Художественная природа сборника Э.Хемингуэя "В наше время"
Контрольная работа - Литература
Другие контрольные работы по предмету Литература
ет и о судьбе греческих монархов (“Предательство, разгром…и восстание” и “Короли теперь занимаются не тем, чем прежде”). Второй из упомянутых выше репортажей раскрывает нам картину монархической Европы начала 20 века. О греческом короле Хемингуэй отзывается с оттенком сочувствия: “Джордж, король греческий самый новый король в Европе и, возможно, самый неблагополучный. Как сказал Шорти, он приятный парень и влачит весьма безрадостное существование. Его поставил прошлой осенью революционный комитет, и он останется на посту столько времени, сколько сочтет нужным революционный комитет”. Здесь же приводит писатель и слова своего знакомого репортера о встрече с греческим монархом: “ Мы пошли прогуляться по парку и увидели там королеву, подрезавшую розовый куст. “Это королева”, - сказал Джордж. “Здравствуйте” сказала она”…” Когда я уходил, король сказал мне: “Что ж, может быть, когда-нибудь встретимся в Штатах”. Как все греки, он хочет перебраться в Штаты”.
Почти дословно эти слова воспроизводятся в зарисовке “_”, заключающей сборник “ В наше время”: “Мы прошлись по саду. “Вот королева”, - сказал он. Она подрезала розовый куст. “Здравствуйте”, - сказала она. Но в этой главке рассказ ведется от 1 лица. Таким образом, видно, как журналистский материал художественно переработан Хемингуэем.
Истоки 9-14 интерлюдии опять же берут свое начало из корреспондентского очерка “Памплона в июле”, посвященном боям быков, празднику, устраиваемому в эти дни. Герои переходят из очерка в сборник, хотя подробности боев не повторяются. Матадора по имени Маэра Хемингуэй называет “одним из величайших матадоров всех времен”. В очерке описывается бой Маэры, закончившийся для него травмой руки. В главках упоминается один из удачных и красивых боев этого матадора, а также картина его смерти. Хотя некоторые параллели 9 главы-интерлюдии с боем из очерка “Памплона в июле” провести можно. В очерке говорится о том, что “ Матадорам запрещено иметь дублеров. Маэра вышел из строя. Его рука не способна была теперь поднять шпагу в течение нескольких недель. У Ольмоса тоже было тяжелое сквозное ранение. Этот бык был быком Альгабено. Этот и все пять остальных”.
В 9 главе так же упоминается о выходе третьего матадора на замену первым двум: “Вышел третий, совсем еще мальчик, и ему пришлось убивать пять быков, потому что больше трех матадоров не полагается…” Но в очерке молодой Альгабено справляется с ними легко и красиво: “ Альгабено справился с ними со всеми. Он победил их. Он работал плащом легко, грациозно, уверенно. Прекрасно действовал мулетой. И заключительный удар его был решительным и смертельным. Пять быков убил он, одного за другим”. По контрасту в главке Хемингуэй придает окончанию боя трагический оттенок: "... и перед последним быком он уже так устал, что никак не мог направить шпагу. Он едва двигал рукой. Он нацеливался пять раз, и толпа молчала, потому что бык был хороший, и она ждала, кто кого, и, наконец, нанес удар. Потом он сел на песок, и его стошнило, и его прикрыли плащом, а толпа ревела и швыряла на арену все, что попадалось под руку".
Темой катания на лыжах перекликаются репортаж "Рождество на крыше мира" и рассказ "Кросс по снегу". В репортаже Хемингуэй от 1 лица делится впечатлениями об отдыхе в Альпах. Хемингуэй точно описывает свои действия и ощущения о время спуска с горы, с "вершины мира": " Вы едете так быстро, как только можете себе представить, потом вы едете еще и еще быстрее, потом в вашем сознании не остается ничего, потом вы понимаете, что произошло, но земля приближается и обступает вас со всех сторон, и вот вы уже сидите, освобождаетесь от лыж и озираетесь". Примерно те же чувство испытывает Ник Адамс в новелле "Кросс по снегу" во время спуска с горы: "Когда, внезапно попав в крутой изгиб склона, Ник стремительно полетел вниз, в его сознании не осталось ничего, кроме чудесного ощущения быстроты и полета. Он въехал на небольшой бугор, а потом снег начал убегать из-под его лыж, и он понесся вниз, вниз, быстрей, быстрей, по последнему крутому спуску".
Так же схожи по настроению очерк "Рождество на крыше мира", продолжавший рождественский цикл очерков у Хемингуэя, и рассказ "Кошка под дождем". В очерке, как ни в одном из ранних репортажей, чувствуется влияние литературной деятельности на журналистскую работу писателя. "Рождество в Париже" мало напоминает журналистское задание по жанру. Если исключить самое последнее предложение в структуре текста, то оставшееся можно оценить как цельное художественное произведение. Это "Рождество..." этим отличается от других рождественских очерков и отсутствием повествования от первого лица. Хемингуэй показывает рождественский Париж глазами иностранцев - молодого человека и девушки. В очерке звучит тоска по потерянному миру и одиночество:
" - Интересно, что сейчас делают дома? - спросила девушка.
- Не знаю, - ответил молодой человек. - Как ты думаешь, вернемся мы когда-нибудь домой?
...Молодой человек и девушка тосковали по дому. Это было их первое рождество на чужбине".
В рассказе "Кошка под дождем" пара американцев волею судьбы оказалась в Италии: "В отеле было только двое американцев. Они не знали никого из тех, с кем встречались на лестнице, поднимаясь в свою комнату". Здесь так же присутствует мотив одиночества, психологической неустроенности. Это отражается в бесконечных "хочу" американки, в ее пока что неосуществимых, хотя таких про?/p>