Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 25 |

Каждая из этих причин подвергается в книге обстоятельному исследованию. В поисках объяснения упрямой веры в чудо исцеления М. Блок обращается прежде всего к глубинным психологическим феноменам, глубинным течениям коллективного сознания, а также к обстоятельствам, поясняющим, как более или менее смутные верования могли воплотиться в регулярный обряд9.

Столь же досконально, в широком социокультурном контексте М. Блок рассматривает закат и исчезновение веры в королевское чудо. Непосредственным поводом к этому, указывает он, сначала в Англии, а затем во Франции явились политические революции в этих странах. Однако, - подчеркивает он, - эти обстоятельства смогли оказать свое действие только потому, что исподволь, почти незаметно представители обоих народов - по крайней мере, значительная их часть - утратили веру в сверхъестественный характер королевской власти10.

В числе причин этого на первое место Блок ставит интеллектуальную эволюцию европейского общества, ибо, замечает он, вера в королевское чудо была неотрывна от целой концепции мироздания11, которая, начиная с эпохи Возрождения, постепенно утрачивала власть над умами. Имелись также более конкретные обстоятельства, ускорившие крушение этой веры. В их числе он указывает на последствия гражданских и религиозных войн, рост антиабсолютистских настроений и политической оппозиции и т.п., подкрепляя каждое из высказанных положений обширной аргументацией. Не будем за ней следовать, как и за многими другими сюжетами книги, которые здесь вообще не рассматривались. Подчеркнем главное - основываясь на междисциплинарном подходе, М. Блок реконструировал глобальную картину королевского чуда от его возникновения до заката.

Проблема междисциплинарного синтеза получила основательную теоретическую проработку в трудах Л. Февра, являвшегося на протяжении всей своей творческой жизни его Там же. С. 163.

Там же. С. 520.

Там же. С. 525.

страстным поборником. Не будет преувеличением сказать, что идея такого синтеза воодушевляла ученого с первых же шагов его становления как историка. Вспоминая впоследствии свое тогдашнее одиночество в стане профессиональных историков с их отказом от всякого синтеза, он с теплотой писал о поддержке, которую находил тогда среди своих друзей лингвистов и ориенталистов, психологов и медиков, географов и германистов12. В частности, следует отметить влияние на формирование его научных взглядов теории листорического синтеза А. Берра и человеческой географии П. Видаля де Лаблаша.

Уже в первой его монографии Филипп II и Франш Конте (1911) отчетливо проявилось стремление расширить традиционные рамки исторического исследования за счет включения в него междисциплинарного аспекта. В особенности акцентировалось значение естественно-географической среды и взаимодействие с ней человека. В дальнейшем в ряде статей Л.

Февр формулирует принципы междисциплинарного подхода в изучении истории, сохраняющие свое эвристическое значение и поныне.

Прежде всего отметим, что такой подход отнюдь не означал механического сцепления в одном исследовании данных разных наук. Иронизируя над подобной практикой, Февр еще в 1923 г.

вопрошал: Корректно ли с научной точки зрения вдруг приклепывать к звену метеорологическому звено политическое и считать цепь, полученную таким путем, совершенно однородной13.

Безусловно отрицательный ответ на этот вопрос требовал, однако, разработки механизма, обеспечивающего научную плодотворность междисциплинарного подхода. Очевидно также, что такой механизм должен быть достаточно дифференцирован в зависимости от того, с какими науками взаимодействует история.

В самом общем виде можно выделить две группы таких наук.

Одна из них имеет дело со структурами и учреждениями, Февр Л. Бои за историю. С. 7.

Там же. С. 175.

созданными человеком, а также с окружающей его природной средой, а вторая изучает самого человека.

В центре внимания Л. Февра в последние десятилетия его жизни были взаимосвязи истории с этой второй группой наук, прежде всего с психологией. Остановлюсь на двух его программных статьях История и психология (1938) и Чувствительность и история (1941), намечавших пути обновления исторической науки. Генеральным вектором такого обновления провозглашался междисциплинарный синтез, направленный на изучение человеческой личности. Напоминая известную истину, что крупные открытия чаще всего совершаются на стыке наук, Февр продолжал: А раз это так, то нет нужды долго доказывать, что психология, т.е. наука, изучающая ментальные функции, непременно должна вступить в тесную связь с социологией, наукой, изучающей функции социальные, и что не менее необходимыми являются ее постоянные соотношения с рядом трудно определимых дисциплин, чья совокупность традиционно именуется Историей14.

В первой из названных статей, как это следует уже из ее названия, центральное место отведено сотрудничеству истории и психологии, плодом которого должно стать создание исторической психологии. Ибо только она может покончить с психологическим анахронизмом, по определению Февра, самым худшим из всех, самым коварным и непростительным, свойственным людям, которые проецируют в прошлое самих себя, со всеми своими чувствами, мыслями, интеллектуальными и моральными предрассудками, открывая в исторических персонажах черты, которыми сами их и наделили. Покончить с этим анахронизмом, убежден французский ученый, сможет только подлинная историческая психология, чье зарождение станет возможным благодаря заранее ясно оговоренному сотрудничеству историков и психологов. Психологов, - добавляет он, - направляемых историками. Историками, которые, будучи должниками психологов, должны взять на себя заботу об Там же. С. организации их труда. Совместного труда. Яснее говоря - труда коллективного15.

Так формулируется одна из центральных идей Анналов о междисциплинарном подходе как продукте коллективных усилий ученых разных специальностей. Но поскольку он совершается на исследовательском поле истории, именно она дает ему необходимые перспективу и направленность, составляя стержень междисциплинарного синтеза.

Эти мысли получили дальнейшее развитие в следующей статье Л. Февра, имевшей подзаголовок Как воссоздать эмоциональную жизнь прошлого. Собственно, вся эта большая статья и представляла собою развернутую программу решения этой задачи, крайне соблазнительной и в то же время чудовищно трудной, но, добавим, насущно необходимой для превращения истории в подлинную науку о человеке и обществе. Поэтому, восклицает Февр, листорик не имеет права отступатьЕ Ибо ни механизмы общественных учреждений, ни идеи той или иной эпохи не могут быть поняты и разъяснены историком, если он не охвачен первоочередной заботойЕ: стремлением увязать, соизмерить каждую совокупность условий существования данной эпохи со смыслом, который вкладывают в свои идеи люди этой эпохи16.

И еще один важный момент подчеркивает Февр: Е ни эти идеи, ни эти учреждения ни в коем случае не могут рассматриваться историком как некие извечные данности: они являются историческими проявлениями человеческого гения в определенную эпоху, возникшими под давлением обстоятельств, которым не суждено больше повториться17. Так последовательное проведение принципа историзма провозглашается необходимой предпосылкой осуществления междисциплинарного подхода.

. Февр перечисляет главнейшие инструменты, необходимые историку для решения сформулированной им задачи, - это лингвистика, художественная иконография, Там же. С. 107.

Там же. С. 117Ц118.

Там же. С. 118.

художественная литература и т.п., - и раскрывает их значение для изучения ментальности людей прошлых эпох. И вновь он обращается к психологии, но не к той, которая царила в его время и которую он берет в многозначительные кавычки. С нескрываемым сарказмом он пишет о нафаршированной изысканными цитатами и броскими сентенциями, щеголяющей благолепным академическим стилем психологии, метод которой напоминает поведение флоберовских героев, набиравшихся опыта в общении с модистками и лавочниками своего квартала, а затем использовавших его, чтобы представить чувства исторических персонажей, живших в далеком прошлом. Новой истории, был убежден Февр, должна соответствовать новая психология, а именно, историческая психология.

Статья завершалась любопытной постановкой вопроса о соотношении роли эмоциональных начал и интеллектуальной деятельности. Отмечая их сопоставимость по своей значимости в истории человечества, Л. Февр указывает на сложный характер взаимодействия этих начал. Казалось бы, пишет он, по мере поступательного развития истории непрестанно возрастающая масса интеллектуальных элементов человеческой деятельности все более подавляет систему эмоциональной активности, отбрасывает эмоции на периферию жизни, оставляя им второстепенную и жалкую роль. И будь мы воинствующими рационалистами старого закала, продолжает ученый, нам исходя из этого оставалось бы только грянуть ликующий гимн во славу Прогресса, Разума, Логики.

В действительности, однако, происходит обратное.

Множество трагических зрелищ, разворачивающихся перед нашими глазами (напомню, статья была написана в разгар II Мировой войны) свидетельствуют об упорных усилиях, одновременно и хитроумных, и неосознанных, направленных к тому, чтобы тайком завладеть таящимся в каждом из нас запасом эмоциональной энергии, вечно готовой взять верх над энергией интеллектуальной, и, завладев этим запасом, внезапным рывком повернуть вспять эволюцию, которой мы так гордились, - эволюцию от эмоции к мысли, от языка эмоционального к языку артикулированномуЕ18.

Отсюда вытекает актуальность изучения истории чувств, истории ненависти и страха, жестокости и любви. Так проявляется замысел статьи. Он ведет, поясняет Февр, к истории.

К самой древней и актуальной из историй. К истории первобытных чувств, проявляющихся сейчас, в данном месте или искусственно пробуждаемых. Ибо, заключает он, сейчас происходит возвеличивание первозданных чувств наряду с внезапной утерей ориентации, забвением истинного соотношения ценности: восхваление жестокости в ущерб любви, животного начала в ущерб культуре - причем начало это, и как данность и как опыт, ставится выше культуры19.

Речь, как видим, идет об истории ментальностей, являвшейся одновременно и продуктом междисциплинарного синтеза (история + психология), и его мощным агентом. Но нельзя не сказать и о другом. О том чувстве живой жизни, которое пронизывало обращение Февра к прошлому, связывая с настоящим в единое целое, и тем самым выводило его изучение на самые болевые точки современности. И чем глубже взор ученого проникал в эту связь, чем основательнее она исследовалась, тем вернее определялись такие точки, что и обусловливает непреходящую актуальность изучения листории чувств. Ведь только что процитированные слова Февра сегодня звучат едва ли не еще более актуально, чем 60 с лишним лет назад. Как и его непосредственное обращение к читателям.

ЕСудите сами, - писал он, завершая статью, - стоит ли история чувств исследования, разностороннего, полного, коллективного исследования И можно ли считать психологию всего лишь болезненной грезой, если она, как мне, надеюсь, удалось доказать, является основой основ работы каждого настоящего историка20.

Но разве только психология Разве история не нуждается в такой же помощи других наук, изучающих экономические, социальные и экологические системы, столь же капитально Там же. С. 125.

Там же. С. 125.

Там же. С. 125.

влияющие на историческую жизнь человека Внушительный опыт междисциплинарного исследования, основанного на широком привлечении данных этих наук, осуществил Ф. Бродель.

Для методологии Анналов примечательно, что первая же восторженная оценка этого предприятия принадлежала Л. Февру, акцентировавшему в то время значение для истории психологии.

Вышедшую в 1949 г. книгу Броделя Средиземное море и средиземноморский мир он характеризовал как революцию в подходе к истории. Это, - писал он, - переворот в наших старых привычках. Историческая мутация основополагающего значения, подлинная революция в историческом методе21.

Вот как сам Бродель формулировал содержание каждой из трех частей, из которых состоит его книга. Первая часть, - писал он, - посвящена почти неподвижной истории, истории человека в его взаимоотношениях с окружающей средой, медленно текущей и мало подверженной изменениям истории, зачастую сводящейся к непрерывным повторам, к беспрестанно воспроизводящимся циклам. ЕПоверх этой неподвижной истории располагается история, протекающая в медленном ритме. Ей посвящена вторая часть книги. Это история структур, социальная история в своем первозданном смысле, листория групп и коллективов. И только третья часть посвящена событийной истории, листории не в общечеловеческом, а в индивидуальном измерении, причудливому миру живых страстей, слепому и не восприимчивому к глубинной истории, миру событий, смысл которых можно понять только при охвате больших временных отрезков22.

Соответственно этому в историческом времени Ф. Бродель различает времена географические, социальные и индивидуальные, что предполагает обращение к разным наукам для их изучения. В этом плане особый интерес для нас представляет географическое время, на языке которого написана первая часть книги, озаглавленная Роль среды. Присмотримся к Там же. С. 177, 179.

Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Ч. 1: Роль среды. М., 2002. С. 20Ц21.

этому языку, реально раскрывающему броделевское понимание междисциплинарного подхода в историческом исследовании.

Первая часть книги, пишет Ф. Бродель, подчинена своего рода географическим задачам и опирается прежде всего на данные демографии. Но в то же время и даже в большей степени она является историческим исследованием23. Так в самом начале книги формулируется принципиальная позиция ее автора, которая заключается в исследовании неразрывной связи истории и пространства, их взаимовлияния. Пространства, олицетворенного в книге Средиземным морем, точнее, поясняет Бродель, комплексом морей, испещренных островами, рассеченных полуостровами, обрисованных изрезанными побережьями, окаймленных горами. Именно с описания физических и человеческих характеристик этих последних начинается в книге исследование географической среды, окружавшей обитателей Средиземноморья.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 25 |    Книги по разным темам