в избегание чувственного воспоминания травмы. Однако, обеспечивая избегание травмы, депрессия становится препятствием необходимому процессу вспоминания и горевания. Я полагаю, что депрессия служит препятствием процессу горевания по поводу чрезвычайно болезненной реальности. Депрессивное видение себя и других, создаваемое обвиняющей и порицающей позицией, так характерной для депрессивного состояния психики, служит для притупления и избегания процесса горевания. Травма, как я ее здесь определяю, есть опыт нарциссической раны, раны, которая раскалывает Я. Под "Я" я имею в виду способность формировать связное ощущение того, кем я являюсь и мира, в котором я живу (Ulman & Brothers, 1988)(11). Чтобы оценить влияние межличностной травмы - предательского злоупотребления значимого другого - необходимо распространить концепцию нарциссического запаса за рамки классической модели оральности. Травма - это ужасный опыт разрушения всех функциональных ресурсов по обеспечению заботы о себе - своих собственных, других, окружения в целом. Следовательно, клиническая работа с травмированными пациентами требует, чтобы особое внимание было уделено положению Салливана о согласованной валидизации другим или концепции Кохута о функции подтверждающего Я-объекта.
В противоположность кляйнианскому взгляду о недостижении депрессивной позиции, травмированные пациенты спасаются в депрессии, чтобы избежать эмоциональной встречи с действительно жестоким и бесчеловечным окружением. Кроме того, пересмотр центрального значения патогенной роли травмы перемещает внимание на диссоциацию, а не на расщепление, как наиболее подходящее клиническое явление.
Одно из следствий этого пересмотра состоит в следующем: травмированные пациенты, по всей видимости, находятся в параноидной позиции и воспринимают мир как опасное место, а проекции не обязательно являются результатом расщепления объектных репрезентаций. Вместо этого они включают в себя полностью плохие переживания в прошлом. Психическая связь с этими переживаниями может разниться от полного незнания до различных частичных форм знания (Laub & Auerhahn, 1993)(11).
Депрессивное психическое состояние становится превалирующим, когда травматическая память, которая удерживается в диссоциированном частичном состоянии Я повторно возникает в сознании, вследствие чего и срабатывает защита в виде депрессии. С этой точки зрения, депрессия может быть осмыслена как аффект, который сопровождает низкую самооценку, являющуюся результатом самопорицания и самообвинения. Испытывая вину или никчемность жертва может защищаться от осознания ужаса. Такой маневр может также поддерживать слабый проблеск надежды на возможность восстановления и заживления. Кроме того, диссоциированное частичное Я может само содержать в себе элементы детской депрессии, которые всплывают вместе с воспоминаниями.
Выдвигая гипотезу о том, что диссоциированное эмоциональное состояние находится в основании взрослой депрессии, мы не только приобретаем новый взгляд на депрессию, но также возможность для новых терапевтических стратегий. Вместо того, чтобы сосредотачиваться исключительно на самопорицающем функционировании (как это предлагается в модели когнитивной терапии) терапевтической задачей становится попытка поднять в сознание неизменные состояния опыта, которые были диссоциированы. Эта работа похожа на поднятие затонувшего судна. Пропавшие аффект и репрезентация должны быть осознаны, чтобы стала возможной прерванная или даже не начатая работа горя.
Динамика депрессии и сопротивления гореванию в детской травме не может быть адекватно понята в свете классической модели, согласно которой ненависть к себе есть результат интернализации амбивалентно любимого потерянного объекта. Депрессия возникает не только в результате фантазии о том, что объект тебя не любит, но и вследствие действительного опыта плохого обращения. Именно проработка таких переживаний делает терапию позитивным и конструктивным опытом. Отношения со значимым другим вызывают у такого пациента ужас и страхи уничтожения, которые проецируются на терапевта. Преодоление такого страха требует от терапевта не только интерпретаций, но и (время от времени) активного вовлечения пациента посредством успокаивающего и ободряющего присутствия и передачи уверенности в его способность выдержать травматическое переживание.
Другим препятствием к процессу горевания для человека, пережившего злоупотребление, становятся различные формы стыда: стыд за неспособность противостоять и подчинение тем, кто виноват; стыд, основанный на глубокой убежденности, что злоупотребление заслужено врожденной неспособностью любить и собственной никчемностью; стыд за многие годы потерянной жизни, прожитой в страхе и укрывательстве.
Чтобы преодолеть этот стыд, пациент должен осознать компен?/p>