Книги, научные публикации Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 15 |

ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ.М. Достоевскiй.М. Достоевскiй БРАТЬЯ БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ КАРАМАЗОВЫ Р О М А Н Ъ Р О М А Н Ъ ImWerdenVerlag Mnchen Ч Москва 2007 Истинно, ...

-- [ Страница 3 ] --

Ч И ты пошелъ по задамъ! О Боги! Благодарю васъ что направили его по задамъ и онъ попался ко мн, какъ золотая рыбка старому дурню рыбаку въ сказк. Слушай Алеша, слушай братъ. Теперь я намренъ уже все говорить. Ибо хоть кому-нибудь надо же сказать. Ангелу въ неб я уже сказалъ, но надо сказать и ангелу на земл. Ты ангелъ на земл. Ты выслушаешь, ты разсудишь и ты простишь.... А мн того и надо чтобы меня кто-нибудь высшiй простилъ. Слушай: если два суще ства вдругъ отрываются отъ всего земнаго и летятъ въ необычайное, или по крайней мр одинъ изъ нихъ, и предъ тмъ, улетая или погибая, приходитъ къ другому и говоритъ: сдлай мн то и то, такое о чемъ ни когда никого не просятъ, но о чемъ можно просить лишь на смертномъ одр, Ч то неужели же тотъ не исполнитъ... если другъ, если братъ?

Ч Я исполню, но скажи что такое, и скажи поскорй, сказалъ Алеша.

Ч Поскорй... Гмъ. Не торопись, Алеша: ты торопишься и безпо коишься. Теперь спшить нечего. Теперь мiръ на новую улицу вышелъ.

Эхъ Алеша, жаль что ты до восторга не додумывался! А впрочемъ что жь я ему говорю? Это ты-то не додумывался! Что жь я балбесина гово рю:

"Будь человкъ благороденъ"!

Ч Чей это стихъ?

Алеша ршился ждать. Онъ понялъ что вс дла его дйствительно можетъ-быть теперь только здсь. Митя на минуту задумался, опершись локтемъ на столъ и склонивъ голову на ладонь. Оба помолчали.

Ч Леша, сказалъ Митя, Ч ты одинъ не засмешься! Я хотлъ бы начать... мою исповдь... гимномъ къ радости Шиллера. An die Freude!

Но я по-нмецки не знаю, знаю только что an die Freude. Не думай тоже что я съ пьяну болтаю. Я совсмъ не съ пьяну. Коньякъ есть коньякъ, но мн нужно дв бутылки чтобъ опьянть, Ч И Силенъ румянорожiй На споткнувшемся осл, а я и четверти бутылки не выпилъ и не Силенъ. Не Силенъ, а силенъ, потому что ршенiе на вки взялъ. Ты каламбуръ мн прости, ты мно гое мн сегодня долженъ простить, не то что каламбуръ. Не безпокойся, я не размазываю, я дло говорю и къ длу въ мигъ приду. Не стану жи да изъ души тянуть. Постой какъ это...

Онъ поднялъ голову, задумался и вдругъ восторженно началъ "Робокъ, нагъ и дикъ скрывался Троглодитъ въ пещерахъ скалъ, По полямъ номадъ скитался И поля опустошалъ.

Звроловъ съ копьемъ, стрлами, Грозенъ бгалъ по самъ...

Горе брошеннымъ волнами Къ непрiютнымъ берегамъ!

Съ Олимпiйскiя вершины Сходитъ мать Ч Церера вслдъ Похищенной Прозерпины:

Дикъ лежитъ предъ нею свтъ.

Ни угла, ни угощенья Нтъ нигд богин тамъ;

И нигд богопочтенья Не свидтельствуетъ храмъ.

Плодъ полей и грозды сладки Не блистаютъ на пирахъ;

Лишь дымятся тлъ остатки На кровавыхъ алтаряхъ.

И куда печальнымъ окомъ Тамъ Церера ни глядитъ Ч Въ униженiи глубокомъ Человка всюду зритъ!" Рыданiя вырвались вдругъ изъ груди Мити. Онъ схватилъ Алешу за руку.

Ч Другъ, другъ, въ униженiи, въ униженiи и теперь. Страшно много человку на земл терпть, страшно много ему бдъ! Не думай что я всего только хамъ въ офицерскомъ чин, который пьетъ коньякъ и развратничаетъ. Я братъ почти только объ этомъ и думаю, объ этомъ униженномъ человк, если только не вру. Дай Богъ мн теперь не врать и себя не хвалить. Потому мыслю объ этомъ человк что я самъ такой человкъ.

"Чтобъ изъ низости душою Могъ подняться человкъ Съ древней матерью землею Онъ вступи въ союзъ на вкъ".

Но только, вотъ въ чемъ дло: какъ я вступлю въ союзъ съ землею на вкъ? Я не цлую землю, не взрзаю ей грудь;

что жь мн мужикомъ сдлаться аль пастушкомъ? Я иду и не знаю: въ вонь ли я попалъ и по зоръ или въ свтъ и радость. Вотъ вдь гд бда, ибо все на свт за гадка! И когда мн случалось погружаться въ самый, въ самый глубокiй позоръ разврата (а мн только это и случалось), то я всегда это стихотворенiе о Церер и о человк читалъ. Исправляло оно меня?

Никогда! Потому что я Карамазовъ. Потому что если ужь полечу въ бездну, то такъ-таки прямо, головой внизъ и вверхъ пятами, и даже до воленъ что именно въ унизительномъ такомъ положенiи падаю и считаю это для себя красотой. И вотъ въ самомъ-то этомъ позор я вдругъ на чинаю гимнъ. Пусть я проклятъ, пусть я низокъ и подлъ, но пусть и я цлую край той ризы въ которую облекается Богъ мой;

пусть я иду въ то же самое время вслдъ за чортомъ, но я все-таки и Твой сынъ, Гос поди, и люблю Тебя, и ощущаю радость безъ которой нельзя мiру стоять и быть.

"Душу Божьяго творенья Радость вчная поитъ, Тайной силою броженья Кубокъ жизни пламенитъ;

Травку выманила къ свту, Въ солнцы хаосъ развила И въ пространствахъ, звздочету Неподвластныхъ, разлила.

У груди благой природы, Все что дышетъ, радость пьетъ;

Вс созданья, вс народы За собой она влечетъ;

Намъ друзей дала въ несчастьи, Гроздiй сокъ, внки Харитъ, Наскомымъ Ч сладострастье...

Ангелъ Ч Богу предстоитъ".

Ч Но довольно стиховъ! Я пролилъ слезы, и ты дай мн поплакать.

Пусть это будетъ глупость надъ которою вс будутъ смяться, но ты нтъ. Вотъ и у тебя глазенки горятъ.

Довольно стиховъ. Я теб хочу сказать теперь о "наскомыхъ", вотъ о тхъ которыхъ Богъ одарилъ сладострастьемъ "Наскомымъ сладострастье"!

Я братъ это самое наскомое и есть, и это обо мн спецiально и сказано. И мы вс Карамазовы такiе же, и въ теб, ангел, это наскомое живетъ, и въ крови твоей бури родитъ. Это Ч бури, потому что сладострастье буря, больше бури! Красота Ч это страшная и ужас ная вещь! Страшная, потому что неопредлимая, а опредлить нельзя, потому что Богъ задалъ одн загадки. Тутъ берега сходятся, тутъ вс противорчiя вмст живутъ. Я братъ очень не образованъ, но я много объ этомъ думалъ. Страшно много тайнъ! Слишкомъ много загадокъ уг нетаютъ на земл человка. Разгадывай какъ знаешь и вылзай сухъ изъ воды. Красота! Перенести я притомъ не могу что иной, высшiй даже сердцемъ человкъ и съ умомъ высокимъ, начинаетъ съ идеала Мадонны, а кончаетъ идеаломъ Содомскимъ. Еще страшне кто уже съ идеаломъ Содомскимъ въ душ не отрицаетъ и идеала Мадонны, и горитъ отъ не го сердце его, и воистину, воистину горитъ, какъ и въ юные безпороч ные годы. Нтъ, широкъ человкъ, слишкомъ даже широкъ, я бы сузилъ.

Чортъ знаетъ что такое даже, вотъ что! Что уму представляется позо ромъ, то сердцу сплошь красотой. Въ Содом ли красота? Врь что въ Содом-то она и сидитъ для огромнаго большинства людей, Ч зналъ ты эту тайну иль нтъ? Ужасно то что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тутъ дьяволъ съ Богомъ борется, а поле битвы Ч сердца людей. А впрочемъ что у кого болитъ, тотъ о томъ и говоритъ.

Слушай, теперь къ самому длу.

IV.

Исповдь горячаго сердца. Въ анекдотахъ.

Я тамъ кутилъ. Давеча отецъ говорилъ что я по нскольку тысячъ платилъ за обольщенiе двицъ. Это свинскiй фантомъ и никогда того не бывало, а что было, то собственно на "это" денегъ не требовало. У меня деньги Ч аксессуаръ, жаръ души, обстановка. Нын вотъ она моя дама, завтра на ея мст уличная двчоночка. И ту и другую веселю, деньги бросаю пригоршнями, музыка, гамъ, цыганки. Коли надо и ей даю, пото му что берутъ, берутъ съ азартомъ, въ этомъ надо признаться, и доволь ны, и благодарны. Барыньки меня любили, не вс, а случалось, случа лось;

но я всегда переулочки любилъ, глухiе и темные закоулочки, за площадью, Ч тамъ приключенiя, тамъ неожиданности, тамъ самородки въ грязи. Я братъ аллегорически говорю. У насъ въ городишк такихъ переулковъ вещественныхъ не было, но нравственные были. Но еслибы ты былъ то что я, ты понялъ бы что эти значатъ. Любилъ развратъ, лю билъ и срамъ разврата. Любилъ жестокость: разв я не клопъ, не злое наскомое? Сказано Ч Карамазовъ! Разъ пикникъ всмъ городомъ былъ, похали на семи тройкахъ;

въ темнот, зимой, въ саняхъ, сталъ я жать одну сосдскую двичью ручку, и принудилъ къ поцлуямъ эту двочку, дочку чиновника, бдную, милую, кроткую, безотвтную. По зволила, многое позволила въ темнот. Думала, бдняжка, что я завтра за ней прiду и предложенiе сдлаю (меня вдь главное за жениха цнили);

а я съ ней посл того ни слова, пять мсяцевъ ни полслова.

Видлъ какъ слдили за мной изъ угла залы, когда бывало танцуютъ, (а у насъ то и дло что танцуютъ) ея глазки, видлъ какъ горли огонь комъ Ч огонькомъ кроткаго негодованiя. Забавляла эта игра только мое сладострастiе наскомаго, которое я въ себ кормилъ. Чрезъ пять мсяцевъ она за чиновника вышла и ухала... сердясь и все еще любя можетъ-быть. Теперь они счастливо живутъ. Замть что я никому не сказалъ, не ославилъ;

я хоть и низокъ желанiями, и низость люблю, но я не безчестенъ. Ты краснешь, у тебя глаза сверкнули. Довольно съ тебя этой грязи. И все это еще только такъ, цвточки польдекоковскiе, хотя жестокое наскомое уже росло, уже разросталось въ душ. Тутъ братъ цлый альбомъ воспоминанiй. Пусть имъ Богъ миленькимъ здоровья пошлетъ. Я, разрывая, любилъ не ссориться. И никогда не выдавалъ, никогда ни одну не ославилъ. Но довольно. Неужели ты думалъ что я тебя для этой только дряни зазвалъ сюда? Нтъ, я теб любопытне вещь разкажу;

но не удивляйся что не стыжусь тебя, а какъ будто даже и радъ.

Ч Это ты оттого что я покраснлъ, вдругъ замтилъ Алеша. Ч Я не отъ твоихъ рчей покраснлъ и не за твои дла, а за то что я то же самое что и ты.

Ч Ты-то? Ну хватилъ немного далеко.

Ч Нтъ, не далеко, съ жаромъ проговорилъ Алеша. (Видимо эта мысль давно уже въ немъ была.) Ч Все одн и т же ступеньки. Я на самой низшей, а ты вверху, гд-нибудь на тринадцатой. Я такъ смотрю на это дло, но это все одно и то же, совершенно однородное. Кто сту пилъ на нижнюю ступеньку, тотъ все равно непремнно вступитъ и на верхнюю.

Ч Стало-быть совсмъ не вступать?

Ч Кому можно совсмъ не вступать.

Ч А теб Ч можно?

Ч Кажется нтъ.

Ч Молчи, Алеша, молчи милый, хочется мн ручку твою поцловать, такъ, изъ умиленiя. Эта шельма Грушенька знатокъ въ человкахъ, она мн говорила однажды что она когда-нибудь тебя състъ... Молчу, молчу! Изъ мерзостей, съ поля загаженнаго мухами, перейдемъ на мою трагедiю, тоже на поле загаженное мухами, то-есть всякою низостью. Дло-то вдь въ томъ что старикашка хоть и совралъ объ обольщенiи невинностей, но въ сущности, въ трагедiи моей, это такъ вдь и было, хотя разъ только было, да и то не состоялось. Старикъ, ко торый меня же корилъ небылицей, этой-то штуки и не знаетъ: я никому никогда не разказывалъ, теб первому сейчасъ разкажу, конечно Ивана исключая, Иванъ все знаетъ. Раньше тебя давно знаетъ. Но Иванъ Ч могила.

Ч Иванъ Ч могила?

Ч Да.

Алеша слушалъ чрезвычайно внимательно.

Ч Я вдь въ этомъ баталiон, въ линейномъ, хоть и прапорщикомъ состоялъ, но все равно какъ бы подъ надзоромъ, въ род какъ ссыльный какой. А городишко принималъ меня страшно хорошо. Денегъ я бросалъ много, врили что я богатъ я и самъ тому врилъ. А впрочемъ чмъ-то и другимъ я имъ должно-быть угодилъ. Хоть и головами покивали, а пра во любили. Мой подполковникъ, старикъ уже, не взлюбилъ меня вдругъ.

Придирался ко мн;

да рука у меня была, къ тому же весь городъ за ме ня стоялъ, придраться нельзя было очень-то. Виноватъ былъ я и самъ, самъ нарочно почтенiя не отдавалъ надлежащаго. Гордился. У этого стараго упрямца, недурнаго очень человка и добродушнйшаго хлбосола, были когда-то дв жены, об померли. Одна, первая, была изъ какихъ-то простыхъ и оставила ему дочь, тоже простую. Была уже при мн двою тъ двадцати четырехъ и жила съ отцомъ вмст съ теткой, сестрой покойной матери. Тетка Ч безсловесная простота, а племянница, старшая дочь подполковника, Ч бойкая простота. Люблю, вспоминая, хорошее слово сказать: никогда-то, голубчикъ, я прелестне характера женскаго не зналъ какъ этой двицы, Агаьей звали ее, пред ставь себ, Агаьей Ивановной. Да и не дурна она вовсе была, въ рус скомъ вкус Ч высокая, дебелая, полнотлая, съ глазами прекрасными, лицо положимъ грубоватое. Не выходила замужъ, хотя двое сватались, отказала и веселости не теряла. Сошелся я съ ней Ч не этакимъ обра зомъ, нтъ, тутъ было чисто, а такъ, по-дружески. Я вдь часто съ женщинами сходился совершенно безгршно, по-дружески. Болтаю съ ней такiя откровенныя вещи что ухъ! а она только смется. Многiя женщины откровенности любятъ, замть себ, а она къ тому же была двушка, что очень меня веселило. И вотъ еще что: никакъ бы ее ба рышней нельзя было назвать. Жили он у отца съ теткой какъ-то доб ровольно принижая себя, со всмъ другимъ обществомъ не равняясь. Ее вс любили и нуждались въ ней, потому что портниха была знатная:

былъ талантъ, денегъ за услуги не требовала, длала изъ любезности, но когда дарили Ч не отказывалась принять. Подполковникъ же, тотъ Ч куда! Подполковникъ былъ одно изъ самыхъ первыхъ лицъ по наше му мсту. Жилъ широко, принималъ весь городъ, ужины, танцы. Когда я прiхалъ и въ баталiонъ поступилъ, заговорили во всемъ городишк что вскор пожалуетъ къ намъ, изъ столицы, вторая дочь подполковни ка, раскрасавица изъ красавицъ, а теперь только что де вышла изъ ари стократическаго столичнаго одного института. Эта вторая дочь Ч вотъ эта самая Катерина Ивановна и есть, и уже отъ второй жены подпол ковника. А вторая эта жена, уже покойница, была изъ знатнаго, какого то большаго генеральскаго дома, хотя впрочемъ, какъ мн достоврно извстно, денегъ подполковнику тоже никакихъ не принесла. Значитъ была съ родней, да и только, разв тамъ какiя надежды, а въ наличности ничего. И однако, когда прiхала институтка (погостить, а не навсегда) весь городишко у насъ точно обновился, самыя знатныя наши дамы, Ч дв превосходительныя, одна полковница, да и вс, вс за ними, тот часъ же приняли участiе, расхватали ее, веселить начали, царица ба ловъ, пикниковъ, живыя картины состряпали въ пользу какихъ-то гу вернантокъ. Я молчу, я кучу, я одну штуку именно тогда удралъ такую что весь городъ тогда загалдлъ. Вижу, она меня разъ обмрила взгля домъ, у батарейнаго командира это было, да я тогда не подошелъ: пре небрегаю, дескать, знакомиться. Подошелъ я къ ней уже нсколько спустя, тоже на вечер, заговорилъ, еле поглядла, презрительныя губ ки сложила, а, думаю, подожди, отмщу! Бурбонъ я былъ ужаснйшiй въ большинств тогдашнихъ случаевъ и самъ это чувствовалъ. Главное то чувствовалъ что "Катенька" не то чтобы невинная институтка такая, а особа съ характеромъ, гордая и въ самомъ дл добродтельная, а пуще всего съ умомъ и образованiемъ, а у меня ни того, ни другаго. Ты дума ешь я предложенiе хотлъ сдлать? Ни мало, просто отмстить хотлъ за то что я такой молодецъ, а она не чувствуетъ. А пока кутежъ и погромъ.

Меня наконецъ подполковникъ на три дня подъ арестъ посадилъ. Вотъ къ этому-то времени какъ разъ отецъ мн шесть тысячъ прислалъ, посл того какъ я послалъ ему форменное отреченiе отъ всхъ и вся, то есть мы дескать "въ разчет" и требовать больше ничего не буду. Не по нималъ я тогда ничего;

я братъ до самаго сюда прiзда, и даже до са мыхъ послднихъ теперешнихъ дней, и даже можетъ-быть до сегодня не понималъ ничего объ этихъ всхъ нашихъ съ отцомъ денежныхъ пререканiяхъ. Но это къ чорту, это потомъ. А тогда, получивъ эти шесть, узналъ я вдругъ завдомо по одному письмецу отъ прiятеля про одну любопытнйшую вещь для себя, именно что подполковникомъ на шимъ недовольны, что подозрваютъ его не въ порядк, однимъ словомъ, что враги его готовятъ ему закуску. И впрямь прiхалъ начальникъ дивизiи и распекъ на чемъ свтъ стоитъ. Затмъ немного спустя велно въ отставку подать. Я теб разказывать не буду какъ это все вышло въ подробности, были у него враги дйствительно, только вдругъ въ город чрезмрное охлажденiе къ нему и ко всей фамилiи, вс вдругъ точно от хлынули. Вотъ и вышла тогда первая моя штука: встрчаю я Агаью Ивановну, съ которой всегда дружбу хранилъ, и говорю: "А вдь у па паши казенныхъ-то денегъ четырехъ тысячъ пятисотъ рублей нтъ."

"Что вы это, почему говорите? Недавно генералъ былъ, вс налицо бы ли"... "Тогда были, а теперь нтъ". Испугалась ужасно: "не пугайте по жалуста, отъ кого вы слышали"? "Не безпокойтесь говорю, никому не скажу, а вы знаете что я на сей счетъ могила, а вотъ что хотлъ я вамъ только на сей счетъ тоже въ вид такъ-сказать "всякаго случая" присо вокупить: когда потребуютъ у папаши четыре-то тысячки пятьсотъ, а у него не окажется, такъ чмъ подъ судъ-то, а потомъ въ солдаты на ста рости тъ угодить, пришлите мн тогда лучше вашу институтку сек ретно, мн какъ разъ деньги выслали, я ей четыре-то тысячки пожалуй и отвалю и въ святости секретъ сохраню". "Ахъ, какой вы, говоритъ, подлецъ! (такъ и сказала), Ч какой вы злой, говоритъ, подлецъ! Да какъ вы смете"! Ушла въ негодованiи страшномъ, а я ей вслдъ еще разъ крикнулъ что секретъ сохраненъ будетъ свято и нерушимо. Эти об бабы, то-есть Агаья и тетка ея, скажу впередъ, оказались во всей этой исторiи чистыми ангелами, а сестру эту, гордячку, Катю, воистину обожали, принижали себя предъ нею, горничными ея были... Только Агаья эту штуку, то-есть разговоръ-то нашъ ей тогда и передай. Я это потомъ все какъ пять пальцевъ узналъ. Не скрыла, ну а мн разумется того было и надо.

Вдругъ прiзжаетъ новый майоръ принимать баталiонъ. Принима етъ. Старый подполковникъ вдругъ заболваетъ, двинуться не можетъ, двое сутокъ дома сидитъ, суммы казенной не сдаетъ. Докторъ нашъ Кравченко уврялъ что дйствительно боленъ былъ. Только я вотъ что досконально зналъ по секрету и даже давно: что сумма, когда отсмот ритъ ее начальство, каждый разъ посл того, и это уже года четыре сря ду, исчезала на время. Ссужалъ ее подполковникъ врнйшему одному человку, купцу нашему, старому вдовцу, Трифонову, бородачу въ зо лотыхъ очкахъ. Тотъ създитъ на ярмарку, сдлаетъ какой надо ему тамъ оборотъ и возвращаетъ тотчасъ подполковнику деньги въ цлости, а съ тмъ вмст привозитъ съ ярмарки гостинцу, а съ гостинцами и процентики. Только въ этотъ разъ (я тогда узналъ все это совершенно случайно отъ подростка слюняваго сынишки Трифонова, сына его и наслдника, развратнйшаго мальчишки какого свтъ производилъ), въ этотъ разъ, говорю, Трифоновъ, возвратясь съ ярмарки, ничего не воз вратилъ. Подполковникъ бросился къ нему: "Никогда я отъ васъ ничего не получалъ, да и получать не могъ", Ч вотъ отвтъ. Ну, такъ и сидитъ нашъ подполковникъ дома, голову себ обвязалъ полотенцемъ, ему он вс три льду къ темени прикладываютъ;

вдругъ встовой съ книгой и съ приказомъ: "Сдать казенную сумму, тотчасъ же, немедленно, черезъ два часа". Онъ расписался, я эту подпись въ книг потомъ видлъ, Ч всталъ, сказалъ что одваться въ мундиръ идетъ, прибжалъ въ свою спальню, взялъ двуствольное охотничье свое ружье, зарядилъ, вкатилъ солдатскую пулю, снялъ съ правой ноги сапогъ, ружье уперъ въ грудь, а ногой сталъ курокъ искать. А Агаья уже подозрвала, мои тогдашнiя слова запомнила, подкралась и вовремя подсмотрла: ворвалась, броси лась на него сзади, обняла, ружье выстрлило вверхъ въ потолокъ;

ни кого не ранило;

вбжали остальныя, схватили его, отняли ружье, за ру ки держатъ... Все это я потомъ узналъ до черты. Сидлъ я тогда дома, были сумерки, и только что хотлъ выходить, одлся, причесался, пла токъ надушилъ, фуражку взялъ, какъ вдругъ отворяется дверь и Ч пре до мною, у меня на квартир Катерина Ивановна.

Бываютъ же странности: никто-то не замтилъ тогда на улиц какъ она ко мн прошла, такъ что въ город такъ это и кануло. Я же нани малъ квартиру у двухъ чиновницъ, древнйшихъ старухъ, он мн и прислуживали, бабы почтительныя, слушались меня во всемъ, и по моему приказу замолчали потомъ об какъ чугунныя тумбы. Конечно, я все тотчасъ понялъ. Она вошла и прямо глядитъ на меня, темные глаза смотрятъ ршительно, дерзко даже, но въ губахъ и около губъ, вижу, есть нершительность.

Ч Мн сестра сказала что вы дадите четыре тысячи пятьсотъ руб лей если я приду за ними... къ вамъ сама. Я пришла... дайте деньги!... не выдержала, задохлась, испугалась, голосъ прескся, а концы губъ и линiи около губъ задрожали. Алешка слушаешь или спишь?

Ч Митя, я знаю что ты всю правду скажешь, произнесъ въ волненiи Алеша.

Ч Ее самую и скажу. Если всю правду, то вотъ какъ было, себя не пощажу. Первая мысль была Ч Карамазовская. Разъ братъ меня фалан га укусила, я дв недли отъ нея въ жару пролежалъ;

ну такъ вотъ и теперь вдругъ за сердце слышу укусила фаланга, злое-то наскомое, понимаешь? Обмрилъ я ее глазомъ. Видлъ ты ее? Вдь красавица. Да не тмъ она красива тогда была. Красива была она тмъ въ ту минуту что она благородная, а я подлецъ, что она въ величiи своего великодушiя и жертвы своей за отца, а я клопъ. И вотъ отъ меня клопа и подлеца она вся зависитъ, вся, вся кругомъ и съ душой и съ тломъ.

Очерчена. Я теб прямо скажу: эта мысль, мысль фаланги, до такой сте пени захватила мн сердце что оно чуть не истекло отъ одного томленiя.

Казалось бы и борьбы не могло уже быть никакой: именно бы поступить какъ клопу, какъ злому тарантулу, безо всякаго сожалнiя.... Перескло у меня духъ даже. Слушай: вдь я разумется завтра же прiхалъ бы руки просить, чтобы все это благороднйшимъ такъ-сказать образомъ завершить и чтобы никто стало-быть этого не зналъ и не могъ бы знать.

Потому что вдь я человкъ хоть и низкихъ желанiй, но честный. И вотъ другъ мн тогда въ ту же самую секунду кто-то и шепни на ухо:

"Да вдь завтра-то этакая, какъ прiдешь съ предложенiемъ руки, и не выйдетъ къ теб, а велитъ кучеру со двора тебя вытолкать. Ославляй дескать по всему городу, не боюсь тебя!" Взглянулъ я на двицу, не сов ралъ мой голосъ: такъ конечно, такъ оно и будетъ. Меня выгонятъ въ шею, по теперешнему лицу уже судить можно. Закипла во мн злость, захотлось подлйшую, поросячью, купеческую штучку выкинуть:

поглядть это на нее съ насмшкой, и тутъ же пока стоитъ предъ тобой и огорошить ее съ интонацiей съ какою только купчикъ уметъ сказать:

Ч Это четыре-то тысячи! Да я пошутилъ-съ, что вы это? Слиш комъ легковрно, сударыня, сосчитали. Сотенки дв я пожалуй, съ мо имъ даже удовольствiемъ и охотою, а четыре тысячи это деньги не такiя, барышня, чтобъ ихъ на такое легкомыслiе кидать. Обезпокоить себя на прасно изволили.

Видишь, я бы конечно все потерялъ, она бы убжала, но за то ин фернально, мстительно вышло бы, всего остальнаго стоило бы. Вылъ бы потомъ всю жизнь отъ раскаянiя, но только чтобы теперь эту штучку отмочить! Вришь ли, никогда этого у меня ни съ какой не бывало, ни съ единою женщиной чтобы въ этакую минуту я на нее глядлъ съ нена вистью, Ч и вотъ крестъ кладу: я на эту глядлъ тогда секунды три или пять со страшною ненавистью, Ч съ тою самою ненавистью отъ которой до любви, до безумнйшей любви Ч одинъ волосокъ! Я подошелъ къ ок ну, приложилъ лобъ къ мерзлому стеклу и помню что мн лобъ обожгло льдомъ какъ огнемъ. Долго не задержалъ, не безпокойся, обернулся, по дошелъ къ столу, отворилъ ящикъ и досталъ пятитысячный пятипро центный безыменный билетъ (въ лексикон французскомъ лежалъ у ме ня). Затмъ молча ей показалъ, сложилъ, отдалъ, самъ отворилъ ей дверь въ сни, и, отступя шагъ, поклонился ей въ поясъ почти тельнйшимъ, проникновеннйшимъ поклономъ, врь тому! Она вся вздрогнула, посмотрла пристально секунду, страшно поблднла, ну какъ скатерть и вдругъ тоже ни слова не говоря, не съ порывомъ, а мяг ко такъ, глубоко, тихо, склонилась вся и прямо мн въ ноги Ч бомъ до земли, не по-институтски, по-русски! Вскочила и побжала. Когда она выбжала, я былъ при шпаг;

я вынулъ шпагу и хотлъ было тутъ же заколоть себя, для чего Ч не знаю, глупость была бы страшная, конечно, но должно-быть отъ восторга. Понимаешь ли ты что отъ иного восторга можно убить себя;

но я не закололся, а только поцловалъ шпагу и вло жилъ ее опять въ ножны, Ч о чемъ впрочемъ могъ бы теб и не упоми нать. И даже кажется я сейчасъ-то разказывая обо всхъ борьбахъ не множко размазалъ чтобы себя похвалить. Но пусть, пусть такъ и будетъ и чортъ дери всхъ шпiоновъ сердца человческаго! Вотъ весь мой этотъ бывшiй "случай" съ Катериной Ивановной. Теперь значитъ братъ Иванъ о немъ знаетъ, да ты Ч и только!

Дмитрiй едоровичъ всталъ, въ волненiи шагнулъ шагъ и другой, вынулъ платокъ, обтеръ со ба потъ, затмъ слъ опять, но не на то мсто гд прежде сидлъ, а на другое, на скамью напротивъ, у другой стны, такъ что Алеша долженъ былъ совсмъ къ нему повернуться.

V.

Исповдь горячаго сердца. "Вверхъ пятами."

Ч Теперь, сказалъ Алеша, Ч я первую половину этого дла знаю.

Ч Первую половину ты понимаешь: это драма, и произошла она тамъ. Вторая же половина есть трагедiя и произойдетъ она здсь.

Ч Изо второй половины я до сихъ поръ ничего не понимаю, ска залъ Алеша.

Ч А я-то? Я-то разв понимаю?

Ч Постой, Дмитрiй, тутъ есть одно главное слово. Скажи мн:

вдь ты женихъ, женихъ и теперь?

Ч Женихомъ я сталъ не сейчасъ, а всего три мсяца лишь спустя посл тогдашняго-то. На другой же день, какъ это тогда случилось, я сказалъ себ что случай исчерпанъ и конченъ, продолженiя не будетъ.

Придти съ предложенiемъ руки казалось мн низостью. Съ своей сторо ны и она вс шесть недль потомъ какъ у насъ въ город прожила Ч ни словечкомъ о себ знать не дала. Кром одного, вправду, случая: на другой день посл ея посщенiя прошмыгнула ко мн ихъ горничная и, ни слова не говоря, пакетъ передала. На пакет адресъ: такому-то.

Вскрываю Ч сдача съ билета въ 5.000. Надо было всего четыре тысячи пятьсотъ, да на продаж пятитысячнаго билета потеря рублей въ двсти слишкомъ произошла. Прислала мн всего двсти шестьдесятъ кажется рубликовъ, не помню хорошенько, и только одн деньги, Ч ни записки, ни словечка, ни объясненiя. Я въ пакет искалъ знака какого-нибудь карандашомъ Ч н-ничего! Что жь, я закутилъ пока на мои остальные рубли, такъ что и новый майоръ мн выговоръ наконецъ принужденъ былъ сдлать. Ну, а подполковникъ казенную сумму сдалъ Ч благопо лучно и всмъ на удивленье, потому что никто уже у него денегъ въ цлости не предполагалъ. Сдалъ да и захворалъ, слегъ, лежалъ недли три, затмъ вдругъ размягченiе въ мозгу произошло и въ пять дней скончался. Похоронили съ воинскими почестями, еще не усплъ отстав ку получить. Катерина Ивановна, сестра и тетка, только что похоро нивъ отца, дней чрезъ десять двинулись въ Москву. И вотъ предъ отъздомъ только, въ самый тотъ день когда ухали (я ихъ не видалъ и не провожалъ), получаю крошечный пакетикъ, синенькiй, кружевная бумажка, а на ней одна только строчка карандашомъ: "Я вамъ напишу, ждите. К." Вотъ и все.

Поясню теб теперь въ двухъ словахъ. Въ Москв у нихъ дла обернулись съ быстротою молнiи и съ неожиданностью арабскихъ ска зокъ. Эта генеральша, ея главная родственница, вдругъ разомъ лишает ся своихъ двухъ ближайшихъ наслдницъ, своихъ двухъ ближайшихъ племянницъ Ч об на одной и той же недл помираютъ отъ оспы. По трясенная старуха Кат обрадовалась какъ родной дочери, какъ звзд спасенiя, накинулась на нее, передлала тотчасъ завщанiе въ ея поль зу, но это въ будущемъ, а пока теперь, прямо въ руки, Ч восемдесятъ тысячъ, вотъ теб молъ приданое, длай съ нимъ что хочешь. Истериче ская женщина, я ее въ Москв потомъ наблюдалъ. Ну вотъ вдругъ я то гда и получаю по почт четыре тысячи пятьсотъ рублей, разумется недоумваю и удивленъ какъ безсловесный. Три дня спустя приходитъ и общанное письмо. Оно и теперь у меня, оно всегда со мной и умру я съ нимъ, хочешь покажу? Непремнно прочти: Предлагается въ невсты, сама себя предлагаетъ, "люблю дескать безумно, пусть вы меня не люби те Ч все равно, будьте только моимъ мужемъ. Не пугайтесь Ч ни въ чемъ васъ стснять не буду, буду ваша мебель, буду тотъ коверъ по ко торому вы ходите... Хочу любить васъ вчно, хочу спасти васъ отъ само го себя"... Алеша, я недостоинъ даже пересказывать эти строки моими подлыми словами и моимъ подлымъ тономъ, всегдашнимъ моимъ под лымъ тономъ, отъ котораго я никогда не могъ исправиться! Пронзило это письмо меня до сегодня, и разв мн теперь легко, разв мн сего дня легко? Тогда я тотчасъ же ей написалъ отвтъ (я никакъ не могъ самъ прiхать въ Москву). Слезами писалъ его;

одного стыжусь вчно:

упомянулъ что она теперь богатая и съ приданымъ, а я только нищiй бурбонъ, Ч про деньги упомянулъ! Я бы долженъ былъ это перенести, да съ пера сорвалось. Тогда же, тотчасъ написалъ въ Москву Ивану и все ему объяснилъ въ письм по возможности, въ шесть листовъ письмо было, и послалъ Ивана къ ней. Что ты смотришь, что ты глядишь на ме ня? Ну да, Иванъ влюбился въ нее, влюбленъ и теперь, я это знаю, я глупость сдлалъ по-вашему, по-свтскому, но можетъ-быть вотъ эта-то глупость одна теперь и спасетъ насъ всхъ! Ухъ! Разв ты не видишь какъ она его почитаетъ, какъ она его уважаетъ? Разв она можетъ, сравнивъ насъ обоихъ, любить такого какъ я, да еще посл всего того что здсь произошло?

Ч А я увренъ что она любитъ такого какъ ты, а не такого какъ онъ.

Ч Она свою добродтель любитъ, а не меня, невольно, но почти злобно вырвалось вдругъ у Дмитрiя едоровича. Онъ засмялся, но че резъ секунду глаза его сверкнули, онъ весь покраснлъ и съ силой уда рилъ кулакомъ по столу.

Ч Клянусь Алеша, воскликнулъ онъ со страшнымъ и искреннимъ гнвомъ на себя, Ч врь не врь, но вотъ какъ Богъ святъ, и что Хри стосъ есть Господь, клянусь, что я, хоть и усмхнулся сейчасъ ея выс шимъ чувствамъ, но знаю что я въ миллiонъ разъ ничтожне душой чмъ она, и что эти лучшiя чувства ея Ч искренни какъ у небеснаго ан гела! Въ томъ и трагедiя что я знаю это наврно. Что въ томъ что человкъ капельку декламируетъ? Разв я не декламирую? А вдь ис крененъ же я, искрененъ. Что же касается Ивана, то вдь я же понимаю съ какимъ проклятiемъ долженъ онъ смотрть теперь на природу, да еще при его-то ум! Кому, чему отдано предпочтенiе? Отдано извергу, который и здсь, уже женихомъ будучи, и когда на него вс глядли, удержать свои дебоширства не могъ, Ч и это при невст-то, при невст-то! И вотъ такой какъ я предпочтенъ, а онъ отвергается. Но для чего же? А для того что двица изъ благодарности жизнь и судьбу свою изнасиловать хочетъ! Нелпость! Я Ивану въ этомъ смысл ничего и никогда не говорилъ, Иванъ разумется мн тоже объ этомъ никогда ни полслова, ни малйшаго намека;

но судьба свершится и достойный станетъ на мсто, а недостойный скроется въ переулокъ на вки, Ч въ грязный свой переулокъ, въ возлюбленный и свойственный ему пере улокъ, и тамъ, въ грязи и вони, погибнетъ добровольно и съ наслажденiемъ. Заврался я что-то, слова у меня вс износились, точно наобумъ ставлю, но такъ какъ я опредлилъ, такъ тому и быть. Потону въ переулк, а она выйдетъ за Ивана.

Ч Братъ постой, съ чрезвычайнымъ безпокойствомъ опять пре рвалъ Алеша, Ч вдь тутъ все-таки одно дло ты мн до сихъ поръ не разъяснилъ: вдь ты женихъ, вдь ты все-таки женихъ? Какъ же ты хо чешь порвать, если она, невста, не хочетъ?

Ч Я женихъ, формальный и благословленный, произошло все въ Москв, по моемъ прiзд, съ парадомъ, съ образами, и въ лучшемъ вид. Генеральша благословила и Ч вришь ли, поздравила даже Катю:

ты выбрала, говоритъ, хорошо, я вижу его насквозь. И вришь ли, Ива на она не взлюбила и не поздравила. Въ Москв же я много и съ Катей переговорилъ, я ей всего себя расписалъ, благородно, въ точности, въ искренности. Все выслушала:

"Было милое смущенье, Были нжныя слова"...

Ну, слова-то были и гордыя. Она вынудила у меня тогда великое общанiе исправиться. Я далъ общанiе. И вотъ...

Ч Что же?

Ч И вотъ я тебя кликнулъ и перетащилъ сюда сегодня, сегодняш няго числа, Ч запомни! Ч съ тмъ чтобы послать тебя, и опять-таки сегодня же, къ Катерин Ивановн, и...

Ч Что?

Ч Сказать ей что я больше къ ней не приду никогда, приказалъ дескать кланяться.

Ч Да разв это возможно?

Ч Да я потому-то тебя и посылаю вмсто себя что это невозможно, а то какъ же я самъ-то ей это скажу?

Ч Да куда же ты пойдешь?

Ч Въ переулокъ.

Ч Такъ это къ Грушеньк! горестно воскликнулъ Алеша, всплес нувъ руками. Ч Да неужто же Ракитинъ въ самомъ дл правду ска залъ? А я думалъ что ты только такъ къ ней походилъ и кончилъ.

Ч Это жениху-то ходить? Да разв это возможно, да еще при та кой невст и на глазахъ у людей? Вдь честь-то у меня есть небось.

Только что я сталъ ходить къ Грушеньк такъ тотчасъ же и пересталъ быть женихомъ и честнымъ человкомъ, вдь я это понимаю же. Что ты смотришь? Я видишь ли сперва всего пошелъ ее бить. Я узналъ и знаю теперь достоврно что Грушеньк этой былъ этимъ штабсъ-капитаномъ, отцовскимъ повреннымъ, вексель на меня переданъ чтобы взыскала, чтобъ я унялся и кончилъ. Испугать хотли. Я Грушеньку и двинулся бить. Видалъ я ее и прежде мелькомъ. Она не поражаетъ. Про старика купца зналъ, который теперь вдобавокъ и боленъ, разслабленъ лежитъ, но ей кушъ все-таки оставитъ знатный. Зналъ тоже что деньгу нажить любитъ, наживаетъ, на злые проценты даетъ, пройдоха, шельма, безъ жалости. Пошелъ я бить ее, да у ней и остался. Грянула гроза, ударила чума, заразился и зараженъ досел, и знаю что ужь все кончено, что ни чего другаго и никогда не будетъ. Циклъ временъ совершенъ. Вотъ мое дло. А тогда вдругъ какъ нарочно у меня въ карман, у нищаго, очу тились три тысячи. Мы отсюда съ ней въ Мокрое, это двадцать пять от сюда верстъ, цыганъ туда добылъ, цыганокъ, шампанскаго, всхъ му жиковъ тамъ шампанскимъ перепоилъ, всхъ бабъ и двокъ, двинулъ тысячами. Черезъ три дня голъ, но соколъ. Ты думалъ достигъ чего со колъ-то? Даже издали не показала. Я говорю теб: изгибъ. У Грушень ки шельмы есть такой одинъ изгибъ тла, онъ и на ножк у ней отра зился, даже въ пальчик-мизинчик на вой ножк отозвался. Видлъ и цловалъ, но и только Ч клянусь! Говоритъ "хочешь выйду замужъ, вдь ты нищiй. Скажи что бить не будешь и позволишь все мн длать что я захочу, тогда можетъ и выйду", Ч смется. И теперь смется!

Дмитрiй едоровичъ почти съ какою-то яростью поднялся съ мста, онъ вдругъ сталъ какъ пьяный. Глаза его вдругъ налились кровью.

Ч И ты въ самомъ дл хочешь на ней жениться?

Ч Коль захочетъ такъ тотчасъ же, а не захочетъ и такъ останусь;

у нея на двор буду дворникомъ. Ты.... ты Алеша.... остановился онъ вдругъ предъ нимъ и, схвативъ его за плечи, сталъ вдругъ съ силою тря сти его: Ч да знаешь ли ты, невинный ты мальчикъ, что все это бредъ, немыслимый бредъ, ибо тутъ трагедiя! Узнай же, Алексй, что я могу быть низкимъ человкомъ, со страстями низкими и погибшими, но во ромъ, карманнымъ воромъ, воришкой по переднимъ, Дмитрiй Карама зовъ не можетъ быть никогда. Ну такъ узнай же теперь что я воришка, я воръ по карманамъ и по переднимъ! Какъ разъ предъ тмъ какъ я Грушеньку пошелъ бить, призываетъ меня въ то самое утро Катерина Ивановна, и въ ужасномъ секрет, что бы покамстъ никто не зналъ (для чего не знаю, видно такъ ей было нужно) проситъ меня създить въ губернскiй городъ и тамъ по почт послать три тысячи Агаь Ивановн, въ Москву, потому въ городъ чтобы здсь и не знали. Вотъ съ этими-то тремя тысячами въ карман я и очутился тогда у Грушень ки, на нихъ и въ Мокрое създили. Потомъ я сдлалъ видъ что слеталъ въ городъ, но расписки почтовой ей не представилъ, сказалъ что по слалъ, расписку принесу, и до сихъ поръ не несу, забылъ-съ. Теперь, какъ ты думаешь, вотъ ты сегодня пойдешь и ей скажешь: "приказали вамъ кланяться", а она теб: "А деньги"? Ты еще могъ бы сказать ей:

это низкiй сладострастникъ, и съ неудержимыми чувствами подлое су щество. Онъ тогда не послалъ ваши деньги, а растратилъ, потому что удержаться не могъ какъ низкое животное, но все-таки ты могъ бы при бавить: за то онъ не воръ, вотъ ваши три тысячи, посылаетъ обратно, пошлите сами Агаь Ивановн, а самъ веллъ кланяться. А теперь вдругъ она: "а гд деньги?" Ч Митя ты несчастенъ, да! Но все же не столько сколько ты дума ешь, Ч не убивай себя отчаянiемъ, не убивай!

Ч А что ты думаешь, застрлюсь какъ не достану трехъ тысячъ отдать? Въ томъ-то и дло что не застрлюсь. Не въ силахъ теперь, по томъ можетъ-быть, а теперь я къ Грушеньк пойду... Пропадай мое са ло!

Ч А у ней?

Ч Буду мужемъ ея, въ супруги удостоюсь, а коль придетъ любов никъ, выйду въ другую комнату. У ея прiятелей буду калоши грязныя обчищать, самоваръ раздувать, на посылкахъ бгать....

Ч Катерина Ивановна все пойметъ, торжественно проговорилъ вдругъ Алеша, Ч пойметъ всю глубину во всемъ этомъ гор и прими рится. У нея высшiй умъ, потому что нельзя быть несчастне тебя, она увидитъ сама.

Ч Не помирится она со всмъ, осклабился Митя. Ч Тутъ братъ есть нчто съ чмъ нельзя никакой женщин примириться. А знаешь что всего лучше сдлать?

Ч Что?

Ч Три тысячи ей отдать.

Ч Гд же взять-то? Слушай, у меня есть дв тысячи, Иванъ дастъ тоже тысячу, вотъ и три, возьми и отдай.

Ч А когда он прибудутъ, твои три тысячи? Ты еще и несовершеннолтнiй вдобавокъ, а надо непремнно, непремнно чтобы ты сегодня уже ей откланялся, съ деньгами или безъ денегъ, потому что я дальше тянуть не могу, дло на такой точк стало. Завтра уже поздно, поздно. Я тебя къ отцу пошлю.

Ч Къ отцу?

Ч Да къ отцу прежде нея. У него три тысячи и спроси.

Ч Да вдь онъ, Митя, не дастъ.

Ч Еще бы далъ, знаю что не дастъ. Знаешь ты, Алексй, что зна читъ отчаянiе?

Ч Знаю.

Ч Слушай: юридически онъ мн ничего не долженъ. Все я у него выбралъ, все, я это знаю. Но вдь нравственно-то долженъ онъ мн, такъ иль не такъ? Вдь онъ съ материныхъ двадцати восьми тысячъ пошелъ и сто тысячъ нажилъ. Пусть онъ мн дастъ только три тысячи изъ двадцати восьми, только три, и душу мою изъ ада извлечетъ, и за чтется это ему за многiе грхи! Я же на этихъ трехъ тысячахъ, вотъ теб великое слово, Ч покончу, и не услышитъ онъ ничего обо мн боле вовсе. Въ послднiй разъ случай ему даю быть отцомъ. Скажи ему что самъ Богъ ему этотъ случай посылаетъ.

Ч Митя, онъ ни за что не дастъ.

Ч Знаю что не дастъ, въ совершенств знаю. А теперь особенно.

Мало того, я вотъ что еще знаю: теперь, на дняхъ только, всего только можетъ-быть вчера, онъ въ первый разъ узналъ серiозно (подчеркни серiозно) что Грушенька-то въ самомъ дл можетъ-быть не шутитъ и за меня замужъ захочетъ прыгнуть. Знаетъ онъ этотъ характеръ, зна етъ эту кошку. Ну, такъ неужто жь онъ мн вдобавокъ и деньги дастъ чтобъ этакому случаю способствовать, тогда какъ самъ онъ отъ нея безъ памяти? Но и этого еще мало, я еще больше теб могу привесть: я знаю что у него ужь дней пять какъ вынуты три тысячи рублей, размнены въ сотенныя кредитки и упакованы въ большой пакетъ, подъ пятью печа тями, а сверху красною тесемочкой накрестъ перевязаны. Видишь какъ подробно знаю! На пакет же надписано: "Ангелу моему Грушеньк, коли захочетъ придти", самъ нацарапалъ, въ тишин и въ тайн, и ни кто-то не знаетъ что у него деньги лежатъ, кром лакея Смердякова, въ честность котораго онъ вритъ какъ въ себя самого. Вотъ онъ ужь третiй аль четвертый день Грушеньку ждетъ, надется что придетъ за пакетомъ, далъ онъ ей знать, а та знать дала что "можетъ де и приду".

Такъ вдь если она придетъ къ старику, разв я могу тогда жениться на ней? Понимаешь теперь зачмъ значитъ я здсь на секрет сижу и что именно сторожу?

Ч Ее?

Ч Ее. У этихъ шлюхъ, здшнихъ хозяекъ, нанимаетъ коморку ома. ома изъ нашихъ мстъ, нашъ бывшiй солдатъ. Онъ у нихъ при служиваетъ, ночью сторожитъ, а днемъ тетеревей ходитъ стрлять, да тмъ и живетъ. Я у него тутъ и заслъ;

ни ему ни хозяйкамъ секретъ неизвстенъ, то-есть что я здсь сторожу.

Ч Одинъ Смердяковъ знаетъ?

Ч Онъ одинъ. Онъ мн и знать дастъ, коль та къ старику придетъ.

Ч Это онъ теб про пакетъ разказалъ?

Ч Онъ. Величайшiй секретъ. Даже Иванъ не знаетъ ни о деньгахъ, ни о чемъ. А старикъ Ивана въ Чермашню посылаетъ на два, на три дня прокатиться: объявился покупщикъ на рощу срубить ее за восемь ты сячъ, вотъ и упрашиваетъ старикъ Ивана: "помоги дескать, създи самъ" денька на два, на три значитъ. Это онъ хочетъ чтобы Грушенька безъ него пришла.

Ч Стало-быть онъ и сегодня ждетъ Грушеньку?

Ч Нтъ, сегодня она не придетъ, есть примты. Наврно не при детъ! крикнулъ вдругъ Митя. Ч Такъ и Смердяковъ полагаетъ. Отецъ теперь пьянствуетъ, сидитъ за столомъ съ братомъ Иваномъ. Сходи Алексй, спроси у него эти три тысячи....

Ч Митя, милый, что съ тобой! воскликнулъ Алеша вскакивая съ мста и всматриваясь въ изступленнаго Дмитрiя едоровича. Одно мгновенiе онъ думалъ что тотъ помшался.

Ч Что ты? Я не помшанъ въ ум, пристально и даже какъ-то торжественно смотря произнесъ Дмитрiй едоровичъ. Ч Не бось, я тебя посылаю къ отцу и знаю что говорю: я чуду врю.

Ч Чуду?

Ч Чуду Промысла Божьяго. Богу извстно мое сердце, Онъ ви дитъ все мое отчаянiе. Онъ всю эту картину видитъ. Неужели Онъ по пуститъ совершиться ужасу? Алеша, я чуду врю, иди!

Ч Я пойду. Скажи, ты здсь будешь ждать?

Ч Буду, понимаю что не скоро, что нельзя этакъ придти и прямо бухъ! Онъ теперь пьянъ. Буду ждать и три часа, и четыре, и пять, и шесть, и семь, но только знай что сегодня, хотя бы даже въ полночь, ты явишься къ Катерин Ивановн, съ деньгами или безъ денегъ, и ска жешь: веллъ вамъ кланяться. Я именно хочу чтобы ты этотъ стихъ ска залъ: "веллъ дескать кланяться."

Ч Митя! а вдругъ Грушенька придетъ сегодня.... не сегодня такъ завтра аль послзавтра?

Ч Грушенька? Подсмотрю, ворвусь и помшаю...

Ч А если....

Ч А коль если, такъ убью. Такъ не переживу.

Ч Кого убьешь?

Ч Старика. Ее не убью.

Ч Братъ, что ты говоришь!

Ч Я вдь не знаю, не знаю.... Можетъ-быть не убью, а можетъ убью. Боюсь что ненавистенъ онъ вдругъ мн станетъ своимъ лицомъ въ ту самую минуту. Ненавижу я его кадыкъ, его носъ, его глаза, его без стыжую насмшку. Личное омерзнiе чувствую. Вотъ этого боюсь. Вотъ и не удержусь....

Ч Я пойду, Митя. Я врю что Богъ устроитъ какъ знаетъ лучше чтобы не было ужаса.

Ч А я буду сидть и чуда ждать. Но если не свершится, то....

Алеша задумчивый направился къ отцу.

VI.

Смердяковъ.

Онъ и вправду засталъ еще отца за столомъ. Столъ же былъ по все гдашнему обыкновенiю накрытъ въ зал, хотя въ дом находилась и на стоящая столовая. Эта зала была самая большая въ дом комната, съ какою-то старинною претензiей меблированная. Мебель была древнй шая, блая, съ красною, ветхою, полушелковою обивкой. Въ простн кахъ между оконъ вставлены были зеркала въ вычурныхъ рамахъ ста ринной рзьбы, тоже блыхъ съ золотомъ. На стнахъ, обитыхъ блыми бумажными и во многихъ мстахъ уже треснувшими обоями, красова лись два большiе портрета, Ч одного какого-то князя, тъ тридцать назадъ бывшаго генералъ-губернаторомъ мстнаго края, и какого-то архiерея, давно уже тоже почившаго. Въ переднемъ углу помщалось нсколько иконъ, предъ которыми на ночь зажигалась лампадка... не столько изъ благоговнiя сколько для того чтобы комната на ночь была освщена. едоръ Павловичъ ложился по ночамъ очень поздно, часа въ три, въ четыре утра, а до тхъ поръ все бывало ходитъ по комнат или сидитъ въ креслахъ и думаетъ. Такую привычку сдлалъ. Ночевалъ онъ нердко совсмъ одинъ въ дом, отсылая слугъ во флигель, но большею частью съ нимъ оставался по ночамъ слуга Смердяковъ, спавшiй въ пе редней на залавк. Когда вошелъ Алеша, весь обдъ былъ уже покон ченъ, но подано было варенье и кофе. едоръ Павловичъ любилъ посл обда сладости съ коньячкомъ. Иванъ едоровичъ находился тутъ же за столомъ и тоже кушалъ кофе. Слуги Григорiй и Смердяковъ стояли у стола. И господа, и слуги были въ видимомъ и необыкновенномъ весе ломъ одушевленiи. едоръ Павловичъ громко хохоталъ и смялся;

Але ша еще изъ сней услышалъ его визгливый, столь знакомый ему прежде смхъ, и тотчасъ же заключилъ, по звукамъ смха, что отецъ еще дале ко не пьянъ, а пока лишь всего благодушествуетъ.

Ч Вотъ и онъ, вотъ и онъ! завопилъ едоръ Павловичъ, вдругъ страшно обрадовавшись Алеш. Ч Присоединяйся къ намъ, садись, ко фейку, Ч постный, вдь, постный, да горячiй, да славный! Коньячку не приглашаю, ты постникъ, а хочешь, хочешь? Нтъ, я лучше теб ликер цу дамъ, знатный! Ч Смердяковъ, сходи въ шкафъ, на второй полк на право, вотъ ключи, живй!

Алеша сталъ было отъ ликера отказываться.

Ч Все равно подадутъ не для тебя такъ для насъ, сiялъ едоръ Павловичъ. Ч Да постой, ты обдалъ аль нтъ?

Ч Обдалъ, сказалъ Алеша, съвшiй по правд всего только ло моть хлба и выпившiй стаканъ квасу на игуменской кухн. Ч Вотъ я кофе горячаго выпью съ охотой.

Ч Милый! Молодецъ! Онъ кофейку выпьетъ. Не подогрть ли? Да нтъ, и теперь кипитъ. Кофе знатный, Смердяковскiй. На кофе да на кулебяки Смердяковъ у меня артистъ, да на уху еще, правда. Когда нибудь на уху приходи, заране дай знать... Да постой, постой, вдь я теб давеча совсмъ веллъ сегодня же переселиться съ тюфякомъ и по душками? Тюфякъ-то притащилъ? хе-хе-хе!...

Ч Нтъ, не принесъ, усмхнулся и Алеша.

Ч А, испугался, испугался-таки давеча, испугался? Ахъ ты голуб чикъ, да я ль тебя обидть могу. Слушай Иванъ, не могу я видть какъ онъ этакъ смотритъ въ глаза и смется, не могу. Утроба у меня вся на чинаетъ на него смяться, люблю его! Алешка, дай я теб благословенiе родительское дамъ.

Алеша всталъ, но едоръ Павловичъ усплъ одуматься.

Ч Нтъ, нтъ, я только теперь перекрещу тебя, вотъ такъ, садись.

Ну, теперь теб удовольствiе будетъ, и именно на твою тему.

Насмешься. У насъ Валаамова ослица заговорила, да какъ говоритъ-то, какъ говоритъ!

Валаамовою ослицей оказался лакей Смердяковъ. Человкъ еще молодой, всего тъ двадцати четырехъ, онъ былъ страшно нелюдимъ и молчаливъ. Не то чтобы дикъ или чего-нибудь стыдился, нтъ, характе ромъ онъ былъ напротивъ надмененъ и какъ будто всхъ презиралъ. Но вотъ и нельзя миновать чтобы не сказать о немъ хотя двухъ словъ, и именно теперь. Воспитали его Мара Игнатьевна и Григорiй Василье вичъ, но мальчикъ росъ "безо всякой благодарности", какъ выражался о немъ Григорiй, мальчикомъ дикимъ и смотря на свтъ изъ угла. Въ дтств онъ очень любилъ вшать кошекъ и потомъ хоронить ихъ съ церемонiей. Онъ надвалъ для этого простыню, что составляло въ род какъ бы ризы, и плъ и махалъ чмъ-нибудь надъ мертвою кошкой, какъ будто кадилъ. Все это потихоньку, въ величайшей тайн. Григорiй пой малъ его однажды на этомъ упражненiи и больно наказалъ розгой. Тотъ ушелъ въ уголъ и косился оттуда съ недлю. "Не любитъ онъ насъ съ тобой, этотъ извергъ", говорилъ Григорiй Мар Игнатьевн, "да и ни кого не любитъ. Ты разв человкъ", обращался онъ вдругъ прямо къ Смердякову, Ч "ты не человкъ, ты изъ банной мокроты завелся, вотъ ты кто"... Смердяковъ, какъ оказалось въ послдствiи, никогда не могъ простить ему этихъ словъ. Григорiй выучилъ его грамот и, когда мину ло ему тъ двнадцать, сталъ учить Священной Исторiи. Но дло кон чилось тотчасъ же ничмъ. Какъ-то однажды, всего только на второмъ иль на третьемъ урок, мальчикъ вдругъ усмхнулся.

Ч Чего ты? спросилъ Григорiй, грозно выглядывая на него изъ подъ очковъ.

Ч Ничего-съ. Свтъ создалъ Господь Богъ въ первый день, а солнце, луну и звзды на четвертый день. Откуда же свтъ-то сiялъ въ первый день?

Григорiй остолбенлъ. Мальчикъ насмшливо глядлъ на учителя.

Даже было во взгляд его что-то высокомрное. Григорiй не выдержалъ.

"А вотъ откуда!" крикнулъ онъ и неистово ударилъ ученика по щек.

Мальчикъ вынесъ пощечину не возразивъ ни слова, но забился опять въ уголъ на нсколько дней. Какъ разъ случилось такъ что черезъ недлю у него объявилась падучая болзнь въ первый разъ въ жизни, не поки давшая его потомъ во всю жизнь. Узнавъ объ этомъ едоръ Павловичъ какъ будто вдругъ измнилъ на мальчика свой взглядъ. Прежде онъ какъ-то равнодушно глядлъ на него, хотя никогда не бранилъ и встрчая всегда давалъ копечку. Въ благодушномъ настроенiи иногда посылалъ со стола мальчишк чего-нибудь сладенькаго. Но тутъ, узнавъ о болзни, ршительно сталъ о немъ заботиться, пригласилъ доктора, сталъ было чить, но оказалось что вылчить невозможно. Среднимъ числомъ припадки приходили по разу въ мсяцъ, и въ разные сроки.

Припадки тоже бывали разной силы Ч иные легкiе, другiе очень жестокiе. едоръ Павловичъ запретилъ наистрожайше Григорiю нака зывать мальчишку тлесно и сталъ пускать его къ себ на верхъ. Учить его чему бы то ни было тоже пока запретилъ. Но разъ, когда мальчику было уже тъ пятнадцать, замтилъ едоръ Павловичъ что тотъ бро дитъ около шкафа съ книгами, и сквозь стекло читаетъ ихъ названiя. У едора Павловича водилось книгъ довольно, томовъ сотня слишкомъ, но никто никогда не видалъ его самого за книгой. Онъ тотчасъ же передалъ ключъ отъ шкафа Смердякову: "Ну и читай, будешь библiотекаремъ, чмъ по двору шляться, садись да читай. Вотъ прочти эту", Ч и едоръ Павловичъ вынулъ ему Вечера на хутор близь Диканьки.

Малый прочелъ, но остался недоволенъ, ни разу не усмхнулся, на противъ кончилъ нахмурившись.

Ч Что жь? Не смшно? спросилъ едоръ Павловичъ.

Смердяковъ молчалъ.

Ч Отвчай дуракъ.

Ч Про неправду все написано, Ч ухмыляясь прошамкалъ Смердя ковъ.

Ч Ну и убирайся къ чорту, лакейская ты душа. Стой, вотъ теб Всеобщая Исторiя Смарагдова, тутъ ужь все правда, читай.

Но Смердяковъ не прочелъ и десяти страницъ изъ Смарагдова, по казалось скучно. Такъ и закрылся опять шкафъ съ книгами. Въ скоро сти Мара и Григорiй доложили едору Павловичу что въ Смердяков мало-по-малу проявилась вдругъ ужасная какая-то брезгливость: сидитъ за супомъ, возьметъ ложку и ищетъ-ищетъ въ суп, нагибается, вы сматриваетъ, почерпнетъ ложку и подыметъ на свтъ.

Ч Тараканъ что ли? спроситъ бывало Григорiй.

Ч Муха можетъ, замтитъ Мара.

Чистоплотный юноша никогда не отвчалъ, но и съ хлбомъ, и съ мясомъ, и со всми кушаньями оказалось то же самое: подыметъ бывало кусокъ на вилк на свтъ, разсматриваетъ точно въ микроскопъ, долго бывало ршается и наконецъ-то ршится въ ротъ отправить. "Вишь барченокъ какой объявился", бормоталъ на него глядя Григорiй. едоръ Павловичъ, услышавъ о новомъ качеств Смердякова, ршилъ немед ленно что быть ему поваромъ и отдалъ его въ ученье въ Москву. Въ ученьи онъ пробылъ нсколько тъ и воротился сильно перемнившись лицомъ. Онъ вдругъ какъ-то необычайно постарлъ, совсмъ даже не соразмрно съ возрастомъ сморщился, пожелтлъ сталъ походить на скопца. Нравственно же воротился почти тмъ же самымъ какъ и до отъзда въ Москву: все также былъ нелюдимъ и ни въ чьемъ обществ не ощущалъ ни малйшей надобности. Онъ и въ Москв, какъ передава ли потомъ, все молчалъ;

сама же Москва его какъ-то чрезвычайно мало заинтересовала, такъ что онъ узналъ въ ней разв кое-что, на все ос тальное и вниманiя не обратилъ. Былъ даже разъ въ театр, но молча и съ неудовольствiемъ воротился. За то прибылъ къ намъ изъ Москвы въ хорошемъ плать, въ чистомъ сюртук и бль, очень тщательно вычи щалъ самъ щеткой свое платье неизмнно по два раза въ день, а сапоги свои опойковые, щегольскiе, ужасно любилъ чистить особенною англiйскою ваксой такъ чтобъ они сверкали какъ зеркало. Поваромъ онъ оказался превосходнымъ. едоръ Павловичъ положилъ ему жалованье и это жалованье Смердяковъ употреблялъ чуть не въ цлости на платье, на помаду, на духи и проч. Но женскiй полъ онъ, кажется, также прези ралъ какъ и мужской, держалъ себя съ нимъ степенно, почти недоступно.

едоръ Павловичъ сталъ поглядывать на него и съ нкоторой другой точки зрнiя. Дло въ томъ что припадки его падучей болзни усили лись, и въ т дни кушанье готовилось уже Марой Игнатьевной, что бы ло едору Павловичу вовсе не на руку.

Ч Съ чего у тебя припадки-то чаще? косился онъ иногда на новаго повара, всматриваясь въ его лицо. Ч Хоть бы ты женился на какой нибудь, хочешь женю?...

Но Смердяковъ на эти рчи только блднлъ отъ досады, но ничего не отвчалъ. едоръ Павловичъ отходилъ махнувъ рукой. Главное, въ честности его онъ былъ увренъ и это разъ навсегда, въ томъ что онъ не возьметъ ничего и не украдетъ. Разъ случилось что едоръ Павловичъ, пьяненькiй, обронилъ на собственномъ двор въ грязи три радужныя бумажки, которыя только что получилъ, и хватился ихъ на другой толь ко день: только что бросился искать по карманамъ, а радужныя вдругъ уже лежатъ у него вс три на стол. Откуда? Смердяковъ поднялъ и еще вчера принесъ. "Ну, братъ, я такихъ какъ ты не видывалъ" Ч отрзалъ тогда едоръ Павловичъ и подарилъ ему десять рублей. Надо прибавить что не только въ честности его онъ былъ увренъ, но почему то даже и любилъ его, хотя малый и на него глядлъ также косо какъ и на другихъ и все молчалъ. Рдко бывало заговоритъ. Еслибы въ то вре мя кому-нибудь вздумалось спросить глядя на него: чмъ этотъ парень интересуется и что всего чаще у него на ум, то право невозможно было бы ршить это на него глядя. А между тмъ онъ иногда въ дом же, аль хоть на двор или на улиц случалось останавливался, задумывался и стоялъ такъ по десятку даже минутъ. Физiономистъ, вглядвшись въ него, сказалъ бы что тутъ ни думы, ни мысли нтъ, а такъ какое-то созерцанiе. У живописца Крамского есть одна замчательная картина подъ названiемъ Созерцатель: изображенъ съ зимой, и въ су, на дорог, въ оборванномъ кафтанишк и лаптишкахъ стоитъ одинъ одинешенекъ, въ глубочайшемъ уединенiи забредшiй мужиченко, стоитъ и какъ бы задумался, но онъ не думаетъ, а что-то "созерцаетъ". Еслибъ его толкнуть, онъ вздрогнулъ бы и посмотрлъ на васъ точно проснув шись, но ничего не понимая. Правда, сейчасъ бы и очнулся, а спросили бы его о чемъ онъ это стоялъ и думалъ, то наврно бы ничего не при помнилъ, но за то наврно бы затаилъ въ себ то впечатлнiе подъ ко торымъ находился во время своего созерцанiя. Впечатлнiя же эти ему дороги и онъ наврно ихъ копитъ, непримтно и даже не сознавая Ч для чего и зачмъ, конечно, тоже не знаетъ: можетъ вдругъ, накопивъ впечатлнiй за многiе годы, броситъ все и уйдетъ въ Iерусалимъ, ски таться и спасаться, а можетъ и село родное вдругъ спалитъ, а можетъ быть случится и то и другое вмст. Созерцателей въ народ довольно.

Вотъ однимъ изъ такихъ созерцателей былъ наврно и Смердяковъ, и наврно тоже копилъ впечатлнiя свои съ жадностью, почти самъ еще не зная зачмъ.

VII.

Контроверза.

Но Валаамова ослица вдругъ заговорила. Тема случилась странная:

Григорiй поутру, забирая въ лавк у купца Лукьянова товаръ, услы шалъ отъ него объ одномъ русскомъ солдат что тотъ, гд-то далеко на границ, у азiятовъ, попавъ къ нимъ въ плнъ и будучи принуждаемъ ими подъ страхомъ мучительной и немедленной смерти отказаться отъ христiанства и перейти въ исламъ, не согласился измнить своей вр и принялъ муки, далъ содрать съ себя кожу и умеръ славя и хваля Христа, Ч о каковомъ подвиг и было напечатано какъ разъ въ полученной въ тотъ день газет. Объ этомъ вотъ и заговорилъ за столомъ Григорiй.

едоръ Павловичъ любилъ и прежде, каждый разъ посл стола, за дес сертомъ, посмяться и поговорить хотя бы даже съ Григорiемъ. Въ этотъ же разъ былъ въ легкомъ и прiятно раскидывающемся настроенiи.

Попивая коньячокъ и выслушавъ сообщенное извстiе, онъ замтилъ что такого солдата слдовало бы произвести сейчасъ же во святые, и снятую кожу его препроводить въ какой-нибудь монастырь: "То-то на роду повалитъ и денегъ". Григорiй поморщился, видя что едоръ Пав ловичъ нисколько не умилился, а по всегдашней привычк своей начи наетъ кощунствовать. Какъ вдругъ Смердяковъ, стоявшiй у двери, усмхнулся! Смердяковъ весьма часто и прежде допускался стоять у стола, то-есть подъ конецъ обда. Съ самаго же прибытiя въ нашъ го родъ Ивана едоровича сталъ являться къ обду почти каждый разъ.

Ч Ты чего? спросилъ едоръ Павловичъ мигомъ замтивъ усмшку и понявъ конечно что относится она къ Григорiю.

Ч А я насчетъ того-съ, заговорилъ вдругъ громко и неожиданно Смердяковъ, Ч что если этого похвальнаго солдата подвигъ былъ и очень великъ-съ, то никакого опять-таки по моему не было бы грха и въ томъ еслибъ и отказаться при этой случайности отъ Христова примрно имени и отъ собственнаго крещенiя своего, чтобы спасти тмъ самымъ свою жизнь для добрыхъ длъ, коими въ теченiе тъ и иску пить малодушiе.

Ч Это какъ же не будетъ грха? Врешь, за это тебя прямо въ адъ и тамъ какъ баранину поджаривать станутъ, подхватилъ едоръ Павло вичъ.

И вотъ тутъ-то и вошелъ Алеша. едоръ Павловичъ какъ мы видли ужасно обрадовался Алеш.

Ч На твою тему, на твою тему! радостно хихикалъ онъ усаживая Алешу слушать.

Ч Насчетъ баранины это не такъ-съ, да и ничего тамъ за это не будетъ-съ, да и не должно быть такого, если по всей справедливости, солидно замтилъ Смердяковъ.

Ч Какъ такъ по всей справедливости, крикнулъ еще веселй едоръ Павловичъ, подталкивая колномъ Алешу.

Ч Подлецъ онъ, вотъ онъ кто! вырвалось вдругъ у Григорiя.

Гнвно посмотрлъ онъ Смердякову прямо въ глаза.

Ч Насчетъ подлеца повремените-съ, Григорiй Васильевичъ, спо койно и сдержанно отразилъ Смердяковъ, Ч а лучше разсудите сами что разъ я попалъ къ мучителямъ рода христiанскаго въ плнъ и требу ютъ они отъ меня имя Божiе проклясть и отъ святаго крещенiя своего отказаться, то я вполн уполномоченъ въ томъ собственнымъ разсуд комъ, ибо никакого тутъ и грха не будетъ.

Ч Да ты ужь это говорилъ, ты не расписывай, а докажи! кричалъ едоръ Павловичъ.

Ч Бульйонщикъ! прошепталъ Григорiй презрительно.

Ч Насчетъ бульйонщика тоже повремените-съ, а не ругаясь разсу дите сами, Григорiй Васильевичъ. Ибо едва только я скажу мучителямъ:

"Нтъ, я не христiанинъ и истиннаго Бога моего проклинаю", какъ тот часъ же я самымъ высшимъ Божьимъ судомъ немедленно и спецiально становлюсь анаема проклятъ и отъ церкви святой отлученъ совершенно какъ бы иноязычникомъ, такъ даже что въ тотъ же мигъ-съ, Ч не то что какъ только произнесу, а только что помыслю произнести, такъ что даже самой четверти секунды тутъ не пройдетъ-съ, какъ я отлученъ, Ч такъ или не такъ, Григорiй Васильевичъ?

Онъ съ видимымъ удовольствiемъ обращался къ Григорiю, отвчая въ сущности на одни лишь вопросы едора Павловича и очень хорошо понимая это, но нарочно длая видъ что вопросы эти какъ будто задаетъ ему Григорiй.

Ч Иванъ! крикнулъ вдругъ едоръ Павловичъ, Ч нагнись ко мн къ самому уху: Это онъ для тебя все это устроилъ, хочетъ чтобы ты его похвалилъ. Ты похвали.

Иванъ едоровичъ выслушалъ совершенно серiозно восторженное сообщенiе папаши.

Ч Стой, Смердяковъ, помолчи на время, крикнулъ опять едоръ Павловичъ: Иванъ, опять ко мн къ самому уху нагнись.

Иванъ едоровичъ вновь съ самымъ серiознйшимъ видомъ нагнул ся.

Ч Люблю тебя также какъ и Алешку. Ты не думай что я тебя не люблю. Коньячку?

Ч Дайте. "Однако самъ-то ты порядочно нагрузился", пристально поглядлъ на отца Иванъ едоровичъ. Смердякова же онъ наблюдалъ съ чрезвычайнымъ любопытствомъ.

Ч Анаема ты проклятъ и теперь, разразился вдругъ Григорiй, Ч и какъ же ты посл того, подлецъ, разсуждать смешь, если....

Ч Не бранись, Григорiй, не бранись! прервалъ едоръ Павловичъ.

Ч Вы переждите, Григорiй Васильевичъ, хотя бы самое даже малое время-съ, и прослушайте дальше, потому что я всего не окончилъ. По тому въ самое то время какъ я Богомъ стану немедленно проклятъ-съ, въ самый, тотъ самый высшiй моментъ-съ, я уже сталъ все равно какъ бы иноязычникомъ и крещенiе мое съ меня снимается и ни во что вмняется, Ч такъ ли хоть это-съ?

Ч Заключай, братъ, скорй, заключай, поторопилъ едоръ Павло вичъ съ наслажденiемъ хлебнувъ изъ рюмки.

Ч А коли я ужь не христiанинъ, то значитъ я и не солгалъ мучите лямъ когда они спрашивали: "Христiанинъ я или не христiанинъ", ибо я уже былъ самимъ Богомъ совлеченъ моего христiанства, по причин од ного лишь замысла и прежде чмъ даже слово усплъ мое молвить мучи телямъ. А коли я уже разжалованъ, то какимъ же манеромъ и по какой справедливости станутъ спрашивать съ меня на томъ свт какъ съ христiанина за то что я отрекся Христа, тогда какъ я за помышленiе только одно, еще до отреченiя, былъ уже крещенiя моего совлеченъ? Ко ли я ужь не христiанинъ, значитъ я и не могу отъ Христа отрекнуться, ибо не отъ чего тогда мн и отрекаться будетъ. Съ Татарина поганаго кто же станетъ спрашивать, Григорiй Васильевичъ, хотя бы и въ небе сахъ за то что онъ не христiаниномъ родился, и кто же станетъ его за это наказывать, разсуждая что съ одного вола двухъ шкуръ не дерутъ.

Да и самъ Богъ Вседержитель съ Татарина если и будетъ спрашивать когда тотъ помретъ, то полагаю какимъ-нибудь самымъ малымъ наказанiемъ (такъ какъ нельзя же совсмъ не наказать его), разсудивъ что вдь не повиненъ же онъ въ томъ если отъ поганыхъ родителей по ганымъ на свтъ произошелъ. Не можетъ же Господь Богъ насильно взять Татарина и говорить про него что и онъ былъ христiаниномъ?

Вдь значило бы тогда что Господь Вседержитель скажетъ сущую не правду. А разв можетъ Господь Вседержитель неба и земли произнести ложь, хотя бы въ одномъ только какомъ-нибудь слов-съ?

Григорiй остолбенлъ и смотрлъ на оратора выпучивъ глаза. Онъ хоть и не понималъ хорошо что говорятъ, но что-то изъ всей этой дребе дени вдругъ понялъ, и остановился съ видомъ человка вдругъ стук нувшагося бомъ объ стну. едоръ Павловичъ допилъ рюмку и залился визгливымъ смхомъ.

Ч Алешка, Алешка, каково! Ахъ ты казуистъ! Это онъ былъ у iезуитовъ гд-нибудь, Иванъ. Ахъ ты iезуитъ смердящiй, да кто же тебя научилъ? Но только ты врешь казуистъ, врешь, врешь и врешь. Не плачь, Григорiй, мы его сею же минутой разобьемъ въ дымъ и прахъ. Ты мн вотъ что скажи ослица: пусть ты предъ мучителями правъ, но вдь ты самъ-то въ себ все же отрекся отъ вры своей и самъ же говоришь что въ тотъ же часъ былъ анаема проклятъ, а коли разъ ужь анаема, такъ тебя за эту анаему по головк въ аду не погладятъ. Объ этомъ ты какъ полагаешь, iезуитъ ты мой прекрасный?

Ч Это сумленiя нтъ-съ, что самъ въ себ я отрекся, а все же ни какого и тутъ спецiально грха не было-съ, а коли былъ гршокъ, то самый обыкновенный весьма-съ.

Ч Какъ такъ обыкновенный весьма-съ!

Ч Врешь пр-р-роклятый, прошиплъ Григорiй.

Ч Разсудите сами, Григорiй Васильевичъ, Ч ровно и степенно, сознавая побду, но какъ бы и великодушничая съ разбитымъ против никомъ, продолжалъ Смердяковъ, Ч разсудите сами, Григорiй Василье вичъ: вдь сказано же въ Писанiи что коли имете вру хотя бы на са мое малое даже зерно и притомъ скажете сей гор чтобы съхала въ мо ре, то и съдетъ ни мало не медля, по первому же вашему приказанiю.

Что же, Григорiй Васильевичъ, коли я не врующiй, а вы столь врующiй что меня безпрерывно даже ругаете, то попробуйте сами-съ сказать сей гор, чтобы не то чтобы въ море (потому что до моря отсюда далеко-съ), но даже хоть въ рчку нашу вонючую съхала, вотъ что у насъ за садомъ течетъ, то и увидите сами въ тотъ же моментъ что ниче го не съдетъ-съ, а все останется въ прежнемъ порядк и цлости, сколько бы вы ни кричали-съ. А это означаетъ что и вы не вруете, Григорiй Васильевичъ, надлежащимъ манеромъ, а лишь другихъ за то всячески ругаете. Опять-таки и то взямши что никто въ наше время, не только вы-съ, но и ршительно никто, начиная съ самыхъ даже высо кихъ лицъ до самаго послдняго мужика-съ, не сможетъ спихнуть горы въ море, кром разв какого-нибудь одного человка на всей земл, много двухъ, да и то можетъ гд-нибудь тамъ въ пустын Египетской въ секрет спасаются, такъ что ихъ и не найдешь вовсе Ч то коли такъ съ, коли вс остальные выходятъ неврующiе, то неужели же всхъ сихъ остальныхъ, то-есть населенiе всей земли-съ, кром какихъ-нибудь тхъ двухъ пустынниковъ, проклянетъ Господь и при милосердiи своемъ столь извстномъ никому изъ нихъ не проститъ? А потому и я уповаю что разъ усомнившись буду прощенъ когда раскаянiя слезы пролью.

Ч Стой! завизжалъ едоръ Павловичъ въ апоеоз восторга: Ч такъ двухъ-то такихъ что горы могутъ сдвигать ты все-таки полагаешь что есть они? Иванъ, заруби черту, запиши: весь русскiй человкъ тутъ сказался!

Ч Вы совершенно врно замтили что это народная въ вр черта, съ одобрительною улыбкой согласился Иванъ едоровичъ.

Ч Соглашаешься! Значитъ такъ коли ужь ты соглашаешься!

Алешка, вдь правда? Вдь совершенно русская вра такая?

Ч Нтъ, у Смердякова совсмъ не русская вра, серiозно и твердо проговорилъ Алеша.

Ч Я не про вру его, я про эту черту, про этихъ двухъ пустынни ковъ, про эту одну только черточку: вдь это же по-русски, по-русски?

Ч Да, черта эта совсмъ русская, улыбнулся Алеша.

Ч Червонца стоитъ твое слово, ослица, и пришлю теб его сегодня же, но въ остальномъ ты все-таки врешь, врешь и врешь: знай, дуракъ, что здсь мы вс отъ легкомыслiя лишь не вруемъ, потому что намъ некогда: вопервыхъ, дла одолли, а вовторыхъ, времени Богъ мало далъ, всего во дню опредлилъ только двадцать четыре часа, такъ что некогда и выспаться, не только покаяться. А ты-то тамъ предъ мучите лями отрекся когда больше не о чемъ и думать-то было теб какъ о вр и когда именно надо было вру свою показать! Такъ вдь это братъ со ставляетъ, я думаю?

Ч Составляетъ-то оно составляетъ, но разсудите сами, Григорiй Васильевичъ, что вдь тмъ боле и облегчаетъ что составляетъ. Вдь коли бы я тогда вровалъ въ самую воистину, какъ вровать надлежитъ, то тогда дйствительно было бы гршно еслибы муки за свою вру не принялъ и въ поганую Магометову вру перешелъ. Но вдь до мукъ и не дошло бы тогда-съ, потому стоило бы мн въ тотъ же мигъ сказать сей гор: двинься и подави мучителя, то она бы двинулась и въ тотъ же мигъ его придавила какъ таракана, и пошелъ бы я какъ ни въ чемъ не бывало прочь, воспвая и славя Бога. А коли я именно въ тотъ же са мый моментъ это все и испробовалъ и нарочно уже кричалъ сей гор:

подави сихъ мучителей, а та не давила, то какъ же скажите, я бы въ то время не усомнился, да еще въ такой страшный часъ смертнаго великаго страха? И безъ того ужь знаю что царствiя небеснаго въ полнот не достигну (ибо не двинулась же по слову моему гора, значитъ не очень-то вр моей тамъ врятъ, и не очень ужь большая награда меня на томъ свт ждетъ), для чего же я еще сверхъ того и безо всякой уже пользы кожу съ себя дамъ содрать? Ибо еслибы даже кожу мою уже до полови ны содрали со спины, то и тогда по слову моему или крику не двинулась бы сiя гора. Да въ этакую минуту не только что сумленiе можетъ найти, но даже отъ страха и самаго разсудка ршиться можно, такъ что и раз суждать-то будетъ совсмъ невозможно. А стало-быть чмъ я тутъ вый ду особенно виноватъ если не видя ни тамъ, ни тутъ своей выгоды, ни награды, хоть кожу-то по крайней мр свою сберегу? А потому на ми лость Господню весьма уповая, питаюсь надеждой что и совсмъ про щенъ буду-съ...

VIII.

За коньячкомъ.

Споръ кончился, но странное дло, столь развеселившiйся едоръ Павловичъ подъ конецъ вдругъ нахмурился. Нахмурился и хлопнулъ коньячку, и это уже была совсмъ лишняя рюмка.

Ч А убирайтесь вы iезуиты вонъ, крикнулъ онъ на слугъ. Пошелъ Смердяковъ. Сегодня общанный червонецъ пришлю, а ты пошелъ. Не плачь Григорiй, ступай къ Мар, она утшитъ, спать уложитъ. Не да ютъ канальи посл обда въ тишин посидть, досадливо отрзалъ онъ вдругъ, когда тотчасъ же по приказу его удалились слуги. Ч Смердя ковъ за обдомъ теперь каждый разъ сюда зетъ, это ты ему столь лю бопытенъ, чмъ ты его такъ заласкалъ? прибавилъ онъ Ивану едоровичу.

Ч Ровно ничмъ, отвтилъ тотъ, Ч уважать меня вздумалъ;

это лакей и хамъ. Передовое мясо, впрочемъ, когда срокъ наступитъ.

Ч Передовое?

Ч Будутъ другiе и получше, но будутъ и такiе. Сперва будутъ такiе, а за ними получше.

Ч А когда срокъ наступитъ?

Ч Загорится ракета, да и не догоритъ можетъ-быть. Народъ этихъ бульйонщиковъ пока не очень-то любитъ слушать.

Ч То-то братъ, вотъ этакая Валаамова ослица думаетъ, думаетъ, да и чортъ знаетъ про себя тамъ до чего додумается.

Ч Мыслей накопитъ, усмхнулся Иванъ.

Ч Видишь, я вотъ знаю что онъ и меня терпть не можетъ, равно какъ и всхъ, и тебя точно также, хотя теб и кажется что онъ тебя "уважать вздумалъ." Алешку подавно, Алешку онъ презираетъ. Да не украдетъ онъ, вотъ что, не сплетникъ онъ, молчитъ, изъ дому сору не вынесетъ, кулебяки славно печетъ, да къ тому же ко всему и чортъ съ нимъ по правд-то, такъ стоитъ ли объ немъ говорить?

Ч Конечно не стоитъ.

Ч А что до того что онъ тамъ про себя надумаетъ, то русскаго му жика вообще говоря надо пороть. Я это всегда утверждалъ. Мужикъ нашъ мошенникъ, его жалть не стоитъ, и хорошо еще что дерутъ его иной разъ и теперь. Русская земля крпка березой. Истребятъ са, пропадетъ земля русская. Я за умныхъ людей стою. Мужиковъ мы драть перестали, съ большаго ума, а т сами себя пороть продолжаютъ. И хо рошо длаютъ. Въ ту же мру мрится, въ ту же и возмрится, или какъ это тамъ.... Однимъ словомъ возмрится. А Россiя свинство. Другъ мой, еслибы ты зналъ какъ я ненавижу Россiю.... то-есть не Россiю, а вс эти пороки... а пожалуй что и Россiю. Tout cela c'est de la cochonnerie.

Знаешь что люблю? Я люблю остроумiе.

Ч Вы опять рюмку выпили. Довольно бы вамъ.

Подожди, я еще одну, и еще одну, а тамъ и покончу. Нтъ, постой, ты меня перебилъ. Въ Мокромъ я проздомъ спрашиваю старика, а онъ мн: "Мы оченно, говоритъ, любимъ пуще всего двокъ по приговору пороть и пороть даемъ все парнямъ. Посл эту же которую нон поролъ, завтра парень въ невсты беретъ, такъ что оно самимъ двкамъ, гово ритъ, у насъ повадно." Каковы маркизы де-Сады, а? А какъ хочешь оно остроумно. Създить бы и намъ поглядть, а? Алешка, ты покраснлъ?

Не стыдись, дтка. Жаль что давеча я у игумена за обдъ не слъ да монахамъ про Мокрыхъ двокъ не разказалъ. Алешка, не сердись что я твоего игумена давеча разобидлъ. Меня, братъ, зло беретъ. Вдь коли Богъ есть, существуетъ, Ч ну конечно я тогда виноватъ и отвчу, а ко ли нтъ Его вовсе-то, такъ ли ихъ еще надо твоихъ отцовъ-то? Вдь съ нихъ мало тогда головы срзать, потому что они развитiе задерживаютъ.

Вришь ты, Иванъ, что это меня въ моихъ чувствахъ терзаетъ. Нтъ, ты не вришь, потому я вижу по твоимъ глазамъ. Ты вришь людямъ что я всего только шутъ. Алеша, вришь что я не всего только шутъ?

Ч Врю, что не всего только шутъ.

Ч И врю что вришь, и искренно говоришь. Искренно смотришь и искренно говоришь. А Иванъ нтъ. Иванъ высокомренъ... А все-таки я бы съ твоимъ монастырькомъ покончилъ. Взять бы всю эту мистику да разомъ по всей русской земл и упразднить, чтобъ окончательно всхъ дураковъ обрезонить. А серебра-то, золота сколько бы на монетный дворъ поступило!

Ч Да зачмъ упразднять, сказалъ Иванъ.

Ч А чтобъ истина скорй возсiяла, вотъ зачмъ.

Ч Да вдь коль эта истина возсiяетъ, такъ васъ же перваго снача ла ограбятъ, а потомъ.... упразднятъ.

Ч Ба! А вдь пожалуй ты правъ. Ахъ я ослица, вскинулся вдругъ едоръ Павловичъ, слегка ударивъ себя по бу. Ну, такъ пусть стоитъ твой монастырекъ, Алешка, коли такъ. А мы умные люди будемъ въ тепл сидть да коньячкомъ пользоваться. Знаешь ли, Иванъ, что это самимъ Богомъ должно быть непремнно нарочно такъ устроено? Иванъ, говори: есть Богъ или нтъ? Стой: наврно говори, серiозно говори! Че го опять смешься?

Ч Смюсь я тому какъ вы сами давеча остроумно замтили о вр Смердякова въ существованiе двухъ старцевъ которые могутъ горы сдвигать.

Ч Такъ разв теперь похоже?

Ч Очень.

Ч Ну такъ значитъ и я русскiй человкъ, и у меня русская черта, и тебя, философа, можно тоже на своей черт поймать въ этомъ же род.

Хочешь поймаю. Побьемся объ закладъ что завтра же поймаю. А все таки говори: есть Богъ или нтъ? Только серiозно! Мн надо теперь серiозно.

Ч Нтъ, нту Бога.

Ч Алешка, есть Богъ?

Ч Есть Богъ.

Ч Иванъ, а безсмертiе есть, ну тамъ какое-нибудь, ну хоть ма ленькое, малюсенькое?

Ч Нтъ и безсмертiя.

Ч Никакого?

Ч Никакого.

Ч То-есть совершеннйшiй нуль или нчто. Можетъ-быть нчто какое-нибудь есть? Все же вдь не ничто!

Ч Совершенный нуль.

Ч Алешка, есть безсмертiе?

Ч Есть.

Ч А Богъ и безсмертiе?

Ч И Богъ и безсмертiе. Въ Бог и безсмертiе.

Ч Гмъ. Вроятне что правъ Иванъ. Господи, подумать только о томъ сколько отдалъ человкъ вры, сколько всякихъ силъ даромъ на эту мечту, и это столько ужь тысячъ тъ! Кто же это такъ смется надъ человкомъ? Иванъ? Въ послднiй разъ и ршительно: есть Богъ или нтъ? Я въ послднiй разъ!

Ч И въ послднiй разъ нтъ.

Ч Кто же смется надъ людьми, Иванъ?

Ч Чортъ должно-быть, усмхнулся Иванъ едоровичъ.

Ч А чортъ есть?

Ч Нтъ, и чорта нтъ.

Ч Жаль. Чортъ возьми чтобъ я посл того сдлалъ съ тмъ кто первый выдумалъ Бога! Повсить его мало на горькой осин.

Ч Цивилизацiи бы тогда совсмъ не было еслибы не выдумали Бо га.

Ч Не было бы? Это безъ Бога-то?

Ч Да. И коньячку бы не было. А коньякъ все-таки у васъ взять придется.

Ч Постой, постой, постой, милый, еще одну рюмочку. Я Алешу ос корбилъ. Ты не сердишься Алексй? Милый Алексйчикъ ты мой, Алексйчикъ!

Ч Нтъ, не сержусь. Я ваши мысли знаю. Сердце у васъ лучше го ловы.

Ч У меня-то сердце лучше головы? Господи, да еще кто это гово ритъ? Иванъ, любишь ты Алешку?

Ч Люблю.

Ч Люби. (едоръ Павловичъ сильно хмллъ.) Слушай, Алеша, я старцу твоему давеча грубость сдлалъ. Но я былъ въ волненiи. А вдь въ старц этомъ есть остроумiе, какъ ты думаешь Иванъ?

Ч Пожалуй что и есть.

Ч Есть, есть, il y a du Piron l-dedans. 11 Это iезуитъ, русскiй то есть. Какъ у благороднаго существа въ немъ это затаенное негодованiе кипитъ на то что надо представляться... святыню на себя натягивать.

Ч Да вдь онъ же вруетъ въ Бога.

Ч Ни на грошъ. А ты не зналъ? Да онъ всмъ говоритъ это самъ, то-есть не всмъ, а всмъ умнымъ людямъ которые прiзжаютъ. Губер натору Шульцу онъ прямо отрзалъ: credo, 12 да не знаю во что.

Ч Неужто?

Ч Именно такъ. Но я его уважаю. Есть въ немъ что-то Мефисто фелевское или лучше изъ Героя нашего времени... Арбенинъ али какъ тамъ... то-есть видишь онъ сладострастникъ;

онъ до того сладостраст никъ что я бы и теперь за дочь мою побоялся, аль за жену еслибы къ не му исповдываться пошла. Знаешь, какъ начнетъ разказывать... Треть яго года онъ насъ зазвалъ къ себ на чаекъ, да съ ликерцемъ (барыни ему ликеръ присылаютъ), да какъ пустился расписывать старину, такъ мы животики надорвали... Особенно какъ онъ одну разслабленную излчилъ. "Еслибы ноги не болли, я бы вамъ, говоритъ, протанцовалъ одинъ танецъ". А, каковъ? "Нааонилъ я, говоритъ, на своемъ вку не мало". Онъ у Демидова купца шестьдесятъ тысячъ тяпнулъ.

Ч Какъ, укралъ?

Ч Тотъ ему какъ доброму человку привезъ: "сохрани, братъ, у меня на завтра обыскъ". А тотъ и сохранилъ. "Ты вдь на церковь, го воритъ, пожертвовалъ". Я ему говорю: подлецъ ты говорю. Нтъ, гово ритъ, не подлецъ, а я широкъ... А впрочемъ это не онъ... Это другой. Я про другаго сбился... и не замчаю. Ну, вотъ еще, рюмочку и довольно;

убери бутылку, Иванъ. Я вралъ, отчего ты не остановилъ меня, Иванъ...

и не сказалъ что вру?

Ч Я зналъ что вы сами остановитесь.

Ч Врешь, это ты по злоб на меня, по единственной злоб. Ты ме ня презираешь. Ты прiхалъ ко мн и меня въ дом моемъ презираешь.

Ч Я и уду;

васъ коньякъ разбираетъ.

Ч Я тебя просилъ Христомъ-Богомъ въ Чермашню създить.... на день, на два, а ты не дешь.

Ч Завтра поду коли вы такъ настаиваете.

Ч Не подешь. Теб подсматривать здсь за мной хочется, вотъ теб чего хочется, злая душа, оттого ты и не подешь?

Старикъ не унимался. Онъ дошелъ до той черточки пьянства, когда инымъ пьянымъ, дотол смирнымъ, непремнно вдругъ захочется разо злиться и себя показать.

Ч Что ты глядишь на меня? Какiе твои глаза? Твои глаза глядятъ на меня и говорятъ мн: "Пьяная ты харя". Подозрительные твои глаза, презрительные твои глаза... Ты себ на ум прiхалъ. Вотъ Алешка смотритъ и глаза его сiяютъ. Не презираетъ меня Алеша. Алексй, не люби Ивана...

Ч Не сердитесь на брата! Перестаньте его обижать, вдругъ на стойчиво произнесъ Алеша.

Ч Ну что жь, я пожалуй. Ухъ, голова болитъ. Убери коньякъ, Иванъ, третiй разъ говорю. Онъ задумался и вдругъ длинно и хитро улыбнулся: Ч Не сердись, Иванъ, на стараго мозгляка. Я знаю что ты не любишь меня, только все-таки не сердись. Не за что меня и любить-то.

Въ Чермашню създишь, я къ теб самъ прiду, гостинцу привезу. Я теб тамъ одну двчоночку укажу, я ее тамъ давно насмотрлъ. Пока она еще босоножка. Не пугайся босоножекъ, не презирай Ч перлы!...

И онъ чмокнулъ себя въ ручку.

Ч Для меня, Ч оживился онъ вдругъ весь, какъ будто на мгновенiе отрезввъ, только что попалъ на любимую тему, Ч для меня....

Эхъ вы ребята! Дточки, поросяточки вы маленькiе, для меня... даже во всю мою жизнь не было безобразной женщины, вотъ мое правило! Може те вы это понять? Да гд же вамъ это понять: у васъ еще вмсто крови молочко течетъ, не вылупились! По моему правилу во всякой женщин можно найти чрезвычайно, чортъ возьми, интересное, чего ни у которой другой не найдешь, Ч только надобно умть находить, вотъ гд штука!

Это талантъ! Для меня мовешекъ не существовало: ужь одно то что она женщина, ужь это одно половина всего... да гд вамъ это понять! Даже вьельфильки и въ тхъ иногда отыщешь такое что только диву дашься на прочихъ дураковъ какъ это ей состариться дали и до сихъ поръ не замтили! Босоножку и мовешку надо сперва наперво удивить Ч вотъ какъ надо за нее браться. А ты не зналъ? Удивить ее надо до восхищенiя, до пронзенiя, до стыда что въ такую чернявку какъ она та кой баринъ влюбился. Истинно славно что всегда есть и будутъ хамы да баре на свт, всегда тогда будетъ и такая поломоечка, и всегда ея гос подинъ, а вдь того только и надо для счастья жизни! Постой.... слушай, Алешка, я твою мать покойницу всегда удивлялъ, только въ другомъ выходило род. Никогда бывало ее не ласкаю, а вдругъ, какъ минутка то наступитъ, Ч вдругъ предъ нею такъ весь и разсыплюсь, на колняхъ ползаю, ножки цлую и доведу ее всегда, всегда, Ч помню это какъ вотъ сейчасъ, Ч до этакаго маленькаго такого смшка, разсыпча таго, звонкаго, не громкаго, нервнаго, особеннаго. У ней только онъ и былъ. Знаю бывало что такъ у ней всегда болзнь начиналась, что зав тра же она кликушей выкликать начнетъ, и что смшокъ этотъ теперешнiй, маленькiй, никакого восторга не означаетъ, ну да вдь хоть и обманъ да восторгъ. Вотъ оно что значитъ свою черточку во всемъ умть находить! Разъ Блявскiй, Ч красавчикъ одинъ тутъ былъ и бо гачъ, за ней волочился и ко мн наладилъ здить, Ч вдругъ у меня же и дай мн пощечину, да при ней. Такъ она, этакая овца Ч да я думалъ она изобьетъ меня за эту пощечину, вдь какъ напала: "Ты, говоритъ, теперь битый, битый, ты пощечину отъ него получилъ! Ты меня, гово ритъ, ему продавалъ.... Да какъ онъ смлъ тебя ударить при мн! И не смй ко мн приходить никогда, никогда! Сейчасъ бги, вызови его на дуэль".... Такъ я ее тогда въ монастырь для смиренiя возилъ, отцы свя тые ее отчитывали. Но вотъ теб Богъ, Алеша, не обижалъ я никогда мою кликушечку! Разъ только, разв одинъ еще въ первый годъ: моли лась ужь она тогда очень, особенно Богородичные праздники наблюдала и меня тогда отъ себя въ кабинетъ гнала. Думаю, дай-ка выбью я изъ нея эту мистику! "Видишь, говорю, видишь вотъ твой образъ, вотъ онъ, вотъ я его сниму. Смотри же, ты его за чудотворный считаешь, а я вотъ сейчасъ на него при теб плюну и мн ничего за это не будетъ!"... Какъ она увидла, Господи думаю: убьетъ она меня теперь, а она только вскочила, всплеснула руками, потомъ вдругъ закрыла руками лицо, вся затряслась и пала на полъ.... такъ и опустилась.... Алеша, Алеша! Что съ тобой, что съ тобой!

Старикъ вскочилъ въ испуг. Алеша съ самаго того времени какъ онъ заговорилъ о его матери мало-по-малу сталъ измняться въ лиц.

Онъ покраснлъ, глаза его загорлись, губы вздрогнули.... Пьяный ста рикашка брызгался слюной и ничего не замчалъ до той самой минуты когда съ Алешей вдругъ произошло нчто очень странное, а именно съ нимъ вдругъ повторилось точь въ точь то же самое что сейчасъ только онъ разказалъ про "кликушу": Алеша вдругъ вскочилъ изъ-за стола точь въ точь какъ по разказу мать его, всплеснулъ руками, потомъ закрылъ ими лицо, упалъ какъ подкошенный на стулъ и такъ и затрясся вдругъ весь отъ истерическаго припадка внезапныхъ, сотрясающихъ и неслыш ныхъ слезъ. Необычайное сходство съ матерью особенно поразило ста рика.

Ч Иванъ, Иванъ! скорй ему воды. Это какъ она, точь въ точь какъ она, какъ тогда его мать! Вспрысни его изо рта водой, я такъ съ той длалъ. Это онъ за мать свою, за мать свою.... бормоталъ онъ Ивану.

Ч Да вдь и моя, я думаю, мать, его мать была, какъ вы полагаете?

вдругъ съ неудержимымъ гнвнымъ презрнiемъ прорвался Иванъ.

Старикъ вздрогнулъ отъ его засверкавшаго взгляда. Но тутъ случилось нчто очень странное, правда на одну секунду: у старика дйствительно кажется выскочило изъ ума соображенiе что мать Алеши была и мате рью Ивана....

Ч Какъ такъ твоя мать? пробормоталъ онъ не понимая. Ты за что это? Ты про какую мать.... да разв она.... Ахъ чортъ! Да вдь она и твоя! Ахъ чортъ! Ну это, братъ затменiе какъ никогда, извини, а я ду малъ Иванъ.... Хе-хе-хе! Онъ остановился. Длинная, пьяная, полубез смысленная усмшка раздвинула его лицо. И вотъ вдругъ въ это самое мгновенiе раздался въ сняхъ страшный шумъ и громъ, послышались неистовые крики, дверь распахнулась и въ залу влетлъ Дмитрiй едоровичъ. Старикъ бросился къ Ивану въ испуг:

Ч Убьетъ, убьетъ! Не давай меня, не давай! выкрикивалъ онъ вцпившись въ полу сюртука Ивана едоровича.

IX.

Сладострастники.

Сейчасъ вслдъ за Дмитрiемъ едоровичемъ вбжали въ залу и Григорiй со Смердяковымъ. Они же въ сняхъ и боролись съ нимъ, не впускали его (вслдствiе инструкцiи самого едора Павловича, данной уже нсколько дней назадъ). Воспользовавшись тмъ что Дмитрiй едоровичъ, ворвавшись въ залу, на минуту остановился чтобъ осмотрться, Григорiй обжалъ столъ, затворилъ на об половинки противоположныя входнымъ двери залы, ведшiя во внутреннiе покои, и сталъ предъ затворенною дверью, раздвинувъ об руки крестомъ и гото вый защищать входъ такъ-сказать до послдней капли. Увидавъ это Дмитрiй не вскрикнулъ, а даже какъ бы взвизгнулъ и бросился на Григорiя.

Ч Значитъ она тамъ! Ее спрятали тамъ! Прочь подлецъ!

Онъ рванулъ было Григорiя, но тотъ оттолкнулъ его. Вн себя отъ ярости Дмитрiй размахнулся и изо всей силы ударилъ Григорiя. Ста рикъ рухнулся какъ подкошенный, а Дмитрiй, перескочивъ черезъ него, вломился въ дверь. Смердяковъ оставался въ зал, на другомъ конц, блдный и дрожащiй, тсно прижимаясь къ едору Павловичу.

Ч Она здсь, кричалъ Дмитрiй едоровичъ, Ч я сейчасъ самъ видлъ какъ она повернула къ дому только я не догналъ. Гд она? Гд она?

Непостижимое впечатлнiе произвелъ на едора Павловича этотъ крикъ: "Она здсь!" Весь испугъ соскочилъ съ него.

Ч Держи, держи его! завопилъ онъ и ринулся вслдъ за Дмитрiемъ едоровичемъ. Григорiй межь тмъ поднялся съ полу, но былъ еще какъ бы вн себя. Иванъ едоровичъ и Алеша побжали въ догонку за от цомъ. Въ третьей комнат послышалось какъ вдругъ что-то упало объ полъ, разбилось и зазвенло: это была большая стеклянная ваза (не изъ дорогихъ) на мраморномъ пьедестал, которую, пробгая мимо, задлъ Дмитрiй едоровичъ.

Ч Ату его! завопилъ старикъ. Ч Караулъ!..

Иванъ едоровичъ и Алеша догнали-таки старика и силою вороти ли въ залу.

Ч Чего гонитесь за нимъ! Онъ васъ и впрямь тамъ убьетъ! гнвно крикнулъ на отца Иванъ едоровичъ.

Ч Ванечка, Лешечка, она стало-быть здсь, Грушенька здсь, самъ, говоритъ, видлъ что пробжала...

Онъ захлебывался. Онъ не ждалъ въ этотъ разъ Грушеньки и вдругъ извстiе что она здсь разомъ вывело его изъ ума. Онъ весь дрожалъ, онъ какъ бы обезумлъ.

Ч Да вдь вы видли сами что она не приходила! кричалъ Иванъ.

Ч А можетъ черезъ тотъ входъ?

Ч Да вдь онъ запертъ тотъ входъ, а ключъ у васъ...

Дмитрiй вдругъ появился опять въ зал. Онъ конечно нашелъ тотъ входъ запертымъ, да и дйствительно ключъ отъ запертаго входа былъ въ карман у едора Павловича. Вс окна во всхъ комнатахъ были тоже заперты;

ни откуда стало-быть не могла пройти Грушенька и ни откуда не могла выскочить.

Ч Держи его! завизжалъ едоръ Павловичъ только что завидлъ опять Дмитрiя, Ч онъ тамъ въ спальн у меня деньги укралъ! Ч И вы рвавшись отъ Ивана онъ опять бросился на Дмитрiя. Но тотъ поднялъ об руки и вдругъ схватилъ старика за об послднiя космы волосъ его, уцлвшiя на вискахъ, дернулъ его и съ грохотомъ ударилъ объ полъ.

Онъ усплъ еще два или три раза ударить лежачаго коблукомъ по лицу.

Старикъ пронзительно застоналъ. Иванъ едоровичъ, хоть и не столь сильный какъ братъ Дмитрiй, обхватилъ того руками и изо всей силы оторвалъ отъ старика. Алеша всею своею силенкой тоже помогъ ему, об хвативъ брата спереди.

Ч Сумашедшiй, вдь ты убилъ его! крикнулъ Иванъ.

Ч Такъ ему и надо! задыхаясь воскликнулъ Дмитрiй. Ч А не убилъ, такъ еще приду убить. Не устережете!

Ч Дмитрiй! Иди отсюда вонъ сейчасъ! властно вскрикнулъ Алеша.

Ч Алексй! Скажи ты мн одинъ, теб одному поврю: была здсь сейчасъ она или не была? Я ее самъ видлъ какъ она сейчасъ мимо плетня изъ переулка въ эту сторону проскользнула. Я крикнулъ, она убжала...

Ч Клянусь теб, она здсь не была, и никто здсь не ждалъ ея во все!

Ч Но я ее видлъ... Стало-быть она... Я узнаю сейчасъ гд она...

Прощай Алексй! Езопу теперь о деньгахъ ни слова, а къ Катерин Ивановн сейчасъ же и непремнно: "кланяться веллъ, кланяться веллъ, кланяться! Именно кланяться и раскланяться"! Опиши ей сцену.

Тмъ временемъ Иванъ и Григорiй подняли старика и усадили въ кресла. Лицо его было окровавлено, но самъ онъ былъ въ памяти и съ жадностью прислушивался къ крикамъ Дмитрiя. Ему все еще казалось что Грушенька вправду гд-нибудь въ дом. Дмитрiй едоровичъ нена вистно взглянулъ на него уходя.

Ч Не раскаиваюсь за твою кровь! воскликнулъ онъ, Ч берегись старикъ, береги мечту, потому что и у меня мечта! Проклинаю тебя самъ и отрекаюсь отъ тебя совсмъ....

Онъ выбжалъ изъ комнаты.

Ч Она здсь, она врно здсь! Смердяковъ, Смердяковъ, чуть слышно хриплъ старикъ, пальчикомъ маня Смердякова.

Ч Нтъ ея здсь, нтъ, безумный вы старикъ, злобно закричалъ на него Иванъ. Ч Ну, съ нимъ обморокъ! Воды, полотенце! Поворачи вайся Смердяковъ!

Смердяковъ бросился за водой. Старика наконецъ раздли, снесли въ спальню и уложили въ постель. Голову обвязали ему мокрымъ поло тенцемъ. Ослабвъ отъ коньяку, отъ сильныхъ ощущенiй и отъ побоевъ, онъ мигомъ, только что коснулся подушки, завелъ глаза и забылся.

Иванъ едоровичъ и Алеша вернулись въ залу. Смердяковъ выносилъ черепки разбитой вазы, а Григорiй стоялъ у стола, мрачно потупившись.

Ч Не намочить ли и теб голову и не лечь ли теб тоже въ постель, обратился къ Григорiю Алеша. Ч Мы здсь за нимъ посмотримъ;

братъ ужасно больно ударилъ тебя... по голов.

Ч Онъ меня дерзнулъ! мрачно и раздльно произнесъ Григорiй.

Ч Онъ и отца "дерзнулъ" не то что тебя! замтилъ, кривя ротъ, Иванъ едоровичъ.

Ч Я его въ корыт мылъ... онъ меня дерзнулъ! повторялъ Григорiй.

Ч Чортъ возьми, еслибъ я не оторвалъ его, пожалуй онъ бы его такъ и убилъ. Много ли надо Езопу? прошепталъ Иванъ едоровичъ Алеш.

Ч Боже сохрани! воскликнулъ Алеша.

Ч А зачмъ сохрани? все тмъ же шепотомъ продолжалъ Иванъ, злобно скрививъ лицо. Ч Одинъ гадъ състъ другую гадину, обоимъ ту да и дорога!

Алеша вздрогнулъ.

Ч Я разумется не дамъ совершиться убiйству какъ не далъ и сей часъ. Останься тутъ, Алеша, я выйду походить по двору, у меня голова начала болть.

Алеша пошелъ въ спальню къ отцу и просидлъ у его изголовья за ширмами около часа. Старикъ вдругъ открылъ глаза и долго молча смотрлъ на Алешу, видимо припоминая и соображая. Вдругъ необык новенное волненiе изобразилось въ его лиц.

Ч Алеша, зашепталъ онъ опасливо, Ч гд Иванъ?

Ч На двор, у него голова болитъ. Онъ насъ стережетъ.

Ч Подай зеркальце, вонъ тамъ стоитъ, подай!

Алеша подалъ ему маленькое складное кругленькое зеркальце, сто явшее на комод. Старикъ поглядлся въ него: распухъ довольно сильно носъ и на бу надъ вою бровью былъ значительный багровый подтекъ.

Ч Что говоритъ Иванъ? Алеша, милый, единственный сынъ мой, я Ивана боюсь;

я Ивана больше чмъ того боюсь. Я только тебя одного не боюсь...

Ч Не бойтесь и Ивана, Иванъ сердится, но онъ васъ защититъ.

Ч Алеша, а тотъ-то? Къ Грушеньк побжалъ! Милый ангелъ, скажи правду: была давеча Грушенька али нтъ?

Ч Никто ея не видалъ. Это обманъ, не была!

Ч Вдь Митька-то на ней жениться хочетъ, жениться!

Ч Она за него не пойдетъ.

Ч Не пойдетъ, не пойдетъ, не пойдетъ, не пойдетъ, ни за что не пойдетъ!... радостно, такъ весь и встрепенулся старикъ, точно ничего ему не могли сказать въ эту минуту отрадне. Въ восхищенiи онъ схва тилъ руку Алеши и крпко прижалъ ее къ своему сердцу. Даже слезы засвтились въ глазахъ его. Ч Образокъ-то, Божiей-то Матери, вотъ про который я давеча разказалъ, возьми ужь себ, унеси съ собой. И въ монастырь воротиться позволяю.... давеча пошутилъ, не сердись. Голова болитъ, Алеша... Леша, утоли ты мое сердце, будь ангеломъ, скажи правду!

Ч Вы все про то была ли она или не была? горестно проговорилъ Алеша.

Ч Нтъ, нтъ, нтъ, я теб врю, а вотъ что: сходи ты къ Грушеньк самъ, аль повидай ее какъ;

разспроси ты ее скорй, какъ можно скорй, угадай ты самъ своимъ глазомъ: къ кому она хочетъ, ко мн аль къ нему? Ась? Что? Можешь аль не можешь?

Ч Коль ее увижу, то спрошу, пробормоталъ было Алеша въ смущенiи.

Ч Нтъ, она теб не скажетъ, перебилъ старикъ, Ч она егоза.

Она тебя цловать начнетъ и скажетъ что за тебя хочетъ. Она обман щица, она безстыдница, нтъ, теб нельзя къ ней идти, нельзя!

Ч Да и не хорошо, батюшка, будетъ, не хорошо совсмъ.

Ч Куда онъ посылалъ-то тебя давеча, кричалъ: "сходи", когда убжалъ?

Ч Къ Катерин Ивановн посылалъ.

Ч За деньгами? Денегъ просить?

Ч Нтъ, не за деньгами.

Ч У него денегъ нтъ, нтъ ни капли. Слушай, Алеша, я полежу ночь и обдумаю, а ты пока ступай. Можетъ и ее встртишь.... Только зайди ты ко мн завтра наврно поутру;

наврно. Я теб завтра одно словечко такое скажу;

зайдешь?

Ч Зайду.

Ч Коль придешь, сдлай видъ что самъ пришелъ, навстить при шелъ. Никому не говори что я звалъ. Ивану ни слова не говори.

Ч Хорошо.

Ч Прощай ангелъ, давеча ты за меня заступился, вкъ не забуду.

Я теб одно словечко завтра скажу... только еще подумать надо...

Ч А какъ вы теперь себя чувствуете?

Ч Завтра же, завтра встану и пойду, совсмъ здоровъ, совсмъ здоровъ, совсмъ здоровъ!...

Проходя по двору Алеша встртилъ брата Ивана на скамь у во ротъ: тотъ сидлъ и вписывалъ что-то въ свою записную книжку каран дашомъ, Алеша передалъ Ивану что старикъ проснулся и въ памяти, а его отпустилъ ночевать въ монастырь.

Ч Алеша, я съ большимъ удовольствiемъ встртился бы съ тобой завтра поутру, Ч привставъ привтливо проговорилъ Иванъ, Ч привтливость даже совсмъ для Алеши неожиданная.

Ч Я завтра буду у Хохлаковыхъ, отвтилъ Алеша. Ч Я у Катери ны Ивановны можетъ завтра тоже буду, если теперь не застану...

Ч А теперь все-таки къ Катерин Ивановн? Это "раскланяться то, раскланяться"? улыбнулся вдругъ Иванъ. Алеша смутился.

Ч Я кажется все понялъ изъ давешнихъ восклицанiй и кой изъ че го прежняго. Дмитрiй наврно просилъ тебя сходить къ ней и передать что онъ... ну.... ну однимъ словомъ "откланивается?" Ч Братъ! Чмъ весь этотъ ужасъ кончится у отца и Дмитрiя? вос кликнулъ Алеша.

Ч Нельзя наврно угадать. Ничмъ можетъ-быть: расплывется дло. Эта женщина Ч зврь. Во всякомъ случа старика надо въ дом держать, а Дмитрiя въ домъ не пускать.

Ч Братъ, позволь еще спросить: неужели иметъ право всякiй человкъ ршать, смотря на остальныхъ людей: кто изъ нихъ достоинъ жить и кто боле не достоинъ?

Ч Къ чему же тутъ вмшивать ршенiе по достоинству? Этотъ во просъ всего чаще ршается въ сердцахъ людей совсмъ не на основанiи достоинствъ, а по другимъ причинамъ гораздо боле натуральнымъ. А насчетъ права, такъ кто же не иметъ права желать?

Ч Не смерти же другаго?

Ч А хотя бы даже и смерти? Къ чему же гать предъ собою, когда вс люди такъ живутъ, а пожалуй такъ и не могутъ иначе жить. Ты это насчетъ давешнихъ моихъ словъ о томъ что "два гада подятъ другъ друга?" Позволь и тебя спросить въ такомъ случа: считаешь ты и меня, какъ Дмитрiя, способнымъ пролить кровь Езопа, ну убить его, а?

Ч Что ты Иванъ! Никогда и въ мысляхъ этого у меня не было! Да и Дмитрiя я не считаю....

Ч Спасибо хоть за это, усмхнулся Иванъ. Ч Знай что я его все гда защищу. Но въ желанiяхъ моихъ я оставляю за собою въ данномъ случа полный просторъ. До свиданiя завтра. Не осуждай и не смотри на меня какъ на злодя, прибавилъ онъ съ улыбкою.

Они крпко пожали другъ другу руки какъ никогда еще прежде.

Алеша почувствовалъ что братъ самъ первый шагнулъ къ нему шагъ и что сдлалъ онъ это для чего-то, непремнно съ какимъ-то намренiемъ.

X.

Об вмст.

Вышелъ же Алеша изъ дома отца въ состоянiи духа разбитомъ и подавленномъ еще больше чмъ давеча когда входилъ къ отцу. Умъ его былъ тоже какъ бы раздробленъ и разбросанъ, тогда какъ самъ онъ вмст съ тмъ чувствовалъ что боится соединить разбросанное и снять общую идею со всхъ мучительныхъ противорчiй, пережитыхъ имъ въ этотъ день. Что-то граничило почти съ отчаянiемъ, чего никогда не бы вало въ сердц Алеши. Надо всмъ стоялъ какъ гора главный, роковой и неразршимый вопросъ: чмъ кончится у отца съ братомъ Дмитрiемъ предъ этою страшною женщиной? Теперь ужь онъ самъ былъ свидтелемъ. Онъ самъ тутъ присутствовалъ и видлъ ихъ другъ предъ другомъ. Впрочемъ несчастнымъ, вполн и страшно несчастнымъ, могъ оказаться лишь братъ Дмитрiй: его сторожила несомннная бда. Ока зались тоже и другiе люди до которыхъ все это касалось, и можетъ-быть гораздо боле чмъ могло казаться Алеш прежде. Выходило что-то даже загадочное. Братъ Иванъ сдлалъ къ нему шагъ, чего такъ давно желалъ Алеша, и вотъ самъ онъ отчего-то чувствуетъ теперь что его ис пугалъ этотъ шагъ сближенiя. А т женщины? Странное дло: давеча онъ направлялся къ Катерин Ивановн въ чрезвычайномъ смущенiи, теперь же не чувствовалъ никакого;

напротивъ, спшилъ къ ней самъ словно ожидая найти у ней указанiя. А однако передать ей порученiе было видимо теперь тяжеле чмъ давеча: дло о трехъ тысячахъ было ршено окончательно, и братъ Дмитрiй, почувствовавъ теперь себя без честнымъ и уже безо всякой надежды, конечно не остановится боле и ни предъ какимъ паденiемъ. Къ тому же еще веллъ передать Катерин Ивановн и только что происшедшую у отца сцену.

Было уже семь часовъ и смеркалось когда Алеша вошелъ къ Катерин Ивановн, занимавшей одинъ очень просторный и удобный домъ на Большой улиц. Алеша зналъ что она живетъ съ двумя тетками.

Одна изъ нихъ приходилась впрочемъ теткой лишь сестр Агаь Ивановн;

это была та безсловесная особа въ дом ея отца которая ухаживала за нею тамъ вмст съ сестрой, когда она прiхала къ нимъ туда изъ института. Другая же тетка была тонная и важная московская барыня, хотя и изъ бдныхъ. Слышно было что об он подчинялись во всемъ Катерин Ивановн и состояли при ней единственно для этикета.

Катерина же Ивановна подчинялась лишь своей благодтельниц, генеральш, оставшейся за болзнiю въ Москв, и къ которой она обя зана была посылать по два письма съ подробными извстiями о себ ка ждую недлю.

Когда Алеша вошелъ въ переднюю и попросилъ о себ доложить отворившей ему горничной, въ зал очевидно уже знали о его прибытiи (можетъ-быть замтили его изъ окна), но только Алеша вдругъ услы шалъ какой-то шумъ, послышались чьи-то бгущiе женскiе шаги, шумящiя платья, можетъ-быть выбжали дв или три женщины. Алеш показалось страннымъ что онъ могъ произвести своимъ прибытiемъ та кое волненiе. Его однако тотчасъ же ввели въ залу. Это была большая комната, уставленная элегантною и обильною мебелью, совсмъ не по провицiальному. Было много дивановъ и кушетокъ, диванчиковъ, боль шихъ и маленькихъ столиковъ;

были картины на стнахъ, вазы и лампы на столахъ, было много цвтовъ, былъ даже акварiумъ у окна. Отъ су мерекъ въ комнат было нсколько темновато. Алеша разглядлъ на диван, на которомъ очевидно сейчасъ сидли, брошенную шелковую мантилью, а на стол предъ диваномъ дв недопитыя чашки шоколату, бисквиты, хрустальную тарелку съ синимъ изюмомъ и другую съ конфе тами. Кого-то угощали. Алеша догадался что попалъ на гостей и по морщился. Но въ тотъ же мигъ поднялась портьера и быстрыми спшными шагами вошла Катерина Ивановна, съ радостною восхищен ною улыбкой, протягивая об руки Алеш. Въ ту же минуту служанка внесла и поставила на столъ дв зажженныя свчи.

Ч Слава Богу, наконецъ-то и вы! Я одного только васъ и молила у Бога весь день! Садитесь.

Красота Катерины Ивановны еще и прежде поразила Алешу, когда братъ Дмитрiй, недли три тому назадъ, привозилъ его къ ней въ пер вый разъ представить и познакомить, по собственному чрезвычайному желанiю Катерины Ивановны. Разговоръ между ними въ то свиданiе впрочемъ не завязался. Полагая что Алеша очень конфузится, Катерина Ивановна какъ бы щадила его и все время проговорила въ тотъ разъ съ Дмитрiемъ едоровичемъ. Алеша молчалъ, но многое очень хорошо разглядлъ. Его поразила властность, гордая развязность, самоувренность надменной двушки. И все это было несомннно, Але ша чувствовалъ что онъ не преувеличиваетъ. Онъ нашелъ что большiе черные горящiе глаза ея прекрасны и особенно идутъ къ ея блдному, даже нсколько блдно-желтому продолговатому лицу. Но въ этихъ гла захъ, равно какъ и въ очертанiи прелестныхъ губъ, было нчто такое во что конечно можно было брату его влюбиться ужасно, но что можетъ быть нельзя было долго любить. Онъ почти прямо высказалъ свою мысль Дмитрiю, когда тотъ посл визита присталъ къ нему, умоляя его не ута ить: какое онъ вынесъ впечатлнiе, повидавъ его невсту.

Ч Ты будешь съ нею счастливъ, но можетъ-быть.... не спокойно счастливъ.

Ч То-то братъ, такiя такими и остаются, он не смиряются предъ судьбой. Такъ ты думаешь что я не буду ее вчно любить?

Ч Нтъ, можетъ-быть ты будешь ее вчно любить, но можетъ-быть не будешь съ нею всегда счастливъ...

Алеша произнесъ тогда свое мннiе красня и досадуя на себя что, поддавшись просьбамъ брата, высказалъ такiя "глупыя" мысли. Потому что ему самому его мннiе показалось ужасно какъ глупымъ тотчасъ же какъ онъ его высказалъ. Да и стыдно стало ему высказывать такъ вла стно мннiе о женщин. Тмъ съ большимъ изумленiемъ почувствовалъ онъ теперь при первомъ взгляд на выбжавшую къ нему Катерину Ивановну что можетъ-быть тогда онъ очень ошибся. Въ этотъ разъ лицо ея сiяло неподдльною простодушною добротой, прямою и пылкою ис кренностью. Изо всей прежней "гордости и надменности", столь пора зившихъ тогда Алешу, замчалась теперь лишь одна смлая, благород ная энергiя и какая-то ясная, могучая вра въ себя. Алеша понялъ съ перваго взгляда на нее, съ первыхъ словъ, что весь трагизмъ ея положенiя относительно столь любимаго ею человка для нея вовсе не тайна, что она можетъ-быть уже знаетъ все, ршительно все. И однако же, несмотря на то, было столько свта въ лиц ея, столько вры въ бу дущее. Алеша почувствовалъ себя предъ нею вдругъ серiозно и умыш ленно виноватымъ. Онъ былъ побжденъ и привлеченъ сразу. Кром всего этого онъ замтилъ съ первыхъ же словъ ея что она въ какомъ-то сильномъ возбужденiи, можетъ-быть очень въ ней необычайномъ, Ч возбужденiи похожемъ почти даже на какой-то восторгъ.

Ч Я потому такъ ждала васъ что отъ васъ отъ одного могу теперь узнать всю правду, Ч ни отъ кого больше!

Ч Я пришелъ... пробормоталъ Алеша путаясь, Ч я... онъ послалъ меня...

Ч А, онъ послалъ васъ, ну такъ я и предчувствовала. Теперь все знаю, все! воскликнула Катерина Ивановна съ засверкавшими вдругъ глазами. Ч Постойте, Алексй едоровичъ, я вамъ заране скажу зачмъ я васъ такъ ожидала. Видите, я можетъ-быть гораздо боле знаю чмъ даже вы сами;

мн не извстiй отъ васъ нужно. Мн вотъ что отъ васъ нужно: мн надо знать ваше собственное, личное послднее впечатлнiе о немъ, мн нужно чтобы вы мн разказали въ самомъ пря момъ неприкрашенномъ, въ грубомъ даже (о, во сколько хотите гру бомъ!) вид Ч какъ вы сами смотрите на него сейчасъ и на его положенiе посл вашей съ нимъ встрчи сегодня? Это будетъ можетъ быть лучше чмъ еслибъ я сама, къ которой онъ не хочетъ больше хо дить, объяснилась съ нимъ лично. Поняли вы чего я отъ васъ хочу? Те перь съ чмъ же онъ васъ послалъ ко мн (я такъ и знала что онъ васъ пошлетъ!) Ч говорите просто, самое послднее слово говорите!...

Ч Онъ приказалъ вамъ... кланяться, и что больше не придетъ нико гда... а вамъ кланяться.

Ч Кланяться? Онъ такъ и сказалъ, такъ и выразился?

Ч Да.

Ч Мелькомъ, можетъ-быть, нечаянно, ошибся въ слов, не то сло во поставилъ какое надо?

Ч Нтъ, онъ веллъ именно чтобъ я передалъ это слово: "кланять ся". Просилъ раза три чтобъ я не забылъ передать.

Катерина Ивановна вспыхнула.

Ч Помогите мн теперь Алексй едоровичъ, теперь-то мн и нужна ваша помощь: я вамъ скажу мою мысль, а вы мн только скажите на нее, врно или нтъ я думаю? Слушайте, еслибъ онъ веллъ мн кланяться мелькомъ, не настаивая на передач слова, не подчеркивая слова, то это было бы все... Тутъ былъ бы конецъ! Но если онъ особенно настаивалъ на этомъ слов, если особенно поручалъ вамъ не забыть пе редать мн этотъ поклонъ, Ч то стало-быть онъ былъ въ возбужденiи, вн себя можетъ-быть? Ршился и ршенiя своего испугался! Не ушелъ отъ меня твердымъ шагомъ, а полетлъ съ горы. Подчеркиванiе этого слова можетъ означать одну браваду....

Ч Такъ, такъ! горячо подтвердилъ Алеша, Ч мн самому такъ те перь кажется.

Ч А коли такъ, то онъ еще не погибъ! Онъ только въ отчаянiи, но я еще могу спасти его. Стойте: не передавалъ ли онъ вамъ что-нибудь о деньгахъ, о трехъ тысячахъ?

Ч Не только говорилъ, но это можетъ-быть всего сильне убивало его. Онъ говорилъ что лишенъ теперь чести и что теперь уже все равно, съ жаромъ отвтилъ Алеша, чувствуя всмъ сердцемъ своимъ какъ на дежда вливается въ его сердце, и что въ самомъ дл можетъ-быть есть выходъ и спасенiе для его брата. Ч Но разв вы... про эти деньги знае те? прибавилъ онъ и вдругъ оскся.

Ч Давно знаю, и знаю наврно. Я въ Москв телеграммой спраши вала и давно знаю что деньги не получены. Онъ деньги не послалъ, но я молчала. Въ послднюю недлю я узнала какъ ему были и еще нужны деньги.... Я поставила во всемъ этомъ одну только цль: чтобъ онъ зналъ къ кому воротиться и кто его самый врный другъ. Нтъ, онъ не хочетъ врить что я ему самый врный другъ, не захотлъ узнать меня, онъ смотритъ на меня только какъ на женщину. Меня всю недлю мучи ла страшная забота: какъ бы сдлать чтобъ онъ не постыдился предо мной этой растраты трехъ тысячъ? То-есть пусть стыдится и всхъ и себя самого, но пусть меня не стыдится. Вдь Богу онъ говоритъ же все не стыдясь. Зачмъ же не знаетъ до сихъ поръ сколько я могу для него вынести? Зачмъ, зачмъ не знаетъ меня, какъ онъ сметъ не знать ме ня посл всего что было? Я хочу его спасти на вки. Пусть онъ забу детъ меня какъ свою невсту! И вотъ онъ боится предо мной за честь свою! Вдь вамъ же, Алексй едоровичъ, онъ не побоялся открыться?

Отчего я до сихъ поръ не заслужила того же?

Послднiя слова она произнесла въ слезахъ;

слезы брызнули изъ ея глазъ.

Ч Я долженъ вамъ сообщить, произнесъ тоже дрожащимъ голо сомъ Алеша, Ч о томъ что сейчасъ было у него съ отцомъ. И онъ разка залъ всю сцену, разказалъ что былъ посланъ за деньгами, что тотъ во рвался, избилъ отца и посл того особенно и настоятельно еще разъ подтвердилъ ему, Алеш, идти "кланяться"... Ч Онъ пошелъ къ этой женщин... тихо прибавилъ Алеша.

Ч А вы думаете что я эту женщину не перенесу? Онъ думаетъ что я не перенесу? Но онъ на ней не женится, Ч нервно разсмялась она вдругъ, Ч разв Карамазовъ можетъ горть такою страстью вчно?

Онъ не женится, потому что она и не выйдетъ за него.... опять странно усмхнулась вдругъ Катерина Ивановна.

Ч Онъ можетъ-быть женится, грустно проговорилъ Алеша, поту пивъ глаза.

Ч Онъ не женится, говорю вамъ! Эта двушка Ч это ангелъ, знае те вы это? знаете вы это! воскликнула вдругъ съ необыкновеннымъ жа ромъ Катерина Ивановна. Ч Это самое фантастическое изъ фантасти ческихъ созданiй! Я знаю какъ она обольстительна, но я знаю какъ она и добра, тверда, благородна. Чего вы смотрите такъ на меня, Алексй едоровичъ? Можетъ-быть удивляетесь моимъ словамъ, можетъ-быть не врите мн? Аграфена Александровна, ангелъ мой! крикнула она вдругъ кому-то, смотря въ другую комнату, Ч подите къ намъ, это ми лый человкъ, это Алеша, онъ про наши дла все знаетъ, покажитесь ему!

Ч А я только и ждала за занавской что вы позовете, произнесъ нжный, нсколько слащавый даже, женскiй голосъ.

Поднялась портьера и.... сама Грушенька, смясь и радуясь, подо шла къ столу. Въ Алеш какъ будто что передернулось. Онъ приковался къ ней взглядомъ, глазъ отвести не могъ. Вотъ она, эта ужасная жен щина, Ч "зврь", какъ полчаса назадъ вырвалось про нее у брата Ивана.

И однако же предъ нимъ стояло казалось бы самое обыкновенное и про стое существо на взглядъ, Ч добрая, милая женщина, положимъ краси вая, но такъ похожая на всхъ другихъ красивыхъ, но "обыкновенныхъ" женщинъ! Правда, хороша она была очень, очень даже, Ч русская кра сота, такъ многими до страсти любимая. Это была довольно высокаго роста женщина, нсколько пониже однако Катерины Ивановны (та была уже совсмъ высокаго роста), Ч полная, съ мягкими, какъ бы неслыш ными даже движенiями тла, какъ бы тоже изнженными до какой-то особенной слащавой выдлки какъ и голосъ ея. Она подошла не какъ Катерина Ивановна Ч мощною бодрою походкой;

напротивъ неслышно.

Ноги ея на полу совсмъ не было слышно. Мягко опустилась она въ кресло, мягко прошумвъ своимъ пышнымъ чернымъ шелковымъ плать емъ, и изнженно кутая свою блую какъ кипень полную шею и широкiя плечи въ дорогую черную шерстяную шаль. Ей было двадцать два года и лицо ея выражало точь въ точь этотъ возрастъ. Она была очень бла лицомъ, съ высокимъ блднорозовымъ оттнкомъ румянца. Очертанiе лица ея было какъ бы слишкомъ широко, а нижняя челюсть выходила даже капельку впередъ. Верхняя губа была тонка, а нижняя, нсколько выдавшаяся, была вдвое полне и какъ бы припухла. Но чудеснйшiе, обильнйшiе темнорусые волосы, темныя соболиныя брови и прелестные сроголубые глаза съ длинными рсницами заставили бы непремнно самаго равнодушнаго и разсяннаго человка, даже гд-нибудь въ толп, на гуляньи, въ давк, вдругъ остановиться предъ этимъ лицомъ и надолго запомнить его. Алешу поразило всего боле въ этомъ лиц его дтское, простодушное выраженiе. Она глядла какъ дитя, радовалась чему-то какъ дитя, она именно подошла къ столу, "радуясь" и какъ бы сейчасъ чего-то ожидая съ самымъ дтскимъ нетерпливымъ и доврчивымъ любопытствомъ. Взглядъ ея веселилъ душу, Ч Алеша это почувствовалъ. Было и еще что-то въ ней о чемъ онъ не могъ или не сумлъ бы дать отчетъ, но что можетъ-быть и ему сказалось безсозна тельно, именно опять-таки эта мягкость, нжность движенiй тла, эта кошачья неслышность этихъ движенiй. И однакожь это было мощное и обильное тло. Подъ шалью сказывались широкiя полныя плечи, высо кая, еще совсмъ юношеская грудь. Это тло можетъ-быть общало формы Венеры Милосской, хотя непремнно и теперь уже въ нсколько утрированной пропорцiи, Ч это предчувствовалось. Знатоки русской женской красоты могли бы безошибочно предсказать, глядя на Гру шеньку, что эта свжая, еще юношеская красота къ тридцати годамъ потеряетъ гармонiю, расплывется, самое лицо обрюзгнетъ, около глазъ и на бу чрезвычайно быстро появятся морщиночки, цвтъ лица огрубетъ, побагроветъ можетъ-быть, Ч однимъ словомъ, красота на мгновенiе, красота летучая, которая такъ часто встрчается именно у русской женщины. Алеша разумется не думалъ объ этомъ, но хоть и очарованный, онъ съ непрiятнымъ какимъ-то ощущенiемъ и какъ бы жаля, спрашивалъ себя: зачмъ это она такъ тянетъ слова и не можетъ говорить натурально? Она длала это очевидно находя въ этомъ растягиванiи и въ усиленно-слащавомъ оттненiи слоговъ и звуковъ красоту. Это была конечно лишь дурная привычка дурнаго тона, свидтельствовавшая о низкомъ воспитанiи, о пошло усвоенномъ съ дтства пониманiи приличнаго. И однакоже этотъ выговоръ и интонацiя словъ представлялись Алеш почти невозможнымъ какимъ-то противорчiемъ этому дтски простодушному и радостному выраженiю лица, этому тихому, счастливому какъ у младенца сiянiю глазъ! Катери на Ивановна мигомъ усадила ее въ кресло противъ Алеши и съ востор гомъ поцловала ее нсколько разъ въ ея смющiяся губки. Она точно была влюблена въ нее.

Ч Мы въ первый разъ видимся, Алексй едоровичъ, проговорила она въ упоенiи;

Ч я захотла узнать ее, увидать ее, я хотла идти къ ней, но она по первому желанiю моему пришла сама. Я такъ и знала что мы съ ней все ршимъ, все! Такъ сердце предчувствовало.... Меня уп рашивали оставить этотъ шагъ, но я предчувствовала исходъ и не ошиб лась. Грушенька все разъяснила мн, вс свои намренiя;

она какъ ан гелъ добрый слетла сюда и принесла покой и радость....

Ч Не погнушались мной, милая, достойная барышня, нараспвъ протянула Грушенька все съ тою же милою, радостною улыбкой.

Ч И не смйте говорить мн такiя слова обаятельница, волшебни ца! Вами-то гнушаться? Вотъ я нижнюю губку вашу еще разъ поцлую.

Она у васъ точно припухла, такъ вотъ чтобъ она еще больше припухла, и еще, еще.... Посмотрите какъ она смется, Алексй едоровичъ, серд це веселится глядя на этого ангела.... Алеша краснлъ и дрожалъ незамтною малою дрожью.

Ч Нжите вы меня, милая барышня, а я можетъ и вовсе не стою ласки вашей.

Ч Не стоитъ! Она-то этого не стоитъ! воскликнула опять съ тмъ же жаромъ Катерина Ивановна, Ч знайте, Алексй едоровичъ, что мы фантастическая головка, что мы своевольное, но гордое-прегордое сер дечко! Мы благородны, Алексй едоровичъ, мы великодушны, знаете ли вы это? Мы были лишь несчастны. Мы слишкомъ скоро готовы были принести всякую жертву недостойному можетъ-быть или легкомыслен ному человку. Былъ одинъ, одинъ тоже офицеръ, мы его полюбили, мы ему все принесли, давно это было, пять тъ назадъ, а онъ насъ забылъ, онъ женился. Теперь онъ овдовлъ, писалъ, онъ детъ сюда Ч и знайте что мы одного его, одного его только любимъ до сихъ поръ и любили всю жизнь! Онъ прiдетъ и Грушенька опять будетъ счастлива, а вс пять тъ эти она была несчастна. Но кто же попрекнетъ ее, кто можетъ по хвалиться ея благосклонностью! Одинъ этотъ старикъ безногiй, купецъ, Ч но онъ былъ скорй нашимъ отцомъ, другомъ нашимъ, оберегателемъ.

Онъ засталъ насъ тогда въ отчаянiи, въ мукахъ, оставленную тмъ кого мы такъ любили.... да вдь она утопиться тогда хотла, вдь старикъ этотъ спасъ ее, спасъ ее!

Ч Очень ужь вы защищаете меня, милая барышня, очень ужь вы во всемъ поспшаете, протянула опять Грушенька.

Ч Защищаю? Да намъ ли защищать, да еще смемъ ли мы тутъ защищать? Грушенька, ангелъ, дайте мн вашу ручку, посмотрите на эту пухленькую, маленькую, прелестную ручку, Алексй едоровичъ;

видите ли вы ее, она мн счастье принесла и воскресила меня и я вотъ цловать ее сейчасъ буду, и сверху и въ ладошку, вотъ, вотъ и вотъ! И она три раза какъ бы въ упоенiи поцловала дйствительно прелестную, слишкомъ можетъ-быть пухлую ручку Грушеньки. Та же, протянувъ эту ручку, съ нервнымъ, звонкимъ прелестнымъ смшкомъ слдила за "ми лою барышней", и ей видимо было прiятно что ея ручку такъ цлуютъ.

"Можетъ-быть слишкомъ ужь много восторга", Ч мелькнуло въ голов Алеши. Онъ покраснлъ. Сердце его было все время какъ-то особенно неспокойно.

Ч Не устыдите вдь вы меня, милая барышня, что ручку мою при Алекс едорович такъ цловали.

Ч Да разв я васъ тмъ устыдить хотла? промолвила нсколько удивленно Катерина Ивановна, Ч ахъ, милая, какъ вы меня дурно по нимаете!

Ч Да вы-то меня можетъ тоже не такъ совсмъ понимаете, милая барышня, я можетъ гораздо дурне того чмъ у васъ на виду. Я серд цемъ дурная, я своевольная. Я Дмитрiя едоровича бднаго изъ-за насмшки одной тогда заполонила.

Ч Но вдь теперь вы же его и спасете. Вы дали слово. Вы вразу мите его, вы откроете ему что любите другаго, давно, и который теперь вамъ руку свою предлагаетъ...

Ч Ахъ нтъ, я вамъ не давала такого слова. Вы это сами мн все говорили, а я не давала.

Ч Я васъ не такъ стало-быть поняла, тихо и какъ бы капельку поблднвъ проговорила Катерина Ивановна. Ч Вы общали...

Ч Ахъ нтъ, ангелъ-барышня, ничего я вамъ не общала, Ч тихо и ровно все съ тмъ же веселымъ и невиннымъ выраженiемъ перебила Грушенька. Вотъ и видно сейчасъ, достойная барышня, какая я предъ вами скверная и самовластная. Мн что захочется такъ я такъ и посту плю. Давеча я можетъ вамъ и пообщала что, а вотъ сейчасъ опять ду маю: вдругъ онъ опять мн понравится, Митя-то, Ч разъ ужь мн вдь онъ очень понравился, цлый часъ почти даже нравился. Вотъ я мо жетъ-быть пойду да и скажу ему сейчасъ чтобъ онъ у меня съ сего же дня остался... Вотъ я какая непостоянная....

Ч Давеча вы говорили... совсмъ не то... едва прошептала Кате рина Ивановна.

Ч Ахъ давеча! А вдь я сердцемъ нжная, глупая. Вдь подумать только что онъ изъ-за меня перенесъ! А вдругъ домой приду да и пожалю его, Ч тогда что?

Ч Я не ожидала...

Ч Эхъ, барышня, какая вы предо мной добрая, благородная выхо дите. Вотъ вы теперь пожалуй меня, этакую дуру, и разлюбите за мой характеръ. Дайте мн вашу милую ручку, ангелъ-барышня, нжно по просила она и какъ бы съ благоговнiемъ взяла ручку Катерины Ива новны. Ч Вотъ я, милая барышня, вашу ручку возьму и также какъ вы мн поцлую. Вы мн три раза поцловали, а мн бы вамъ надо триста разъ за это поцловать, чтобы сквитаться. Да такъ ужь и быть, а затмъ пусть какъ Богъ пошлетъ, можетъ я вамъ полная раба буду и во всемъ пожелаю вамъ рабски угодить. Какъ Богъ положитъ, пусть такъ оно и будетъ безо всякихъ между собой сговоровъ и общанiй. Ручка-то, руч ка-то у васъ милая, ручка-то! Барышня вы милая, раскрасавица вы моя невозможная!

Она тихо понесла эту ручку къ губамъ своимъ, правда съ странною цлью: "сквитаться" поцлуями. Катерина Ивановна не отняла руки:

она съ робкою надеждой выслушала послднее, хотя тоже очень странно выраженное общанiе Грушеньки "рабски" угодить ей;

она напряженно смотрла ей въ глаза: она видла въ этихъ глазахъ все то же просто душное, доврчивое выраженiе, все ту же ясную веселость... "Она мо жетъ-быть слишкомъ наивна!" Ч промелькнуло надеждой въ сердц Ка терины Ивановны. Грушенька межь тмъ какъ бы въ восхищенiи отъ "милой ручки" медленно поднимала ее къ губамъ своимъ. Но у самыхъ губъ она вдругъ ручку задержала на два, на три мгновенiя, какъ бы раз думывая о чемъ-то.

Ч А знаете что, ангелъ-барышня, вдругъ протянула она самымъ уже нжнымъ и слащавйшимъ голоскомъ, Ч знаете что, возьму я да вашу ручку и не поцлую. И она засмялась маленькимъ развеселымъ смшкомъ.

Ч Какъ хотите.... Что съ вами? вздрогнула вдругъ Катерина Ива новна.

Ч А такъ и оставайтесь съ тмъ на память что вы-то у меня ручку цловали, а я у васъ нтъ. Ч Что-то сверкнуло вдругъ въ ея глазахъ.

Она ужасно пристально глядла на Катерину Ивановну.

Ч Наглая! проговорила вдругъ Катерина Ивановна, какъ бы вдругъ что-то понявъ, вся вспыхнула и вскочила съ мста. Не спша поднялась и Грушенька.

Ч Такъ я и Мит сейчасъ перескажу какъ вы мн цловали ручку, а я-то у васъ совсмъ нтъ. А ужь какъ онъ будетъ смяться!

Ч Мерзавка, вонъ!

Ч Ахъ, какъ стыдно, барышня, ахъ какъ стыдно, это вамъ даже и непристойно совсмъ, такiя слова, милая барышня.

Ч Вонъ продажная тварь! завопила Катерина Ивановна. Ч Вся кая черточка дрожала въ ея совсмъ исказившемся лиц.

Ч Ну ужь и продажная. Сами вы двицей къ кавалерамъ за день гами въ сумерки хаживали, свою красоту продавать приносили, вдь я же знаю.

Катерина Ивановна вскрикнула и бросилась было на нее, но ее удержалъ всею силой Алеша:

Ч Ни шагу, ни слова! Не говорите, не отвчайте ничего, она уй детъ, сейчасъ уйдетъ!

Въ это мгновенiе въ комнату вбжали на крикъ об родственницы Катерины Ивановны, вбжала и горничная. Вс бросились къ ней.

Ч И уйду, проговорила Грушенька, подхвативъ съ дивана манти лью. Ч Алеша, милый, проводи-ка меня!

Ч Уйдите, уйдите поскорй! сложилъ предъ нею, умоляя, руки Алеша.

Ч Милый Алешинька, проводи! Я теб доргой, хорошенькое хорошенькое одно словцо скажу! Я это для тебя, Алешинька, сцену продлала. Проводи, голубчикъ, посл понравится.

Алеша отвернулся ломая руки. Грушенька звонко смясь выбжала изъ дома.

Съ Катериной Ивановной сдлался припадокъ. Она рыдала, спазмы душили ее. Вс около нея суетились.

Ч Я васъ предупреждала, говорила ей старшая тетка, Ч я васъ удерживала отъ этого шага... вы слишкомъ пылки... разв можно было ршиться на такой шагъ! Вы этихъ тварей не знаете, а про эту говорятъ что она хуже всхъ... Нтъ, вы слишкомъ своевольны!

Ч Это тигръ! завопила Катерина Ивановна. Ч Зачмъ вы удержа ли меня, Алексй едоровичъ, я бы избила ее, избила!

Она не въ силахъ была сдерживать себя предъ Алешей, можетъ быть и не хотла сдерживаться.

Ч Ее нужно плетью, на эшафот, чрезъ палача, при народ!....

Алеша попятился къ дверямъ.

Ч Но Боже! вскрикнула вдругъ Катерина Ивановна, всплеснувъ руками, Ч онъ-то! онъ могъ быть такъ безчестенъ, такъ безчеловченъ!

Вдь онъ разказалъ этой твари о томъ что было тамъ, въ тогдашнiй ро ковой, вчно проклятый, проклятый день! "Приходили красу продавать, милая барышня!" Она знаетъ! вашъ братъ подлецъ, Алексй едоровичъ!

Алеш хотлось что-то сказать, но онъ не находилъ ни одного сло ва. Сердце его сжималось до боли.

Ч Уходите, Алексй едоровичъ! мн стыдно, мн ужасно! зав тра.... умоляю васъ на колняхъ, придите завтра. Не осудите, простите, я не знаю что съ собой еще сдлаю!

Алеша вышелъ на улицу какъ бы шатаясь. Ему то же хотлось пла кать какъ и ей. Вдругъ его догнала служанка.

Ч Барышня забыла вамъ передать это письмецо отъ госпожи Хох лаковой, оно у нихъ съ обда лежитъ.

Алеша машинально принялъ маленькiй розовый конвертикъ и су нулъ его, почти не сознавая, въ карманъ.

XI.

Еще одна погибшая репутацiя.

Отъ города до монастыря было не боле версты съ небольшимъ.

Алеша спшно пошелъ по пустынной въ этотъ часъ дорог. Почти уже стала ночь, въ тридцати шагахъ трудно уже было различать предметы.

На половин дороги приходился перекрестокъ. На перекрестк, подъ уединенною ракитой, завидлась какая-то фигура. Только что Алеша вступилъ на перекрестокъ какъ фигура сорвалась съ мста, бросилась на него и неистовымъ голосомъ прокричала:

Ч Кошелекъ или жизнь!

Ч Такъ это ты, Митя! удивился сильно вздрогнувшiй однако Але ша.

Ч Ха-ха-ха! Ты не ожидалъ? Я думаю: гд тебя подождать? У ея дома? Оттуда три дороги и я могу тебя прозвать. Надумалъ наконецъ дождаться здсь, потому что здсь-то онъ пройдетъ непремнно, друга го пути въ монастырь не имется. Ну, объявляй правду, дави меня какъ таракана... Да что съ тобой?

Ч Ничего, братъ... я такъ съ испугу. Ахъ Дмитрiй! Давеча эта кровь отца (Алеша заплакалъ, ему давно хотлось заплакать, а теперь у него вдругъ какъ бы что-то порвалось въ душ). Ты чуть не убилъ его...

проклялъ его... и вотъ теперь... здсь... сейчасъ... ты шутишь шутки...

кошелекъ или жизнь!

Ч А, да, что жь? Не прилично что ли? Не идетъ къ положенiю?

Ч Да нтъ... я такъ...

Ч Стой. Посмотри на ночь: видишь какая мрачная ночь, облака-то, втеръ какой поднялся! Спрятался я здсь подъ ракитой, тебя жду, и вдругъ подумалъ (вотъ теб Богъ!): да чего же больше маяться, чего ждать? Вотъ ракита, платокъ есть, рубашка есть, веревку сейчасъ мож но свить, помочи въ придачу и Ч не бременить ужь боле землю, не без честить низкимъ своимъ присутствiемъ! И вотъ слышу ты идешь, Ч Господи, точно слетло что на меня вдругъ: да вдь есть же стало-быть человкъ котораго и я люблю, вдь вотъ онъ, вотъ тотъ человчекъ, братишка мой милый, кого я всхъ больше на свт люблю и кого я единственно люблю! И такъ я тебя полюбилъ, такъ въ эту минуту лю билъ что подумалъ: брошусь сейчасъ къ нему на шею! Да глупая мысль пришла: "повеселю его, испугаю". Я и закричалъ какъ дуракъ: "коше лекъ"! Прости дурачеству Ч это только вздоръ, а на душ у меня... то же прилично... Ну да чортъ, говори однако что тамъ? Что она сказала?

Дави меня, рази меня, не щади! Въ изступленiе пришла?

Ч Нтъ, не то... Тамъ было совсмъ не то, Митя. Тамъ... Я тамъ сейчасъ ихъ обихъ засталъ.

Ч Какихъ обихъ?

Ч Грушеньку у Катерины Ивановны.

Дмитрiй едоровичъ остолбенлъ.

Ч Невозможно! вскричалъ онъ, Ч ты бредишь! Грушенька у ней!

Алеша разказалъ все что случилось съ нимъ съ самой той минуты какъ вошелъ къ Катерин Ивановн. Онъ разказывалъ минутъ десять, нельзя сказать чтобы плавно и складно, но кажется передалъ ясно, схватывая самыя главныя слова, самыя главныя движенiя и ярко пере давая, часто одною чертой, собственныя чувства. Братъ Дмитрiй слу шалъ молча, глядлъ въ упоръ со страшною неподвижностью, но Алеш ясно было что онъ уже все понялъ, осмыслилъ весь фактъ. Но лицо его, чмъ дальше подвигался разказъ, становилось не то что мрачнымъ, а какъ бы грознымъ. Онъ нахмурилъ брови, стиснулъ зубы, неподвижный взглядъ его сталъ какъ бы еще неподвижне, упорне, ужасне... Тмъ неожиданне было когда вдругъ съ непостижимою быстротой измнилось разомъ все лицо его, досел гнвное и свирпое, сжатыя гу бы раздвинулись и Дмитрiй едоровичъ залился вдругъ самымъ неудер жимымъ, самымъ неподдльнымъ смхомъ. Онъ буквально залился смхомъ, онъ долгое время даже не могъ говорить отъ смха.

Ч Такъ и не поцловала ручку! Такъ и не поцловала, такъ и убжала! выкрикивалъ онъ въ болзненномъ какомъ-то восторг, Ч въ нагломъ восторг можно бы тоже сказать, еслибы восторгъ этотъ не былъ столь безыскуственъ. Ч Такъ та кричала что это тигръ! Тигръ и есть! Такъ ее на эшафотъ надо? Да, да, надо бы, надо, я самъ того мннiя что надо, давно надо? Видишь ли братъ, пусть эшафотъ, но надо еще сперва выздоровть. Понимаю царицу наглости, вся она тутъ, вся она въ этой ручк высказалась, инфернальница! Это царица всхъ ин фернальницъ, какихъ можно только вообразить на свт! Въ своемъ род восторгъ! Такъ она домой побжала? Сейчасъ я... ахъ... Побгу-ка я къ ней! Алешка, не вини, меня, я вдь согласенъ что ее придушить ма ло....

Ч А Катерина Ивановна! печально воскликнулъ Алеша.

Ч И ту вижу, всю насквозь и ту вижу, и такъ вижу какъ никогда!

Тутъ цлое открытiе всхъ четырехъ странъ свта, пяти то-есть! Этакiй шагъ! Это именно та самая Катенька, институточка, которая къ нелпому грубому офицеру не побоялась изъ великодушной идеи спасти отца прибжать, рискуя страшно быть оскорбленною! Но гордость наша, но потребность риска, но вызовъ судьб, вызовъ въ безпредльность! Ты говоришь ее эта тетка останавливала? Эта тетка, знаешь, сама самовла стная, это вдь родная сестра московской той генеральши, она поднима ла еще больше той носъ, да мужъ былъ уличенъ въ казнокрадств, ли шился всего, и имнiя, и всего, и гордая супруга вдругъ понизила тонъ, да съ тхъ поръ и не поднялась. Такъ она удерживала Катю, а та не по слушалась. "Все, дескать, могу побдить, все мн подвластно;

захочу и Грушеньку околдую" и Ч сама вдь себ врила, сама надъ собой фор сила, кто жь виноватъ? Ты думаешь она нарочно эту ручку первая по цаловала у Грушеньки, съ разчетомъ хитрымъ? Нтъ, она взаправду, она взаправду влюбилась въ Грушеньку, то-есть не въ Грушеньку, а въ свою же мечту, въ свой бредъ, Ч потому де что это моя мечта, мой бредъ! Голубчикъ Алеша, да какъ ты отъ нихъ, отъ этакихъ, спасся?

Убжалъ что ли, подобравъ подрясникъ? Ха-ха-ха!

Ч Братъ, а ты кажется и не обратилъ вниманiя какъ ты обидлъ Катерину Ивановну тмъ что разказалъ Грушеньк о томъ дн, а та сейчасъ ей бросила въ глаза что вы сами "къ кавалерамъ красу тайкомъ продавать ходили!" Братъ, что же больше этой обиды? Ч Алешу всего боле мучила мысль что братъ точно радъ униженiю Катерины Иванов ны, хотя конечно того быть не могло.

Ч Ба! страшно вдругъ нахмурился Дмитрiй едоровичъ и ударилъ себя ладонью по бу. Онъ только что теперь обратилъ вниманiе, хотя Алеша разказалъ все давеча за разъ, и обиду, и крикъ Катерины Ива новны: "Вашъ братъ подлецъ!" Ч Да, въ самомъ дл можетъ-быть я и разказалъ Грушеньк о томъ "роковомъ дн", какъ говоритъ Катя. Да, это такъ, разказалъ, припоминаю! Это было тогда же, въ Мокромъ, я былъ пьянъ, цыганки пли... Но вдь я рыдалъ, рыдалъ тогда самъ, я стоялъ на колнкахъ, я молился на образъ Кати, и Грушенька это по нимала. Она тогда все поняла, я припоминаю, она сама плакала... А чортъ! Да могло ли иначе быть теперь? Тогда плакала, а теперь... Те перь "кинжалъ въ сердце!" Такъ у бабъ.

Онъ потупился и задумался.

Ч Да, я подлецъ! Несомннный подлецъ, произнесъ онъ вдругъ мрачнымъ голосомъ. Ч Все равно плакалъ или нтъ, все равно подлецъ!

Передай тамъ что принимаю наименованiе, если это можетъ утшить.

Ну и довольно, прощай, что болтать-то! Веселаго нтъ. Ты своею доро гой, а я своею. Да и видться больше не хочу, до какой-нибудь самой послдней минуты. Прощай Алексй! Онъ крпко сжалъ руку Алеши и, все еще потупившись и не поднимая головы, точно сорвавшись, быстро зашагалъ къ городу. Алеша смотрлъ ему вслдъ, не вря чтобъ онъ такъ совсмъ вдругъ ушелъ.

Ч Стой, Алексй, еще одно признанiе, теб одному! вдругъ воро тился Дмитрiй едоровичъ назадъ. Смотри на меня, пристально смотри:

видишь вотъ тутъ, вотъ тутъ Ч готовится страшное безчестiе. (Говоря "вотъ тутъ" Дмитрiй едоровичъ ударялъ себя кулакомъ по груди и съ такимъ страннымъ видомъ какъ будто безчестiе лежало и сохранялось именно тутъ на груди его, въ какомъ-то мст, въ карман можетъ-быть, или на ше висло зашитое.) Ты уже знаешь меня: подлецъ, подлецъ признанный! Но знай, что бы я ни сдлалъ прежде, теперь или впереди, Ч ничто, ничто не можетъ сравниться въ подлости съ тмъ безчестiемъ которое именно теперь, именно въ эту минуту ношу вотъ здсь на груди моей, вотъ тутъ, тутъ, которое дйствуетъ и совершается, и которое я полный хозяинъ остановить, могу остановить или совершить, замть это себ! Ну такъ знай же что я его совершу, а не остановлю. Я давеча теб все разказалъ, а этого не разказалъ, потому что даже и у меня на то мднаго ба не хватило! Я могу еще остановиться;

остановясь я могу завтра же цлую половину потерянной чести воротить, но я не останов люсь, я совершу подлый замыселъ, и будь ты впередъ свидтелемъ что я заране и зазнамо говорю это! Гибель и мракъ! Объяснять нечего! въ свое время узнаешь. Смрадный переулокъ и инфернальница! Прощай.

Не молись обо мн, не стою, да и не нужно совсмъ, совсмъ не нужно...

не нуждаюсь вовсе! прочь!..

И онъ вдругъ удалился на этотъ разъ уже совсмъ. Алеша пошелъ къ монастырю: "Какъ же, какъ же я никогда его не увижу, что онъ гово ритъ?" дико представлялось ему Ч "да завтра же непремнно увижу и разыщу его, нарочно разыщу, что онъ такое говоритъ!"...

Монастырь онъ обошелъ кругомъ и черезъ сосновую рощу прошелъ прямо въ скитъ. Тамъ ему отворили, хотя въ этотъ часъ уже никого не впускали. Сердце у него дрожало когда онъ вошелъ въ келью старца:

"Зачмъ, зачмъ онъ выходилъ, зачмъ тотъ послалъ его "въ мiръ"?

Здсь тишина, здсь святыня, а тамъ Ч смущенье, тамъ мракъ, въ ко торомъ сразу потеряешься и заблудишься..."

Въ кель находились послушникъ Порфирiй и iеромонахъ отецъ Паисiй, весь день каждый часъ заходившiй узнать о здоровiи отца Зоси мы, которому, какъ со страхомъ узналъ Алеша, становилось все хуже и хуже. Даже обычной вечерней бесды съ братiей на сей разъ не могло состояться. Обыкновенно по вечеру, посл службы, ежедневно, на сонъ грядущiй стекалась монастырская братiя въ келью старца и всякiй вслухъ исповдывалъ ему сегодняшнiя прегршенiя свои, гршныя меч ты, мысли, соблазны, даже ссоры между собой, если таковыя случались.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 15 |    Книги, научные публикации