Художественные открытия Гоголя
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
?ого.
Но единство Чичикова с галереей этих монстров выражено еще в одной особенности повествования: в портретной стилистике центрального образа. Мимикрия - наиболее точное слово, которым можно охарактеризовать внешний и внутренний облик Павла Ивановича. Приглядевшись к сценам встреч Чичикова с помещиками, замечаешь, как он почти копирует внешние манеры своих собеседников. Наиболее простой пример - классическая сцена перед дверями гостиной в доме Манилова, где гость и хозяин неразличимы в их сладкой приторности взаимных любезностей.
Этот художественный прием демонстративен, и следующую картину встречи - у Коробочки - Гоголь сопровождает прямым комментарием относительно того, как в России человек по-разному разговаривает с владельцами двухсот, трехсот, пятисот душ: "...хоть восходи до миллиона, всё найдутся оттенки". С Коробочкой Чичиков, сохраняя некоторую ласковость, обращается уже без особых церемоний, и грубоватому лексикону хозяйки здесь созвучен совсем не аристократический стиль гостя.
С Ноздревым Чичиков обращается и вовсе с полной раскрепощенностью. Более того, он совершенно по-ноздревски сообщает о своей "негоции": как бы мимоходом, в манере неожиданного перескакивания в разговоре с одного предмета на другой. И уж, конечно, совершенно естественна здесь фамильярность Чичикова в обращении к Ноздреву.
Облик Собакевича, олицетворяющий в глазах "негоцианта" некую дубовую прочность, основательность помещичьего бытия, сразу же побуждает Павла Ивановича провести разговор о мертвых душах как можно обстоятельнее: "...начал как-то очень отдаленно, коснулся вообще всего русского государства и отозвался с большою похвалою об его пространстве, сказал, что даже самая древняя римская монархия не была так велика..." Стиль угадан, и торг идет успешно.
Наконец, Плюшкин. Для чичиковской мимикрии здесь наибольшие трудности, но и они преодолены. Пущено в ход все: и интонация непраздного сочувствия, с уверениями в выгодности для хозяина предлагаемой сделки, и милая плюшкинскому сердцу мелочная дотошность относительно цены за крестьянскую душу. Нелегкий диалог, если иметь в виду не только скопидомство, но и крайнее недоверие Плюшкина ко всем людям, - однако Чичиков с полным основанием, уезжая от Плюшкина, пребывал "в самом веселом расположении духа": сделка состоялась. А успех ее - во многом от чичиковского перевоплощения в образ человека, которому "заплатанной" барин мог поверить.
Чичиковская мимикрия демонстрирует единство главного персонажа с внутренним миром встретившихся ему людей - и в бесчеловечности принципов их поведения, и в общности их конечных социально-нравственных идеалов. Чичикова могут отталкивать некоторые крайности в психологии, быте, облике его новых знакомых, но не видно, чтобы он собирался в своих мечтаниях вносить принципиальные коррективы в общий паразитический порядок жизни.
Главы о помещиках точно отвечают гоголевскому идеалу писателя, сформулированному автором в седьмой главе "Мертвых душ": "...писателя, дерзнувшего вызвать наружу всё, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца, дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи!"
Но все это с полным правом относится и к "городской" теме "Мертвых душ". Город здесь связан с помещичьими усадьбами не только сюжетно - Чичиков приехал оформлять покупки мертвых душ, - но и внутренне, психологически, он - часть того же образа жизни, ненавидимого Гоголем и с поразительной рельефностью им воспроизведенного.
Сатирический эффект повествования начинает приобретать большую остроту, новый, сугубо политический оттенок. Уже не одна усадьба, а целый губернский город во власти "прорех на человечестве". Голод, болезни, пьяные драки, неурожай и разбитые мостовые, а губернатор... вышивает по тюлю. Тема "Ревизора" звучит по-новому, найдены новые варианты социальных и нравственных противоречий, появились новые краски в изображении провинциального чиновничества (впрочем, уже не столько провинциального, как в "Ревизоре", а близкого к столичному).
Тема страха получает новое развитие: страх имеет конкретные, "физические" последствия - переполох в городе, вызванный назначением нового начальства и слухами о таинственном чичиковском предприятии, приводит к неожиданной смерти прокурора. Комический оттенок в описании ее мотивирован авторской характеристикой полной бессмысленности жизни прокурора: "О чем покойник спрашивал, зачем он умер, или зачем жил, - об этом один бог ведает".
Бесцельность всеобщей суеты обрела, как и в прежних произведениях Гоголя, черты какой-то фантастики. Сам страх - символ состояния людей - принял фаталистический характер. Уже не просто, как в "Ревизоре", боязнь высокопоставленной инспекции, могущей открыть местные злоупотребления, а неотступный, почти мистический страх перед начальственной сплои или даже любым деянием и словом, выходящими за рамки привычного. Но, конечно, фатализм здесь не абстрактный, он детерминирован в конечном счете всей социальной психологией охваченных страхом чиновников.
Страхом, идущим от самодержавной столицы. Если в "Ревизоре" последняя присутствовала лишь в ассоциациях людей, смотревших спектакль