Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |   ...   | 41 |

Далее Пушкин характерным образом противопоставляет истерическое по ведение Татьяны расчетливо обсессивному поведению опытной кокетки (УНе говорит она: отложим Ч / Любви мы цену тем умножим, / Вернее в сети заведемФ), то есть такому поведению, к которому привык в Петербур ге Онегин. Если бы Татьяна повела себя обдуманно, ей удалось бы, может быть, соблазнить Онегина и даже женить его на себе. Но ей как истерич ке этого не нужно. Недосягаемость эротического объекта для истерика Ч самая главная стратегическая цель. (Именно такова тактика поведения Настасьи Филипповны, все время переходящей от одного любовника к другому и в последний момент, Уиз под венцаФ, сбегающей от одного к другому, провоцируя тем самым собственную Уистерическую смертьФ.) Со держание письма Татьяны совершенно литературно, оно построено на ро мантических штампах и поЧ истерически дихотомично: УКто ты, мой ан гел ли хранитель, Или коварный искусительФ (то есть либо Грандисон, либо Ловелас [Лотман 1983: 230] Ч истерическая пропорция в данном случае касается примеривания масок к Другому как следствие неопреде ленности собственной идентичности Ч она не понимает, кто она сама, ка кой она персонаж, поэтому не может сориентироваться в характере дру гого). Девушке не приходит в голову, что может быть нечто среднее Ч просто порядочный человек, хорошо воспитанный, честный. Когда же он оказался именно таким, Татьяна была крайне разочарована Ч она запла кала, ее движения автоматизировались (УКак говорится, машинальноФ), а увидев Онегина в следующий раз, она вообще чуть не упала в обморок.

Только когда Онегин уехал, Татьяне пришла в голову первая адекватная мысль Ч попытаться разобраться, что он за человек. Тогда то она идет в дом Онегина и читает его книги. Но истеричка в ней все равно побежда ет. Когда Онегин появляется в Петербурге уже влюбленный в нее, она ему отказывает на том основании, что Уона другому отданаФ (характерна истерическая цветовая характеристика, которая дается Онегиным, когда он видит преображенную Татьяну, Ч УКто там в малиновом берете / С по слом испанским говоритФ). Характер Татьяны закосневает, застывает. В 3. Апология истерии юности она могла написать помимо всех приличий письмо незнакомому мужчине, теперь же она предает свою любовь в угоду светским условнос тям. Конечно, дело не в том, что Татьяна считает безнравственным изме нять мужу, а в том, что для истерической души важно поддерживать ре жим неосуществления желания [Салецл 1999]. Если бы Онегин пошел на встречу Татьяне в юности, она бы придумала что нибудь для того, чтобы сближения не произошло, например решила бы, что он таки Ч Уковарный искусительФ или что нибудь еще в этом духе.

Мораль этой истории может показаться неожиданной: в литературоведе нии и поэтике УглянцевоеФ восприятие Пушкина, слава богу, давно преодо лено, но этого нельзя сказать о клинической психиатрии, которая, явно иг норируя факты, продолжает считать Пушкина синтонным сангвиником циклоидом [Бурно 1996: 15, Волков 2000: 189]. Скорее мы поверим, если нам скажут, что Пушкин был шизофреник. Этот УдиагнозФ, как и любой ха рактерологический диагноз, обнаруживает лишь культурно психологичес кую ангажированность того, кто его ставит. Беспрецедентное разнообра зие творческих проявлений Пушкина, от углубленной философичности УМаленьких трагедийФ и каменноостровского цикла до нарочитой беспред метности УГрафа НулинаФ, глубокое понимание и проникновение практи чески в любой тип сознания, что мы и продемонстрировали на примере Та тьяны, позволяют говорить о сложнейшей конституции и, более того, вооб ще о неадекватности любых клинических характеристик. Можно сказать с определенностью, какой был характер у Пушкина Ч это был уникальный характер, свойственный одному Пушкину.

В конце 1830 х годов Пушкин был вытеснен с читательского рынка Влади миром Бенедиктовым. Русской публике понадобился истерический дис курс, и он был ей предоставлен со всеми его непременными атрибутами:

яркой красочностью:

На землю взирали с лазурного свода; Вы были ль когда то, зла тые года; Чаша неба голубая; Неба ясная лазурь; Взвивается люто синеющий пламень; На губках пунцовых улыбка сверкает;

Пир мой блещет в черном свете; Багровое солнце склонилось к закату; Рдела пурпуром сраженья; Красной звездочкой блеснула;

И чистого поля ковер изумрудный; Одни лазоревые степи; Мла дые розовые лета, Серых, карих, адски черных И небесно голу бых! За здоровье уст румяных, бледных, алых и багряных; Лег ких, дымчатых, туманных, Светло русых, золотых;

слезами, стонами, воплями и хохотом:

Объемлет дол Ч и слезы потекли / В обитель слез, на яблоко земли; И весь невредимый хохочет утес; Я плакал, грустил, Ч но 110 Характеры и расстройства личности в тоске предо мной; Уязвлен боец огромный, / Захрипел и засто нал; Меня не жжет кровавая слеза; Блестит слеза отрадная в очах, / Нежданная, к устам она скатилась, И дружно со слезою засветилась / Могильная улыбка на устах; Вот неистово хохочет;

О, это слезы, скорби слезы, Ч В слезах купается земля; Безумно ей верит и плачет над ней; Как слезы катились у вас смоляные;

Ее ты воплям чутко внемлешь Он бил слезами в водоем; Пронзи тельно свой извергая стон; И будет рад тогда заплакать он, И с жадностью слезу он проглотит; И под старыми слезами / Прячет новую слезу;

онемением, оцепенением и дрожью:

Там люди, исторгшись из шатких преград, / От ужаса, в общем смятенье, немеют; Ум тускнел, уста немели; Умолк, угас наш выс пренний певец; Святое молчанье смыкает уста, / Кипучая тайна в груди заперта; И сила высшая мне долго ограждала / Молчанием уста и твердостию грудь; Грудь ставит горою и волосы дыбом;

Сурова, угрюма, с нахмуренным ликом, / на мир она смотрим в молчании диком; Дрожа, в припадке вдохновенья;

сублимированной уретральностью:

С прибоями волн и с напором веков. / Волы только лижут могу чего пяты; С детских лет я полюбил / Пенистую влагу; Забуду ль ваш вольный, стремительный бег, Вы полные силы и полные нег, Разгульные шумные воды; И скорбь высокая его / Исходит звуч ными волнами; И волны, как страсти, кипучие катит, / Вздымает ся, бьется, как бешеный конь; Взгляните, как льется, как вьется она Ч / Красивая, крутая волна; Горы волн шумя крутит Ч / Бу дет схватка: он сердит / И река полна порывом; Порою песнь любви родится / И, хлынув в пламенных волнах... И под холод ным взором девы Бежит любви горячий ключ;

истерической пропорцией:

И добротой кипела злость; Он хладен, но жар в нем закован при родный; То угрюм, то бурно весел, я стоял у пышных кресел; Че рез все пути земные С незапамятной поры В мире ходят две род ные, но несходные сестры (УЖизнь и смертьФ), Днем я выкуплю слезою Злость восторга моего; Он к людям на праздник прихо дит Ч угрюм, К гробам их подходит с улыбкой; Сей стих с сле зою и улыбкой; Земля пирует и хохочет, Тогда как небо слезы льет; Бронзу в неге, мрамор в муках, Ум в аккордах, сердце в зву ках, Бога в красках, мир в огне, Ч Жизнь и смерть Ч на полотне! 3. Апология истерии Для Бенедиктова также характерно истерическое противопоставление оди нокого гордого поэта толпе, которая ему поклоняется и одновременно (в духе истерической пропорции) его мучит, поскольку не способна оценить всего величия поэта истерика:

И слез их, слез горячих просит, Но этих слез он не исторг А вот Ч толпа ему подносит Сей замороженный восторг.

На пир зовут Ч я не пойду на пир.

Шуми, толпа, в рассеянье тревожном, Ничтожествуй, волнообразный мир, И, суетный, кружись при блеске ложном.

(Все цитаты из Бенедиктова даны по изданию [Бенедиктов 1991].) Ср. тот же комплекс толпы у Игоря Северянина:

Пусть индивидума клеймит толпа:

Она груба, дика, она Ч невежда.

Не льсти же ей: лесть Ч счастье для раба, А у тебя Ч в цари надежда...

Смешон и жалок поэт доступный Толпе презренной и зверски злой, Толпе бездарной, толпе преступной, Ч Развенчан гений ее хвалой.

Безусловно, Владимир Бенедиктов и с формальной, и с функциональной то чек зрения может быть назван Северяниным XIX века. Подобно тому как Северянин УзакрыФ серебряный век русской поэзии, Бенедиктов закрыл ее золотой век. Знаменитое стихотворение Козьмы Пруткова УМой портретФ, как двуликий Янус, одной стороной смотрит в прошлое, другой Ч в буду щее. В нем изображен поэт истерик, который всегда был и будет нужен публике толпе, в какие бы амбивалентные отношения он с ней ни вступал.

УМой портретФ Пруткова является своеобразной однотекстовой хрестома тией поэтического истеризма:

Когда в толпе ты встретишь человека, Который наг; (прим. Пруткова Ч Вариант: УНа коем фракФ Ч так или иначе Ч истерический УдемонстратизмФ, в первом случае даже эксгибиционизм) Чей взор мрачней туманного Казбека, Неровен шаг (преувеличенный аффект и истерическая изменен ная походка);

Кого власы подняты в беспорядке (волосы, вставшие дыбом), 112 Характеры и расстройства личности Кто, вопия, Всегда дрожит в нервическом припадке (истерический при падок), Знай: это я! (эгоцентризм) Кого язвят всегда со злостью вечно новой, Из рода в род;

С кого толпа венок его лавровый Безумно рвет;

Кто ни пред кем спины не клонит гибкой, Ч (истерическая зас тывшая поза).

Знай: это я!..

В моих устах спокойная улыбка, В груди Ч змея! (истерическая пропорция) Великий русский лирик Афанасий Фет не имел при жизни такой популяр ности, как В. Г. Бенедиктов, хотя и на него писал пародии Козьма Прутков.

Так или иначе, черты истерического дискурса явственно видны в лиричес ких стихах Фета, и отсюда ясным становится его роль непосредственного предшественника и учителя символистов Ч Блока, Бальмонта, Анненского и Северянина.

Это и краски:

Сквозя, березник чуть желтеет.. С румянцем сизым на щеках;

Заря сквозит оттенком алым; Лиловым дымом даль поя; Где же лета лучи золотые; В поля! В поля! Там с зелени бугров; На мгно венье зарделось окошко; Да речку темную под звонко синим льдом; Как первый золотистый луч / Меж белых гор и сизых туч;

Раскрасневшись, шатается ельник; Прочернеет один на поляне;

Знаю, что сладкую жизнь пью с этих розовых губ; Но зарница уж теплица ярко / Голубым и зеленым огнем; Уснуло озер; безмол вен черный лес, / Русалка белая небрежно выплывает; Вот изум рудный луг, вот желтые пески / Горят в сиянье золотистом;

и слезы (плач, рыдания, крики, стоны):

Не смоет этих строк и жгучая слеза; Тебя не знаю я. Болезнен ные крики; Напрасные на них застыли слезы; Там миллионы рас сыпано слез; Росою счастья плачет ночь; Полуночные образы стонут; Оставь и дозволь мне рыдать; Капли застыли младенчес ких слез; я понял те слезы, я понял те муки; Мы жали друг другу холодные руки / И плакали, плакали мы; И плакать бы хотел Ч и плакать не умею; Так тихо, будто ночь сама подслушать хочет / Рыдания любви; Я подступающих рыданий / Горячий сдерживал прилив;

3. Апология истерии и ручьи (дождь, волны, фонтаны):

У ручья ль от цветка, от цветка ль от ручья; Ручей, бурля, бежал к ручью; Все сорвать хочет ветер, все смыть хочет ливень ручьями;

Фонтан сверкал так горячо; Я слышу плеск живой фонтана; Рад я дождю... От него тучнеет мягкое поле; Серебро и колыханье / Сонного ручья; И сверкает, и плещется ключ; Волн кочующих родник; Под шум ручьев, разбитых об утес; Морская бездна бу шевал, / Волна кипела за волной; Помнишь тот горячий ключ...

Старый ключ прошиб гранит; Я к журчащему сладко ручью; И стали видны содроганья / Струи, бегущей подо льдом (сексуаль но эротическая семантика приведенных строк проглядывает даже вне контекстов стихотворений).

Фет, будучи незаконным сыном, всю жизнь страдал комплексом неполно ценности и плавающей идентичностью Ч ср. знаменитое УЯ между плачу щих Шеншин, / И Фет я только меж поющихФ). Как известно, Фет ухитрял ся быть одновременно утонченным лириком и расчетливым помещиком.

Истерические черты проглядывают в его тяге к притворству, вранью и иг ровому отношению к жизни [Руднев 1986], в упоении камергерским мун диром (Уроль высокопоставленной персоны пришлась ему по нраву: стра дая от тяжелого удушья, он неизменно присутствует на летних дворцовых приемах в шитом золотом камергерском мундиреФ) и в самой смерти (Упо ложили Афанасия Афанасиевича в гроб в его камергерском мундире по его желаниюФ) (ср. об Уистерической смертиФ в главке о прозе Бунина). В то же время другие воспоминания заставляют скорее вспомнить об обсес сивном невротике Леонардо да Винчи (см. главу УПоэтика навязчивостиФ):

УВысоко оценив в письме к Фету стихотворение Среди звезд, Толстой за метил: Хорошо, что на том же листке, где написано это стихотворение, излиты чувства скорби о том, что керосин стал стоить 12 к.Ф [Руднев 1986: 11].

По видимому, Фет принадлежал к тем конституционально сложным личнос тям, творчество которых отражает эту необычайно противоречивую слож ность. К таким же людям относились Л. Н. Толстой, Н. А. Некрасов, Ф. М. До стоевский, они прокладывали дорогу к художественным достижениям ХХ века, к невротическому, психотическому и парапсихотическому дискур су. И хотя элементы истерического дискурса, безусловно, присутствуют и в стихах Некрасова, и в романах Достоевского, их изучение в силу той слож ности, о которой мы говорим, требует иных методик и особого исследова тельского поля (так, Достоевский изобразил ярчайшие истерические харак теры в своих произведениях Ч Фома Фомич Опискин, Катерина Ивановна Мармеладова, Настасья Филипповна, Ипполит Терентьев, Федор Павлович Карамазов (см. анализ некоторых из них в книге [Леонгард 1989]), но это 114 Характеры и расстройства личности персонажи, изображенные сложным мозаическим сознанием (о конституци ональных особенностях личности Достоевского см. [Нейфельд 1994, Фрейд 1994e]). В интересующих нас историко литературных рамках мож но лишь еще раз подчеркнуть роль Достоевского в формировании постэти ческой, панэстетической художественной парадигмы начала ХХ века, о ко торой мы говорили выше, Ч прежде всего имеется в виду подхваченный символистами тезис о том, что красота (а не добро!) спасет мир.

ИСТЕРИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В ФОЛЬКЛОРЕ Как можно было уже видеть, особенно при рассмотрении роли истеричес кого дискурса в русской поэзии начала ХХ века, его функция заключается в том, чтобы обеспечить плавность и, главное, безболезненность перехода из одного типа культуры в другой путем вытеснения памяти о предшествую щем типе культуры (по видимому, можно сказать, что в этом заключается и роль истерии в узком смысле как механизма, обеспечивающего переход из непереносимого травматического состояния в более терпимое при помощи вытеснения травмирующей ситуации путем ее конвертизации в истеричес кий симптом).

Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |   ...   | 41 |    Книги по разным темам