Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |   ...   | 25 |

Карасева смех - это стихия (в которой проявляют себя как человеческая природа, так и культура), возникающая в ситуации ощущения возможности преодоления УзлаФ (автор отталкивается при этом от аристотелевской посылки, согласно которой смех есть Участь безобразногоФ, или УзлаФ83). С.С. Аверинцев, так же как и Р. Генон, акцентировал иные аспекты смеха. Смех может быть и УзлымФ и необязательно заключать в себе жизнеутверждающие интонации, о которых много писали исследователи, начиная с М.М. Бахтина84. Оппозиция данных концептуальных подходов к феномену смеха может быть снята с помощью концепции идентичности Э. Эриксона. Известно, что Эриксон выделяет позитивную идентичность, негативную и смешанную. Позитивная идентичность означает твердое и относительно безболезненное для всей структуры личности усвоение социокультурных императивов окружающего мира.

Негативной - свойственна затрудненность интериоризации культурных и идеологических установок социума, особенно проявляющаяся в ситуации социального кризиса. Эти установки не воспринимаются как УсвоиФ. В этой ситуации Супер-Эго выступает в качестве карающей инстанции сознания, жестко напоминающего о УгрехеФ и создающего почву для негативной самооценки, которая вовсе не обязательно осознается в полной мере, но порождает подсознательный дискомфорт. Смешанная или спутанная идентичность - это идентичность человека или группы, находящихся в ситуации психосоциального моратория, или УэкспериментированияФ с ролями и ценностями нового плана.

В контексте этих разных типов идентичности понятнее становится и механизм происхождения разного рода смеха.

Способность Упринять себяФ, в том числе и свою УгреховностьФ, в том случае, если это не угрожает целостности УЯФ, порождает, условно говоря, УдобрыйФ смех над собой и своими УгрехамиФ, помогает справиться со УзломФ. Противоположная ситуация Карасев Л.В. Парадокс о смехе // Вопросы философии. 1989, № 5; Он же.

Смех и зло // Человек. 1992. № 3; Он же. Антитеза смеху // Человек. 1993. № 2.

См.: Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура // М.М. Бахтин как философ. М.,1992; Генон Р. О смысле карнавальных праздников // Вопросы философии. 1991. № 4.

порождает УзлойФ смех, за которым стоит личность, не обретшая позитивную идентичность.

Посмотрим, что может дать УдиалогФ разбираемых концепций с точки зрения обретения полноты исторического образа и его верификации в случае анализа смехового дискурса в немецких шванках предреформационного и реформационного периода. Одним из первых к этой теме обратился Г.-Ю.

Бахорский, используя концепцию габитуса П. Бурдье85.

Женский дискурс в шванках отсутствует. Однако образ женщины в этих текстах УпроговариваетсяФ об умонастроении мужской части общества, выявляя характер и механизмы самоопределения мужчины, гендерные установки его сознания.

Г.Ю. Бахорский, проанализировав эти установки как систему взаимосвязанных смыслов, пришел к выводу, что смех, звучащий в шванках раннего времени (в XV в.), резко контрастирует со смехом аналогичных текстов XVI в. Если в ранних шванках он отражает радостное приятие телесности во всех ее проявлениях, беззлобное, исполненное комизма осмеяние ситуаций, в которых жена дерзким образом обманывает мужа, высмеивание сексуальной неискушенности и утверждение безудержного удовлетворения сексуальных потребностей, то в поздних шванках смех радикально меняется. Мрачно-пессимистическая тональность становится характерной чертой гендерного дискурса. Сексуальные претензии женщин изображаются настолько угрожающими, что мужчинам остается лишь проявлять жалкое бессилие. Страх бессилия выливается в агрессию, направляемую мужчиной против собственного тела, прежде всего против фаллоса.

За сменой тональности смехового дискурса в шванках, по мнению Г.Ю. Бахорского, скрывался фундаментальный сдвиг в системе габитуса, то есть в системе неотрефлектированных установок, определяющих поведение личности. Причем, казалось бы, чисто сексуальный дискурс скрывал за собой более общие смысловые оппозиции, конституировавшие идеологические столкновения века. В теме осмеянного УнизаФ Бахорский Г.Ю. Тема секса и пола в немецких шванках XVI века // Одиссей. Человек в истории. 1993. М., 1994. С. 50Ц69.

находила продолжение УограничительнаяФ, УзапретительнаяФ интонация реформационной ментальности, которая распространялась не только на свободное проявление сексуальных интенций, но и на весь спектр различных форм жизнедеятельности, которые так или иначе не были связаны с этикой полезности и угрожали упорядоченному рацио протестантского социума.

Интерпретируя результаты анализа немецких шванков Г.-Ю. Бахорским, мы можем сказать, что привлечение данных концепций позволяет констатировать, что круг замкнулся. Логика анализа исследователем гендерного дискура через концепцию габитуса совпала с логикой анализа через комплементарное применение смеховых концепций и концепции идентичности. УМажорностьФ, жизнеутверждающие интонации гендерного дискурса предреформационного времени были свойственны тем, кто наиболее успешно реализовывался в рамках существовавшей производственной и идеолого-религиозной системы координат, имевших позитивную идентичность. И наоборот, пессимизм и агрессия поздних шванков были порождены сдвигом в мироощущении тех немцев, которые, подчинившись диктату новых протестантских ценностей и табу, с трудом адаптировались к новым реалиям жизни.

Кстати говоря, этот вывод косвенно подтверждают и другие исторические исследования новоевропейской ситуации, связанной со становлением буржуазного уклада. Негативная мужская идентичность обществ, где оформление данного уклада вызывало резкую ломку привычного образа жизни, выражалась, как убедительно показывают ряд авторов, в актуализации агрессивного гендерного стереотипа в оценке женщины, которая воспринималась как источник сладострастия, сексуальной невоздержанности, мотовства, агрессии86.

В рамках предложенной исследовательской стратегии более понятным становится и тот момент, который Г.Ю. Бахорский охарактеризовал как Уодновременность разновременногоФ, имея См., напр.: Henderson K.U., McManus B.F. Halfhumankind: Contexts and texts of the controversy about women in England, 1540Ц1640. Urbana, 1985. См. об этом также: Репина Л.П. Гендерная история: проблемы и методы // Новая и новейшая история. 1997. № 6. С. 50.

в виду сосуществование в шванках, относящихся к одному периоду, противоположных по своему характеру смеховых гендерных дискурсов. Парадоксальность этого явления снимается, если посмотреть на него как на свидетельство смешанной идентичности, особенно характерной психосоциальному строю личности в период кризиса.

В рамках данного текста вряд ли достижима цель показать развернутый контур исследовательской стратегии, позволяющей работать в режиме взаимодополняемости используемых методологических подходов и верифицировать полученные выводы. Задача заключалась в другом - выявить основания, на которых уже сегодня можно привлекать накопленный гуманитарным знанием рубежа веков методологический ресурс, не рискуя повторить ошибки тех, кто пытался работать в междисциплинарном алгоритме, не ставя вопрос о комплементарности используемых методов, об их системной сфокусированности. Именно такой методологический ориентир может служить залогом того, чтобы избежать в практике исследования, претендующего на обретение полноты исторического образа, концептуальной и методической всеядности, деформирующей этот образ.

Словом, сформировавшийся в гуманитарном знании рубежа веков багаж, в котором наличествуют вошедшие в научный оборот серьезные психологические, социологические, культурологические и иные концепции, так или иначе сфокусированные на человеке, сфере бессознательного, позволяет перевести разговор об историческом синтезе из плоскости УсверхзадачиФ и отдаленного будущего исторической науки в плоскость отработки конкретных исследовательских технологий и применения их в практике конкретных исследований.

И еще одна оговорка. Говоря об историческом синтезе, о том, что ключи к решению связанных с ним проблем уже имеются в сегодняшнем научном арсенале, историк, конечно же, не может заблуждаться насчет того, что наличествующих под его рукой ресурсов достаточно, чтобы реконструировать всю полноту исторического бытия того или иного социума, цивилизации и т.д.

Достижение искомой цели исторического синтеза для историка сегодня реальная задача, но она может быть реализуема лишь с помощью так называемых теорий среднего уровня, о которых в свое время писал М.А. Барг. Эти теории не могут работать в регистре глобальной исторической реконструкции. Но с их помощью для историка может оказаться доступной УживаяФ пластика того или иного исторического феномена в его системности. Что, в свою очередь, может служить реальному продвижению по пути, начертанному М. Вовеллем, от более глубоко понятых казусов, микроисторических ситуаций к новому конструированию серийности, приоткрывающей завесу над тайной УглобальнойФ истории.

Глава III ОПЫТ НОВОГО МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ НЕКОТОРЫХ ТРАДИЦИОННЫХ СЮЖЕТОВ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИСТОРИИ 3.1. О возможности применения синтеза методологий в исследовании становления власти Медичи во Флоренции браз Козимо Медичи Старшего (1389Ц1464), основателя династии Медичи, не раз привлекала пристальное внимание отечественных и О зарубежных историков. Имеется множество работ, реконструирующих социальный интерьер формирования этого типа правления, так же как и дающих характеристику его психологического и интеллектуального стиля87. Предлагаемый вариант анализа с применением элементов исследовательской стратегии, изложенной во второй главе88, позволяет не только более точно просчитать черты психологического образа основателя династии Медичи в интерьере социальной структуры флорентийского общества, но и поставить вопрос о реальной возможности верификации существующих историкопсихологических интерпретаций этого образа.

Методологическое основание такой возможности дает концепция П. Бурдье, представляющая механизм формирования личности См., например: Краснова И.А. Идеал гражданского единства и власть во Флоренции XIVЦXV вв. // Культура Возрождения и власть. М., 1999. С. 17Ц26.

См. главу 2 в наст. монографии.

в структуре социума, позволяющая увидеть, как социум производит своего лидера, как посредством habitus-а структура, продуктом которого он является, управляет практикой89. Сочетание социологической точности построений П. Бурдье с глубиной и пластичностью системы установок и идентичности Д. Узнадзе и Э. Эриксона, как представляется, позволит вновь переосмыслить с иной степенью точности и верифицируемости те образные формулы, штрихи к портрету, которые существуют на данный момент в исторической литературе относительно Козимо Медичи.

В силу невозможности сколько-нибудь масштабной реконструкции социальных полей Флоренции в данном тексте придется ограничить демонстрацию возможностей применения данной методологии несколькими примерами.

Начнем с анализа положения семьи Медичи в год рождения Козимо - 1389. Это семья весьма средняя по богатству и политическому влиянию, но именно в эти годы начинается ее движение наверх, и оно связано с фигурой отца Козимо, Джованни ди Биччи Медичи. Он делает головокружительную карьеру в банковской сфере. Начав со стартового капитала 10.флоринов, с 1397 г. в течение 23 лет он получил прибыль около 152.820 флоринов90. Он умер вторым по богатству человеком Флоренции, а сын его Козимо сделался богатейшим в Европе. Его банки стали самой большой финансовой организацией в мире в первую очередь благодаря тому, что Медичи заняли ключевую позицию в денежных операциях папской курии91.

Но не только финансовый капитал передал отец в наследство своему сыну, еще и немалый политический опыт: те стратегии поведения, те основы политического имиджа, которые приносили успех во Флоренции. Макиавелли так характеризует Джованни: он лотличался величайшим добросердечием и не только раздавал Бурдье П. Структуры, habitus, практики // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск, 1995. С. 20.

Hale J.R. Florence and the Medici: The pattern of control. N.Y., 1983. P. 12 - 13.

См.: Holmes G. How the Medici became the popes УbankersФ // Florentine Studies. London, 1968.

милостыню всем, кто о ней просил, но и сам шел навстречу неимущему без всякой его просьбы.Е Не домогаясь никаких почестей, он все их получал, и не являлся во дворец Синьории, пока его не приглашали.Е Всем и каждому он говорил, что его желание - не вызывать к жизни всевозможные партии, а, напротив, ослабить партийную рознь92. Говоря такие слова, Джованни интуитивно уловил одну из главных установок общественного сознания: стремление к миру и согласию, неприятие и запрет образования партий в страдающем от бесконечных распрей городе. Но на деле вокруг него постепенно образовывалась собственная партия, которая была ему необходима для сохранения богатства и для того, чтобы выдвинуть свой клан в эпицентр политической жизни.

Сын его Козимо получил отличное образование под руководством Роберто де Росси, одного из первых флорентийцев, кто читал по-гречески, друга таких гуманистов, как Л. Бруни и Н. Никколи, которые стали друзьями Козимо.

Отец не вовлекал сына в дела фирмы до тех пор, пока у него не установились с ними прочные дружеские связи, так же как и с другими уважаемыми фигурами гуманистического мира (Поджо Браччолини, Карло Марсуппини, Амброждио Траверсари). Нет свидетельств того, что Джованни сам участвовал во встречах гуманистов. Но классическое образование становилось чем-то вроде моды, его получали отпрыски самых старинных и уважаемых фамилий города. Оно придавало блеск богатству, и Джованни решил, что сын должен этим блеском обладать93.

Козимо также видел, как Джованни покровительствует людям искусства. В дальнейшем меценатство, как и связи с гуманистами, в немалой степени определяли их влияние во Флоренции94.

То есть, выражаясь языком П. Бурдье, габитус Козимо как потенциального агента борьбы за власть, приобретенный в лоне семьи, характеризовался уже внушительным капиталом в поле финансово-экономическом, политическом, культурном.

Макьявелли Н. История Флоренции. М., 1987. С. 152, 158.

Hale J.R. Ibid, P. 14.

См., например: Кудрявцев О.Ф. Меценатство как политика и как призвание:

Козимо Медичи и флорентийская Платоновская академия // Культура Возрождения и власть. М., 1999. С. 37Ц48.

Pages:     | 1 |   ...   | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |   ...   | 25 |    Книги по разным темам