Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |   ...   | 41 |

Если можно говорить об особенности истерического влечения к смерти, то оно хорошо видно из следующей цитаты:

Ч Я изберу себе прекрасную смерть. Я найму маленькую комна ту, велю обить ее траурной материей. Музыка должна играть за стеной, а я лягу в скромном белом платье и окружу себя бесчис ленными цветами, запах которых и убьет меня. О, как это будет дивно! (Ср. УСхороните меня среди лилий и розФ Мирры Лохвицкой.) Здесь самое главное в том, что благодаря своей богатой способности к фантазированию истерический человек видит свою смерть и сам на ней присутствует, поэтому то для него важно, как все будет обставлено, каки ми будут цветы, какого цвета стены комнаты. Но что это означает, что ис терик видит свою смерть и хорошо представляет ее мизансцену Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к истерической филосо фии времени. В разбираемом рассказе (как и в знаменитой новелле УЛег кое дыханиеФ, также посвященной убийству женщины любовником) время повествования нелинейно; сначала говорится о том, как Елагин признается товарищам в убийстве актрисы, а после этого перипетии их связи развора чиваются в рассказе повествователя, от эпизода к эпизоду, без соблюдения хронологической последовательности. Имеет ли отношение такая антихро нологическая идеология к фундаментальным особенностями истерическо го дискурса, учитывая тот факт, что сложные композиционные построения, 3. Апология истерии нарушающие примитивную хронологию, встречаются в произведениях, за ведомо не относящихся к истерическому дискурсу, таких, например, как УТристрам ШендиФ Стерна, УГерой нашего времениФ Лермонтова, УВ чащеФ Акутагавы, УШум и яростьФ Фолкнера, УШкола для дураковФ Соколова Нам кажется, что имеет. В чем особенность отношения истерического человека к прошлому В том, что травматическая часть прошлого вытесняется и на его месте появляется симптом. Наличие этой части прошлого отрицается и заменяется другой частью, выдуманной или преувеличенной. Так, напри мер, в истерическом (в широком социальном смысле) ностальгическом со знании людей, живущих в Восточной Европе и неудовлетворенных жизнью при капитализме, появляется тоска по брежневским временам, при этом все неприятные, травматические стороны жизни при социализме вытесня ются, а вместо этого в качестве покрывающего воспоминания возникают идеи стабильности, уютности, безопасности и т.д. житья при социализме (подробно см. [Салецл 1999, Руднев 2000a]). То есть мы хотим сказать, что время для истерика прежде всего неоднородно: есть хорошие части времени, а есть неприятные. Неприятные можно вытеснять, как бы выре зать ножницами, а приятные, наоборот, растянуть. Точно так же если вре менем можно манипулировать в принципе, то можно менять местами вре менные отрезки и выстраивать бесконечное количество временных кон стелляций. Можно менять несколько биографий, каждый раз начиная жизнь с чистого листа, можно переправлять биографию в соответствии с господствующей в данный момент эмоциональной идеологией.

В рассказе УЛегкое дыханиеФ именно такой аспект отношения ко времени демонстрирует главная УтеневаяФ героиня рассказа, классная дама, которая приходит на могилу Оли Мещерской, Удевушка за тридцать лет, давно жи вущая какой нибудь выдумкой, заменяющей ее действительную жизнь.

Сперва такой выдумкой был ее брат, бедный и ничем не замечательный прапорщик, Ч она связала всю душу с ним, с его будущностью, которая по чему то представлялась ей блестящей <...> Затем, когда его убили под Мукденом, она убеждала себя, что она, к великому будто бы ее счастию, не такова, как прочие, что красоту и женственность ей заменяют ум и высшие интересыФ и т.д.

Такое отношение к биографическому материалу характерно не только для фантазера Хлестакова или барона Мюнхаузена. Именно такое отношение к биографии было характерно практически для всех деятелей русского символизма, именно в этом смысл феномена символистского жизнестрои тельства.

Есть еще один аспект у истерической философии времени и смерти заклю чается в том, что истерическое сознание в принципе диалогично, истери ческое высказывание не существует вне реакции Другого, поэтому для ис терического сознания не существует УодинокогоФ объективного времени 104 Характеры и расстройства личности без свидетелей и соучастников. Собственная смерть разыгрывается исте риком как спектакль (наиболее известный спектакль такого рода Ч это, конечно, смерть Нерона), потому что любое событие теряет смысл, если в нем не участвуют другие люди, зрители и партнеры по спектаклю. В этом смысле постоянно забегающее вперед и оборачивающееся назад время ис терического сознания хорошо видит восторженные лица потомков и слы шит их аплодисменты, поэтому смерть для истерика не является заключи тельным аккордом жизни Ч она является лишь, может быть, самым ярким, красочным аккордом.

Чем же отличается шизоидное и шизофреническое нелинейное время от истерического Истерическое время надстраивается над привычным для нормального человека хронологическим временем. Во всяком случае, исте рик понимает, хотя, может быть, плохо чувствует, что такое хронологичес кая последовательность событий. При шизофрении временные связи ра зорваны, и шизофреническое время никак вообще не соотнесено с хроно логией. Герой УШколы для дураковФ Соколова говорит, что Учереда днейФ (то есть нормальная хронологическая последовательность) не имеет ника кого отношения к подлинному положению вещей и является какой то Упо этической чепухойФ. УВ сознании больного, Ч пишет по этому поводу Ан тон Кемпинский, Ч появляются различные, не связанные между собой фрагменты из его прошлого, иногда отдаленного (например, из периода раннего детства), они смешиваются с фрагментами совсем недавними, а также с фрагментами, относящимися к более близкому или далекому буду щемуФ [Кемпинский 1998: 221]. В шизотимном дискурсе, таком как УВ чащеФ Акутагавы или в новеллах Борхеса, шизофреническая установка на отрицание реальности как бы интеллектуализируется и невротизируется.

И если установка шизофреника по отношению ко времени полностью под чинена прихоти индивидуального сознания, а невротическое время исте рика направлено на то, чтобы вытеснить и заместить травматический опыт, то шизотимное время прежде всего эпистемично, оно ставит вопрос об ис тинности события, вопрос, который решается при помощи введения парал лельных временных потоков, разыгрывающих тот же самый эпизод с дру гой точки зрения, иерархии свидетелей события или жесткой перестанов ки эпизодов (как в УГерое нашего времениФ). (Подробно см. также нашу статью УФеноменология событияФ [Руднев 1993].) ИСТЕРИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА Еще в конце 20 х годов В. М. Жирмунский в монографии УБайрон и Пуш кинФ отметил одну особенность южных поэм Пушкина, которая состояла в том, что для описания ее главного героя характерна фигура оцепенения 3. Апология истерии [Жирмунский 1978: 120Ч122]. Особенно ярко эта поза оцепенения про является при описании Гирея в бою в финале поэмы УБахчисарайский фонтанФ:

Он часто в сечах роковых Подъемлет саблю, и с размаха Недвижным остается вдруг, Глядит с безумием вокруг Бледнеет, будто полный страха, И что то шепчет, и порой Горючи слезы льет рекой.

Безусловно, здесь Пушкин изображает истерическое оцепение, цель кото рого Ч вытеснение горестного воспоминания о Марии. Учитывая же то, что в поэме чрезвычайно много контекстов, связанных со слезами и пла чем Ч Взор нежный, слез упрек немой...

Замену слез и частых бед...

Ее унынье слезы, стоны...

Там дева слезы проливает...

И, слез являя свежий след...

И сонный слезы проливал...

Какие слезы и моленья...

И каплет хладными слезами...

Так плачет мать во дни печали не говоря уже том, что Ч И мрачный памятник оне Фонтаном слез именовали Ч ясно, что перед нами некая разновидность истерического дискурса.

Примерно ту же самую поэтику видим в УКавказском пленникеФ. Оцепене ние и мутизм:

И долго, долго перед ним Она, задумчива, сидела;

Как бы участием немым Утешить пленника хотела;

Уста невольно каждый час С начатой речью открывались;

Она вздыхала, и не раз Слезами очи наполнялись.

Далее слезы и стоны:

106 Характеры и расстройства личности Невнятный стон в устах раздался...

Снедая слезы в тишине...

Об нем в унынье слезы лью...

Воспоминанья, грусть и слезы...

Раскрыв уста, без слез рыдая...

Умолкла. Слезы и стенанья...

Не плачь: и я гоним судьбою...

Слеза невольная скатилась...

И слышен отдаленный стон...

В чем историко литературный смысл южных поэм Пушкина Ясно, что в освоении европейского романтизма байроновского типа, в переходе к но вой художественной системе. Напомним, что Пушкину в период создания южных поэм было 22Ч24 года и до этого он написал лишь сделанную в духе XVIII века поэму УРуслан и ЛюдмилаФ. Истерический дискурс, изобра жающий вытеснение, становится сам фактом вытеснения одной поэтики другой.

Эволюция Пушкина шла чрезвычайно быстро. Уже к концу 1820 х годов он преодолевает романтическую поэтику и систему ценностей и начинает ос ваивать новую эстетическую систему. Независимо от того, как ее на звать Ч реализмом или поздним романтизмом, Ч эта система строилась на совершенно новых принципах. На формальном уровне этот этап совпал с переходом Пушкина к прозе. На функциональном уровне это было освое нием нелинейности композиции и цитатной техники. Для современников, которые развивались не столь стремительно, были загадкой такие произве дения Пушкина 1830 х годов, как, например, УПовести БелкинаФ. Белинс кий пренебрежительно назвал их УпобасенкамиФ. Адекватно оценить смысл пушкинской прозы смогли лишь формалисты, также работавшие в режиме Упоэтики переходаФ. Б. М. Эйхенбаум в статье УУБолдинские поба сенкиФ ПушкинаФ [Эйхенбаум 1987] отметил в качестве доминанты их ху дожественного построения примерно то же, что в это же время проанали зировал Выготский на примере УЛегкого дыханияФ Бунина [Выготский 1969], Ч нелинейность композиции, отсутствие идеи следования хроноло гическому порядку. Второй особенностью, которую отметил Эйхенбаум, было то, что каждая повесть примеривала и высмеивала некий ходульный романтический сюжет, смысл каждой из повестей заключался в неожидан ности счастливой развязки там, где должен был быть чудовищно трагичес кий романтический пуант. Итак, повести Белкина, Уновые узоры по старой канвеФ, в соответствии с определением самого автора, были поисками но вой художественной идентичности. В УБарышне крестьянкеФ этот прием обнажается в примеривании героиней чужих нарядов: сначала крестьянки, а потом напудренной и насурмленной провинциальной барышни. Неадек 3. Апология истерии ватное взаимное отождествление героев (по законам романтического хо дульного стереотипа герой должен обладать Уинтересной бледностьюФ, а у него здоровый румянец во всю щеку) носит характер истерической плава ющей идентичности. Вновь элементы истерического дискурса в плане вы ражения и содержания являются свидетельством поэтики перехода.

В этом смысле особенностями истерического дискурса обладает и УЕвге ний ОнегинФ, художественная идентичность которого застревает между большой байронической поэмой типа УПаломничества Чайльд ГарольдаФ и иронической сентименталистской прозой вроде стерновского УТристрама ШендиФ. Отсюда приводившие в недоумение современников и имевшие принципиальное значение для пушкинского дискурса лирические отступ ления, ломающие линейное развитие сюжета. Конечно, сам УЕвгений Оне гинФ, безусловно, шире, чем истерический дискурс, но в конфликте между Онегиным и Татьяной (ср. также главу УПоэтика навязчивостиФ) изобра жен типичный конфликт обсессивного невротика и истерички. Шаблонно школьное восприятие фигуры Татьяны как Урусской душоюФ (то есть, гово ря на языке психологии, как синтонной сангвинической личности) меша ет понять художественную функцию этого персонажа, между тем Урус скость душоюФ не мешает героине быть истеричкой. Разве Настасья Фи липповна Достоевского Ч не русская душою В определенном смысле можно сказать, что Д. И. Писарев, глумившийся над Татьяной в статье УПушкин и БелинскийФ, был, с нашей точки зрения, гораздо более адек ватным критиком пушкинского романа, чем УНеистовый ВиссарионФ, не в меру умилявшийся над нею.

Истерическое начало в пушкинской Татьяне заключается, в первую оче редь, в ее плавающей идентичности и примеривании литературных масок.

Ей рано нравились романы;

Они ей заменяли все;

Она влюблялася в обманы И Ричардсона, и Руссо.

Воображаясь героиней Своих возлюбленных творцов, Клариссой, Юлией, Дельфиной, Татьяна в тишине лесов Одна с опасной книгой бродит...

... и себе присвоя Чужой восторг, чужую грусть, В волненье шепчет наизусть Письмо для милого героя, Но наш герой, кто б ни был он, Уж верно был не Грандисон.

108 Характеры и расстройства личности Только истерической экзальтацией можно объяснить совершенно не реали стический факт написания русской девушкой дворянкой любовного письма мужчине в начале 1820 х годов. Именно попустительское нежелание счи таться с этикетом и полное эгоцентризма нежелание хоть как то разоб раться в личностных особенностях человека, которого она полюбила, по буждают Татьяну к истерическому поступку написания письма, которому предшествует почти истерический припадок:

И вдруг недвижны очи клонит...

Дыханье замерло в устах...

Я плакать, я рыдать готова!..

Pages:     | 1 |   ...   | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |   ...   | 41 |    Книги по разным темам