Языковые особенности дилогии П.И. Мельникова "В лесах" и "На горах"
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?ействии, которое чаще всего связано с главным делом их жизненной практики. Вот почему все эти, казалось бы, преизобильные сведения о промыслах, о купеческих плутнях, о делах раскольников не имеют в нашей памяти самодовлеющего значения: вспоминая о них, мы чаще всего даже незаметно для самих себя начинаем думать о судьбах людей. И это не только потому, что в литературе мы интересуемся прежде всего тем, что происходит с человеком; тут сказывается воля Мельникова-художника. По своей скрытности он почти никогда не высказывал своего отношения к изображаемой жизни ни в форме философских рассуждений, как это бывает у Л. Н. Толстого, ни в публицистически страстных отступлениях, как у Н. В. Гоголя [Еремин, 1976, с. 6]. В этом смысле Мельников ближе к Пушкину-прозаику. Чтобы вникнуть в существо идей Мельникова-художника, нужно присмотреться к судьбам его героев.
Особенность личности Мельникова способность бесконфликтно совмещать противоположности проявилась на всех уровнях художественной структуры дилогии. И характеры героев, и образ русской культуры в целом преисполнены контрастов; автор сочно живописует эти несовместимости и уходит от их осмысления. Христианские религиозные традиция сосуществует в тексте с реконструированным язычеством, но их столкновение не становится предметом рефлексии или философских построений. Огромный, в некотором отношении беспрецедентный материал подан в форме наивного сказа, без характерного для русского романа интеллектуального осмысления. Может быть, именно это послужило причиной поверхностного интереса критики, отмечавшей прежде всего богатство этнографической основы и мастерство в описании быта (даже отрицательно относившийся к писателю Салтыков-Щедрин считал его романы настольной книгой для исследователей русской народности и рассматривавшей произведения Мельникова в стороне от русла реалистических романов девятнадцатого века: он не психолог, и еще менее того философ, не ставит перед собой идейных сверхзадач и больше чем кто-либо ... может быть назван чистым художником [Шешунова, 1994, с. 581].
Русская литература на протяжении всего XIX столетия неотступно созидала великий эпос народной жизни. Гоголь и Кольцов, Тургенев и Некрасов, Писемский и Никитин, Салтыков-Щедрин и Лесков, Глеб Успенский и Короленко, Толстой и Чехов каждый из них внес в этот эпос свое, в высшей степени своеобразное, нисколько не нарушая, однако, его внутренней цельности.
Все, что создал Мельников-художник и в особенности его эпическая дилогия В лесах и На горах, в этом великом русском эпосе не затерялось, не потускнело во времени.
5. П.И. Мельников в оценке русской критики
П. И. Мельников принадлежит к писателям, смысл творчества которых не был простым и однозначным, и ввиду особой специфичности художественной формы не был полностью понят современниками. В истории русской литературы трудно найти писателя, творчество которого получало бы столь противоречивые и даже взаимоисключающие оценки, как творчество Мельникова.
Его служебная деятельность в качестве чиновника особых поручений при Министерстве внутренних дел и грозная репутация гонителя раскола и зорителя скитов сказывалась на оценке его литературных трудов и предвзятом отношении некоторых критиков к его творчеству [Власова, 1982, с. 94]. Вопрос о характере народности произведений писателя решался противоречиво.
Общественную значимость этнографизма и художественную ценность произведений Мельникова признавали многие исследователи, видевшие в них большое обличительное начало [Миллер, 1888, т. 3, с. 63]. Показательно отношение к его творчеству Л. Толстого, А. М. Скабичевского, А. И. Богдановича. Н. Я. Янчук, восхищавшийся богатством и достоверностью фольклорно-этнографических фактов в произведениях Мельникова, пишет: … значение этих обоих романов, В лесах и На горах, особенно первого, достаточно оценено русской критикой. Все согласны в том, что автор развернул здесь перед читателем неведомый мир, полный самобытной оригинальности, но мало известный до тех пор большинству русского общества, а между тем достойный внимания уже потому, что здесь сохранились многие стороны русской жизни и черты русского духа, которые в других слоях или изменились или совсем утратились. В этом старообрядческом мире, на окраинах средней Волги, автор показывает нам исконную, кондовую Русь, где никогда не бывало чуждых насельников и где Русь исстари в чистоте стоит, во всем своем росте и дородстве, со всеми прирожденными ей свычаями и обычаями [Янчук, 1911, с. 193].
Однако Н. Я. Янчук замечает также, что в этом идеализированном изображении много неестественного и неискреннего: Есть писатели, произведения которых при первом своем появлении обращают на себя внимание читающей публики, их читают с интересом, замечают в них новизну и известную оригинальность, отдают должное литературному таланту их автора, и считается даже предосудительным для образованного человека не быть знакомым с этими произведениями. Но вместе с тем случается, что даже при выдающемся интересе таких произведений в читателе остается в результате какая-то неудовлетворенность, иногда даже досада.
Однако это не такого рода чувство, какое испытывается вдумчивым читателем, например, при чтении Гоголя, когда вы скорбите вместе с автором об изображаемых им пошлостях жизни и вместе с тем проникаетесь глубоким уважением к самому автору,