Т. Шанин. Россия как "развивающееся общество". Революция 1905 года: момент истины. (Главы из книг)
Информация - История
Другие материалы по предмету История
нейность восприятия времени служила развитию архимодели эволюционизма и прогресса как узлового пункта самоидентификации, легитимации и происхождения многих политических идеологий и социальных наук в современном мире. Анализировалась человеческая практика, лежащая в основе этих представлений, например космологические и сельскохозяйственные циклы, на которых строились древние представления о времени, или индустриализация как основа линейности времени и эволюционных теорий XIX в. Некоторые дальнейшие социальные характеристики связывались с различными представлениями о времени, например преобладание пессимистической этики в древней философии в сопоставлении с оптимистической философской антропологией в Европе XIX в. Обратное воздействие господствующих представлений о времени на человеческую практику также изучалось, хотя и в гораздо меньшей степени.
Подобные соображения гораздо яснее воспринимаются ex post factum, однако представляется, что мы в настоящий момент переживаем очередную смену парадигмы - крушение или по крайней мере серьезный вызов теории прогресса как архимодели исторического времени. Медленно выходит на первый план концептуализация, которой еще не найдено окончательного имени (претендует на это постмодернизм), в которой модели линейного роста заменяются моделями многонаправленности и неравномерности изменений - более сложное, но более реалистичное организующее понятие (которое также более восприимчиво к воздействию многонаправленных причинностей, открытия, случайности и принятия альтернативных стратегий). Ее аналитическое происхождение коренится в идеях "неравномерного развития", которое мы исследовали на примере России рубежа веков, однако этот термин может ввести в заблуждение, если его интерпретировать слишком однозначно. Суть этой точки зрения заключается не в количественном различии скоростей, но в качественно различных путях, в том, что Пол Суизи назвал "различием судеб" современных обществ, т.е. как различных реальностях современных обществ, так и различных потенциалах их развития. Это также означает одновременные, различные и несводимые друг к другу исторические "часы" и формы "духа времени", что отчасти отражено во взгляде Броделя на разделение истории на медленно и быстро движущиеся уровни. Вопрос о том, что все это означает или будет означать, выходит за рамки нашего исследования, однако игнорировать эту проблему - значит неправильно понять весь предыдущий текст. Полнокровный "прогрессизм", сосредоточенный только на определении скорости развития и на препятствиях продвижению по необходимой и известной исторической дороге, сделал бы эту книгу ненужной. Если принять другую точку зрения на историческое время, эта книга становится важной для понимания России и ее революции, а также значения русской революции для остального мира.
Четвертым и последним является вопрос ярлыков и эпистемологической терпимости. Понимание высокой сложности обществ и множественности путей их изучения никогда не было свойственно бюрократам, полицейским и многим другим, кто был склонен подменять это простым разделением на "мы" (т.е. хорошие) и "они" (т.е. плохие). Радикальная волна 1968 г. вызвала в западных университетах подъем влюбленности в марксизм. Это настроение в настоящий момент быстро меняется на противоположное. То, что объединяет маккартизм начала 50-х в США, антимарксистские крестовые походы сегодняшнего дня c крикливым "марксизмом для дураков" - это еще одна категория редукционизма: грубая черно-белая модель, которая выдается за саму реальность. Она далека как от реальной жизни и работ Маркса, так и от реальных отцов либеральной мысли, в верности которым клянутся спорящие стороны. Не следует также забывать, что за такими спорами часто стоят не просто сверхупрощения, возможно, преследующие политические цели, но усилия сделать академическую карьеру себе и своим друзьям.
Те, кто отказывался присоединиться к этим средневековым "мистериям" с ангелами и дьяволами в главных ролях, обычно получали ярлык "либерализма" - "слева" с приставкой "буржуазного", а "справа" с определением "попутчика" (к которому могло добавляться слово "гнилой"). Слова "популист" (не такое плохое) или "ревизионист" (просто ужасное) использовались для тех же умственных манипуляций, особенно в левых академических кругах в "развивающихся странах". Обращаясь к фактам, мы имеем здесь дело с изначальной иллюзорностью понятий - ведь в действительности очень мало владельцев фабрик, являющихся либералами, так же как и либералов, последовавших за Марксом. Вопросы индивидуальной свободы, поднятые либералами XIX в., достаточно важны и сегодня, и не один либерал умер за свои убеждения - нельзя смешивать либерализм и ту либеральную риторику, которая используется как прикрытие для оппортунизма или моральной трусости. Так же и те, кого сегодня называют популистами, редко исповедовали или проповедовали мелкособственническую монополию в качестве будущего, в то время как существенные вопросы, поднимавшиеся в XIX в. их европейскими теоретиками, до сих пор остаются актуальными. И, конечно, все "ревизовали" основоположников. Ясно, что этот спор идет о чем-то другом. Это спор о ярлыках, отражающих редукционизм и черно-белые модели.
Такие вопросы можно обсуждать бесконечно, поэтому я позволю себе сделать мой комментарий крайне кратким. Теория и стремление к познанию смешиваю?/p>