Памятники классицизма и неоклассицизма в Москве
Информация - Строительство
Другие материалы по предмету Строительство
ть не только русский empire, но есть Петербургский и Московский. Что касается архитектуры, то это несомненно так. В Петербурге дома строились строже, суровее, холоднее; в Москве уютнее. В Петербурге выше, в Москве приземистее, как-то пузатее. Как бы то ни было, свой русский empire у нас бесспорно есть. Другими словами, у нас есть нечто, что совершенно неизвестно старой Руси и нечто все же глубоко русское". Те же мысли были им развиты в главах о московском классицизме и ампире в "Истории русского искусства" (1909). В 1903 г. архитектор И. А. Фомин, работавший в то время в Москве, создал проект особняка кн. П. П. Волконского в духе некоего достаточно условного ампира, а в 1904 г. он напечатал в журнале "Мир искусства" статью "Московский классицизм", в которой восторженно и элегически отозвался о московских дворцах и храмах XVIII-XIX вв. Но эти знаки внимания все же были только косвенными указаниями на возможность возникновения московской версии неоклассицизма, а сама архитектура должна была возникнуть из художественного переворота в творчестве московских архитекторов (или в результате художественной интервенции из Петербурга).
На этом фоне три мастера московской архитектуры совершили поворот в сторону неоклассики - и каждый в своей манере и своим способом. Первым был И. В. Жолтовский, окончивший петербургскую Академию художеств архитектор, осевший в Москве. В 1903-1906 гг. он построил дом Скакового общества (Скаковая аллея, 3), в котором в первый раз воплотил свой навсегда выбранный идеал - палладианскую неоклассику. Это был пример свободной и ученой стилизации Палладио, пример пока еще одинокого служения тайнам мастерства, скрытым в работах мастера XVI в., пример личного "похода" Жолтовского в сторону раскрытия этих тайн, как стилистических, так и пропорциональных. После создания дома Скакового общества Москва получила архитектора, уверенного в выбранном пути и следовавшего ему неукоснительно, но архитектор этот был столь же стоек, сколь одинок.
Вторым был гражданский инженер Н. Г. Лазарев, фигура необыкновенно характерная для Москвы и при этом на московском фоне безусловно выделяющаяся. Это был строитель, соорудивший десятки зданий, а это значит, что он выступал скорее как предприниматель, и художественная сторона была для него если не на втором плане, то все же в подчиненном положении. Никаких теоретических высказываний Лазарева не известно, он не входил в художественные группировки, но он создал одно из зданий, определивших московский характер неоклассицизма начала XX в.
В 1905-1906 гг. на углу Пречистенского и Староконюшенного переулков для промышленника Н. И. Миндовского по проекту Лазарева был сооружен особняк, в котором и композиция с двумя крыльями и угловой ротондой, и утрированные формы московского ампира эпохи Жилярди, и изысканнные интерьеры в том же стиле создали прецедент внимательной стилизации московского наследия и выявили одну из самых основных и самых оригинальных московских "тем", отличающую Москву от Петербурга, - тему московского особняка как малого дворца с полуусадебным обликом и полуусадебным окружением арбатских (или других) переулков, а также как будто вычитанную у Грабаря тему своеобразного московского ампира - как ответ "мягкой" и "барской" Москвы "жесткому" и "казенному" Петербургу. Лазарев не стал во главе движения, как не стал и одиноким воителем вроде Жолтовского, он просто однажды нашел некую формулу стилизации, как бы случайно, "из воздуха", из неоклассических веяний, из статей Грабаря и Фомина, из выступлений петербуржцев из "Мира искусства", из московской городской среды. Но это была формула, создавшая все своеобразие последующих особняков - с их свободной композицией, с их подчеркнутым артистизмом и московской необязательностью - как частью замысла. Это была формула, которой Лазарев сам не очень следовал (он не создал ничего равного особняку Миндовского), но она позволила москвичам почувствовать свою линию и свою тему, найти полуосознанную опору именно в московском ампире.
Следует отметить попытку работы с московским классицизмом XVIII в.: в 1903-1908 гг. А. Ф. Мейснер достроил здание Благородного собрания, но в этом кропотливом "продолжении" стиля М. Ф. Казакова было еще очень много эклектической учености, тогда как неоклассической стилизации почти не было.
Третьим был Ф. О. Шехтель, довольно рано почувствовавший внутреннюю необходимость смены стиля. За плечами у этого маститого архитектора были и особняки в духе позднеэклектической неоготики, и целый ряд шедевров романтического модерна, и несколько торговых и производственных зданий в духе рационального модерна, но Шехтель, повинуясь, кажется, пришедшим из Европы веяниям (венская школа модерна в этот период дает свои оригинальные варианты переосмысления ордера), привнес формы классики в фасады доходного дома Шамшина (Знаменка, 8), построенного в 1909 г. В том же году он выстроил свой собственный особняк (Б. Садовая, 9), в котором продемонстрировал как собственную виртуозность, так и компромиссность выбранного пути достижения классики: это была в достаточной мере эклектическая игра с классическими формами, накладываемыми на характерный для модерна сложносоставный объем. Этот путь Шехтель в дальнейшем не оставит, а потому созданные им неоклассические здания, среди которых чистотой форм несколько выделяется пристройка к Художественному театру (1915, Камергерский пер., 3), не стали значительной вехой в истории московской архитектуры. Они лишь об?/p>