Geum.ru

Статья

  • 6681. Русская культура, наука и образование в первой половине 19 века
    Культура и искусство

    В 1802 г. создано Министерство Народного просвещения, в 1804 принят Устав учебных заведений, в котором ведущая роль в организации образования отдается университетам и предполагается создание государственной системы преемственно связанных учебных заведений, по территориальному принципу объединяемых в учебные округа с центром в университете: Московский (с 1755), Казанский (1804), Дерптский, Харьковский, (1802-05), Виленский (преобразован), Варшавский (1816), СПб (1819, преобразован), Университеты (кроме Дерптского и Варшавского) не имели богословских факультетов. С 1819 учреждаются ученые степени магистра и доктора наук, для занятия должностей в университетах обязательна защита соотв. диссертаций. Университеты обладали автономией (отменена по Уставу 1835 г., восстановлена по Уставу 1863 г.). Государственная сеть ( приходские училища, уездные училища, губернские гимназии, университеты). развивалась медленно, школа стала на ноги к 40-м гг., когда действовало 20 гимназий в Москве, 17 в СПб, гимназии почти в каждом губернском городе, училища в уездах, сеть приходских народных школ была развита слабо. Основной социальной базой учености и образования (слушатели и профессура Университетов) были духовные училища, системно преобразованные по Уставу 1814 года на базе существовавших прежде. Преобразованиями занималась Синодальная "Комиссия духовных училищ" (1808). В основу системы положен тот же территориальный принцип: приходские училища, епархиальные, семинарии. Сеть разделена на округа во главе с Академией. Академия - учебно-научные центры богословия нового типа: это учебное заведение, ученая корпорация и административный центр: СПб Академия (1809), Московская (1814), Киевская (1819), Казанская (1842).

  • 6682. Русская образованность в X - XVII веках
    Культура и искусство

    Так, в конце XIII или в XIV в. на Руси составляют "Толковую Палею" энциклопедический сборник ветхозаветных и апокрифических сведений об устройстве и истории мира, снабженных полемико-богословскими размышлениями [58] (в наиболее целостном виде книга сохранена рукописью начала XV в. [59]). Тогда же появляется новый собственно древнерусский перевод с греческого языка всего новозаветного текста Священного Писания, основанный на осознанном и четком представлении о лексической, грамматической, синтаксической, орфографической, графической норме [60] (этот перевод, в частности, представлен знаменитой рукописью "Чудовского Нового Завета" середины XIV в., возможно, принадлежавшей некогда святителю Алексию, митрополиту Московскому [61]). На рубеже XIV-XV вв. творит беспримерный доселе мастер слова Епифаний Премудрый, сумевший в блистательных жизнеописаниях святителя Стефана Пермского [62], преподобного Сергия Радонежского [63], благоверного московского князя Димитрия Ивановича [64] явить себя не только искусным рассказчиком, стилистом, ритором, владеющим разными литературными формами и приемами, но и глубоким мыслителем, проницательнейшим знатоком христианского духовного опыта, христианского знания о Боге, человеке, истории [65]. В XV столетии библиотеку русского чтения пополняет трактат "О небеси", уникальный по своей полноте памятник отечественного естествознания, свод космологических, астрономических и метеорологических сведений, отражающий удивительные кругозор и культуру составителя [66]. Одновременно появляются руководства "Письмовники", в которых был зафиксирован накопленный русской культурой литературно-повествовательный опыт взаимообщения, содержались в виде рекомендательных моделей образцы разных эпистолографических текстов и стилей [67]. О поразительной энциклопедической широте читательских интересов свидетельствуют книги, переписанные или заказанные во второй половине XV в. иеромонахом Кирилло-Белозерского монастыря Евфросином [68], сумевшим весьма последовательно реализовать свои библиофильские запросы по предметам богословия, церковного права, музыки, истории, беллетристики, зоологии, медицины и т. д. Созвучно деятельности этого грамотника в 1499 г. в Новгороде Великом посредством организованной собирательской, переводческой и редакторской работы был составлен первый во всем мире Slavia Ortodoxa исчерпывающий свод книг Священного Писания "Геннадиевская Библия". Эта работа имела своей целью не только ревизию и восполнение всего известного на Руси предания Ветхого и Нового Заветов, но еще и решение поставленных жизнью богословских задач [69]. В конце XV начале XVI в. святитель Вассиан, архиепископ Ростовский, и затем старец псковского Елеазарова монастыря Филофей вырабатывают в своей публицистике [70] теоретические основы нового на Руси учения об особой предопределенной Богом исторической роли Московского государства и Русской Церкви во всем христианском мире. Это учение, отразившись в ряде литературных сочинений XVI в., но особенно в замечательных по замыслу и исполнению историографических компиляциях "Русском хронографе" (1512 г.) [71], "Никоновской летописи" (20 50-е гг. XVI в.) [72], "Степенной книге" (1563 г.) [73], "Лицевом литописном своде" (1568-1576 гг.) [74] будет вплоть до эпохи Петра Великого питать национальное самосознание русского общества и, соответственно, государственную и церковную политику и дипломатию. Согласно с наметившейся в русской книжности тенденцией к обобщению, в XVI в. осуществляется фундаментальнейшая коллективная работа по составлению Великих Миней Четий. Более 20 лет руководил ею как организатор архиепископ Новгородский, а затем Предстоятель Русской Церкви Макарий, создав три редакции этого 12-томного сборника и стремясь совокупить в нем исчерпывающий корпус текстов о христианской вере, благочестии, богомудрии, святости, подвижничестве, духовном опыте Церкви [75]. Весьма любопытны также теоретические размышления о происхождении славянской письменности и о славянском языке, предпринятые в середине XVI в. иноком Герасимо-Болдинского Троицкого монастыря Иосифом в трех, содержащихся в одной рукописи, сочинениях (Послание митрополиту Макарию о составлении алфавитов [76], "Летописец и сказание ко учению и рассуждение о фониаде вкратце" [77], "Сказание о сложении азбук и о составлении грамот…" [78]). Этот опыт фиксирует пробудившийся на Руси видимо, не без влияния со стороны преподобного Максима Грека просвещенный интерес к истории языка, к его фонетическому строю, к педагогической методике освоения грамоты. Наконец, на исходе XV и затем в XVI столетии библиотека русского чтения пополняется собственными богословскими сочинениями, всесторонне и подробно излагающими христианское вероучение, традиции и правила христианской жизни "Книгой на новгородские еретики, или Просветителем" преподобного Иосифа Волоцкого [79], "Книгой о Святой Троице" иеромонаха Ермолая-Еразма [80] и трактатом "Истины показание к вопросившим о новом учении" иеромонаха Зиновия Отенского [81]. В силу того, что все три сочинения были вызваны к жизни реальной ситуацией "брожения умов" в обществе, богословский дискурс сопрягался в них с полемической задачей преодоления религиозных умствований и прегрешений против православного вероучения, миропонимания, поведенческих норм. Именно поэтому означенные книги были очень высоко оценены русскими читателями и впоследствии не раз привлекались в качестве авторитетных источников к спорам о вере.

  • 6683. Русская образованность в X-XVII веках. Первые попытки создания в Московской Руси систематических школ в XVII в.
    Культура и искусство

    Аналогичная завеса неизвестности скрывает, несмотря на сравнительное богатство имеющихся фактов, и историю последней школы эпохи царствования Алексея Михайловича. Речь идет о "гимнасионе", открытие которого одобрили, как теперь доказано, в конце 1667 г. [28], отзываясь на челобитье прихожан церкви св. Иоанна Богослова в Москве, патриархи Александрийский Паисий, Антиохийский Макарий и затем Московский Иоасаф II (1667-1672). Доказано также, что означенная церковь находилась не в Китай-городе [29], а в Бронной слободе [30]. Открыть приходскую школу просили жители слободы, в основном оружейники, люди весьма состоятельные (в 1665 г. их тщанием было закончено возведение ка-менного храмового здания). Слобожан, а среди них было немало переселенцев из Белоруссии, в этом начинании активно поддерживал упоминавшийся уже иеромонах Симеон Полоцкий возможный составитель всех связанных с этим делом сохранившихся благословенных грамот и челобитных (ГИМ, Синод. собр. № 130) [31]. Любопытно также, что Симеон, будучи участником судебного процесса над патриархом Никоном, хорошо лично знал прибывших ради этого в Москву (1666 г.) упомянутых восточных первоиерархов, был вхож во дворец самого царя как воспитатель его детей Алексея, Софьи и Федора и участник ряда его культурных инициатив, наконец пользовался покровительством ближнего царского боярина Б. М. Хитрово, ведавшего Бронной слободой в качестве главы Оружейной палаты. Известные документы не позволяют определенно судить о программе Иоанно-Богословской школы. Нет ясности, чему конкретно здесь предполагалось обучать: грамматике "славенскаго языка", "греческаго и славенскаго", "славенскаго и латинскаго" или же всех трех "диалектов". Зато очевидно, что в самом храме не возбранялись греческие и киевские обиходные обычаи, в частности и относительно многоголосного партесного пения, и что прихожанам, видимо, соответственно их желаниям рекомендовалось найти для служения в их храме образованного иерея, который был бы способен "богословствовати" и "духовною пищею алчющия души насыщати". И действительно, с 1669 г. здесь стал настоятельствовать бывший протопоп из малороссийского г. Глухова Иван Шматковский [32], к которому за ученость и красноречие лично благоволил Иоасаф II. Сохранились также сведения, что для задуманного училища на средства прихожан было построено специальное здание. Но о практической жизни этой школы говорить не приходится. Есть только основания полагать, что в ней готовили, в частности, певчих. Во всяком случае, одним из таких "спеваков" был уроженец г. Нежина Иван Федорович Волошенинов, прибывший в Москву в 1664 г. еще молодым человеком, а в 1673 г. именно из числа Иоанно-Богословских клирошан взятый на учительство в какую-то новую школу для "мещанских детей" [33].

  • 6684. Русская православная церковь и религиозная философия
    Культура и искусство

    Время перед Первой мировой войной было периодом напряженных исканий в русской религиозной философии. Спектр поисков был очень широким. Отчасти он определялся воздействием предшествующей русской и западноевропейской традиции, но и духом времени. Те философы, которые продолжали прежде всего традицию Соловьева, в своих построениях дальше всего уходили от ортодоксальной церкви и поэтому оказывались даже (как Бердяев) под угрозой тяжелого судебного преследования. Увлечение иррационализмом, сказавшееся в популярности в России Бергсона (ранние его работы все были переведены и вошли тогда же в русское собрание его сочинений), было видно у Лосского (о причинах его влияния на молодежь, мыслившую в категориях религиозной философии, дает некоторое представление описание Д.С. Лихачевым причин, по которым он студентом увлекся Лосским, Лихачев 2001). Такие авторы, как Карсавин, соединяли монашеские и церковные темы со стилистикой, изобличавшей их принадлежность Серебряному веку. В 1922 г. большая часть наиболее известных философов религиозной ориентации была вынуждена покинуть Россию с запретом возвращаться под угрозой смертной казни (описано Бердяевым в его мемуарной книге). Все отплывшие на этом корабле продолжили работу за рубежом. За немногими исключениями речь идет о развитии ранее ими намеченного или популяризации уже печатавшегося: Париж как центр русской религиозно-философской мысли вторичен, хотя можно заметить некоторые важные литературные и очные встречи, только в нем состоявшиеся: Шестова с Гуссерлем (очную; Хайдеггер тогда же Шестовым не был воспринят как оригинальный философ) и Кьеркегором (заочную через века). Русский предэкзистенциализм Бердяева, Булгакова, Шестова оказал влияние на западную философию существования благодаря таким встречам. Из сочинений, в которых при богословской основательности в ненавязчивой форме выражен современный исторический опыт, глубоко прочувствованный автором, можно особо отметить книгу С. Булгакова об Апокалипсисе. Такие мыслители, как Ильин и Флоровский, развернулись благодаря работам в эмиграции.

  • 6685. Русская религиозная философия: около церковных стен
    Философия

    И здесь уместно привести самосвидетельство человека, являющегося, быть может, наиболее характерным представителем того культурного феномена, который принято называть русской религиозной философией, Ч Сергея Николаевича Булгакова (1871Ч1944). Это цитата из заметки "Зовы и встречи. Из истории одного обращения", которую Булгаков включил в свою "переходную" книгу "Свет Невечерний. Созерцания и умозрения", опубликованную в 1917 году: "...чем больше изменяли мне все новые боги, тем явственнее поднимались в душе как будто забытые чувства: словно небесные звуки только и ждали, когда даст трещину темница, мною самим себе созданная, чтобы ворваться к задыхающемуся узнику с вестью об освобождении. Во всех моих теоретических исканиях и сомнениях теперь все явственнее звучал мне один мотив, одна затаенная надежда Ч вопрос: а если? И то, что загорелось в душе впервые со дней Кавказа, все становилось властнее и ярче, а главное Ч определеннее: мне нужна была не "философская идея Божества", а живая вера в Бога, во Христа и Церковь. Если правда, что есть Бог, значит, правда все то, что было мне дано в детстве, но что я оставил. Таков был полусознательный религиозный силлогизм, который делала душа: ничего или... все, все до последней свечечки, до последнего образка... <...> В душе зрела "воля к вере", решимость совершить наконец безумный для мудрости мира прыжок на другой берег, "от марксизма" и всяческих следовавших за ним измов к... православию. О, да, это, конечно, скачок, к счастью и радости, между обоими берегами лежит пропасть, надо прыгать. <...> для того, чтобы жизненно уверовать, опытно воспринять то, что входит в православие, вернуться к его "практике", нужно совершить еще долгий, долгий путь, преодолеть в себе многое, что налипло к душе за годы блужданий. Все это я отлично сознавал, не теряя трезвости ни на минуту. И тем не менее в сущности вопрос был уже решен, с того берега смотрел я на предстоящий мне путь, и радостно было сознавать это".

  • 6686. Русская религиозно-философская мысль XI—XVII вв.
    Философия

    В итоге, к началу XVI века, в древнерусской религиозно-философской мысли и в общественно-политическом мнении постепенно возобладало убеждение светская власть, а именно, великий князь Московский способен взять на себя исполнение божественных предначертаний. О том, что московский государь начинает восприниматься на Руси в качестве монарха, способного повести народ русский ко всемирному величию и, тем самым, спасти остальной, духовно “изрушившийся” мир, говорят многие исторические факты. К примеру, явно нарастает стремление установить в эти годы на Московской Руси царский титул, а само происхождение московской династии стали пытаться углубить на максимально возможный период, что проявилось в создании целого цикла произведений, объединяемых названием “Сказание о князьях Владимирских”. Тем самым обосновывались претензии московских государей не только на то, чтобы стать ровнями крупнейшим европейским монархам, но и на то, чтобы перехватить у католического Запада инициативу в борьбе с “антихристовыми” силами.

  • 6687. Русская самобытность
    Культура и искусство

    Вот некоторые вехи движения русофильной мысли, в которой отечественная культурная самобытность проработана с достаточно высокой степенью духовной и исторической достоверностью. В основе историософской традиции, безусловно "Слово о законе и благодати" Киевского митрополита Иллариона, в котором культурфилософская мудрость, пророческий пафос и светлая вера в благое будущее Русской земли перемежаются с философско-исторической аналитикой вселенского равенства народов перед "благодатью". Законническая "парадигма Агари" сменяется благодатной "парадигмой Сарры", тем самым раскрывается вселенская перспектива существования для всех народов, выведенных Светом Христовым из узко-языческой тьмы родового национализма в бесконечный простор абсолютного духовного родства. Каждый народ имеет свою "метафизическую долю" в общей бытийной судьбе человечества. В этом различие культурных обликов разных народов, поскольку их культурные задания различны. Поскольку "Слово" по содержанию есть пасхальная проповедь, то можно сказать, что в нем изложен пасхальный смысл и пасхальное задание России быть спасительницей мира от ига зла и смерти.

  • 6688. Русская софиология и антропософия
    Культура и искусство

    Разговор о русской софиологии и антропософии невозможно было начать с иной фигуры, нежели Андрей Белый: поклонник мистики Владимира Соловьева, ближайший друг таких русских «рыцарей» Софии, как А. Блок и П. Флоренский, сам в ранней молодости живущий в софийных представлениях, Белый в 1912 г. делается учеником Штейнера и, несмотря на все срывы, остается антропософом до конца жизни. В Белом соединились софиолог и антропософ; это подвело нас к проблеме возможного духовного родства русской софиологии и антропософии. Об отношении русских мыслителей к «духовной науке» речь пойдет ниже. Сейчас же обратим внимание на тот примечательнейший факт, что если у наших софиологов существовал интерес к антропософии, то и обратно, для Штейнера была значима София Премудрость Божия. По-видимому, ничего неожиданного в этом быть не должно, если учитывать гностический характер антропософии. Но все же встретить в лекции «Сущность антропософии» Софию как духовное Существо, как Ангела, для русского сознания, привыкшего к медитациям софиологов (от Соловьева до Даниила Андреева) над ангельским образом Софии с Новгородской иконы XV в., является чем-то вроде световой вспышки, делающей явной параллели и соответствия. Рассуждения Штейнера в связи с Софией исключительно остроумны. В несколько упрощенном виде они таковы. София, по Штейнеру, действительно, есть некое высокое Существо (оно воипостазирует божественную Мудрость), в разные эпохи находящееся в различных отношениях к человеку. Древнему греку София предстояла «как вполне объективное существо», как «Мудрость в себе», и ее «он созерцал, именно созерцал, со всей объективностью греческого созерцания»[2]. То, что мы имеем в сочинениях греческих мыслителей это не «философия», но образ живой Софии, зримой ими; Штейнер здесь имеет в виду древнее ясновидение, которое еще сохранялось в эпоху Платона, возможность непосредственного контакта с духовным миром, отразившегося в творчестве греков. Но начиная с V в. по Р. X. на первом плане для изменившейся человеческой души оказывается не «объективная сущность» Софии, но «отношение к Софии самого «Я»: человек уже не в состоянии созерцать саму по себе мудрость он переживает лишь свою любовь к Мудрости. И когда Данте адресует «даме Философии» стихи, проникнутые «конкретным, страстным, личным, непосредственным душевным отношением», то он личностно воспринимает благодаря последним остаткам того же древнего ясновидения уже не Софию, но Любовь к Софии, по-гречески Философию. Итак, божественную Софию древний грек созерцал непосредственно, для человека Средневековья Мудрость выступала в обличье Философии. Что же дальше? В XIX в., полагает Штейнер, философия «идей, понятий, объектов», превратившись в своем высшем развитии у Гегеля в «понятие самой себя», завершает свой круг, так что становится ясно, что «ее роль в духовном развитии человечества сыграна». Ныне она уже не та величественная Жена, предстоявшая древним, и, иронизирует Штейнер, вряд ли сейчас кто-нибудь испытал бы влюбленность в «Науку логики» Гегеля. Однако развитие человечества продолжается, ему предстоит новый выход в духовный мир. Обновленное видение Мудрости Штейнер связывает, разумеется, со своей «духовной наукой». Но примечательно то, что его «софийные» интуиции здесь очень близки соответствующим русским восходящим к идее «Богочеловечества» Соловьева. Ныне, говорит Штейнер, ощущается новое «предчувствие Софии». Но теперь София переживается в ее близости к человеку, как существо, непосредственно охватывающее человека. И в этой своей слиянности с человеком София вновь предстанет перед ним объективно, но уже не как София, а как Антропософия как София, несущая на себе человеческое существо. И о Мудрости, принявшей новый образ теперь уже образ Антропософии вновь, как и в эпоху Данте, может быть написано любовное стихотворение. В Антропософии человек зрит свою собственную сущность, сходящую к нему «небесной Богиней»: ее-то имя Штейнером усвоено его «духовной науке», являющейся духовным путем к ней...

  • 6689. Русская Фантастика XIX века. М. Н. Загоскин
    Литература

    Самое значительное произведение Загоскина в этом жанре - роман "Искуситель" - было опубликовано в 1838 году. Этот роман несколько непохож на другие готические произведения Загоскина. "Искуситель", который автор "...писал ... с чистым намерением, в том смысле, что предметом моим было бороться с новыми идеями, которые наводняют наше отечество, - идеями, разрушающими порядок, повиновение к властям, к закону...", получился очень злободневным в идейно-политическом отношении. В "Искусителе" в образе зла, пришедшего с Запада, и пытающегося разрушить российские религиозные традиции, писатель объединяет все новые разрушительные идеи "буйных умов", и открыто говорит о своей цели в литературе: "Я считаю святой обязанностью не угождать духу времени, а говорить то, что внушает мне совесть и здравый смысл, которого французские либералы и русские европейцы терпеть не могут". Провозглашенная в романе идейная бескомпромиссность и "жесткий" патриотизм, стали причиной к резким нападкам на него со стороны либеральных кругов. Так Белинский, всегда достаточно холодно относившийся к произведениям Загоскина, напечатал несколько резких рецензий на произведения Загоскина.

  • 6690. Русская языковая картина мира и православное сознание
    Разное

    Историки отмечают религиозность русского народа, православный дух наших предков. По словам писателя и историка В. Бахревского: "Всякое дело русский человек начинал с молитвы, а помолясь, жил, как живется, строил и сокрушал … как в груди пыхнется. Народ, живущий сердцем народ жизненной стихии". В этой цитате отметим не только глагольные формы, о которых шла речь (жил, как живется, как в груди пыхнется), но и утверждение того, что каждое дело русский человек начинал с молитвы. Нетрудно заметить, что рассматриваемые формы и конструкции, как нельзя лучше соответствуют христианской идее упования на Бога "возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя"; "Итак, не заботьтесь… Потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом" (Мф.6, 31). ""Не заботьтесь..." Как же жить-то? Надо есть, пить, одеваться. Но Спаситель не говорит: ничего не делайте, а "не заботьтесь". Не томите себя этой заботой, которая съедает вас и день и ночь и не дает вам покоя ни на минуту. Такая забота есть болезнь греховная. Она показывает, что человек на себя опирается, а Бога забыл, что потерял упование на Промысел Божий, все хочет у себя устроить одними своими трудами, добыть все нужное и добытое сохранить своими способами. Сцепился он сердцем с тем, что имеет, и на нем думает почивать, как на прочной основе. Любовь к имению связала его, и он только и думает, чтобы побольше забрать в свои руки. Маммона стала ему вместо Бога. А ты трудиться-трудись, а злой заботой себя не томи. Жди всякого успеха от Бога и в Его руки предай свою участь. Все добываемое принимай, как дар, от руки Господа и в крепком уповании ожидай от Него продолжения щедрых даров. Знай, что одна минута и может ничего не остаться от всего, что имеет многоимущий, если захочет Бог. Все тление и прах. Стоит ли из-за этого томить себя? Потому "не заботьтесь"... ". (Епископ Феофан Затворник. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из слова Божия. М., 1890, 164-165).

  • 6691. Русские былины как средство приобщения детей шести лет к устному народному творчеству и истории России
    Психология

    Вот однажды собрал князь гостей; князей да бояр на пир честной. Сидят гости на пировании в палатах белокаменных - пьют, едят, да друг пред дружкой похваляются. Только один гость сидит не хвастает, зовут его Ставром Годиновичем. И спросил его князь: "Что молчишь, сидишь Ставрушка? Али нечем тебе похвастаться". Отвечает ему Ставр: "Есть у меня, светлый князь, и золота и серебра предостаточно. Но свою жену Василису я ценю дороже злата-серебра! Нет ей равной по уму по всей Руси Великой, всех она перехитрит!"

  • 6692. Русские в допетровскую эпоху
    История

    Говоря об одеяниях, невозможно не упомянуть особую бережливость наших предков. "Всегда, што делают, в ветшаном платье, а как пред государем (хозяином дома. - Р. Б.) и при людех, в чистом повседневном платейце, а в праздники и при добрых людех или с государем или с государынею где быти: ино в лучшем платье" - наставлял "Домострой" - кодекс поведения русского православного христианина. Составленный в XVI веке "Домострой" не утратил своего значения и в следующем. Мода, которая нынче обновляет гардеробы много скорее, чем изнашиваются одежды, тогда оставалась одним из мерил стабильности мира. Известно, что даже в царских домах в завещаниях фигурировали довольно поношенные шубы. Принять в подарок кафтан "с плеча", или попросту из гардероба господина, было весьма почетно.

  • 6693. Русские заимствования в английском языке (Russian borrowings in English language)
    Разное

     

    1. Алексеев М.П. Английский язык в России и русский язык в Англии. Уч. записки ЛГУ. Серия филологических наук, 1974, вып. 9, № 72, 77-137 с.
    2. Амосова Н.Н. Этимологические основы словарного состава современного английского языка. М., Изд-во лит-ры на иноязыках, 1956.-220 с.
    3. Аракин В.Д. История английского языка: Учеб. пособие для студентов пед. институтов по спец. № 2103 «Иностр. яз». М.: Просвещение, 1985. -253 с.
    4. Аракин В.Д. Очерки по истории английского языка: Пособие для преподавателей англ. яз. М.: Гос. учебно-педагогическое изд-во Министерства Просвещения РСФСР, 1955.-346 с.
    5. Арбекова Т.И. Лексикология английского языка (практич. курс): Учеб. пособие для II-III курсов ин-тов и фак. иностр. яз. М., «Высшая школа», 1977.-240 с.
    6. Аристова В.М. Англо-русские языковые контакты (англизмы в рус. яз.). Л., Из-во Ленинградского Университета, 1978.-152 с.
    7. Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. М., Изд-во лит-ры на иноязыках, 1959.-352 с.
    8. Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. М.: «Высшая школа», 1973.-304 с.
    9. Биржакова Е.Э., Войнова Л.А., Кутина Л.Л. Очерки по истории лексикологии русского языка XVIII в.: Языковые контакты и заимствования. Л., Из-во «Наука», 1972.-432 с.
    10. Блумфильд Л. Язык. М., Изд-во «Прогресс», 1968.-608 с.
    11. Брагина А.А. Лексика языка и культура страны: Изучение лексики в лингвострановедческом аспекте. Изд. 2-е переработанное и дополненное. М., «Русский язык», 1986.-152 с.
    12. Брагина А.А. Русское слово в языках мира. Книга для внеклассного чтения. М., Просвещение, 1978. -189 с.
    13. Гальперин И.Р. и Черкасская Е.Б. Лексикология английского языка. М., 1956. -297 с.
    14. Гинзбург Р.З. О пополнении словарного состава. (Опыт анализа пополнения словарного состава современного английского языка). «Иностранные языки в школе», 1954, № 1, 19-31 с.
    15. Зацный Ю.А. Русские слова, отражающие перестройку в СССР, в английском языке. «Иностранные языки в школе», 1989, № 4, 85-87 с.
    16. Иванова И.П., Чахоян Л.П. История английского языка. Учебник. М., «Высш. школа», 1976.-320 с.
    17. Ившин В.Д. Синтаксис речи современного английского языка: Учебное пособие для лингвистических университетов и факультетов иностранных языков. Изд. 2-е переработанное и дополненное. Ростов н/Д, РГПУ, 2002.-267 с.
    18. Ильиш Б.А. История английского языка. Изд. 5-е исправленное и дополненное. Учебник для студентов ин-тов и фак. иностр. яз. М., «Высш. школа», 1968. -420 с.
    19. Коган О. Отбор лексики для американских учебников русского языка. «Русский язык за рубежом», 1993, № 2. 32-35 с.
    20. Костомаров В.Г., Денисов П.Н., Веселов П.В. Русский язык в современном мире. (Доклад на Международной конференции МАПРЯП, 22-27 августа 1969 г.). М., Из-во МГУ, 1969.-84 с.
    21. Крысин Л.П. Иноязычные слова в современном русском языке. М., Изд-во «Наука», 1968.-208 с.
    22. Ларин Б.А. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джемса (1618-1619гг.). М.: Издательство Ленинградского ун-та, 1959.-424 с.
    23. Люстрова З.Н., Скворцов Л.И., Дерягин В.Я. Беседы о русском слове. М., «Знание», 1976.- 142 с.
    24. Новый Большой англо-русский словарь: в 3-х т. Около 250000 слов. Апресян Ю.Д., Медникова Э.М., Петрова А.В. и др. Под общ. рук. Э.М. Медниковой и Ю.Д. Апресяна. М.: Рус. яз; 1993. -832 с.
    25. Нелюбин Л.Л. Переводоведческий словарь. Учебное пособие. М.: Изд-во МПУ «СигналЪ», 1999.-140 с.
    26. Нелюбин Л.Л. Лингвистика современноо английского языка. М., МОПИ, 1990.-110 с.
    27. Ожегов С.И. Словарь русского языка: Ок. 57000 слов/Под ред. докт. филол. наук, проф. Н.Ю. Шведовой. 15-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 1984.-816 с.
    28. Попова Е.А. К вопросу о заимствованиях в английском языке.Ученые записки 1-го МГПИИЯ, том V, Из-во ХГУ им. А.М. Горького, Харьков, 1953. 37-51 с.
    29. Почепцов Г.Г. Sputnik в английском языке. «Иностранные языки в школе», 1959, № 6. 83-89 с.
    30. Резник Р.В., Сорокина Т.А., Резник И.В. A History of the English Language. История английского языка: Учебное пособие. М.: Флинта: Наука, 2001.-496с.
    31. Риордан Д. Изучение русского языка в Великобритании. «Русский язык в национальной школе», 1962, № 2.
    32. Русско-европейские литературные связи: Сборник статей. М.-Л., Изд-во «Наука», 1966.-476 с.
    33. Секирин В.П. Заимствования в английском языке. Киев, Изд-во Киевск. ун-та, 1954.- 151 с.
    34. Синагатуллин И.М. Вторая жизнь слова. «Русский язык за рубежом», 1994, № 3. 28-30 с.
    35. Смирницкий А.И. Древнеанглийский язык. М., Филологический ф-т МГУ им. М.В. Ломоносова, 1998.-318 с.
    36. Смирницкий А.И. Лекции по истории английского языка (средний и новый период). М.: «Добросвет», 2000.-238с.
    37. Стоун Дж. История изучения русского языка в Англии. «Русская речь», 1970, № 2. 103-107 с.
    38. Фадеев В.И. Русские слова в английском языке. «Русская речь», 1969, № 3. 91-94 с.
    39. Филин Ф.П., Костомаров В.Г., Скворцов Л.И. Русский
  • 6694. Русские земли и княжества (XII-пер.пол. XIII в.)
    История

    Стараясь противостоять растущему влиянию Владимиро-Суздальской земли новгородцы поддержали Мстислава и Ярополка Ростиславичей в их борьбе за княжеский стол с Всеволодом Большое Гнездо. Когда последний обосновался во Владимире Залесском, он предпринял все возможное, чтобы удержать новгородский стол под своим контролем. Только однажды его усилия оказались бесплодными, когда в Новгород по приглашению вечевого собрания прибыл Мстислав Мстиславич Удалой (1208-1217). Его позиции в этом городе были несравненно велики. В Новгороде княжил, умер и был погребен в Софийском соборе его отец. Мстислав Удалой имел сильную дружину, отличался воинской доблестью и отвагой, отчего и заслужил такое прозвище. Твердой и искусной рукой он правил Новгородом, совершил 5 вооруженных походов на чудь. Но его упорно тянуло в Южную Русь. В один из таких отъездов в 1216 г. новгородская оппозиция пригласила на княжеский стол зятя Мстислава Мстиславича, родного сына Всеволода Большое Гнездо. Ярослав Всеволодич прибыл в Новгород, а потом покинул его и занял Торжок, откуда стал совершать враждебные вылазки против Новгорода, перекрыв хлебный поток. Вот эти действия Ярослава Всеволодича и привели новгородцев вместе с Мстиславом Удалым в стан союзников Константина Всеволодича, на чьей стороне они сражались в знаменитой Липицкой битве. Вскоре после этого Мстислав Мстиславич, несмотря на уговоры новгородцев, покинул стол и отправился на княжение в Галич. Новгород остался один на один с сильным соседом - Владимиро-Суздальским княжеством. Представители этого княжеского дома теперь постоянно занимали новгородский стол. Со многими из них (в частности с Ярославом Всеволодичем) у новгородцев были постоянные конфликты. В этих спорах и конфликтах росла и крепла новгородская государственность. На пороге замаячил еще один опасный и неведомый доселе противник - монголо-татары.

  • 6695. Русские изобретатели Черепановы
    История

    Паровые машины были более эффективны, надежны и, главное, универсальны. Они исключали наличие в одном месте и производства, и водного источника как энергоносителя. В случае тепловых двигателей топливо можно было подвозить на гужевом транспорте и отсутствие или нехватка гидроресурсов более не являлись факторами, ограничивающими технологические процессы. Именно о недостатке воды, "малости воды", "глубинах заводских рукотворных трудов в вершок" чуть ли не в каждом письме с тревогой писал директор заводов Н. Д. Данилов Демидову. Ситуация стала критической после вспыхнувшего в октябре 1825 г. на Медном руднике пожара, в котором сгорела водоотливная конная машина. Необходимость оснащения производства паровыми машинами стала еще более очевидной. Тем не менее развитие тепловых двигателей шло намного медленнее, чем того требовала производственная ситуация. Причин тому было несколько.

  • 6696. Русские ученые-эмигранты о языке деловой письменности
    Русский язык культура речи

    Для освещения нашего вопроса важна небольшая, но богато иллюстрированная и содержательная статья «Язык русского права» [Унбегаун 1965]. В ней автор вслед за А. А. Шахматовым высказывает мысль о том, что современный русский литературный язык явился «продуктом слияния» церковнославянского языка с русским[vi]. Причем, по мнению Б. Унбегауна, XVIII век стал периодом их окончательного соединения [там же: 179]. Наша задача не состоит в опровержении данной концепции или же в поиске разумного языкового компромисса. Это слишком объемная проблема. Остановимся на вопросах, имеющих непосредственное отношение к деловому языку. Существенно, что Б. Унбегаун изначально относит приказной язык к русской генеалогической основе. Он вполне обоснованно полагает: «Была однако одна область, из которой церковнославянский язык был исключен с самого начала, а именно область законодательства» [там же]. Этот «парадокс в истории русской культуры» состоит в том, что «византийское законодательство не оказало никакого влияния ни на русскую юридическую мысль, ни на русский юридический язык» [там же]. Как же трактует этот «парадокс» Б. Унбегаун? «Наиболее правдоподобное объяснение…, пишет он, заключается, по-видимому, в существовании устного обычного права еще в «доцерковнославянскую эпоху», т. е. до крещения Руси. Право это как бы только и ждало введения письма, чтобы быть закрепленным на бумаге» [там же: 179180]. Допуская возможность наличия некоторых терминов права церковнославянского происхожденя в русских юридических документах, Б. Унбегаун применяет к деловому языку тот же подход, что и к трактовке сосуществования двух языковых стихий в допетровской Руси и их постепенного слияния русификации. Ученый полагает, что в сравнении с языком литературы «для языка русского права перемена была более радикальной: он должен был изменить самую сущность, т. е. превратиться из русского в русифицированный церковнославянский язык» [там же: 182]. Интересными, на наш взгляд, представляются рассуждения ученого о слове закон и его роли в языке русского права. Он пишет, что этот термин до XVIII века «употреблялся лишь для обозначения закона Божеского (и закона Божия), а не человеческого, и был церковнославянским словом»[vii] [там же: 183].

  • 6697. Русские фамилии нерусского происхождения
    Разное

    Кафидов от имени Кафид/Кафил (д и л чередуются по диалектам). Имя употребляется в татарском языке, по происхождению арабское. В арабском языке слово кафид означает «вернувшийся». Машталеров обрусевшая польская фамилия от слова и прозвища Машталер (в польском языке на конце пишется рз). Фамилия Машталер известна у поляков с 1593 года и представлена множеством орфографических и произносительных вариантов. Слово машталеж значит «старший конюх». Должность эта была почетной, так как в прошлом люди ездили преимущественно на лошадях. Но с суффиксом -ов (Машталеров) эта фамилия у поляков не отмечена (суффикс был присоединен к фамилии в России в процессе русификации). Пидоря фамилия образована от одного из многочисленных народных разговорных вариантов имени Федор, укр. Федир, Педор, а с большей вероятностью от женского имени Федора укр. Педора, Пидоря без всяких дополнительных суффиксов. Раскин фамилия зафиксирована у поляков и белорусов, происходит от имени Раска и оформлена суффиксом -ин. Имя Раска производное от Раса, которое может быть сокращенной формой польских имен Раслав, Радослав. Фамилия может также происходить от прозвища Раса, соответствующего русскому ряса монашеская одежда. В этом случае первым носителем такой фамилии были монах или монахиня. Сарятов фамилия образована от родоплеменного названия, известного у башкир. Возможно, оно связано со словом сара/сары «жёлтый» и тав/тов/тау «гора». Не исключено, что того же происхождения название города Саратов. Написание а или я в середине слова может объясняться местным произношением фамилии или прозвища, из которого она образовалась. Совгир возможно, фамилия восходит к тюркскому родоплеменному названию салгир/солгир. Сол значит «левое крыло», Гир/гыр название родового подразделения. В украинском языке л после гласных часто переходит в в, сравните: колпак ковпак, колтун ковтун. Таким же образом Солгир превратилось в Совгир. Шторм от немецкого слова шторм «буря, непогода». В качестве прозвища давалось человеку с необузданным характером. Известный носитель этой фамилии немецкий писатель XIX века Теодор Шторм. Шуневич-Жицкий двойная фамилия польского происхождения. Первая часть происходит от глагола сунаць «резко двигаться, неожиданно вскакивать, спешить». Существуют параллельные варианты с начальным с и ш: Суневич и Шуневич. Вторая часть -жицкий связана с глаголом жиць - «жить» или со словом жито «зерно, хлеб». Возможно, она образована от названия какого-нибудь мелкого поселения с этими основами, но не обозначенного на географических картах. Шустов фамилия встречается у русских и у поляков, происходит от древнеславянского имени Шуст, что в старопольском языке означало «шум, шорох». Имя Шуст у поляков известно с 1330 года. Фамилии, оформленные суффиксом -ов, у русских относятся к середине XVII века, у поляков они не датированы.

  • 6698. Русские целевые сложноподчиненные предложения и их английские эквиваленты
    Разное

    В русских придаточных цели обычно употребляется личный глагол сослагательного наклонения: Он закрыл дверь, чтобы ему не мешали работать. При тождестве субъектов частей целевых сложноподчиненных предложений в придаточной части используется инфинитив: Я пришел, чтобы поговорить с ним. Трактовка структуры с инфинитивом с давних пор вызывала трудности у исследователей синтаксиса. В русском языкознании предложения с инфинитивом, вводимым союзами, рассматривались разными лингвистами как простые предложения, в которых, почему-то, обнаруживалась придаточная часть [7]; сложные предложения, придаточная часть которых рассматривалась как односоставное инфинитивное предложение [15; 6; 1]; или как особые промежуточные образования, сочетающие в себе черты и простого, и сложного предложения [14; 9; 18; 5]. Сравнительно недавно, однако, наметился выход из создавшегося тупика. И.В. Бондаренко и Р. Гусман Тирадо обратили внимание на так называемое "синтаксически обусловленное употребление инфинитива", заявляющее о себе при тождестве субъектов частей, в ряде обстоятельственных сложных предложений: временных (Прежде чем ехать туда, я созвонился с хозяевами), условных (Если говорить предельно общо, следует прежде всего отметить следующее) и целевых (Стоя в вагоне метро, он уцепился рукой за поручень и ненадолго прикрыл глаза, чтобы хоть немного расслабиться и отдохнуть) [3; 8]. По их мнению, сочетание инфинитива с частицей бы (в составе союза чтобы) в таких предложениях является комбинаторным вариантом личного глагола сослагательного наклонения, выполняющим функцию сказуемого, при котором позиция подлежащего остается лексически незамещенной, но, тем не менее, сохраняется, поскольку деятель (субъект) при нем идентичен субъекту главной части. С учетом этого мнения можно полагать, что придаточные части интересующих нас предложений: Я пришла, чтобы просить тебя о помощи - являются двусоставными и, следовательно, ничего общего с односоставными инфинитивными предложениями не имеют2.

  • 6699. Русский вертепный театр в традиционной культуре
    Культура и искусство

    И. Франко считал старейшим списком вертепной драмы текст, содержащийся в польско-русском школьном рукописном сборнике 17881791 г. и воссоздающий, с точки зрения исследователя, представление второй половины XVII в. Поскольку выявленный Франко список, по его мнению, старше всех известных польских и украинских текстов вертепа, исследователь склонен считать родиной вертепного театра Волынь, как регион сосуществования и взаимодействия культур Польши, Украины и Белоруссии [Франко 1906, 3538]. Если принимать знаменитое и очень спорное свидетельство Еразма Изопольского [Изопольский 1843, 6566], видевшего в Ставищах вертепную сцену с датой 1591 г., появление вертепной драмы у восточных славян можно отнести к XVI в. К этому свидетельству, в отличие от И. Франко, с большим доверием относится В.Н. Всеволожский-Гернгросс, который даже полагает, что вертеп на Украине мог возникнуть раньше этой даты [Всеволожский-Гернгросс 1959, 85]. Большинство исследователей, однако, отдают пальму первенства в вопросе зарождения вертепа Польше, относя его возникновение к XVIXVII вв. (Ц.К. Норвид, И.И. Крашевский, Х. Юрковский и др.). Однако приводя столь ранние даты появления вертепного театра у славян, исследователи не всегда оговаривают, какой театр имеется в виду. Свидетельства XVIXVII вв. о вертепе условно можно разделить на две группы: тексты пьес рукописных сборников и документы, свидетельствующие о существовании ранних вертепных ящиков. При этом отсутствуют достаточно убедительные доказательства того, что пьесы рукописных сборников действительно разыгрывались куклами, а упоминаемые ящики действительно предназначались для театрального действа, а не были просто неподвижными изображениями Рождества, с которыми ходили колядовать. В последнем случае следует говорить не о театре, а о квазитеатральном феномене. Видимо, вертеп как театр не мог появиться раньше Люблинской унии, поскольку вертепная драма некий своеобразный синтез католическо-православных тенденций, которые и составляют всю неповторимость вертепной рождественской пьесы ее "аромат".

  • 6700. Русский горожанин поет о далеких странах: «филоэкзотический» слой городской баллады
    Культура и искусство

    Цикл «филоэкзотических» баллад невелик он включает примерно полтора-два десятка песен («Где-то за Курильскою грядой…», «В кейптаунском / неапольском порту…», «В нашу гавань заходили корабли…», «На корабле матросы ходят хмуро…», «Джон Грей», «Танго цветов», «Маргарита», «Чайный домик, словно бонбоньерка…», «Когда в море горит бирюза…», «Есть в Батавии маленький дом…», «Они стояли на корабле у борта…», «Девушку из маленькой таверны…» и некоторые другие). Сложился он в начале 1920-х годов (судя по датировке его «первотекстов») и в активном бытовании просуществовал 15-20 лет, после чего опустился в детский фольклор, полностью исчезнув из «взрослого» репертуара. Во всяком случае последняя по времени создания популярная песня цикла «В Кейптаунском порту…» была сочинена в 1940 г. уже в детской среде ленинградским девятиклассником Павлом Гандельманом (Гендельманом? в источниках по-разному), будущим военным врачом и участником войны; «в их компании распевали подобные песни, и он с приятелем решил попробовать написать что-нибудь в этом роде <…> Каждый куплет зачитывался в классе и принимался им <…> Мотив взял самый тогда расхожий песенку Леонида Утесова “Моя красавица мне очень нравится…”» [Бахтин 2002, с. 90; Крылов 1997, с. 436].