Традиции народной баллады в творчестве английских романтиков (Кольридж, Вордсворт, Скотт)

Информация - Литература

Другие материалы по предмету Литература

?асстается, дороги ему, словно кровь, по каплям льющаяся из сердца.

Чтобы полнее ощутить и понять значительность лирических баллад Вордсворта, необходимо воспринимать их в совокупности, в общем для них социально-психологическом контексте, подсказанном поэту самой историей тогдашней английской деревни. Вордсворт пишет не об отдельных людях, не о случайных судьбах. Он становится живописцем целого класса Англии, готового исчезнуть в результате грандиозного общественно-экономического аграрного переворота. В какой-то мере Вордсворт и сам понимал, что именно в этом коренилось своеобразие его лирических баллад.

Подлинная потрясающая трагедия обезземеленного английского крестьянства угадывается за этими незатейливыми пасторальными поэмами или пасторальными балладами (как названы многие из них в подзаголовке). Страдания десятков тысяч людей отражены в словах: жестокий произвол, повестка, пустой станок (The Female Vagrant), церковный приход, пособие (The last of the Flock), поручительство, конфискация (Michael), вексель, проценты и закладные (The Brothers), наши прекрасные поля, умрем, но не отдадим ему ни дюйма нашей земли! (Repentance), что проку в земле, если у меня больше сил нет пахать (Simon Lee), у нас нет больше земли, - кроме тех шести футов, где схоронены наши деды (Repentance).

Это общественно-историческая трагедия придавала значительность и драматическую силу лучшим из лирических баллад Вордсворта. Он недаром обратился именно к жанру баллады, который выделялся в английском народно-поэтическом творчестве наибольшей драматической выразительностью. Вордсворт пытается следовать подлинно народной балладной традиции в лаконизме и бесхитростной простоте выражения напряженных душевных конфликтов.

Вордсворт в Лирических балладах всего сильнее там, где он изображает душевное смятение людей, вырванных с корнем из родной почвы или чувствующих, что почва эта колеблется под ними, сотрясаемая общественным переворотом, масштабы которого они даже не в состоянии себе представить. Отчаяние взрослых, крепких мужчин, плачущих на большой дороге, расставаясь с последними крохами своего достатка и независимости; беспомощное упрямство стариков, по привычке цепляющихся за свой уже бесполезный, обреченный труд; плач голодных детей, надрывающий сердце матери; горе юных девушек, навсегда покидающих мирный обжитой отцовский дом, - все это составляет эмоциональную вершину лирических баллад Вордсворта. И мир природы здесь еще не противостоит людям в своем величавом спокойствии, как это будет зачастую у позднего Вордсворта, а живет вместе с ним. Старый терн, исковерканный злыми зимними вьюгами, похожий скорее на камень, обросший лишайником и мхом, чем на дерево, кажется символом трагической судьбы несчастной Марты Рэй (The Thorn). В Мечтах бедной Сьюзен (Poor Susans Dreams) птичка, поющая в клетке на углу лондонской улицы, заставляет Сьюзен перенестись в воображении в родные горы, на пастбища, в хижину, словно голубиное гнездо, прилепившуюся к крутому склону. Но краски меркнут; и прощаясь с бедной Сьюзен, читатель чувствует, что и она такая же пленница в большой каменной клетке, чье имя Лондон.

В основе всех подобных картин подспудное сознание катастрофической непоправимости свершившегося. Не расцвести старому обомшелому терну, не потечь обратно водам Гринхед-Гилла, не зеленеть горным лугам в грязном Чипсайде. Большие перемены произошли во всей округе, - эти строки Майкла могли бы быть лейтмотивом целого ряда стихотворений Вордсворта. Именно из этого сознания больших перемен, перевернувших жизнь старой английской деревни так же неумолимо, как чужой плуг, перепахавший усадьбу старого Майкла, и рождалось в тогдашней поэзии Вордсворта особое, и светлое, и грустное ощущение поэтической прелести всего, связанного с трудом, бытом и душевной жизнью вчерашних мелких землевладельцев, которые становились батраками, уходили в рабочие, в матросы или солдаты, или побирались по большим дорогам.

 

 

4.

Для баллад романтиков, как и для старинных народных баллад, была характерна фрагментарность повествования. Свойственные народным балладам неясность, непонятность, необъяснимость также присутствуют в романтических балладах.

Баллады имеют резкое начало, когда автор внезапно, без объяснений вводит читателя в действие, заставляет напряженно вживаться в ситуацию. Нередко романтики начинают свои баллады прямо с вопроса, тем самым заинтересовывая и заинтриговывая своего читателя. Так начинается баллада Скотта Джок о Хейзелдин (Jock oHazeldean): Why weep ye by the tide, ladie? или баллада Вордсворта Семеро (We are Seven):

A simple Child,

That lightly draws its breath,

And feels its life in every limb,

What should it know of death?

Тайна врывается в нормальное течение жизни внезапно, как это происходит в Сказании о Старом Мореходе: повествование развертывается не с начала, излагается как бы второпях.

Динамизм повествования характерен для многих баллад романтиков. Например, время, проходящее в балладе Скотта Девушка озер (The Lady of the Lake), составляет шесть дней. И автор описывает шесть происшествий, произошедших с молодой Элен, гостившей у Родерика Дху: Охота, Событие на острове, Собрание, Пророчество, Бой и Случай в караульной комнате. Динамизм также отчетливо ощущается и в Ивановой вечере Скотта. Эта баллада очень близка к старинной балладе, так как воспроизводит свойственное балладе движение и интерес.