Боленосный трагизм Ф.М. Достоевского
Курсовой проект - Литература
Другие курсовые по предмету Литература
родивость" выражается в бескорыстии (а также можно добавить - в "дикой, исступленной стыдливости и целомудренности"), и в этом смысле его юродивость прямо противоположна "злому" шутовству и "сладострастию" его отца Федора Карамазова. Заметим также, что, пусть несправедливо, Катерина Ивановна бросит ему слова: "Вы маленький юродивый, вот вы кто" (175).
Ни шутовства, ни юродства (ни, добавим, сладострастия) нет в Иване Карамазове, хотя он, по общему мнению, походил на отца. Но шутовская стихия прорывается в изображении черта, который представляется ему на пороге безумия и как бы оказывается его двойником, сконцентрировавшим некоторые черты его подсознания, его "чувств, только самых гадких и глупых". Черт Ивана оказывается таким же "приживальщиком", каким был отец его в молодости; он пародийно выпячивает мысли, бродящие в голове Ивана.
На ином, социально более низком полюсе юродство и шутовство, проявленные от унижения бедным капитаном Снегиревым. Шутом и паяцем называет его дочь. Он кончает свою речь "злым и юродливым вывертом". Жена его просто сумасшедшая, впавшая в инфантильное состояние и, собственно, тоже не лишенная черт юродства. Алеша так характеризует этих людей: "Шутовство у них вроде злобной иронии на тех, кому в глаза они не смеют сказать правды от долговременной унизительной робости пред ними" (483).
Дмитрия Карамазова, несмотря на всю эксцентричность его поведения, нельзя назвать юродивым; он прямо и непосредственно выражает стихию хаоса. То же самое в значительной степени относится и к Смердякову с его странностями, надменностью, нелюдимостью, столь отличными от характера Дмитрия; то же - и к Лизе Хохлаковой и другим. Некоторую близость к шутам проявляет и Максимов, "приназойливый старикашка", "скитающийся приживальщик", который нарочно врет, чтоб доставить удовольствие окружающим.
Что касается Зосимы, воплощающего религиозно-нравственную программу Достоевского, то он как раз совершенно лишен юродства, хотя в свое время, когда он отказался от поединка в полку и от обязательных офицерских бытовых норм, его посчитали юродивым. В этом плане отцу Зосиме противостоит юродивый фанатик, "несомненно юродивый" монах-аскет Ферапонт, который всюду усматривает бесов и претендует на общение с Богом и ангелами.
Юродство ряда персонажей в романах Достоевского несомненно ассоциируется с русским национальным типом юродивого, но Достоевский рисует и гораздо более разнообразную картину "смеховых" отклонений, которые все вместе как-то увязаны с изображением русского хаоса и охватывают целый веер вариантов - от крайне отрицательных до достаточно положительных. Говоря о различных проявлениях хаоса в "Братьях Карамазовых", надо, разумеется, помнить, что в плане действия высшими его проявлениями становятся любовное соперничество братьев, отца и сына и отцеубийство, вокруг которого развиваются основные события и складывается взаимодействие характеров и идей персонажей.
2.2 Сцены болевого эффекта в романе Братья Карамазовы
Важный фрагмент "Книга третья. Сладострастники" для понимания болевого эффекта у Ф. М. Достоевского - исповедь Дмитрия Алеше ("Исповедь горячего сердца. В стихах", "Исповедь горячего сердца. В анекдотах", Исповедь горячего сердца. "Вверх пятами"). Дмитрий признает свою двойственность, то, что он одновременно "идет за чертом" и любит Бога, признается в своем сластолюбии, "широкости", включающей "идеал Мадонны" и "идеал содомский", красоту и падение в бездну; он цитирует Шиллера и мечтает о том, чтобы падший человек поднялся из низости, заключив союз с матерью-землей (любимая идея Достоевского). Далее он рассказывает историю о том, как принудил юную Катерину Ивановну прийти к нему за деньгами для спасения чести отца, о помолвке с Катей, которая, по его признанию, "свою добродетель любит, а не меня", о влюбленности в нее Ивана и о своей неожиданной любви к Грушеньке, о соперничестве с Федором Карамазовым, который зовет ее и оставляет для нее пакет с тремя тысячами. Дмитрий теперь сторожит Грушеньку и допускает мысль, что убьет отца: "Может быть, не убью, а может, убью". Здесь новый намек на возможность убийства Дмитрием отца и одновременно известная неопределенность. Напряжение, таким образом, нагнетается.
Далее тема Дмитрия Карамазова временно отодвигается темой Смердякова (т. е. поставлены рядом характеристики будущих мнимого убийцы и настоящего убийцы). Мы узнаем о нелюдимости Смердякова, молчаливости, надменности, любви к чистоте, сходстве со скопцом, чертах созерцателя и т. п. Потом следует его спор с прямолинейно верующим Григорием о пленном солдате, вынужденном принять мусульманство и не совершающем при этом греха, о горе, которую большей частью никакая вера не сдвинет с места. Федор Карамазов называет его "иезуитом" и "казуистом", но здесь главное - смердяковский хитроватый, однако примитивный рационализм, который впоследствии не может не ассоциироваться с умным и ученым рационализмом Ивана. Вся эта сцена, если выразиться фигурально, является своеобразной "предпародией" на позднее высказанные взгляды Ивана Карамазова. Впрочем, уже на этом этапе Иван, по-видимому, выказывает известное внимание Смердякову. Далее, в беседе Федора с сыновьями на вопрос о существовании Бога Иван уже дает отрицательный ответ, тогда как Алеша, конечно, положительный. При этом Федор начинает подозреват?/p>