Религиозные идеи романа "Мастер и Маргарита" М. Булгакова и романа Л. Леонова "Пирами...
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
? романов их способность к принятию чуда, которое сродни их причастности к чуду - к подвигу самоотречения, чуду творчества, чуду любви.
Отметим, что оба писателя убеждены в том, что общественное и душевное благоустройство государства невозможно без веры и опоры на вечные ценности. Для инспекции нравственного состояния общества, устроенного на новых началах, и появляется на страницах обоих романов Князь Тьмы со своей креатурой, каким он предстает перед читателем?
Мы отметим как общий план взаимодействий творчества Леонова и Булгакова, так и возможности анализа их художественных миров под углом зрения идей и идеалов. И автора Мастера и Маргариты, и создателя Пирамиды роднит многое: принцип изображения, основанный на идеалах целостности и всеединства, просмотры культурного пути человечества, любовь к гностическим падениям мира. Сходство писателей проступает и в наборе жанровых колец (тяготение к роману-исследованию, к традиции жанра наваждений), оно сказывается и на построении романов. Сходны искания Леонова и Булгаков в аспекте проблем Добра и Зла.
Оба автора строят, конструируют художественную реальность, сознательно отталкиваясь от канонических текстов. Основные библейские сюжеты от Матфея и от Иоанна используется как материал, авторы трансформируют их в соответствии с собственными задачами.
В Мастере и Маргарите Булгаков изображает добро и зло дьявола и Христа во всей их полноте, имея целью разоблачить зло реальное, порожденное новым строем, и показать возможность существования добра. Для этого писатель и использует сложную структуру построения произведения. Мастер и Маргарита, - как справедливо заметил критик Г. Лесскис, - двойной роман[15,98].
Гипертрофированная символика чисел, снов, перемежающихся несовпадений, которые все же оказываются стянутыми в одну испепеляющую точку в запредельном мире, все эти вполне мистические и инфернальные признаки видны. Каким-то нездешним светом озарены и то и другое произведения. Ангельское и дьявольское ведут в них, казалось бы, потешную, маскарадную игру, но на самом деле ледяной мрак трагедии в них подлинный.
И леоновский роман густо пронизан отчетливыми и вполне живыми нитями, связывающими его с эстетической, философской и, разумеется, психологической атмосферой первых десятилетий XX столетия, т. е. с Серебряным веком. Тогдашняя литература, как и вообще все искусство, включая живопись, театр, музыку и философско-религиозные искания, была проникнута болезненно-острейшим ощущением приближающейся катастрофы. Определенная часть литературно-художественной интеллигенции начала века ощущала и осмысляла свое время как безусловно катастрофическое. Такое ощущение полностью вошло в литературу той поры.
Эпоха Серебряного века со все еще живыми в его юности действующими лицами была ими хорошо знакома, понятна и, по-видимому, внутренне близка. Во всяком случае они оба, столь далекие друг от друга и чужие, соприкоснули свои поздние произведения. По их произведениям видно, что связи оказались не оборванными и достаточно жизнестойкими.
В романе Пирамида и Мастер и Маргарита весь видимый, чувственный, предметный людской и пейзажный мир заметно деформирован и постоянно балансирует на грани условности фантасмагории и гротеска. Только в такой форме, заметно отдаленной от традиционного реалистического письма, писателям удается более-менее адекватно запечатлеть зыблящийся образ мира, обреченно подходящего к концу тысячелетия и как бы уже повисающего над пропастью, лишь по привычке и близорукости именуемой Будущим. Если современный уходящий мир ирреален, то так называемое Будущее ирреально, по Л. Леонову, в абсолютной степени, его нет. Бытие и небытие постоянно перемежаются в Пирамиде, так же как и в Мастере и Маргарите и создают особую атмосферу полуяви, полуреальности.
М.Булгаков, как и Л. Леонов, писавший свой роман-апокалипсис в предвидении приблизившейся катастрофы, сходный душевный катаклизм уже переживал и как частный человек, свидетель века, и как художник. Его произведение превращается порою в маскарадное действо, искажающее привычную перспективу и придающее фигурам игровой облик. Как ни странно, но в основе этой ненастоящести, буффонадности и карнавальности была реальная жизнь определенной надломленной, обреченной эпохи. Маски, ряженые и разная атрибутика маскарадности были в моде. Даже быт в интеллектуально-артистической и богемно-рафинированной среде был в высшей степени театрализован.
Надо ли говорить, как много сходного между булгаковским, исполненным магии и колдовской чары, и Пирамидой, названной в подзаголовке романом-наваждением.
Естественно, что, выведя на сцену характерные и знакомые ей фигуры, автор прибегал к приемам и языку, привычным каждому из действующих лиц эпохи. Он описывает эпоху на его языке.
В Пирамиде словесно-интонационная магия и постоянное балансирование на кромке реальности сочетаются с вещной и прочной, вполне осязаемой материальностью.
Пирамида и Мастер и Маргарита насквозь эсхатологичны. В этом отношении оба произведения сходны. Разница заключается в том, что Булгаков и его современники видели конец света уже в своем тогдашнем времени и как бы предсмертная дрожь пробегала по многим и многим произведениям той поры. Карнавальность была защитным стремлен