Особенности архаической модели диалога

Информация - Философия

Другие материалы по предмету Философия



?емантической модели используются слова "новость" и "убеждение", последнее слово близко по форме и семантике древнерусскому люба "любовь". Интересным выводом из данного представления о диалоге как обмене знаниями может быть осознание прямой связи между причиной - "спрашивать" и следствием - "узнавать", которые распределены во времени из прошлого в будущее: согласно греческой модели, тот кто спрашивает - узнаёт, а не остаётся тем, кто спрашивал, но не узнал. Из этой семантической модели видно, что состояние запроса и состояние ответа на запрос тесно связаны. Остаётся только вспомнить библейское "Ищите и обрящете, просите и дано будет вам".

Итак, греческая "вопросно-ответная" модель довольно тесно связывает говорение и слушание в единое пространство диалога. При этом "расспрашивание" и "извещение" вступают в своеобразные отношения "расследования", или "разузнавания путём расспросов". Но само "слово" как значимый элемент диалога оказывается как будто ни при чём. Между тем этимология индоевропейских языков показывает, что само "слово" и "говорить, сказать" группируются в основном в трёх концептуальных полях:

  1. ГОЛОС - как чисто речевая деятельность, говорение (со всеми сюда принадлежащими религиозными и магическими сопутствующими значениями);
  2. ВЕСТЬ, ЗНАНИЕ - как результат сообщения (сказывания, рассказывания сих в основном семиотическим, "знаковым" характером);
  3. ПОРЯДОК, УПОРЯДОЧЕНИЕ - схожее с греческим представление о "логосе", сообразное метафоре "собирать по зёрнышку, по крошке", соответствующее древнеиндийскому гасауай - убирать, приводить в порядок, украшать.

3. Античное истолкование слова-логоса

Именно между "голосом и порядком" размещается архаическое представление об обмене "плотными сущностями" в общении; в античности это пространство занимало эпическое слово - "эпос" (как единство звука и смысла), а также "миф" (как вечное слово), которому на смену впоследствии пришло понятие "логоса" (как связной мысли - рассуждения). И уже Гераклит отмечал, что люди в обычной жизни "логоса" не замечают, не знают его и поэтому от "людей скрыто то, что они делают, бодрствуя, точно так же как они свои сны забывают". С развитием философии древнегреческий "логос" становится всё более абстрактным, всё более отстраняется от чувств, а заодно и от явлений, которые чувствами постигаются (ведь чувства могут и обмануть).

Интересно сравнить античное истолкование слова-логоса с православным его пониманием, по версии В.Н. Лосского, который выразил своё мнение предельно ясно: "То, чего недостаёт этой (античной) мысли, что станет для неё одновременно возможностью свершения и камнем преткновения, - это реальность воплощения". Представляя античный и христианский "логос" как резко различные понятия, В.Н. Лосский подчёркивает в Боге-Слове Его домостроительство (устроение мира и церкви) - такое качество, которое есть первоначало и конечная цель всего тварного; он представляет Слово как проявление и откровение Отца - откровение кому-то, что, в свою очередь закономерно приводит к "круговороту общения" как материальной модели Слова-Логоса.

Реально было бы ожидать, что "вера" закономерно окажется в структуре современного диалога как "круговорота общения" если не по религиозным соображениям, то хотя бы как "состояние доверия" к вербальному обмену (что, впрочем, не отменяет и религиозного отношения к сообщаемому в смысле "упования", или "надежды" на получение искомого согласия). Однако индоевропейская семантическая архитектоника производных слов от корня (показала связь "веры" и "доверия" с образом не только "ожидания" (в надежде), но и "принуждения" (разработка Э.Бенвениста). И здесь нет особого противоречия, т.к. "внушение доверия в себе" и "приведение кого-либо в состояние повиновения", очевидно, сходны, тем более сходны "испытываю доверие и повинуюсь"; продолжая далее эту ситуацию как жизненную, можно говорить об особого рода "договоре, соглашении", но между заведомо неравноправными сторонами, поскольку одна требует повиновения от другой, взамен обязуясь исполнить обещанное.

От упомянутого индоевропейского корня в славянских языках сохранилось слово беда, по своей основе параллельное латинскому -"договор"; оба существительных указывают на внешнее принуждение, "на извне действующую необходимость"; но в латинском слово развивалось в сторону правовой, юридической необходимости, а в русском - в сторону извне нагрянувшего неiастья (противопоставляемого внутреннему ощущению неiастья - горю), хотя имело и другую линию развития, ведущую к словам "по-бедить" и "у-бедить". Материальное притеснение или моральный ущерб, наносимый более слабым (значение известного слова "обида"), тоже чуть более сложными путями произошло от того же славянского и, в пределе, индоевропейского семантического источника. Так индоевропейский корень, давший основные выражения "веры", основанные на концепции "соглашения, договора", в славяно-русской языковой среде развивался лишь по нисходящей линии в виде значения "беды как внешнего принуждения".

В соответствии с моделью "круговорота общения" представим диалог как обмен "плотными сущностями" из образов "веры". Те же самые два агенса, А и Б, выступают один (А) как носитель в