Религиозные идеи романа "Мастер и Маргарита" М. Булгакова и романа Л. Леонова "Пирами...
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
а кроткая, легкоранимая Дуня превращается в жестокую наставницу [9, 56] ангела. Л. Леонов через историю судьбы героев ясно показывает, что отступление в малом от духовных традиций своих отцов, от канонов своей религии неизбежно приводит и к отступлению в большом. Если в самом начале романа та же Дуня совершает, казалось бы, безобидное отступление от правильного исполнения ирмоса, куда каждый мог вложить свое содержанье [9, 110], то в конце Пирамиды она уже доходит до прямого подлога и клеветы на своего родного брата Вадима. Следуя примеру старших, не без иронии замечает Л. Леонов, Дуня решила приоткрыть и свою мнимую тайну, что будто бы при аресте брата на его шее она увидела шрам, наспех заметанный смолевой дратвой, что ясно говорило о том, что перед домочадцами явился не чудом воскресший брат, наподобие евангельского Лазаря, а вурдалак или покойник. Подробность наспех заметанного шрама, по справедливым словам автора романа, самая из всех маловероятная, так как, отправляя парня в ответственную командировку, шутники даже из фирменных соображений поднатужились бы все тщательно скрыть [9, 68]. После этого последнего свидания с Вадимом вернуть домику прежнее архаическое благообразие уже было нельзя, и над старофедосеевцами даже в ясную погоду теперь стояли сумерки. Семья без сожаления покидала свой дом, иным огнем, по определению Л. Леонова, тронутое пепелище [9, 67]. Иссякло чудо, почернел ангел, сгорела Старо-Федосеевская обитель, а вместе с этим и сам рассказчик ощутил себя погорельцем. Так отступление от веры своих отцов приводит к эстетической, моральной и религиозной деградации. Обезбоженные, опустошенные, обугленные от безверия души это уже сыны не неба, а ада, недаром они, по словам создателя Пирамиды, играют некий адский спектакль [9, 69], ведущий к тотальному самосожжению, ибо последнее средство оздоровить мир это предать его огню, чтоб не восторжествовало зло [9, 58].
Для всех читателей, сомневающихся в условно-художественном характере неканонических картин и суждений многих персонажей романа, Л. Леонов указывает: Заметим повторно для насторожившихся ортодоксов, условно-библейский колорит приведенных рассуждений надо воспринимать лишь в плане философской поэтики для кратчайшего обозначения понятий, дозволенных к употреблению как в математике, где пресловутый икс тоже имеет подозрительно-крестообразное начертание [9, 164]. Сам факт неоднократной консультации автора Пирамиды с иерархами православной Церкви уже говорит о многом. Таким образом, мы видим, что не об одних гневных и провинившихся небесах, как пишет немало критиков, идет речь в итоговом романе Л. Леонова. Писателю было важно в потоке болезненно-извращенного, обманутого и обольщенного разума, которым перенасыщен роман-наваждение, сохранить незыблемой веру, духовные ценности нации, сберечь каноническую чистоту православных святынь.
Основной, обобщающий образ романа это на тысячи осколков раздробленная душа русского человека конца XX века, в том числе и душа самого создателя Пирамиды, писателя Леонида Леонова. Весь роман монофоничен, а не полифоничен, здесь нет настоящих героев, все герои мерцают в дымке наваждения условного художественного пространства. В уста, казалось бы, положительных персонажей нередко вкладываются крамольные и еретические идеи, а персонажи отрицательные порой несут идеи высокой духовности. Да и как могло быть иначе в сбившемся с ориентиров хаотическом мире фантомов, двойничества и миражей. Главная мысль романа состоит в том, что в сорвавшемся со всех якорей корабле России в той или иной степени виноваты все, поэтому здесь и нет привычных романных героев, писатель всех своих персонажей проверяет одной, но главной всеопределяющей мерой подлинности или неподлинности их духовного бытия. Мир России, утратившей свою высокую религиозную веру, тысячелетний опыт своей богатейшей культуры, мудрые заветы своих отцов и предков, не может быть подлинным. Россия, считает автор романа, без осознания и возрождения этих ориентиров не выживет. Чтобы сохранить свое достоинство и лицо, ей надо вернуться к полузабытым сокровищам своего национального бытия.
Идейно-художественный замысел Пирамиды сам Л. Леонов определяет темой размером в небо и емкостью эпилога к Апокалипсису, ибо здесь с моей болью, добавляет писатель, обитал я [9, 11]. Как понимать эти не совсем понятные слова автора Пирамиды? Если слова о теме размером в небо тут же поясняются Л. Леоновым как уточнение циклов большого Бытия и не вызывают сомнения, то фраза о том, что роман Пирамида емкостью эпилога к Апокалипсису, малопонятна, если не сказать более весьма странна и загадочна. Ее правильное прочтение, на наш взгляд, невозможно без знания мистического смысла некоторых чисел и цифр, которым сам автор Пирамиды придавал как в своей жизни, так и в своем романе совершенно особое значение. Речь идет прежде всего о цифрах девять и три, которые связаны с личным опытом духовной биографии автора: именно в девять лет ему явилось мистическое видение Богородицы, пославшее ему почти законченное троекратное знамение. И не случайно, что в девять дней укладывается вся эпопея ухода отца Матвея [9, 347], что нынешнее временное состояние цивилизации определяется как полдевятого на циферблате судьбы [9, 210] и т. д. С другой стороны,