Художественные открытия Гоголя

Статья - Литература

Другие статьи по предмету Литература

а, в сущности, по случайной прихоти судьбы.

Гоголь комедийно заостряет эту мысль. Хлестаков, по словам автора, "будучи сам неоднократно распекаем, он это должен мастерски изобразить в речах", быстро входит в роль, искусно и даже с блеском (по провинциальным нормам) представляет грозного вельможу. Этот игровой, гротескный момент очень содержателен: здесь - прозрачный намек на случайность, полную необоснованность, психологическую, интеллектуальную, появления значительных лиц.

Мы знаем - и Гоголю это было прекрасно известно, - что в таком появлении была социальная логика, но ему, гуманисту и просветителю, было важно сказать: истинный разум признает ее нелогичность, невероятность ее результатов.

Противоречие между сущим и должным и зафиксировано в "Ревизоре". Разве не странно, что в "сборном городе" вместе с Сквозник-Дмухановским истинными хозяевами чувствуют себя такие монстры, как судья Ляпкин-Тяпкин, попечитель богоугодных заведений Земляника и смотритель училищ Хлопов? Нелепо и безумно их существование в этой роли, как жестоко-нелепа организация жизни, созданная такими "отцами города". Их власть реальна, но, с точки зрения Гоголя, и призрачна.

Гротеск в "Ревизоре" прекрасно выражает идею "призрачности", но он реалистичен в своей основе и в каждой подробности. Своеобразие его в том, что его главный, комический элемент постоянно "соседствует" с пафосом трагического. Читая пьесу, мы все время представляем, что вполне реален настоящий ревизор, и даже почти с той полнотой власти, какая рисуется в разгоряченном воображении Ивана Александровича, только без буффонадного хвастовства, но зато с мрачной суровостью, еще более устрашающей. И вовсе не пустым прожектерством кажутся иногда мечтания Антона Антоновича о генеральстве с естественной придачей в виде одного из "первых домов в столице" и с единственной возможной формой использования этого генеральства: безграничной, тяжкой властью над слабыми мира сего.

Такая многослойность содержания "Ревизора" удивительна. Хотя перед нами типичный уездный город России, бытие которого протекает в какой-то странной изолированности от государства, постоянно думаешь о последнем: его образ рисуется в комедии. Это чиновничий мир всей страны крутится в страшном и шутовском хороводе, управляемом самодержавным ревизором. Такое предельное обобщение нельзя было не заметить сразу, и оно было замечено, как известно, самим царем, побывавшим на первом представлении комедии 19 апреля 1836 года на сцене Александрийского театра ("Всем досталось, а мне - больше всех", - будто бы произнес Николай I).

Где скрыта столь обобщающая сила "Ревизора"? И в сюжете конечно, и в конкретном смысле речей, произносимых персонажами, но прежде всего - в структуре характеров. Поверхностный взгляд может констатировать их однолинейность, внимательный читатель заметит психологическое богатство, динамизм. Они не выступают в пьесе простыми иллюстрациями данного уклада или авторского представления о нем, как это могло бы быть в драматургии классицизма.

"Ревизор" - подлинная комедия характеров. Знаменитая "немая сцена" в конце пьесы - это конец психологических функций персонажей, исчерпанность их динамизма. Здесь уже звучит итоговая авторская мысль, предупреждение об устрашающем возмездии. Так и трактовал сам Гоголь эту сцену. В "Развязке "Ревизора" он писал: "Самое это появленье жандарма, который, точно какой-то палач, является в дверях, это окамененье, которое наводят на всех его слова, возвещающие о приезде настоящего ревизора, который должен всех их истребить, стереть с лица земли, уничтожить вконец, - все это как-то необъяснимо страшно".

Предупреждение это иллюзорное. Подобная трактовка состояния чиновников содержит слишком гиперболический элемент: трудно поверить, что городничий не имеет опыта общения с настоящими ревизорами, его страх преувеличен. Но так думал Гоголь; сильная эмоциональная встряска ему казалась одним из средств нравственного преображения людей.

Положительный идеал писателя, однако, не сводится в "Ревизоре" к моральной утопии. Он - во всем пафосе повествования, в структуре и стиле комедии, в авторском отношении к воспроизводимому. И Гоголь сам подчеркивал это: "Странно: мне жаль, что никто не заметил честного лица, бывшего в моей пьесе. Да, было одно честное, благородное лицо, действовавшее в ней во всё продолжение ее. Это честное, благородное лицо был - смех".

В пьесе "столкнулись" явно неравные стороны: иллюзия и колоссальная сатирическая сила художника-комедиографа. Победа последней сделала "Ревизора" величайшим явлением мирового драматургического искусства.

И как часто бывало с подобными явлениями, комедия вызвала восторг и ярость после первых представлений на сцене. В. В. Стасов вспоминал, как в молодом поколении возникло "фанатическое обожание Гоголя". Другие заявляли: молодой сатирик - это "юная Россия во всей ее наглости и цинизме".

В "Театральном разъезде..." Гоголь с горечью суммировал противоречивые толки: утверждения полезности, обвинения в пошлости и ужасном вреде, намеки на таинственную политическую важность пьесы. Потрясенный упреками, писатель спешит успокоить себя и противников великодушием правительственной оценки "Ревизора" и торопливо сообщает о смысле комедии: "Нет, не правительство здесь предано осмеянию, но те, которые не поняли правительства. Нет, не над законом