Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 23 | 24 | 25 |

Вообще, одна и та же фраза может принадлежать не только различным дискурсам, но и различным дискурсивным формациям. Так, лозунг Идиотов - в сумасшедшие дома! может принадлежать к абсолютно различным дискурсивным формациям, в зависимости от того, протестует ли она - как в XVIII веке - против смешения заключенных с помешанными или, напротив, призывает строить - как в XIX в. - дома умалишенных, дабы отделить душевно больных от заключенных, или же - как в наши дни - выступает против одной из тенденций развития лечебных учреждений (См.: Делез Ж. Указ. соч. С. 34).

выражать определенные вещи, предлагают ему конкретные объекты, формирующиеся, таким образом, независимо от дискурса, а также образуют пучок связей, которым дискурс должен следовать, чтобы иметь возможность говорить о различных объектах, трактовать их имена, анализировать, классифицировать, объяснять и проч.. Эти отношения, как подчеркивал Фуко, характеризуют не язык, который использует дискурс, не обстоятельства, в которых он разворачивается, а самый дискурс, понятый как чистая практика279.

Объект дискурса существует в позитивных условиях сложного пучка связейЕ между институтами, экономическими и социальными процессами, формами поведения, технологиями.

Эти отношения полагают объект дискурса в поле внешнего и связи составляют, в терминологии Фуко, систему первичных или реальных связей. Вторичные связи являются рефлективными.

Они формулируются в самом дискурсе и не воспроизводят реальных связей280.

Сам дискурс, сформированный из функционирующих в единстве и противостоянии высказываний, признается событием знака, но то, что он делает есть нечто большее, нежели простое использование знаков для обозначения вещей, поэтому он не сводим к языку и речи. Высказывание всегда является таким событием, которое ни язык, ни смысл не в состоянии полностью исчерпать281. Строй объектов дискурса определяется не через слова и вещи282. Дискурсы рассматриваются не как совокупности знаков, а как практика, которая систематически Фуко М. Археология знания. С. 47. Речь идет о дискурсивной практике, представляющей собой совокупность анонимных исторических правил, всегда определенных во времени и пространстве, которые установили в данную эпоху и для данного социального, экономического, географического или лингвистического пространства условия выполнения функции высказывания (Там же. С. 118).

Так, например, психиатрический дискурс XIX в. не содержит высказываний о связях семьи и преступности, адекватных действительным, реально существовавшим связям.

Фуко М. Археология знания. С. 30.

Фуко отмечал, что высказывания не возникают в результате синтеза слов и вещей, а предшествуют фразам и пропозициям, которые имплицитно их предполагают и формируют слова и вещи (См.: Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994).

формирует объекты, о которых они (дискурсы) говорят. Дискурс - совокупность вербальных перфомансов - то что было произведено совокупностью знаков, совокупность актов формулировки. Это не феномен выражения, а поле регулярности различных позиций субъективности, социально и темпорально коррелированная общественная практика субъектов и групп субъектов дискурса. Дискурс, писал Фуко, когда он воплощается в тексте, не являетсяЕ простым и прозрачным переплетением словес, таинственной тканью вещей и отчетливым сочетанием словЕ дискурс - это тонкая контактирующая поверхность, сближающая язык и реальность, смешивающая лексику и опытЕ Анализируя дискурс, мы видим, как разжимаются жесткие сочленения слов и вещей и высвобождается совокупность правил, обусловливающих дискурсивную практикуЕ порядок объектов. Верхней инстанцией, обеспечивающей формирование представлений о закономерностях дискурса, является вовлечение дискурса в поле недискурсивных практик, что связывает дискурс с исторической действительностью в целом283.

Не падая в пропасть онтологического нигилизма, Фуко уточнил, что правила формации лимеют место не в ментальности или сознании индивида, а в самом дискурсе;

следовательно, они навязываются в соответствии с неким видом анонимной единообразности всем индивидуумам, которые пытаются говорить в этом дискурсивном поле, т.е. лобъективны или позитивны по-новому. Дискурс - конкретно-историческое понятие, его анализ не может обходиться без специфического соблюдения принципа историзма. Конкретные правила характерны лишь для конкретного дискурса284.

В результате дискурсивного анализа становится возможным построение более адекватной действительности и, в конечном счете, более лобъективной историографической модели, не основанной на линтерпретации фактов дискурса, которая может быть субъективной и идеологизированной, а воспроизводящей результаты анализа существования самих дискурсивных фактов, Фуко М. Археология знаний. С. 50, 56, 108 и др.

Там же. С. 63, 78 и др.

их преемственности, функционирования, взаимной детерминации, независимых или взаимокоррелирующих изменений285.

Дискурсивный анализ в трактовке М. Фуко, является, таким образом, прямым диалогом исследователя с источником во всей полноте содержащейся в нем информации286. Метод, основанный на описанном выше подходе, не решает полностью проблему легитимизации (как установления изоморфности с исторической действительностью) историографических моделей, но, несомненно, представляет собой источнико-ориентированный метод структурно-функционального анализа.

Таким образом, одним из путей, облегчающих поиск выхода из историографической ситуации, маркируемой как кризис, является синтез методологий. Причем речь идет не просто об использовании базовой методологии с дополнением ее отдельных методических элементов других концепций ремесла историка (например, выявление страта на основе принципа дискретности (разрывы постепенности) М. Фуко. Такой частичный синтез полезен. Так, вместо поиска единства страта анализ дискретности принес бы много пользы участникам дискуссии 60-х гг. о социальной иерархии общества Старого порядка во Франции. Но его эффективность очень ограничена.

Важен синтез методологий с различными эпистемологическими составляющими - постмодернистских и более традиционных подходов.

Возможны несколько путей такого синтеза:

Х во-первых, на основе системного подхода (с использованием не структуры системного анализа, а базового в системологии принципа первичности онтологического аспекта по сравнению с гносеологическим и дополняющего его релятивного определения конкретной системы и, соответственно, метода ее декомпозиции;

Там же. С. 31.

Своей спецификой обладают методы анализа текста, предложенные Ж.-Ф. Лиотаром. Они также могут способствовать углублению анализа нарративных источников.

Х во-вторых, на основе поиска внеэпистемологической основы методологии (на наш взгляд, в постмодернизме это одно из главных положений). Освобождение от субъекта изучаемого дискурса (внесубъектность) - бессубъектность высказывания источника - позволяет повысить объективность анализа этого дискурса. Учет субъективности самого историка при постановке задачи и т.д. также повышает объективность. В данном случае такой прием имеет общие принципы с частной корреляцией - чтобы элиминировать влияние признака, надо его измерить.

Отказ от конструктивизма в историческом исследовании (реконструкции, восстановления и пр. подходов, тесно связанных с дедукцией и наложением априорных схем - не то же самое, что конструктивность и созидательность) обеспечивает истинный герменевтический подход, вживание в источник.

Это совершенно естественно, так как в постмодернизме даже гносеологический нигилизм - не более, чем метод познания или его начальная процедура. Это, к сожалению, не всегда замечают критики постмодернизма.

Такой синтез не является панацеей или универсальным ключом, но дает возможность сделать еще ряд шагов в будущее науки, являясь одним из возможных инструментов. Целесообразно диверсифицировать подходы и приемы, включая в работу все ценное.

Важно, что попытки синтеза осуществляются в конкретноисторических исследованиях, а не только в теории. Практические исследования различных вопросов нашего прошлого в целом внушают больше оптимизма, чем теоретические разработки в своем большинстве. Именно в конкретно-историческом анализе на практике снимаются или смягчаются противоречия гуманитаризации и сциентизма в исторической науке, именно здесь происходит полноценный аналитический синтез, выливающийся в формирование новых историко-теоретических положений.

Основной проблемой является не опасность уйти слишком далеко. Это нам не грозит, тем более с учетом особенностей отечественной исторической науки - вполне еще советской - академической, консервативной, осторожной. Опаснее другое. В рамках сохраняющейся в основном традиционной парадигмы исторической науки, большей опасностью представляется другой исход, которого Фуко опасался меньше, но возможность которого предвидел - вернуться к тем общностям, которые во имя методологической строгости были нами отвергнуты вначалеЕ вернуться к уже намеченным отчетливым чертам, удовольствоваться этим возвращением и окончательным признанием, наконец, счастливо замкнуть круг, возвещающий нам, после стольких уловок и стольких трудов, что все спасено287.

4.4. Историографический дискурс и возможность синтеза Поиски исторического синтеза составляют едва ли не главную заботу современной историографии независимо от направления методологического вектора и лишь усиливаются от дробления листориографического тела на множество различных листорий.

На мой взгляд, исторический синтез, невозможный в пространстве предмета исторического исследования, оказывается достижимым в пространстве языка описания. Точнее, не одного языка описания, а системы воюющих исторических языков, если воспользоваться выражением Р.Барта. Ситуация войны возникает как естественное следствие несовпадения друг с другом и стремления к тотальности каждого языка.

Американские исследователи Д. Райс и П. Шуффер выделили четыре типа риторических стратегий в пространстве фигуративного дискурса: метафорический, метонимический, синекдохический и иронический. Полнота описания прямо зависит от количества этих стратегий. Метафорический дискурс представляет текст как мифологическую структуру. В метонимическом - текст понимается как отражение реальной действительности. Синекдохический дискурс понимает текст как фрагмент более общей системы, а иронический - как возможность стилизации и пародии другого текста.

Полнота описания могла бы, в этом контексте, стать синонимом исторической истины, не достижимой в Фуко М. Археология знания. С. 31.

пространстве одного языка. Истинным можно было бы назвать такое описание события, которое включало бы в себя все четыре дискурсные стратегии. Представляется, что названные стратегии составляют парадигму исторического описания (язык - в смысле Соссюра), из которой историк каждый раз выстраивает свою синтагму (речь).

Можно показать, что названные риторические стратегии соответствуют точкам зрения авторов исторических нарративов:

метонимический дискурс совпадает с позицией современника события, синекдохический может быть отождествлен с позицией потомка (например, историка), метафорическая стратегия присуща нарративам иностранцев, пишущих о другой стране, а иронический дискурс позволяет отстранить описываемое событие через комическое снижение.

Тот факт, что историографическая культура развивалась как тотальность синекдохического дискурса и точка зрения потомка подчиняла все иные риторические стратегии, приводил к тому, например, что в периоды явной ангажированности господствующей в обществе историографической линии (советская эпоха) возрастал интерес к дневникам и переписке современников событий или иностранцев, так же как и к историческим анекдотам. И причина тому - не только искажения фактов и концептуальные натяжки, но и монологичность исторического письма, репрезентирующего голос всезнающего потомка.

Свойства всякого авторского научного дискурса - перемалывать и подчинять все иные голоса, включенные в его тело. Поэтому никакие пространные цитации и риторическая толерантность не могут противостоять тотальности авторского повествования. В парадигмальном наборе перечисленных риторических стратегий каждая из них может ограничить свою тотальность, только столкнувшись с равномощными иными тотальностями: господству одного голоса противопоставляется квартет равноправных голосов.

Как можно помыслить себе такой тип историографического письма, в котором бы органично уживались разнообразные нарративы Типологически близким к такому письму является художественный язык, играющий различными риторическими стратегиями. Постмодернистское сближение истории и литературы подтверждает монологическую недостаточность исторического письма. Но тогда историку придется осваивать новую эстетическую реальность: поступиться, например, привычным статусом автора и расщепить себя на лавтора и повествователя - организатора пространства разноязычного диалога.

Но есть и более радикальный путь: отказ от авторского дискурса вообще и предоставление права авторства любому пользователю сконструированного историком документальноисторио-графического комплекса. Этот путь я называю эгоисторией (Self-history). Историография в этом случае может быть представлена как область интертекстуальных значений, где, по словам М. Бахтина, нет ни первого, ни последнего слова и нет границ диалогическому контекстуЕ Нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения.

Одним из достижений историографических кризисов можно считать обнаружение сложной структуры исторического повествования. На мой взгляд, исторический нарратив можно представить в виде трехслойной сферы: внешнюю оболочку составляет идеологический уровень текста, следующий, более глубокий - нарратологический уровень, наконец, сердцевину сферы занимает дискурсный уровень организации исторического повествования.

Предметом (и единицей) идеологического уровня организации текста может быть назван концепт. Традиционная историография, как правило, занималась именно этим уровнем:

идентификация историка проводилась на основании декларируемых и скрытых концептуальных оснований. Письмо (в смысле Р. Барта) является единицей нарратологического анализа исторического повествования. Нарративность, понятая как риторическая модальность порождающего повествовательного акта, без которой нет повествовательного высказывания (дискурса), нет и повествовательного содержания истории (Ж.

Pages:     | 1 |   ...   | 23 | 24 | 25 |    Книги по разным темам