Традиции Чехова и Салтыкова-Щедрина в произведениях Зощенко
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
? процессов. На его глазах революция предпринимала титанические усилия, чтобы покончить с послевоенной разрухой. Она не только лечила раны на измученном теле страны, но уже мечтала залить города и сёла электрическим светом. Чтобы осуществить эту мечту, необходим был сознательный труд миллионов людей, а бедный человек все силы свои и энергию зачастую тратил на борьбу с разного рода мелкими житейскими неурядицами. Он не понимал, что, занятый своими личными интересами, не приближает время той жизни, о которой мечтал, а отдаляет его.
Его спина прогибалась под грузом морально живших, но ещё не утративших силу пережитков сметённого революцией пошлого. Однако свалить с себя этот груз сам он не мог. По меткому определению В. Шкловского, Зощенко писал о человеке, который живёт в великое время, а больше всего озабочен водопроводом, канализацией и копейками. Человек за мусором не видит леса.
Ему надо было раскрыть глаза.
В решении этой задачи и увидел Зощенко своё назначениетАж
К началу двадцатых годов поход за отправным для литературного труда материалом подошёл к концу: Зощенко владел знанием жизни, забот, духовных и бытовых интересов своего будущего героя.
И, что особенно важно, владел его языком.
Этот язык, словно порвав веками державшую его плотину, затопил тогда вокзалы и площади, присутственные места и рынки, залы для театральных представлений и только что учреждённые коммунальные дома.
Это был неизвестный литературе, а потому не имевший своего правописания язык. Он был груб, неуклюж, бестолков, но затыкай или не затыкай уши он существовал. Живой, не придуманный, сам собою сложившийся, пусть скудный по литературным меркам, а всё-таки тоже! русский язык.
Далеко не каждый, даже очень хороший писатель, познавший жизнь простого народа и задавшей целью своим трудом принести ему реальную помощь, способен спуститься с литературных высот и заговорить с людьми, о которых и для кого он пишет, на их повседневном, понятном им языке и в той же тональности, в какой говорят они между собой в обыденной для себя обстановке: в семье, на работе, в трамвае.
Зощенко был наделён абсолютным слухом и блестящей памятью.
За годы, проведённые в гуще бедных людей, он сумел проникнуть в тайну их разговорной конструкции, с характерными для неё вульгаризмами, неправильными грамматическими формами и синтаксическими конструкциями. Сумел перенять интонацию их речи, их выражения, обороты словечки он до тонкости изучил этот язык и уже с первых шагов в литературе стал пользоваться им легко и непринужденно. В его языке запросто могли встретиться такие выражения, как плитуар, окромя, хресь, етот, в ём, брунеточка, вкапалась, для скусу, хучь плачь, эта пудель, животная бессловесная, у плите и т.д. отчасти именно этим он и добивался комического эффекта и небывалой популярности среди обычных людей. Будто этот язык его собственный, кровный, впитанный с молоком матери.
По слогам читая зощенковские рассказы, начинающий читатель думал, что автор свой, живущей такой же, как и он сам, простой жизнью, незамысловатый человек, каких в каждом по десять штук едут.
Об этом ему говорило буквально всё в сочинениях писателя. И место, где разворачивалась история очередного рассказа: ЖАКТ, кухня, баня, тот же трамвай всё такое знакомое, своё, житейски привычное. И сама история: драка в коммунальной квартире из-за дефицитного ёжика, ерунда с бумажными номерками в бане за гривенник, случай на транспорте, когда у пассажира чемодан спёрли, - автор как будто так и торчит за спиной человека, всё-таки он видит, всё-таки он знает, но не гордится вот, мол, а я знаю, а ты нет, - не возносится над окружающими. И главное грамотно пишет, не умничает, все чисто русские, натуральные, понятные слова.
Это последнее окончательно успокаивало читателя, в чём другом, а вот тут взаправду умеет человек по-простому разговаривать или только подлаживается он всегда разберётся. И он разобрался: Зощенко положительно свой, подвоха здесь нет.
Веками сложившееся недоверие бедного человека к стоящим выше на общественной лестнице получило здесь одну из самых ощутимых своих пробоин. Этот человек поверил писателю.
И это было великим литературным достижением Зощенко.
Не сумей он заговорить на языке масс, не знали б мы сегодня такого писателя.
Зощенко писал о своём языке:
Я пишу очень сжато. Фраза у меня короткая. Доступная бедным.
Может быть, поэтому у меня много читателей.
Сжатое письмо, короткая фраза вот, оказывается, в чём секрет небывалого успеха его литературы.
Не мало ли для такого успеха?
Не мало. Если принять во внимание тот воздух, который содержит эти короткие фразы.
Что же понимать под воздухом, который, как говорил Зощенко, он ввёл в свою литературу?
Вопрос сложный, достойный особого исследования. Но применительно к нашему разговору ответ можно уложить в несколько строк.
Воздух - это громадная работа Зощенко над переводом просторечного говора в русло литературного языка.
Этот язык был собирательным; он вобрал в себя всё самое характерное, самое яркое из простого языка масс и в отжатом, концентрированном виде вышел на страницы зощенковских рассказов. Тогда-то и стал он литературным языком неповторимым сказом народного писателя Зощенко.
Но для начинающего читателя всё это было до безна