Языковые особенности дилогии П.И. Мельникова "В лесах" и "На горах"
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
нет, наоборот, вам становится досадно не на изображаемые явления действительной жизни, а на самого автора. В чем же дело?
В том, что при известном, иногда даже выдающемся, литературном интересе такого рода произведений в них чувствуется в конце концов какая-то фальшь, и нам становится досадно, что автор губит свое литературное дарование, направляя его на ложный путь. Дальнейшая судьба этих произведений обыкновенно такова, что они при всех своих внешних достоинствах и, несмотря на свою первоначальную популярность со временем забываются широкой читающей публикой, сохраняя за собой лишь интерес литературно-исторический [Янчук, 1911, т. 4, с. 194].
Одну из причин этой фальши Н.Я. Янчук видит в резком изменении мнения относительно раскола. Не вдаваясь в подробное рассмотрение вопроса о том, насколько Мельников был убежденным врагом раскола и пособником правительства в делах его обличения и преследования, мы должны отметить, что художественное изучение раскола Мельниковым, как величали его очерки из раскольничьего быта критики Русского вестника, носят на себе следы некоторой двойственности в отношениях автора к этому в высшей степени важному бытовому и историческому явлению русской жизни.
Вращаясь с малолетства в среде поволжских скитов, он сохранил от детских лет как бы некоторое любовное отношение к этой жизни и ее оригинальным особенностям; затем, когда он стал страстным любителем старины и увлекся местной историей и археологией, он невольно проникался уважением к тем людям, которые хранили старину и готовы были пострадать за нее. Но в то же время, имея определенные поручения от своего начальства, клонящиеся далеко не к пользе этих хранителей старины, Мельников не стеснялся приводить в исполнение эти поручения. Читая некоторые сцены из его произведений этого круга, вы готовы принять его самого сторонником и защитником этой старины, до того он и сам увлекается рисуемыми им картинами и вас увлекает видимого искренностью, правдивостью и как будто полным сочувствием тому, что он описывает. Но вы не должны забывать, что за этим увлекательным рассказчиком стоит чиновник министерства внутренних дел, имеющий тайное поручение всеми доступными ему способами выведать всю подноготную раскольничьей жизни в лесах и на горах, в стенах скитов и на рыбных и лесных промыслах, в селах и в городахи донести по начальству для административных соображений, а по возможности приложить и свои заключения. И вот источник той фальши, которую не может не почувствовать вдумчивый читатель при чтении многих нередко талантливых произведений Мельникова [Янчук, 1911, т. 4, с. 196].
Несколько противоположную точку зрения высказывает современник Мельникова А. Измайлов. Критик, восхищаясь фундаментальностью и яркостью романа, ставит дилогию Мельникова рядом с произведениями Островского: В великолепной картинной галерее русского бытописательного искусства Мельникову принадлежит единственное и чудесное создание, имеющее право быть поставленным непосредственно за холстом Островского, изображающим темное царство. Огромное, можно даже сказать, необъятное полотно Мельникова посвящено тому же „темному царству, и оно не тускнеет, не вянет от близости к вдохновенному созданию автора Грозы [Измайлов, 1909, с. 5].
Автор Грозы и автор Лесов и Гор (так Мельников для краткости сам называл иногда свои В лесах и На горах) как бы размежевали область своего исследования. Островский взял город и село, Мельников - лесную дремучину. Островский тронул всю широту мирских настроений темного царства, - Мельников часто проходил там же, но преимущественно, специально взял на себя миссию изучить и показать темную душу в ее религиозном самоопределении, бросающем жутко - мерцающий отсвет на всякое ее дело, слово и мысль…
В обрисовке русской обыденщины и обыденного чувства Мельников идет не одиноко, но рядом с другими русскими писателями, освещавшими быт купечества и крестьянства, и, прежде всего, с Островским. Критика не раз указывала, что здесь, в постижении народных типов, он близок к бытописателю Титов Титычей, Диких или Кабаних. Это действительно можно видеть, например, на фигуре Чапурина…
Островскому выпало счастье найти критика - художника, который прочувствовал весь ужас его темного царства и дал философский синтез всей его работы. После Добролюбова даже маловнимательному читателю стали ясны все точки над i, которых не мог и не хотел поставить Островский, как художник.
Такого счастья не знал Мельников. Его романы появились уже тогда, когда русская критика оскудела. Большинство критиков не рассмотрело ничего дальше внешних форм и внешних фактов мельниковского рассказа. Она следила за ними и преклонялась пред редким даром бытописательского мастерства Мельникова, пред его изумительною памятливостью на жизненные впечатления, пред сочною красочностью, исключительною меткостью наблюдательности и колоссальным запасом знаний.
Она не хотела постигнуть синтеза работы Печерского и не могла точными словами уяснить читающей публике, почему он ей так нравится и так врезается в память, - почему, по прочтении В лесах и На горах, ей становится в такой мере понятна русская душа.
В этом было еще новое доказательство положения, что наша критика последнего 25-летия не опережала чуткого читателя, но шла по его следу [Измайлов, 1909, с. 4-6].
А. Измайлов в своей статье указывает ист?/p>