Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 25 |

Иллюстрируя данный механизм взаимодействия фиксированных и актуально-моментальных установок на примере возникновения все того же образа чистилища, невольно вспоминается та дискуссия, которая развернулась вокруг этой проблемы. А.Я. Гуревич отмечал, что потребность верующих в спасении дает о себе знать задолго до того, как города и бюргерство в Европе сделались влиятельной социальной силой76.

Представляется неслучайным, что несмотря на то, что в Писании этого образа нет, сам Ле Гофф отдаленные истоки образа видит и в Ветхом Завете (во второй книге Маккавеев утверждается возможность искупления греха после смерти), и в Новом завете (в Евангелии от Луки обозначается место ожидания праведниками Воскрешения в лоне Авраама), и в апокалиптических видениях, свойственных иудохристианской традиции II века до н.э.Однако эти разрозненные элементы, из которых впоследствии сформируется образ чистилища, наряду с отмеченными ранее, до поры до времени не представляли сколько-нибудь целостной системы образов. Их актуализация и оформление в целостный религиозный образ, представлявший собой не что иное, как фиксированную установку, приходится все-таки на время УЕвропы городовФ. И в этом видится некая закономерность.

Появляясь в виде дискретных установок коллективного бессознательного именно в средиземноморском историческом ландшафте, отмеченном особым динамизмом в сравнении с близкими по времени культурами, эти установки проливают свет на вопрос, почему они были извлечены из коллективной памяти при определенных условиях и почему это произошло именно в Гуревич А.Я. Жак Ле Гофф и Уновая историческая наукаФ во Франции // Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 370Ц371.

См. об этом: Зайцева Т.И. Указ. соч. С. 140.

рассматриваемом историческом контексте. Невольно вспоминается мысль С.А. Экштута о том, что нереализованные альтернативы не умирают, при благоприятных условиях они могут напомнить о себе спустя несколько поколений, несколько столетий, а может, даже несколько тысячелетий78. Можно предположить, что именно наличие данных установок в коллективной памяти прошлых поколений, их большой удельный вес, обусловленный пусть отдаленной, но схожестью проблемных ситуаций, их породивших, облегчил преодоление тех препон, которые имелись на пути формирования этого образа в западноевропейском средневековом мире. Слишком насыщен был этот мир теми Уместами памятиФ, как сказал бы П. Нора, где история наработала в коллективном бессознательном богатейший багаж актуально-моментальных установок, которым в определенной точке бифуркации (ХII в.) суждено было определить победу новых ценностей, зафиксировав, в частности, в культурном сознании Запада идею чистилища.

Подчеркну, что именно история не только позволяет с помощью теории установки и габитуса выявить системную взаимосвязь тех элементов, из которых путем длительных культурных мутаций сложился образ чистилища, но и определить, и верифицировать саму точку бифуркации. Время рождения чистилища - время роста средневековых городов, мир которых принес с собой трансформацию города из синкретичной по своей природе структуры в такую, где торговоремесленные элементы получили в силу целого ряда причин Укарт-бланшФ, который не имели шанса получить городские центры средиземноморского бассейна в дофеодальных обществах, не являвшиеся по своей природе в той мере центрами ремесленно-торговой деятельности, в какой ими станут средневековые города Запада, превратившие благодаря последней Европу в мастерскую буржуазного мира.

Возвращаясь к вопросу о том, как УведутФ себя актуально-моментальные установки, когда отсутствуют условия для их фиксации, для того, чтобы на их базе сложился комплекс новых Экштут С.А. Круглый стол УИстория в сослагательном наклоненииФ Дискуссия // Одиссей. Человек в истории. 2000. М., 2000. С. 62.

фиксированных установок или автоматизмов сознания, следует подчеркнуть, что в рамках означенных теорий трудно объяснить их регулятивную роль, когда они являются вытесненными из сознания. Здесь методологически уместным будет обращение к психоаналитическим процедурам анализа, с помощью которых возможно расшифровывать содержание данных процессов. Это концепты переноса, замещения, вытеснения, которые наработала психоаналитическая традиция. Небольшой пример: объяснить феномен еврейских погромов, охоты на ведьм, развернувшейся в Западной Европе в период эрозии традиционного уклада, вряд ли будет возможном, если мы не прибегнем к психоаналитическому инструментарию. В условиях эрозии патриархального уклада, когда в Западной Европе все большее число людей втягивалось в товарно-денежные отношения, когда расширились границы для свободы поведения во многих иных сферах, далеко не все смогли воспользоваться этими перспективами. Многие разорялись, терпели жизненное фиаско в иных сферах, и потребность в оправдании, морально-религиозном санкционировании новой экзистенции, не подкрепленная прежним опытом, приводила к тому, что УзажатоеФ или вытесненное стремление к наживе, выбору брачной партии, сексуального партнера переносилось на те фигуры, которые могли потенциально выступить Укозлами отпущенияФ. (Это лишь один из многочисленных вариантов работы того сложного механизма, который, перефразируя Гегеля, можно было бы назвать Ухитростью бессознательногоФ79. Не принимая во внимание данный механизм, невозможно понять В исторической науке накоплен богатый опыт использования психоаналитических концепций в психолого-исторических исследованиях данных феноменов и, прежде всего, феномена ведовства. Среди бесчисленного множества работ назову наиболее цитируемые: Macfarlaine A. Witchcraft in Tudor and Stuart England. A Regional and Comparative Study. N.Y., 1970; Kieckhefer R.

European Witch Trails: Their Foundations in Popular and Learned Cultures, 1300 - 1500. Berkeley, Los Angeles, 1976; Thomas K. Religion and Decline of Magic: Studies in Popular Beliefs in Sixteenth and Sevententh century England. L., 1976; Demos J.P.

Entertaining Satan: Withcraft and the Culture of Early New England. N.I.; Oxford;

etc., 1982; См. об этом так же: Гуревич А.Я. Ведьма в деревне и перед судом // Средневековый мир: Культура безмолствующего большинства. М., 1990. С. 308 - 375.

явления ведовской охоты или еврейских погромов, и не только их).

И опять-таки история, и только она, в состоянии сделать так, чтобы инструментарий названных концепций был бы использован с толком, когда их объединенные усилия дали бы верифицируемый результат. Не останавливаясь здесь на всех аспектах ее центрирующей роли, оттеню этот момент частным примером. Если вернуться к сюжету с еврейскими погромами и охотой на ведьм, то именно история позволит верифицировать ту гипотезу, согласно которой, охота на ведьм была попреимуществу явлением, связанным с эрозией традиционного уклада средневекового Запада. Скажем, на русской средневековой почве можно обнаружить лишь очень редкие аналоги этим явлениям, что можно доказательно объяснить в рамках предложенной системы координат.

Далее. УВстречаФ концепций установки и габитуса может придать новое звучание теориям социального характера Э.

Фромма и идентичности Э. Эриксона. При всей ценности исследовательского потенциала двух первых подходов их уязвимым местом является отсутствие методологического инструментария, с помощью которого возможно реконструировать связи между индивидуальным и коллективным опытом, объяснить появление тех личностей, которым история отводит главные действующие роли в те или иные поворотные моменты своего развития. Концепция идентичности Э. Эриксона, во многом пересекающаяся с данными подходами, на сегодня представляется наиболее перспективной исследовательской стратегией, способной в совокупности с уже названными исполнить роль такого инструмента.

Идентичность можно представить как систему интериоризованных и выработанных установок личности, которая призвана обеспечить бессознательное чувство целостности и адекватности УЯФ обществу через принятие норм, ориентиров и табу тех микросоциальных групп, в которых личность социализируется в обществе. Становление идентичности Эриксон рассматривает как развивающуюся конфигурацию, которая, начиная с детства, постоянно перекристаллизуется путем последовательных УЯ-синтезовФ. Последние могут протекать относительно безболезненно в условиях УздоровогоФ общества. В обстоятельствах исторического кризиса для личности становится затруднительным принять существующие социальные и идеологические императивы как УсвоиФ - не срабатывают автоматизмы сознания или фиксированные установки. Личности, наиболее ранимые, переживают подобные кризисы идентичности наиболее остро. Именно из их среды, как правило, появляются харизматические фигуры, лидеры-новаторы, которые - в силу личной способности к наиболее адекватной интериоризации культурно-исторических конфликтов социума и их последующему Устрадательно-творческомуФ решению Удля себяФ - могут сформулировать на базе собственного опыта экспериментирования с новыми установками ту, как сказал бы П.

Бурдье, форс-идею, которая позволит его будущим последователям найти выход из социально-психологического тупика, связанного с данным кризисом, и которая явится структурообразующим ядром новой психосоциальной идентичности.

Теории установки и габитуса позволяют с большей научной строгостью скорректировать применение этой модели, которая позволяет во многих случаях просчитать появление таких новаторских фигур, как явление закономерного порядка, а не как Услучайных кометФ. Очень схематично обозначу их возможное вспомоществование. Эриксон выделяет национальную, половую, религиозную, профессиональную, групповую, позитивную, негативную, спутанную эго-идентичность. При этом остается не совсем ясным, как они коррелируются в единой структуре личности. Теория установки в умелых руках историка может помочь разобраться с тем, как в каждой из соответствующих ниш нарабатывался соответствующий багаж тех или иных установок, или, выражаясь языком теории Бурдье, политический, религиозный и пр. капитал. Именно теория полей Бурдье, как системы взаимосвязанных социальных ниш, позволяет точнее разобраться в том, как личность, социализируясь в тех или иных группах (будь то структуры частного, государственного, этнополитического или какого-либо иного характера), интериоризовала те автоматизмы, которые представлены фиксированными установками данных групп. Тем самым открывается путь к пониманию точек пересечения всех перечисленных видов идентичности как некоей системы психосоциальной идентичности (или единой нефиксированной установки, как сказал бы Узнадзе). Тем самым открывается возможность более точно соотнести персональную идентичность будущего новатора с психосоциальной (Э. Фромм интерпретирует этот механизм как соотнесение черт характера лидера с психосоциальным опытом его адептов80), с габитусом общества.

Опять-таки с помощью теории установки именно историк может, пользуясь моделью Эриксона, профессионально точно просчитать течение кризиса. Именно он, привлекая исторический материал, может показать, как и какие фиксированные установки блокировали выход из кризиса. Но он не всесилен. Самые тонкие моменты человеческого поведения в момент кризиса, который Эриксон именует психосоциальным мораторием, он не в состоянии объяснить самостоятельно. Эриксон показал, что такие моменты, как правило, связаны с психосоматическим кризисом.

Знаменитый УприступФ на хорах Лютера, психопатический срыв после провала пивного путча Гитлера, выпадание волос у Грозного во время ожидания в Александровой слободе - вот лишь малая часть возможных иллюстраций этой закономерности.

И ее тоже можно объяснить в строгом научном контексте, только не теории Эриксона, а теории установки и психоанализа.

Согласно им, установка сама из себя черпает энергию81. Психика человека, как отмечал еще Фрейд, функционирует по принципу удовольствия. В том случае, если фиксированные установки не срабатывают, а актуально-моментальные адаптогены не выработаны или же недостаточно сильны, чтобы позволить личности комфортно и свободно действовать в соответствии с ними, наступает стресс, порожденный конфликтом потребности и унитарной установки личности. Отсутствие положительных эмоций служит почвой для психосоматических расстройств самого разного характера.

Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990. С. 64.

Шерозия А.Е. Указ. соч. С. 53.

Безусловно, в этом смысле бессознательное представляет неизведанное поле бездн человеческой психики. Наверное, здесь историку может помочь и медицина. Кстати, в этом направлении работа уже ведется. Опыт московских психологов и новосибирских психиатров тому подтверждение82. Представляется симптоматичным, что оба коллектива авторов, ища эффективные способы борьбы с психическими расстройствами самого разного рода, отказываются от традиционного объяснения психологически девиантного поведения через биологический, сексуальный или иной другой природный механизм, полагая, что все перверсии так или иначе связаны со своеобразием строения целостной личности, с особенностями ее социокультурного становления.

Контуры предлагаемой исследовательской стратегии открыты не только для системного использования означенных психологических концептов и методов. Здесь вкупе с имеющимися серьезными культурологическими теориями смеха открываются и более широкие возможности для анализа многих явлений в их стереоскопической полноте. Важно подчеркнуть, что без привлечения рассмотренных теорий бессознательного многочисленные концепции смеха, скажем Л.В. Карасева, С.С.

Аверинцева, Р. Генона, не могут быть корректно использованы историком. Более того, именно предлагаемый вариант их синергии с указанным методологическим инструментарием дает этим разным в своей теоретической основе концепциям смеха шанс сохранить некое диалогическое равновесие. В рамках предлагаемой исследовательской стратегии они обретают необходимый элемент диалогичности и оказываются пригодны не только помочь историку расшифровать полноту того или иного исторического явления, имея определенный ресурс для анализа такой эмоции, как смех, но и верифицировать его выводы.

Не вдаваясь в подробный разбор этих концепций, отметим, что их авторы видят природу смеха в разном ключе. Для Л.В.

См.: Соколова Е.Т., Бурлакова Н.С., Лэонтиу Ф. К обоснованию клиникопсихологического изучения расстройства гендерной идентичности // Вопросы психологии. 2001. № 6. С. 3Ц16; Идентичность в норме и патологии.

Новосибирск, 2002. С. 3Ц256.

Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 25 |    Книги по разным темам