Книги, научные публикации Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 15 | -- [ Страница 1 ] --

ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ.М. Достоевскiй.М. Достоевскiй БРАТЬЯ БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ КАРАМАЗОВЫ Р О М А Н Ъ Р О М А Н Ъ ImWerdenVerlag Mnchen Ч Москва 2007 Истинно,

истинно говорю вамъ:

если пшеничное зерно, падши въ землю, не умретъ, то останется одно;

а если умретъ, то принесетъ много плода.

(Евангелiе отъ Iоанна. Глава XII, 24.) й - некоммерческое электронное издане, 2007 Издане подготовилъ С. Нестеровъ, 2007 ОТЪ АВТОРА.

Начиная жизнеописанiе героя моего, Алекся едоровича Карама зова, нахожусь въ нкоторомъ недоумнiи. А именно: хотя я и называю Алекся едоровича моимъ героемъ, но однако самъ знаю что человкъ онъ отнюдь не великiй, а посему и предвижу неизбжные вопросы въ род таковыхъ: чмъ же замчателенъ вашъ Алексй едоровичъ что вы выбрали его своимъ героемъ? Что сдлалъ онъ такого? Кому и чмъ извстенъ? Почему я, читатель, долженъ тратить время на изученiе фактовъ его жизни?

Послднiй вопросъ самый роковой, ибо на него могу лишь отвтить:

"Можетъ-быть увидите сами изъ романа". Ну а коль прочтутъ романъ и не увидятъ, не согласятся съ примчательностью моего Алекся едоровича? Говорю такъ потому что съ прискорбiемъ это предвижу.

Для меня онъ примчателенъ, но ршительно сомнваюсь успю ли это доказать читателю. Дло въ томъ, что это пожалуй и дятель, но дятель неопредленный, не выяснившiйся. Впрочемъ странно бы тре бовать въ такое время какъ наше отъ людей ясности. Одно, пожалуй, довольно несомннно: это человкъ странный, даже чудакъ. Но стран ность и чудачество скоре вредятъ чмъ даютъ право на вниманiе, осо бенно когда вс стремятся къ тому чтобъ объединить частности и найти хоть какой-нибудь общiй толкъ во всеобщей безтолочи. Чудакъ же въ большинств случаевъ частность и обособленiе. Не такъ ли?

Вотъ если вы не согласитесь съ этимъ послднимъ тезисомъ, и отвтите: "Не такъ", или "не всегда такъ", то я пожалуй и ободрюсь ду хомъ на счетъ значенiя героя моего Алекся едоровича. Ибо не только чудакъ "не всегда" частность и обособленiе, а напротивъ бываетъ такъ что онъ-то пожалуй и носитъ въ себ иной разъ сердцевину цлаго, а остальные люди его эпохи Ч вс, какимъ-нибудь наплывнымъ втромъ, на время почему-то отъ него оторвались...

Я бы впрочемъ не пускался въ эти весьма нелюбопытныя и смутныя объясненiя и началъ бы просто-запросто безъ предисловiя: понравится, такъ и такъ прочтутъ;

но бда въ томъ что жизнеописанiе-то у меня од но, а романовъ два. Главный романъ второй, Ч это дятельность моего героя уже въ наше время, именно въ нашъ теперешнiй текущiй моментъ.

Первый же романъ произошелъ еще тринадцать тъ назадъ, и есть почти даже и не романъ, а лишь одинъ моментъ изъ первой юности мое го героя. Обойтись мн безъ этого перваго романа невозможно, потому что многое во второмъ роман стало бы непонятнымъ. Но такимъ обра зомъ еще усложняется первоначальное мое затрудненiе: если ужь я, то есть самъ бiографъ, нахожу что и одного-то романа можетъ-быть было бы для такого скромнаго и неопредленнаго героя излишне, то каково же являться съ двумя и чмъ объяснить такую съ моей стороны занос чивость?

Теряясь въ разршенiи сихъ вопросовъ, ршаюсь ихъ обойти безо всякаго разршенiя. Разумется прозорливый читатель уже давно уга далъ что я съ самаго начала къ тому клонилъ, и только досадовалъ на меня зачмъ я даромъ трачу безплодныя слова и драгоцнное время. На это отвчу уже въ точности: тратилъ я безплодныя слова и драгоцнное время, вопервыхъ, изъ вжливости, а вовторыхъ, изъ хитрости: "все таки дескать заран въ чемъ-то предупредилъ". Впрочемъ я даже радъ тому что романъ мой разбился самъ собою на два разказа "при сущест венномъ единств цлаго": познакомившись съ первымъ разказомъ, чи татель уже самъ опредлитъ: стоитъ ли ему приниматься за второй?

Конечно никто ничмъ не связанъ, можно бросить книгу и съ двухъ страницъ перваго разказа, съ тмъ чтобъ и не раскрывать боле. Но вдь есть такiе деликатные читатели которые непримнно захотятъ до читать до конца чтобъ не ошибиться въ безпристрастномъ сужденiи, та ковы напримръ вс русскiе критики. Такъ вотъ предъ такими-то все таки сердцу легче: несмотря на всю ихъ аккуратность и добросовстность все-таки даю имъ самый законный предлогъ бросить разказъ на первомъ эпизод романа. Ну вотъ и все предисловiе. Я со вершенно согласенъ что оно лишнее, но такъ какъ оно уже написано, то пусть и останется.

А теперь къ длу.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

К Н И Г А П Е Р В А Я.

К Н И Г А П Е Р В А Я.

И С Т О Р I Я О Д Н О Й С Е М Е Й К И.

И С Т О Р I Я О Д Н О Й С Е М Е Й К И.

I.

едоръ Павловичъ Карамазовъ.

Алексй едоровичъ Карамазовъ былъ третьимъ сыномъ помщика нашего узда едора Павловича Карамазова, столь извстнаго въ свое время (да и теперь еще у насъ припоминаемаго) по трагической и тем ной кончин своей, приключившейся ровно тринадцать тъ назадъ и о которой сообщу въ своемъ мст. Теперь же скажу объ этомъ "помщик" (какъ его у насъ называли, хотя онъ всю жизнь совсмъ почти не жилъ въ своемъ помстьи) лишь то что это былъ странный типъ довольно часто однако встрчающiйся, именно типъ человка не только дряннаго и развратнаго, но вмст съ тмъ и безтолковаго, Ч но изъ такихъ однако безтолковыхъ которые умютъ отлично обдлывать свои имущественныя длишки, и только кажется одни эти. едоръ Пав ловичъ, напримръ, началъ почти что ни съ чмъ, помщикъ онъ былъ самый маленькiй, бгалъ обдать по чужимъ столамъ, наровилъ въ при живальщики, а между тмъ въ моментъ кончины его у него оказалось до ста тысячъ рублей чистыми деньгами. И въ то же время онъ все-таки всю жизнь свою продолжалъ быть однимъ изъ безтолковйшихъ сума сбродовъ по всему нашему узду. Повторю еще: тутъ не глупость;

боль шинство этихъ сумасбродовъ довольно умно и хитро, Ч а именно без толковость, да еще какая-то особенная, нацiональная.

Онъ былъ женатъ два раза и у него было три сына, Ч старшiй, Дмитрiй едоровичъ, отъ первой супруги, а остальные два, Иванъ и Алексй, отъ второй. Первая супруга едора Павловича была изъ до вольно богатаго и знатнаго рода дворянъ Мiусовыхъ, тоже помщиковъ нашего узда. Какъ именно случилось что двушка съ приданымъ, да еще красивая и сверхъ того изъ бойкихъ умницъ, столь не рдкихъ у насъ въ теперешнее поколнiе, но появлявшихся уже и въ прошломъ, могла выйти замужъ за такого ничтожнаго "мозгляка", какъ вс его то гда называли, объяснять слишкомъ не стану. Вдь зналъ же я одну двицу, еще въ запрошломъ "романтическомъ" поколнiи, которая посл нсколькихъ тъ загадочной любви къ одному господину, за ко тораго впрочемъ всегда могла выйти замужъ самымъ спокойнымъ обра зомъ, кончила однакоже тмъ что сама навыдумала себ непреодолимыя препятствiя и въ бурную ночь бросилась съ высокаго берега похожаго на утесъ въ довольно глубокую и быструю рку и погибла въ ней ршительно отъ собственныхъ капризовъ, единственно изъ-за того что бы походить на Шекспировскую Офелiю и даже такъ что будь этотъ утесъ, столь давно ею намченный и излюбленный, не столь живописенъ, а будь на его мст лишь прозаическiй плоскiй берегъ, то самоубiйства можетъ-быть не произошло бы вовсе. Фактъ этотъ истинный, и надо ду мать что въ нашей русской жизни, въ два или даже въ три послднiя поколнiя, такихъ или однородныхъ съ нимъ фактовъ происходило не мало. Подобно тому и поступокъ Аделаиды Ивановны Мiусовой былъ безъ сомннiя отголоскомъ чужихъ вянiй и тоже плнной мысли раздраженiемъ. Ей можетъ-быть захотлось заявить женскую самостоя тельность, пойти противъ общественныхъ условiй, противъ деспотизма своего родства и семейства, а услужливая фантазiя убдила ее, поло жимъ на одинъ только мигъ, что едоръ Павловичъ, несмотря на свой чинъ приживальщика, все-таки одинъ изъ смлйшихъ и насмшли вйшихъ людей той, переходной ко всему лучшему, эпохи, тогда какъ онъ былъ только злой шутъ и больше ничего. Пикантное состояло еще и въ томъ что дло обошлось увозомъ, а это очень прельстило Аделаиду Ивановну. едоръ же Павловичъ на вс подобные пассажи былъ даже и по соцiальному своему положенiю весьма тогда подготовленъ, ибо стра стно желалъ устроить свою карьеру, хотя чмъ бы то ни было;

прима заться же къ хорошей родн и взять приданое было очень заманчиво.

Что же до обоюдной любви, то ея вовсе кажется не было Ч ни со сторо ны невсты, ни съ его стороны, несмотря даже на красивость Аделаиды Ивановны. Такъ что случай этотъ былъ можетъ-быть единственнымъ въ своемъ род въ жизни едора Павловича, сладострастнйшаго человка во всю свою жизнь, въ одинъ мигъ готоваго прильнуть къ какой угодно юпк только бы та его поманила. А между тмъ одна только эта женщи на не произвела въ немъ со страстной стороны никакого особеннаго впечатлнiя.

Аделаида Ивановна, тотчасъ же посл увоза, мигомъ разглядла что мужа своего она только презираетъ и больше ничего. Такимъ обра зомъ слдствiя брака обозначились съ чрезвычайною быстротой. Не смотря на то что семейство даже довольно скоро примирилось съ событiемъ и выдлило бглянк приданое, между супругами началась самая безпорядочная жизнь и вчныя сцены. Разказывали что молодая супруга выказала притомъ несравненно боле благородства и возвы шенности нежели едоръ Павловичъ, который, какъ извстно теперь, подтибрилъ у нея тогда же, разомъ, вс ея денежки, до двадцати пяти тысячъ, только что она ихъ получила, такъ что тысячки эти съ тхъ поръ ршительно какъ бы канули для нея въ воду. Деревеньку же и до вольно хорошiй городской домъ, которые тоже пошли ей въ приданое, онъ долгое время и изо всхъ силъ старался перевести на свое имя чрезъ совершенiе какого-нибудь подходящаго акта, и наврно бы добил ся того изъ одного такъ-сказать презрнiя и отвращенiя къ себ которое онъ возбуждалъ въ своей супруг ежеминутно своими безстыдными вы могательствами и вымаливанiями, изъ одной ея душевной усталости, только чтобъ отвязался. Но къ счастiю вступилось семейство Аделаиды Ивановны и ограничило хапугу. Положительно извстно что между супругами происходили нердкiя драки, но по преданiю билъ не едоръ Павловичъ, а била Аделаида Ивановна, дама горячая, смлая, смуглая, нетерпливая, одаренная замчательною физическою силой. Наконецъ она бросила домъ и сбжала отъ едора Павловича съ однимъ погибав шимъ отъ нищеты семинаристомъ-учителемъ, оставивъ едору Павло вичу на рукахъ трехлтняго Митю. едоръ Павловичъ мигомъ завелъ въ дом цлый гаремъ и самое забубенное пьянство, а въ антрактахъ здилъ чуть не по всей губернiи и слезно жаловался всмъ и каждому на покинувшую его Аделаиду Ивановну, причемъ сообщалъ такiя подроб ности, которыя слишкомъ бы стыдно было сообщать супругу о своей брачной жизни. Главное, ему какъ будто прiятно было и даже льстило разыгрывать предъ всми свою смшную роль обиженнаго супруга и съ прикрасами даже расписывать подробности о своей обид. "Подумаешь что вы, едоръ Павловичъ, чинъ получили, такъ вы довольны несмотря на всю вашу горесть", говорили ему насмшники. Многiе даже прибав ляли что онъ радъ явиться въ подновленномъ вид шута и что нарочно, для усиленiя смха, длаетъ видъ что не замчаетъ своего комическаго положенiя. Кто знаетъ, впрочемъ, можетъ-быть было это въ немъ и на ивно. Наконецъ ему удалось открыть слды своей бглянки. Бдняжка оказалась въ Петербург, куда перебралась со своимъ семинаристомъ и гд беззавтно пустилась въ самую полную эманципацiю. едоръ Пав ловичъ немедленно захлопоталъ и сталъ собираться въ Петербургъ, Ч для чего? Ч онъ конечно и самъ не зналъ. Право можетъ-быть онъ бы тогда и похалъ;

но предпринявъ такое ршенiе тотчасъ же почелъ себя въ особенномъ прав, для бодрости, предъ дорогой, пуститься вновь въ самое безбрежное пьянство. И вотъ въ это-то время, семействомъ его супруги получилось извстiе о смерти ея въ Петербург. Она какъ-то вдругъ умерла, гд-то на чердак, по однимъ сказанiямъ отъ тифа, а по другимъ, будто бы съ голоду. едоръ Павловичъ узналъ о смерти своей супруги пьяный, говорятъ побжалъ по улиц и началъ кричать, въ ра дости воздвая руки къ небу: "нын отпущаеши", а по другимъ плакалъ навзрыдъ какъ маленькiй ребенокъ и до того что говорятъ жалко даже было смотрть на него несмотря на все къ нему отвращенiе. Очень мо жетъ быть что было и то и другое, то-есть что и радовался онъ своему освобожденiю и плакалъ по освободительниц, все вмст. Въ большинств случаевъ люди, даже злоди, гораздо наивне и простодушне чмъ мы вообще о нихъ заключаемъ. Да и мы сами тоже.

II.

Перваго сына спровадилъ.

Конечно можно представить себ какимъ воспитателемъ и отцомъ могъ быть такой человкъ. Съ нимъ какъ съ отцомъ именно случилось то что должно было случиться, то-есть онъ вовсе и совершенно бросилъ своего ребенка прижитаго съ Аделаидой Ивановной, не по злоб къ не му или не изъ какихъ-нибудь оскорбленно-супружескихъ чувствъ, а просто потому что забылъ о немъ совершенно. Пока онъ докучалъ всмъ своими слезами и жалобами, а домъ свой обратилъ въ развратный вер тепъ, трехлтняго мальчика Митю взялъ на свое попеченiе врный слу га этого дома Григорiй, и не позаботься онъ тогда о немъ, то можетъ быть на ребенк некому было бы перемнить рубашонку. Къ тому же такъ случилось что родня ребенка по матери тоже какъ бы забыла о немъ въ первое время. Дда его, то-есть самого господина Мiусова, отца Аделаиды Ивановны, тогда уже не было въ живыхъ;

овдоввшая супру га его, бабушка Мити, перехавшая въ Москву, слишкомъ расхворалась, сестры же повышли замужъ, такъ что почти цлый годъ пришлось Мит пробыть у слуги Григорiя и проживать у него въ дворовой изб. Впро чемъ еслибы папаша о немъ и вспомнилъ (не могъ же онъ, въ самомъ дл, не знать о его существованiи), то и самъ сослалъ бы его опять въ избу, такъ какъ ребенокъ все же мшалъ бы ему въ его дебоширств. Но случилось такъ что изъ Парижа вернулся двоюродный братъ покойной Аделаиды Ивановны, Петръ Александровичъ Мiусовъ, многiе годы сря ду выжившiй потомъ за границей, тогда же еще очень молодой человкъ, но человкъ особенный между Мiусовыми, просвщенный, столичный, заграничный и притомъ всю жизнь свою Европеецъ, а подъ конецъ жиз ни либералъ сороковыхъ и пятидесятыхъ годовъ. Въ продолженiе своей карьеры онъ перебывалъ въ связяхъ со многими либеральнйшими людьми своей эпохи, и въ Россiи, и за границей, знавалъ лично и Пру дона и Бакунина и особенно любилъ вспоминать и разказывать, уже подъ концемъ своихъ странствiй, о трехъ дняхъ февральской Парижской революцiи сорокъ восьмаго года, намекая что чуть ли и самъ онъ не былъ въ ней участникомъ на баррикадахъ. Это было одно изъ самыхъ отраднйшихъ воспоминанiй его молодости. Имлъ онъ состоянiе неза висимое, по прежней пропорцiи около тысячи душъ. Превосходное имнiе его находилось сейчасъ же на вызд изъ нашего городка и гра ничило съ землей нашего знаменитаго монастыря, съ которымъ Петръ Александровичъ, еще въ самыхъ молодыхъ тахъ, какъ только полу чилъ наслдство, мигомъ началъ нескончаемый процессъ за право ка кихъ-то ловель въ рк, или порубокъ въ су, доподлинно не знаю, но начать процессъ съ "клерикалами" почелъ даже своею гражданскою и просвщенною обязанностью. Услышавъ все про Аделаиду Ивановну, которую разумется помнилъ и когда-то даже замтилъ, и узнавъ что остался Митя, онъ, несмотря на все молодое негодованiе свое и презрнiе къ едору Павловичу, въ это дло ввязался. Тутъ-то онъ съ едоромъ Павловичемъ въ первый разъ и познакомился. Онъ прямо ему объявилъ что желалъ бы взять воспитанiе ребенка на себя. Онъ долго потомъ разказывалъ, въ вид характерной черты, что когда онъ загово рилъ съ едоромъ Павловичемъ о Мит, то тотъ нкоторое время имлъ видъ совершенно не понимающаго о какомъ такомъ ребенк идетъ дло и даже какъ бы удивился что у него есть гд-то въ дом маленькiй сынъ.

Если въ разказ Петра Александровича могло быть преувеличенiе, то все же должно было быть и нчто похожее на правду. Но дйствительно едоръ Павловичъ всю жизнь свою любилъ представляться, вдругъ про играть предъ вами какую-нибудь неожиданную роль, и, главное, безо всякой иногда надобности, даже въ прямой ущербъ себ, какъ въ на стоящемъ напримръ случа. Черта эта впрочемъ свойственна чрезвы чайно многимъ людямъ и даже весьма умнымъ, не то что едору Павло вичу. Петръ Александровичъ повелъ дло горячо и даже назначенъ былъ (купно съ едоромъ Павловичемъ) въ опекуны ребенку, потому что все же посл матери оставалось имньице, домъ и помстье. Митя дйствительно перехалъ къ этому двоюродному дяд, но собственнаго семейства у того не было, а такъ какъ самъ онъ, едва лишь уладивъ и обезпечивъ свои денежныя полученiя съ своихъ имнiй, немедленно поспшилъ опять надолго въ Парижъ, то ребенка и поручилъ одной изъ своихъ двоюродныхъ тетокъ, одной московской барын. Случилось такъ что обжившись въ Париж и онъ забылъ о ребенк, особенно когда на стала та самая февральская революцiя столь поразившая его воображенiе и о которой онъ уже не могъ забыть всю свою жизнь. Мос ковская же барыня умерла и Митя перешелъ къ одной изъ замужнихъ ея дочерей. Кажется онъ и еще потомъ перемнилъ уже въ четвертый разъ гнздо. Объ этомъ я теперь распространяться не стану, тмъ боле что много еще придется разказывать объ этомъ первенц едора Павловича, а теперь лишь ограничиваюсь самыми необходимыми о немъ свднiями безъ которыхъ мн и романа начать невозможно.

Вопервыхъ, этотъ Дмитрiй едоровичъ былъ одинъ только изъ трехъ сыновей едора Павловича, который росъ въ убжденiи что онъ все же иметъ нкоторое состоянiе и когда достигнетъ совершенныхъ тъ, то будетъ независимъ. Юность и молодость его протекли безпоря дочно: въ гимназiи онъ не доучился, попалъ потомъ въ одну военную школу, потомъ очутился на Кавказ, выслужился, дрался на дуэли, былъ разжалованъ, опять выслужился, много кутилъ и, сравнительно, прожилъ довольно денегъ. Сталъ же получать ихъ отъ едора Павлови ча не раньше совершеннолтiя, а до тхъ поръ надлалъ долговъ.

едора Павловича, отца своего, узналъ и увидалъ въ первый разъ уже посл совершеннолтiя, когда нарочно прибылъ въ наши мста объяс ниться съ нимъ насчетъ своего имущества. Кажется родитель ему и то гда не понравился;

пробылъ онъ у него не долго и ухалъ поскорй, успвъ лишь получить отъ него нкоторую сумму, и войдя съ нимъ въ нкоторую сдлку насчетъ дальнйшаго полученiя доходовъ съ имнiя, котораго (фактъ достопримчательный) ни доходности, ни стоимости онъ въ тотъ разъ отъ едора Павловича такъ и не добился. едоръ Павловичъ замтилъ тогда, съ перваго разу (и это надо запомнить) что Митя иметъ о своемъ состоянiи понятiе преувеличенное и неврное.

едоръ Павловичъ былъ очень этимъ доволенъ, имя въ виду свои осо бые разчеты. Онъ вывелъ лишь что молодой человкъ легкомысленъ, бу енъ, со страстями, нетерпливъ, кутила и которому только чтобы что нибудь временно перехватить и онъ хоть на малое время разумется, но тотчасъ успокоится. Вотъ это и началъ эксплуатировать едоръ Павло вичъ, то-есть отдлываться малыми подачками, временными высылками и въ конц концовъ такъ случилось что когда, уже года четыре спустя, Митя, потерявъ терпнiе, явился въ нашъ городокъ въ другой разъ что бы совсмъ ужь покончить дла съ родителемъ, то вдругъ оказалось, къ его величайшему изумленiю, что у него уже ровно нтъ ничего, что и сосчитать даже трудно, что онъ перебралъ уже деньгами всю стоимость своего имущества у едора Павловича, можетъ-быть еще даже самъ долженъ ему;

что по такимъ-то и такимъ-то сдлкамъ въ которыя самъ тогда-то и тогда пожелалъ вступить, онъ и права не иметъ требовать ничего боле и пр. и пр. Молодой человкъ былъ пораженъ, заподоз рилъ неправду, обманъ, почти вышелъ изъ себя и какъ бы потерялъ умъ.

Вотъ это-то обстоятельство и привело къ катастроф, изложенiе кото рой и составитъ предметъ моего перваго вступительнаго романа или лучше сказать его вншнюю сторону. Но пока перейду къ этому роману нужно еще разказать и объ остальныхъ двухъ сыновьяхъ едора Павло вича, братьяхъ Мити, и объяснить откуда т-то взялись.

III.

Второй бракъ и вторыя дти.

едоръ Павловичъ, спровадивъ съ рукъ четырехлтняго Митю, очень скоро посл того женился во второй разъ. Второй бракъ этотъ продолжался тъ восемь. Взялъ онъ эту вторую супругу свою, тоже очень молоденькую особу, Софью Ивановну, изъ другой губернiи, въ ко торую захалъ по одному мелкоподрядному длу, съ какимъ-то жидкомъ въ компанiи. едоръ Павловичъ хотя и кутилъ и пилъ и дебоширилъ, но никогда не переставалъ заниматься помщенiемъ своего капитала, и устраивалъ длишки свои всегда удачно, хотя конечно почти всегда подловато. Софья Ивановна была изъ "сиротокъ", безродная съ дтства, дочь какого-то темнаго дьякона, взросшая въ богатомъ дом своей благодтельницы, воспитательницы и мучительницы, знатной генераль ши старухи, вдовы генерала Ворохова. Подробностей не знаю, но слы шалъ лишь то, что будто воспитанницу, кроткую, незлобивую и безотвтную, разъ сняли съ петли которую она привсила на гвозд въ чулан, Ч до того тяжело было ей переносить своенравiе и вчные по преки этой, повидимому злой старухи, но бывшей лишь нестерпимйшею самодуркой отъ праздности. едоръ Павловичъ предложилъ свою руку, о немъ справились и его прогнали, и вотъ тутъ-то онъ опять, какъ и въ первомъ брак, предложилъ сиротк увозъ. Очень, очень можетъ быть что и она даже не пошла бы за него ни за что еслибъ узнала о немъ своевременно побольше подробностей. Но дло было въ другой губернiи;

да и что могла понимать шестнадцатилтняя двочка кром того что лучше въ рку чмъ оставаться у благодтельницы. Такъ и промняла бдняжка благодтельницу на благодтеля. едоръ Павловичъ не взялъ въ этотъ разъ ни гроша, потому что генеральша разсердилась, ничего не дала и сверхъ того прокляла ихъ обоихъ;

но онъ и не разчитывалъ на этотъ разъ взять, а прельстился лишь замчательною красотой невинной двочки и, главное, ея невиннымъ видомъ, поразившимъ его, сладостра стника и досел порочнаго любителя лишь грубой женской красоты.

"Меня эти невинные глазки какъ бритвой тогда по душ полоснули", го варивалъ онъ потомъ, гадко по своему хихикая. Впрочемъ у развратнаго человка и это могло быть лишь сладострастнымъ влеченiемъ. Не взявъ же никакого вознагражденiя, едоръ Павловичъ съ супругой не цере монился, и пользуясь тмъ что она такъ-сказать предъ нимъ "виновата", и что онъ ее почти "съ петли снялъ", пользуясь кром того ея феноме нальнымъ смиренiемъ и безотвтностью, даже попралъ ногами самыя обыкновенныя брачныя приличiя. Въ домъ, тутъ же при жен, съзжались дурныя женщины и устраивались оргiи. Какъ характерную черту сообщу что слуга Григорiй, мрачный, глупый и упрямый резонеръ, ненавидвшiй прежнюю барыню Аделаиду Ивановну, на этотъ разъ взялъ сторону новой барыни, защищалъ и бранился за нее съ едоромъ Павловичемъ почти непозволительнымъ для слуги образомъ, а однажды такъ даже разогналъ оргiю и всхъ нахавшихъ безобразницъ силой.

Въ послдствiи съ несчастною, съ самаго дтства запуганною молодою женщиной произошло въ род какой-то нервной женской болзни, встрчаемой чаще всего въ простонародьи у деревенскихъ бабъ, име нуемыхъ за эту болзнь кликушами. Отъ этой болзни, со страшными истерическими припадками, больная временами даже теряла разсудокъ.

Родила она однако же едору Павловичу двухъ сыновей, Ивана и Алекся, перваго въ первый годъ брака, а втораго три года спустя. Ко гда она померла мальчикъ Алексй былъ по четвертому году, и хоть и странно это, но я знаю что онъ мать запомнилъ потомъ на всю жизнь, какъ сквозь сонъ разумется. По смерти ея съ обоими мальчиками слу чилось почти точь-въ-точь то же самое что и съ первымъ, Митей: они были совершенно забыты и заброшены отцомъ и попали все къ тому же Григорiю и также къ нему въ избу. Въ изб ихъ и нашла старуха само дурка генеральша, благодтельница и воспитательница ихъ матери. Она еще была въ живыхъ, и все время, вс восемь тъ, не могла забыть обиды ей нанесенной. О жить-быть ея "Софьи" вс восемь тъ она имла изъ-подъ руки самыя точныя свднiя, и слыша какъ она больна и какiя безобразiя ее окружаютъ, раза два или три произнесла вслухъ своимъ приживалкамъ: "Такъ ей и надо, это ей Богъ за неблагодарность послалъ".

Ровно три мсяца по смерти Софьи Ивановны, генеральша вдругъ явилась въ нашъ городъ лично и прямо на квартиру едора Павловича, и всего-то пробыла въ городк съ полчаса, но много сдлала. Былъ то гда часъ вечернiй. едоръ Павловичъ, котораго она вс восемь тъ не видала, вышелъ къ ней пьяненькiй. Повствуютъ что она мигомъ, безо всякихъ объясненiй, только что увидала его, задала ему дв знатныя и звонкiя пощечины и три раза рванула его за вихоръ сверху внизъ, затмъ не прибавивъ ни слова, направилась прямо въ избу къ двумъ мальчикамъ. Съ перваго взгляда замтивъ что они не вымыты и въ грязномъ бль, она тотчасъ же дала еще пощечину самому Григорiю и объявила ему что увозитъ обоихъ дтей къ себ, затмъ вывела ихъ въ чемъ были, завернула въ пледъ, посадила въ карету и увезла въ свой го родъ. Григорiй снесъ эту пощечину какъ преданный рабъ, не сгрубилъ ни слова, и когда провожалъ старую барыню до кареты, то, поклонив шись ей въ поясъ, внушительно произнесъ что ей "за сиротъ Богъ за платитъ". "А все-таки ты балбесъ!" крикнула ему генеральша отъзжая.

едоръ Павловичъ, сообразивъ все дло, нашелъ что оно дло хорошее и въ формальномъ согласiи своемъ на счетъ воспитанiя дтей у гене ральши не отказалъ потомъ ни въ одномъ пункт. О полученныхъ же пощечинахъ самъ здилъ разказывать по всему городу.

Случилось такъ что и генеральша скоро посл того умерла, но вы говоривъ однако въ завщанiи обоимъ малюткамъ по тысяч рублей ка ждому, "на ихъ обученiе, и чтобы вс эти деньги были на нихъ истраче ны непремнно, но съ тмъ чтобы хватило вплоть до совершеннолтiя, потому что слишкомъ довольно и такой подачки для этакихъ дтей, а если кому угодно, то пусть самъ раскошеливается и проч. и проч." Я завщанiя самъ не читалъ, но слышалъ что именно было что-то стран ное въ этомъ род и слишкомъ своеобразно выраженное. Главнымъ наслдникомъ старухи оказался однако-же честный человкъ, губернскiй предводитель дворянства той губернiи, Ефимъ Петровичъ Полновъ. Списавшись съ едоромъ Павловичемъ и мигомъ угадавъ что отъ него денегъ на воспитанiе его же дтей не вытащишь (хотя тотъ прямо никогда не отказывалъ, а только всегда въ этакихъ случаяхъ тя нулъ, иногда даже изливаясь въ чувствительностяхъ), онъ принялъ въ сиротахъ участiе лично и особенно полюбилъ младшаго изъ нихъ, Алекся, такъ что тотъ долгое время даже и росъ въ его семейств. Это я прошу читателя замтить съ самаго начала. И если кому обязаны были молодые люди своимъ воспитанiемъ и образованiемъ на всю свою жизнь, то именно этому Ефиму Петровичу, благороднйшему и гуманнйшему человку, изъ такихъ какiе рдко встрчаются. Онъ сохранилъ малют камъ по ихъ тысяч оставленной генеральшей неприкосновенно, такъ что он къ совершеннолтiю ихъ возрасли процентами, каждая, до двухъ, воспиталъ же ихъ на свои деньги, и ужь конечно гораздо боле чмъ по тысяч издержалъ на каждаго. Въ подробный разказъ ихъ дтства и юности я опять пока не вступаю, а обозначу лишь самыя глав ныя обстоятельства. Впрочемъ о старшемъ, Иван, сообщу лишь то что онъ росъ какимъ-то угрюмымъ и закрывшимся самъ въ себ отрокомъ далеко не робкимъ, но какъ бы еще съ десяти тъ проникнувшимъ въ то что растутъ они все-таки въ чужой семь и на чужихъ милостяхъ, и что отецъ у нихъ какой-то такой о которомъ даже и говорить стыдно, и проч. и проч. Этотъ мальчикъ очень скоро, чуть не въ младенчеств (какъ передавали по крайней мр), сталъ обнаруживать какiя-то не обыкновенныя и блестящiя способности къ ученiю. Въ точности не знаю, но какъ-то такъ случилось что съ семьей Ефима Петровича онъ разстал ся чуть ли не тринадцати тъ, перейдя въ одну изъ московскихъ гимназiй и на пансiонъ къ какому-то опытному и знаменитому тогда пе дагогу, другу съ дтства Ефима Петровича. Самъ Иванъ разказывалъ потомъ что все произошло такъ-сказать отъ "пылкости къ добрымъ дламъ" Ефима Петровича, увлекшагося идеей что генiальныхъ способ ностей мальчикъ долженъ и воспитываться у генiальнаго воспитателя.

Впрочемъ ни Ефима Петровича, ни генiальнаго воспитателя уже не бы ло въ живыхъ когда молодой человкъ, кончивъ гимназiю, поступилъ въ университетъ. Такъ какъ Ефимъ Петровичъ плохо распорядился и полученiе завщанныхъ самодуркой генеральшей собственныхъ дтскихъ денегъ, возросшихъ съ тысячи уже на дв процентами, замед лилось по разнымъ совершенно неизбжимымъ у насъ формальностямъ и проволочкамъ, то молодому человку въ первые его два года въ университет пришлось очень солоно, такъ какъ онъ принужденъ былъ все это время кормить и содержать себя самъ и въ то же время учиться.

Замтить надо что онъ даже и попытки не захотлъ тогда сдлать спи саться съ отцомъ, Ч можетъ-быть изъ гордости, изъ презрнiя къ нему, а можетъ-быть вслдствiе холоднаго здраваго разсужденiя, подсказав шаго ему что отъ папеньки никакой чуть-чуть серiозной поддержки не получитъ. Какъ бы тамъ ни было молодой человкъ не потерялся нис колько и добился-таки работы, сперва уроками въ двугривенный, а по томъ бгая по редакцiямъ газетъ и доставляя статейки въ десять стро чекъ объ уличныхъ происшествiяхъ, за подписью "Очевидецъ". Статейки эти, говорятъ, были такъ всегда любопытно и пикантно составлены что быстро пошли въ ходъ, и ужь въ этомъ одномъ молодой человкъ ока залъ все свое практическое и умственное превосходство надъ тою много численною, вчно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола которая, въ столицахъ, по обыкновенiю съ утра до ночи обиваетъ пороги разныхъ газетъ и журналовъ, не умя ничего лучше выдумать кром вчнаго повторенiя одной и той же просьбы о переводахъ съ французскаго или о переписк. Познакомившись съ редакцiями Иванъ едоровичъ все время потомъ не разрывалъ связей съ ними и въ послднiе свои годы въ университет сталъ печатать весьма талантливые разборы книгъ на разныя спецiальныя темы, такъ что даже сталъ въ литературныхъ кружкахъ извстенъ. Впрочемъ лишь въ самое только послднее время ему удалось случайно обратить на себя вдругъ особенное вниманiе въ гораздо большемъ круг читателей, такъ что его весьма многiе разомъ тогда отмтили и запомнили. Это былъ довольно любопытный случай. Уже выйдя изъ университета и приготовляясь на свои дв тысячи създить за границу, Иванъ едоровичъ вдругъ напе чаталъ въ одной изъ большихъ газетъ одну странную статью, обратив шую на себя вниманiе даже и не спецiалистовъ, и главное по предмету повидимому вовсе ему незнакомому, потому что кончилъ онъ курсъ есте ственникомъ. Статья была написана на поднявшiйся повсемстно тогда вопросъ о церковномъ суд. Разбирая нкоторыя уже поданныя мннiя объ этомъ вопрос, онъ высказалъ и свой личный взглядъ. Главное было въ тон и въ замчательной неожиданности заключенiя. А между тмъ многiе изъ церковниковъ ршительно сочли автора за своего. И вдругъ рядомъ съ ними не только гражданственники, но даже сами атеисты принялись и съ своей стороны апплодировать. Въ конц концовъ нкоторые догадливые люди ршили что вся статья есть лишь дерзкiй фарсъ и насмшка. Упоминаю о семъ случа особенно потому что статья эта своевременно проникла и въ подгородный знаменитый нашъ мона стырь, гд возникшимъ вопросомъ о церковномъ суд вообще интересо вались, Ч проникла и произвела совершенное недоумнiе. Узнавъ же имя автора заинтересовались и тмъ что онъ уроженецъ нашего города и сынъ "вотъ этого самаго едора Павловича". А тутъ вдругъ къ самому этому времени явился къ намъ и самъ авторъ.

Зачмъ прiхалъ тогда къ намъ Иванъ едоровичъ, Ч я помню да же и тогда еще задавалъ себ этотъ вопросъ съ какимъ-то почти безпо койствомъ. Столь роковой прiздъ этотъ, послужившiй началомъ ко столькимъ послдствiямъ Ч для меня долго потомъ, почти всегда оста вался дломъ не яснымъ. Вообще судя, странно было что молодой человкъ столь ученый, столь гордый и осторожный на видъ, вдругъ явился въ такой безобразный домъ, къ такому отцу который всю жизнь его игнорировалъ, не зналъ его и не помнилъ, и хоть не далъ бы конечно денегъ ни за что и ни въ какомъ случа, еслибы сынъ у него попросилъ, но все же всю жизнь боялся что и сыновья, Иванъ и Алексй, тоже ко гда-нибудь придутъ да и попросятъ денегъ. И вотъ молодой человкъ поселяется въ дом такого отца, живетъ съ нимъ мсяцъ и другой, и оба уживаются какъ не надо лучше. Послднее даже особенно удивило не только меня, но и многихъ другихъ. Петръ Александровичъ Мiусовъ, о которомъ я говорилъ уже выше, дальнiй родственникъ едора Павлови ча по его первой жен, случился тогда опять у насъ, въ своемъ подго родномъ имнiи, пожаловавъ изъ Парижа въ которомъ уже совсмъ по селился. Помню, онъ-то именно и дивился всхъ боле, познакомившись съ заинтересовавшимъ его чрезвычайно молодымъ человкомъ, съ кото рымъ онъ не безъ внутренней боли пикировался иногда познанiями.

"Онъ гордъ, говорилъ онъ намъ тогда про него, всегда добудетъ себ копйку, у него и теперь есть деньги на за границу Ч чего жь ему здсь надо? Всмъ ясно что онъ прiхалъ къ отцу не за деньгами, потому что во всякомъ случа отецъ ихъ не дастъ. Пить вино и развратничать онъ не любитъ, а между тмъ старикъ и обойтись безъ него не можетъ, до того ужились!" Это была правда;

молодой человкъ имлъ даже видимое влiянiе на старика;

тотъ почти началъ его иногда какъ-будто слушаться, хотя былъ чрезвычайно и даже злобно подъ часъ своенравенъ;

даже вес ти себя началъ иногда приличне...

Только въ послдствiи объяснилось что Иванъ едоровичъ прiзжалъ отчасти по просьб и по дламъ своего старшаго брата, Дмитрiя едоровича, котораго въ первый разъ отъ роду узналъ и уви далъ тоже почти въ это же самое время, въ этотъ самый прiздъ, но съ которымъ однакоже по одному важному случаю, касавшемуся боле Дмитрiя едоровича, вступилъ еще до прiзда своего изъ Москвы въ пе реписку. Какое это было дло, читатель вполн узнаетъ въ свое время въ подробности. Тмъ не мене даже тогда когда я уже зналъ и про это особенное обстоятельство, мн Иванъ едоровичъ все казался загадоч нымъ, а прiздъ его къ намъ все-таки необъяснимымъ.

Прибавлю еще что Иванъ едоровичъ имлъ тогда видъ посредника и примирителя между отцомъ и затявшимъ тогда большую ссору и да же формальный искъ на отца старшимъ братомъ своимъ, Дмитрiемъ едоровичемъ.

Семейка эта, повторяю, сошлась тогда вся вмст въ первый разъ въ жизни и нкоторые члены ея въ первый разъ въ жизни увидали другъ друга. Лишь одинъ только младшiй сынъ, Алексй едоровичъ, уже съ годъ предъ тмъ какъ проживалъ у насъ и попалъ къ намъ та кимъ образомъ раньше всхъ братьевъ. Вотъ про этого-то Алекся мн всего трудне говорить теперешнимъ моимъ предисловнымъ разказомъ прежде чмъ вывести его на сцену въ роман. Но придется и про него написать предисловiе, по крайней мр чтобы разъяснить предвари тельно одинъ очень странный пунктъ, именно: будущаго героя моего я принужденъ представить читателямъ съ первой сцены его романа въ ряск послушника. Да, уже съ годъ какъ проживалъ онъ тогда въ на шемъ монастыр и, казалось, на всю жизнь готовился въ немъ затво риться.

IV.

Третiй сынъ Алеша.

Было ему тогда всего двадцать тъ (брату его Ивану шелъ тогда двадцать четвертый годъ, а старшему ихъ брату Дмитрiю двадцать вось мой). Прежде всего объявляю что этотъ юноша, Алеша, былъ вовсе не фанатикъ, и, по моему по крайней мр, даже и не мистикъ вовсе.

Заран скажу мое полное мннiе: былъ онъ просто раннiй человко любецъ, и если ударился на монастырскую дорогу, то потому только что въ то время она одна поразила его и представила ему, такъ-сказать, идеалъ исхода рвавшейся изъ мрака мiрской злобы къ свту любви души его. И поразила-то его эта дорога лишь потому что на ней онъ встртилъ тогда необыкновенное по его мннiю существо, Ч нашего знаменитаго монастырскаго старца Зосиму, къ которому привязался всею горячею первою любовью своего неутолимаго сердца. Впрочемъ я не спорю что былъ онъ и тогда уже очень страненъ, начавъ даже съ ко лыбели. Кстати, я уже упоминалъ про него что, оставшись посл матери всего лишь по четвертому году, онъ запомнилъ ее потомъ на всю жизнь, ея лицо, ея ласки "точно какъ-будто она стоитъ предо мной живая".

Такiя воспоминанiя могутъ запоминаться (и это всмъ извстно) даже и изъ боле ранняго возраста, даже съ двухлтняго, но лишь выступая всю жизнь какъ бы свтлыми точками изъ мрака, какъ бы вырваннымъ уголкомъ изъ огромной картины которая вся погасла и исчезла, кром этого только уголочка. Такъ точно было и съ нимъ: онъ запомнилъ одинъ вечеръ, тнiй, тихiй, отворенное окно, косые лучи заходящаго солнца (косые-то лучи и запомнились всего боле), въ комнат въ углу образъ, предъ нимъ зажженную лампадку, а предъ образомъ на колняхъ, рыдающую какъ въ истерик, со взвизгиванiями и вскрикиванiями, мать свою, схватившую его въ об руки, обнявшую его крпко до боли и молящую за него Богородицу, протягивающую его изъ объятiй своихъ обими руками къ образу какъ бы подъ покровъ Богородиц.... и вдругъ вбгаетъ нянька и вырываетъ его у нея въ испуг. Вотъ картина! Алеша запомнилъ въ тотъ мигъ и лицо своей ма тери: онъ говорилъ что оно было изступленное, но прекрасное, судя по тому сколько могъ онъ припомнить. Но онъ рдко кому любилъ поврять это воспоминанiе. Въ дтств и юности онъ былъ мало экспан сивенъ и даже мало разговорчивъ, но не отъ недоврiя, не отъ робости или угрюмой нелюдимости, вовсе даже напротивъ, а отъ чего-то другаго, отъ какой-то какъ бы внутренней заботы, собственно личной, до дру гихъ не касавшейся, но столь для него важной что онъ изъ-за нея какъ бы забывалъ другихъ. Но людей онъ любилъ: онъ, казалось, всю жизнь жилъ совершенно вря въ людей, а между тмъ никто и никогда не счи талъ его ни простячкомъ, ни наивнымъ человкомъ. Что-то было въ немъ что говорило и внушало (да и всю жизнь потомъ) что онъ не хо четъ быть судьей людей, что онъ не захочетъ взять на себя осужденiя и ни за что не осудитъ. Казалось даже что онъ все допускалъ, ни мало не осуждая, хотя часто очень горько грустя. Мало того, въ этомъ смысл онъ до того дошелъ что его никто не могъ ни удивить, ни испугать и это даже въ самой ранней своей молодости. Явясь по двадцатому году къ отцу, положительно въ вертепъ грязнаго разврата, онъ, цломудренный и чистый, лишь молча удалялся когда глядть было нестерпимо, но безъ малйшаго вида презрнiя или осужденiя кому бы то ни было. Отецъ же, бывшiй когда-то приживальщикъ, а потому человкъ чуткiй и тонкiй на обиду, сначала недоврчиво и угрюмо его встртившiй ("много дескать молчитъ и много про себя разсуждаетъ"), скоро кончилъ однакоже тмъ что сталъ его ужасно часто обнимать и цловать, не дале какъ черезъ дв какiя-нибудь недли, правда съ пьяными слезами, въ хмльной чув ствительности, но видно что полюбивъ его искренно и глубоко и такъ какъ никогда конечно не удавалось такому какъ онъ никого любить....

Да и вс этого юношу любили гд бы онъ ни появился и это съ са мыхъ дтскихъ даже тъ его. Очутившись въ дом своего благодтеля и воспитателя, Ефима Петровича Полнова, онъ до того привязалъ къ себ всхъ въ этомъ семейств что его ршительно считали тамъ какъ бы за родное дитя. А между тмъ онъ вступилъ въ этотъ домъ еще въ такихъ младенческихъ тахъ въ какихъ никакъ нельзя ожидать въ ребенк разчетливой хитрости, пронырства или искусства заискать и понравиться, умнья заставить себя полюбить. Такъ что даръ возбуж дать къ себ особенную любовь онъ заключалъ въ себ такъ-сказать съ самой природы, безыскусственно и непосредственно. То же самое было съ нимъ и въ школ, и однакоже, казалось бы, онъ именно былъ изъ та кихъ дтей которыя возбуждаютъ къ себ недоврiе товарищей, иногда насмшки, а пожалуй и ненависть. Онъ напримръ задумывался и какъ бы отъединялся. Онъ съ самаго дтства любилъ уходить въ уголъ и книжки читать, и однакоже и товарищи его до того полюбили что ршительно можно было назвать его всеобщимъ любимцемъ во все время пребыванiя его въ школ. Онъ рдко бывалъ рзвъ, даже рдко веселъ, но вс взглянувъ на него тотчасъ видли что это вовсе не отъ какой нибудь въ немъ угрюмости, что напротивъ онъ ровенъ и ясенъ. Между сверстниками онъ никогда не хотлъ выставляться. Можетъ по этому самому онъ никогда и никого не боялся, а между тмъ мальчики тотчасъ поняли что онъ вовсе не гордится своимъ безстрашiемъ, а смотритъ такъ какъ будто и не понимаетъ что онъ смлъ и безстрашенъ. Обиды нико гда не помнилъ. Случалось что черезъ часъ посл обиды онъ отвчалъ обидчику, или самъ съ нимъ заговаривалъ, съ такимъ доврчивымъ и яснымъ видомъ какъ будто ничего и не было между ними вовсе. И не то чтобъ онъ при этомъ имлъ видъ что случайно забылъ или намренно простилъ обиду, а просто не считалъ ее за обиду и это ршительно плняло и покоряло дтей. Была въ немъ одна лишь черта которая во всхъ классахъ гимназiи, начиная съ низшаго и даже до высшихъ, воз буждала въ его товарищахъ постоянное желанiе подтрунить надъ нимъ, но не изъ злобной насмшки, а потому что это было имъ весело. Черта эта въ немъ была дикая, изступленная стыдливость и цломудренность.

Онъ не могъ слышать извстныхъ словъ и извстныхъ разговоровъ про женщинъ. Эти "извстныя" слова и разговоры, къ несчастiю, неискоре нимы въ школахъ. Чистые въ душ и сердц мальчики, почти еще дти, очень часто любятъ говорить въ классахъ между собою и даже вслухъ про такiя вещи, картины и образы о которыхъ не всегда заговорятъ да же и солдаты, мало того, солдаты-то многаго не знаютъ и не понимаютъ изъ того что уже знакомо, въ этомъ род, столь юнымъ еще дтямъ на шего интеллигентнаго и высшаго общества. Нравственнаго разврата тутъ пожалуй еще нтъ, цинизма тоже нтъ настоящаго, развратнаго, внутренняго, но есть наружный, и онъ-то считается у нихъ нердко чмъ-то даже деликатнымъ, тонкимъ, молодецкимъ и достойнымъ подражанiя. Видя что "Алешка Карамазовъ", когда заговорятъ "про это", быстро затыкаетъ уши пальцами, они становились иногда подл него нарочно толпой и насильно отнимая руки отъ ушей его, кричали ему въ оба уха скверности, а тотъ рвался, спускался на полъ, ложился, закры вался и все это не говоря имъ ни слова, не бранясь, молча перенося оби ду. Подъ конецъ однако оставили его въ поко и уже не дразнили "двчонкой", мало того, глядли на него въ этомъ смысл съ сожалнiемъ. Кстати, въ классахъ онъ всегда стоялъ по ученiю изъ лучшихъ, но никогда не былъ отмченъ первымъ.

Когда умеръ Ефимъ Петровичъ, Алеша два года еще пробылъ въ губернской гимназiи. Неутшная супруга Ефима Петровича, почти тот часъ же по смерти его отправилась на долгiй срокъ въ Италiю со всмъ семействомъ, состоявшимъ все изъ особъ женскаго пола, а Алеша по палъ въ домъ къ какимъ-то двумъ дамамъ, которыхъ онъ прежде нико гда и не видывалъ, какимъ-то дальнимъ родственницамъ Ефима Петро вича, но на какихъ условiяхъ, онъ самъ того не зналъ. Характерная то же, и даже очень, черта его была въ томъ что онъ никогда не заботился на чьи средства живетъ. Въ этомъ онъ былъ совершенная противопо ложность своему старшему брату, Ивану едоровичу, пробдст вовавшему два первые года въ университет кормя себя своимъ трудомъ и съ самаго дтства горько прочувствовавшему что живетъ онъ на чу жихъ хлбахъ у благодтеля. Но эту странную черту въ характер Алекся кажется нельзя было осудить очень строго, потому что всякiй чуть-чуть лишь узнавшiй его, тотчасъ, при возникшемъ на этотъ счетъ вопрос, становился увренъ что Алексй непремнно изъ такихъ юно шей въ род какъ-бы юродивыхъ, которому, попади вдругъ хотя бы даже цлый капиталъ, то онъ не затруднится отдать его по первому даже спросу или на доброе дло, или можетъ-быть даже просто ловкому пройдох, еслибы тотъ у него попросилъ. Да и вообще говоря, онъ какъ бы вовсе не зналъ цны деньгамъ, разумется не въ буквальномъ смысл говоря. Когда ему выдавали карманныя деньги, которыхъ онъ самъ никогда не просилъ, то онъ или по цлымъ недлямъ не зналъ что съ ними длать, или ужасно ихъ не берегъ, мигомъ они у него исчезали.

Петръ Александровичъ Мiусовъ, человкъ насчетъ денегъ и буржуаз ной честности весьма щекотливый, разъ, въ послдствiи, приглядвшись къ Алексю, произнесъ о немъ слдующiй афоризмъ: "Вотъ можетъ быть единственный человкъ въ мiр котораго оставьте вы вдругъ одно го и безъ денегъ на площади незнакомаго въ миллiонъ жителей города, и онъ ни за что не погибнетъ и не умретъ съ голоду и холоду, потому что его мигомъ накормятъ, мигомъ пристроятъ, а если не пристроятъ, то онъ самъ мигомъ пристроится и это не будетъ стоить ему никакихъ усилiй и никакого униженiя, а пристроившему никакой тягости, а даже можетъ-быть напротивъ почтутъ за удовольствiе."

Въ гимназiи своей онъ курса не кончилъ;

ему оставался еще цлый годъ, когда онъ вдругъ объявилъ своимъ дамамъ что детъ къ отцу по одному длу которое взбрело ему въ голову. Т очень жалли его и не хотли было пускать. Проздъ стоилъ очень не дорого и дамы не позво лили ему заложить свои часы, Ч подарокъ семейства благодтеля предъ отъздомъ за границу, а роскошно снабдили его средствами, даже но вымъ платьемъ и бльемъ. Онъ однако отдалъ имъ половину денегъ на задъ, объявивъ что непремнно хочетъ сидть въ третьемъ класс.

Прiхавъ въ нашъ городокъ, онъ на первые разспросы родителя:

"Зачмъ именно пожаловалъ не докончивъ курса?" прямо ничего не отвтилъ, а былъ, какъ говорятъ, не по обыкновенному задумчивъ.

Вскор обнаружилось что онъ разыскиваетъ могилу своей матери. Онъ даже самъ признался было тогда что затмъ только и прiхалъ. Но врядъ ли этимъ исчерпывалась вся причина его прiзда. Всего вро ятне что онъ тогда и самъ не зналъ и не смогъ бы ни за что объяснить:

что именно такое какъ бы поднялось вдругъ изъ его души и неотразимо повлекло его на какую-то новую, невдомую, но неизбжную уже дорогу.

едоръ Павловичъ не могъ указать ему гд похоронилъ свою вторую супругу, потому что никогда и не бывалъ на ея могил посл того какъ засыпали гробъ, а за давностью тъ и совсмъ запамятовалъ гд ее то гда хоронили....

Къ слову о едор Павлович. Онъ долгое время предъ тмъ про жилъ не въ нашемъ город. Года три-четыре по смерти второй жены онъ отправился на югъ Россiи и подъ конецъ очутился въ Одесс, гд и прожилъ сряду нсколько тъ. Познакомился онъ тамъ сначала, по его собственнымъ словамъ "со многими Жидами, Жидками, Жидишками и Жиденятами", а кончилъ тмъ что подъ конецъ даже не только у Жи довъ, но "и у Евреевъ былъ принятъ". Надо думать что въ этотъ-то перiодъ своей жизни онъ и развилъ въ себ особенное умнiе сколачи вать и выколачивать деньгу. Воротился онъ снова въ нашъ городокъ окончательно всего только года за три до прiзда Алеши. Прежнiе зна комые его нашли его страшно состарившимся, хотя былъ онъ вовсе еще не такой старикъ. Держалъ же онъ себя не то что благородне, а какъ то нахальне. Явилась, напримръ, наглая потребность въ прежнемъ шут Ч другихъ въ шуты рядить. Безобразничать съ женскимъ поломъ любилъ не то что по-прежнему, а даже какъ бы и отвратительне. Въ скорости онъ сталъ основателемъ по узду многихъ новыхъ кабаковъ.

Видно было что у него есть можетъ-быть тысячъ до ста или разв не многимъ только мене. Многiе изъ городскихъ и изъ уздныхъ обитате лей тотчасъ же ему задолжали, подъ врнйшiе залоги разумется. Въ самое же послднее время онъ какъ-то обрюзгъ, какъ-то сталъ терять ровность, самоотчетность, впалъ даже въ какое-то легкомыслiе, начи налъ одно и кончалъ другимъ, какъ-то раскидывался и все чаще и чаще напивался пьянъ, и еслибы не все тотъ же лакей Григорiй, тоже поря дочно къ тому времени состарившiйся и смотрвшiй за нимъ иногда въ род почти гувернера, то можетъ-быть едоръ Павловичъ и не прожилъ бы безъ особыхъ хлопотъ. Прiздъ Алеши какъ бы подйствовалъ на него даже съ нравственной стороны, какъ бы что-то проснулось въ этомъ безвременномъ старик изъ того что давно уже заглохло въ душ его: "Знаешь ли ты, сталъ онъ часто говорить Алеш, приглядываясь къ нему, что ты на нее похожъ, на кликушу-то?" Такъ называлъ онъ свою покойную жену, мать Алеши. Могилку "кликуши" указалъ наконецъ Алеш лакей Григорiй. Онъ свелъ его на наше городское кладбище и тамъ, въ дальнемъ уголк, указалъ ему чугунную недорогую, но опрят ную плиту, на которой была даже надпись съ именемъ, званiемъ, тами и годомъ смерти покойницы, а внизу было даже начертано нчто въ род четырехстишiя изъ старинныхъ, общеупотребительныхъ на моги лахъ средняго люда кладбищенскихъ стиховъ. Къ удивленiю, эта плита оказалась дломъ Григорiя. Это онъ самъ воздвигъ ее надъ могилкой бдной "кликуши" и на собственное иждевенiе, посл того когда едоръ Павловичъ, которому онъ множество разъ уже досаждалъ напоми нанiями объ этой могилк, ухалъ наконецъ въ Одессу, махнувъ рукой не только на могилы, но и на вс свои воспоминанiя. Алеша не выска залъ на могилк матери никакой особенной чувствительности;

онъ толь ко выслушалъ важный и резонный разказъ Григорiя о сооруженiи плиты, постоялъ понурившись и ушелъ не вымолвивъ слова. Съ тхъ поръ мо жетъ-быть даже во весь годъ и не бывалъ на кладбищ. Но на едора Павловича этотъ маленькiй эпизодъ тоже произвелъ свое дйствiе и очень оригинальное. Онъ вдругъ взялъ тысячу рублей и свезъ ее въ нашъ монастырь на поминъ души своей супруги, но не второй, не мате ри Алеши, не "кликуши", а первой, Аделаиды Ивановны, которая коло тила его. Въ вечеру того дня онъ напился пьянъ и ругалъ Алеш мона ховъ. Самъ онъ былъ далеко не изъ религiозныхъ людей;

человкъ нико гда можетъ-быть пятикопечной свчки не поставилъ предъ образомъ.

Странные порывы внезапныхъ чувствъ и внезапныхъ мыслей бываютъ у этакихъ субъектовъ.

Я уже говорилъ что онъ очень обрюзгъ. Физiономiя его представля ла къ тому времени что-то рзко свидтельствовавшее о характеристик и сущности всей прожитой имъ жизни. Кром длинныхъ и мясистыхъ мшечковъ подъ маленькими его глазами, вчно наглыми, подозритель ными и насмшливыми, кром множества грубыхъ морщинокъ на его маленькомъ, но жирненькомъ личик, къ острому подбородку его подвшивался еще большой кадыкъ, мясистый и продолговатый какъ кошелекъ, что придавало ему какой-то отвратительно-сладострастный видъ. Прибавьте къ тому плотоядный, длинный ротъ, съ пухлыми губа ми, изъ-подъ которыхъ виднлись маленькiе обломки черныхъ, почти истлвшихъ зубовъ. Онъ брызгался слюной каждый разъ когда начи налъ говорить. Впрочемъ и самъ онъ любилъ шутить надъ своимъ ли цомъ, хотя кажется оставался имъ доволенъ. Особенно указывалъ онъ на свой носъ, не очень большой, но очень тонкiй, съ сильно-выдающеюся горбиной: "настоящiй римскiй", говорилъ онъ, "вмст съ кадыкомъ настоящая физiономiя древняго римскаго патрицiя временъ упадка".

Этимъ онъ кажется гордился.

И вотъ довольно скоро посл обртенiя могилы матери, Алеша вдругъ объявилъ ему что хочетъ поступить въ монастырь и что монахи готовы допустить его послушникомъ. Онъ объяснилъ при этомъ что это чрезвычайное желанiе его и что испрашиваетъ онъ у него торжествен ное позволенiе, какъ у отца. Старикъ уже зналъ что старецъ Зосима, спасавшiйся въ монастырскомъ скит, произвелъ на его "тихаго мальчи ка" особенное впечатлнiе.

Ч Этотъ старецъ конечно у нихъ самый честный монахъ, промол вилъ онъ молчаливо и вдумчиво выслушавъ Алешу, почти совсмъ од нако не удивившись его просьб. Ч Гмъ, такъ ты вотъ куда хочешь мой тихiй мальчикъ! Ч Онъ былъ вполпьяна и вдругъ улыбнулся своею длинною, полупьяною, но не лишенною хитрости и пьянаго лукавства улыбкой: Ч "Гмъ, а вдь я такъ и предчувствовалъ, что ты чмъ-нибудь вотъ этакимъ кончишь, можешь это себ представить? Ты именно туда наровилъ. Ну что жь, пожалуй, у тебя же есть свои дв тысченочки, вотъ теб и приданое, а я тебя, мой ангелъ, никогда не оставлю, да и теперь внесу за тебя что тамъ слдуетъ, если спросятъ. Ну, а если не спросятъ, къ чему намъ навязываться, не такъ ли? Вдь ты денегъ что канарейка тратишь, по два зернышка въ недльку... Гмъ. Знаешь, въ одномъ монастыр есть одна подгородная слободка и ужь всмъ тамъ извстно что въ ней одн только "монастырскiя жены живутъ", такъ ихъ тамъ и называютъ, штукъ тридцать женъ, я думаю... Я тамъ былъ, и знаешь интересно, въ своемъ род разумется, въ смысл разнообразiя.

Скверно тмъ только что руссизмъ ужасный, Француженокъ совсмъ еще нтъ, а могли бы быть, средства знатныя. Провдаютъ Ч прiдутъ.

Ну, а здсь ничего, здсь нтъ монастырскихъ женъ, а монаховъ штукъ двсти. Честно. Постники. Сознаюсь... Гмъ. Такъ ты къ монахамъ хо чешь? А вдь мн тебя жаль, Алеша, во истину, вришь ли я тебя полю билъ... Впрочемъ вотъ и удобный случай: помолишься за насъ гршныхъ, слишкомъ мы ужь сидя здсь нагршили. Я все помышлялъ о томъ: кто это за меня когда-нибудь помолится? Есть ли въ свт такой человкъ?

Милый ты мальчикъ, я вдь на этотъ счетъ ужасно какъ глупъ, ты мо жетъ-быть не вришь? Ужасно. Видишь ли: я объ этомъ какъ ни глупъ, а все думаю, все думаю, изрдка разумется, не все же вдь. Вдь не возможно же, думаю, чтобы черти меня крючьями позабыли стащить къ себ когда я помру. Ну вотъ и думаю: крючья? А откуда они у нихъ?

Изъ чего? Желзные? Гд же ихъ куютъ? Фабрика что ли у нихъ какая тамъ есть? Вдь тамъ въ монастыр иноки наврно полагаютъ что въ ад напримръ есть потолокъ. А я вотъ готовъ поврить въ адъ только чтобы безъ потолка;

выходитъ оно какъ будто деликатне, просвщенне, по-лютерански то-есть. А въ сущности вдь не все ли равно: съ потолкомъ или безъ потолка? Вдь вотъ вопросъ-то прокля тый въ чемъ заключается! Ну а коли нтъ потолка, стало-быть нтъ и крючьевъ. А коли нтъ крючьевъ, стало-быть и все по боку, значитъ опять не вроятно: кто же меня-то тогда крючьями потащитъ, потому что если ужь меня не потащатъ, то что жь тогда будетъ, гд же правда на свт? Il faudrait les inventer,1 эти крючья, для меня нарочно, для ме ня одного, потому что еслибы ты зналъ, Алеша, какой я срамникъ!..

Ч Да тамъ нтъ крючьевъ, тихо и серiозно приглядываясь къ отцу выговорилъ Алеша.

Ч Такъ, такъ, одни только тни крючьевъ. Знаю, знаю. Это какъ одинъ Французъ описывалъ адъ: J'ai vu l'ombre d'un cocher, qui avec l'ombre d'une brosse frottait l'ombre d'une carosse.2 Ты, голубчикъ, поче му знаешь что нтъ крючьевъ? Побудешь у монаховъ, не то запоешь. А впрочемъ ступай, доберись тамъ до правды да и приди разказать: все же идти на тотъ свтъ будетъ легче коли наврно знаешь что тамъ такое.

Да и приличне теб будетъ у монаховъ чмъ у меня, съ пьянымъ ста рикашкой да съ двчонками.... хоть до тебя какъ до ангела ничего не коснется. Ну авось и тамъ до тебя ничего не коснется, вотъ вдь я поче му и дозволяю теб что на послднее надюсь. Умъ-то у тебя не чортъ сълъ. Погоришь и погаснешь, вылчишься и назадъ придешь. А я тебя буду ждать: вдь я чувствую же что ты единственный человкъ на земл который меня не осудилъ, мальчикъ ты мой милый, я вдь чувствую же это, не могу же я это не чувствовать!...

И онъ даже расхныкался. Онъ былъ сентименталенъ. Онъ былъ золъ и сентименталенъ.

V.

Старцы.

Можетъ-быть кто изъ читателей подумаетъ что мой молодой чело вкъ былъ болзненная, экстазная, бдно развитая натура, блдный мечтатель, чахлый и испитой человчекъ. Напротивъ, Алеша былъ въ то время статный, краснощекiй, со свтлымъ взоромъ, пышащiй здоровьемъ девятнадцатилтнiй подростокъ. Онъ былъ въ то время даже очень кра сивъ собою, строенъ, средне-высокаго роста, темнорусъ, съ правиль нымъ, хотя нсколько удлиненнымъ оваломъ лица, съ блестящими темносрыми широко разставленными глазами, весьма задумчивый и по видимому весьма спокойный. Скажутъ, можетъ-быть, что красныя щеки не мшаютъ ни фанатизму, ни мистицизму;

а мн такъ кажется что Алеша былъ даже больше чмъ кто-нибудь реалистомъ. О, конечно въ монастыр онъ совершенно вровалъ въ чудеса, но, по моему, чудеса реалиста никогда не смутятъ. Не чудеса склоняютъ реалиста къ вр.

Истинный реалистъ, если онъ не врующiй, всегда найдетъ въ себ силу и способность не поврить и чуду, а если чудо станетъ предъ нимъ не отразимымъ фактомъ, то онъ скоре не повритъ своимъ чувствамъ чмъ допуститъ фактъ. Если же и допуститъ его, то допуститъ какъ фактъ естественный, но досел ему лишь бывшiй неизвстнымъ. Въ реалист вра не отъ чуда раждается, а чудо отъ вры. Если реалистъ разъ повритъ, то онъ именно по реализму своему долженъ непремнно допустить и чудо. Апостолъ ома объявилъ что не повритъ прежде чмъ не увидитъ, а когда увидлъ сказалъ: "Господь мой и Богъ мой!" Чудо ли заставило его увровать? Вроятне всего что нтъ, а увровалъ онъ лишь единственно потому что желалъ увровать, и мо жетъ-быть уже вровалъ вполн, въ тайник существа своего, даже еще тогда когда произносилъ: "Не поврю пока не увижу".

Скажутъ, можетъ-быть, что Алеша былъ тупъ, не развитъ, не кон чилъ курса и проч. Что онъ не кончилъ курса это была правда, но ска зать что онъ былъ тупъ или глупъ было бы большою несправедливостью.

Просто повторю что сказалъ уже выше: вступилъ онъ на эту дорогу по тому только что въ то время она одна поразила его и представила ему разомъ весь идеалъ исхода рвавшейся изъ мрака къ свту души его.

Прибавьте, что былъ онъ юноша отчасти уже нашего послдняго време ни, то-есть честный по природ своей, требующiй правды, ищущiй ее и врующiй въ нее, а увровавъ требующiй немедленнаго участiя въ ней всею силой души своей, требующiй скораго подвига, съ непремннымъ желанiемъ хотя бы всмъ пожертвовать для этого подвига, даже жизнью.

Хотя къ несчастiю не понимаютъ часто эти юноши что жертва жизнiю есть можетъ-быть самая легчайшая изо всхъ жертвъ во множеств та кихъ случаевъ, и что пожертвовать, напримръ, изъ своей кипучей юно стью жизни пять-шесть тъ на трудное, тяжелое ученiе, на науку, хотя бы для того только чтобъ удесятерить въ себ силы для служенiя той же правд и тому же подвигу который излюбилъ и который предложилъ себ совершить Ч такая жертва сплошь да рядомъ для многихъ изъ нихъ почти совсмъ не по силамъ. Алеша избралъ лишь противополож ную всмъ дорогу, но съ тою же жаждой скораго подвига. Едва только онъ, задумавшись серiозно, поразился убжденiемъ что безсмертiе и Богъ существуютъ, то сейчасъ же естественно сказалъ себ: "Хочу жить для безсмертiя, а половиннаго компромисса не принимаю". Точно также еслибъ онъ поршилъ что безсмертiя и Бога нтъ, то сейчасъ бы пошелъ въ атеисты и въ соцiалисты (ибо соцiализмъ есть не только рабочiй во просъ, или такъ-называемаго четвертаго сословiя, но по преимуществу есть атеистическiй вопросъ, вопросъ современнаго воплощенiя атеизма, вопросъ Вавилонской башни строющейся именно безъ Бога, не для достиженiя небесъ съ земли а для сведенiя небесъ на землю). Алеш ка залось даже страннымъ и невозможнымъ оставаться жить попрежнему.

Сказано: "Раздай все и иди за Мной если хочешь быть совершенъ".

Алеша и сказалъ себ: "Не могу я отдать вмсто "всего" два рубля, а вмсто "иди за мной" ходить лишь къ обдн". Изъ воспоминанiй его младенчества можетъ-быть сохранилось нчто о нашемъ подгородномъ монастыр, куда могла его возить мать къ обдн. Можетъ-быть подйствовали и косые лучи заходящаго солнца предъ образомъ, къ ко торому протягивала его кликуша мать. Задумчивый онъ прiхалъ къ намъ тогда можетъ-быть только лишь посмотрть: все ли тутъ или и тутъ только два рубля и, Ч въ монастыр встртилъ этого старца...

Старецъ этотъ, какъ я уже объяснилъ выше, былъ старецъ Зосима;

но надо бы здсь сказать нсколько словъ и о томъ что такое вообще "старцы" въ нашихъ монастыряхъ, и вотъ жаль что чувствую себя на этой дорог не довольно компетентнымъ и твердымъ. Попробую однако сообщить малыми словами и въ поверхностномъ изложенiи. И вопервыхъ, люди спецiальные и компетентные утверждаютъ, что старцы и старчест во появились у насъ, по нашимъ русскимъ монастырямъ, весьма лишь недавно, даже нтъ и ста тъ, тогда какъ на всемъ православномъ Восток, особенно на Сина и на Аон, существуютъ далеко уже за тысячу тъ. Утверждаютъ что существовало старчество и у насъ на Руси во времена древнйшiя, или непремнно должно было существо вать, но вслдствiе бдствiй Россiи, Татарщины, смутъ, перерыва преж нихъ сношенiй съ Востокомъ посл покоренiя Константинополя, уста новленiе это забылось у насъ и старцы пресклись. Возрождено же оно у насъ опять съ конца прошлаго столтiя однимъ изъ великихъ подвиж никовъ (какъ называютъ его) Паисiемъ Величковскимъ и учениками его, но и досел, даже черезъ сто почти тъ, существуетъ весьма еще не во многихъ монастыряхъ, и даже подвергалось иногда почти что гоненiямъ, какъ неслыханное по Россiи новшество. Въ особенности процвло оно у насъ на Руси въ одной знаменитой пустын Козельской Оптиной. Когда и кмъ насадилось оно и въ нашемъ подгородномъ монастыр не могу сказать, но въ немъ уже считалось третье преемничество старцевъ, и старецъ Зосима былъ изъ нихъ послднимъ, но и онъ уже почти поми ралъ отъ слабости и болзней, а замнить его даже и не знали кмъ.

Вопросъ для нашего монастыря былъ важный, такъ какъ монастырь нашъ ничмъ особенно не былъ до тхъ поръ знаменитъ: въ немъ не бы ло ни мощей святыхъ угодниковъ, ни явленныхъ чудотворныхъ иконъ, не было даже славныхъ преданiй связанныхъ съ нашею исторiей, не чис лилось за нимъ историческихъ подвиговъ и заслугъ отечеству.

Процвлъ онъ и прославился на всю Россiю именно изъ-за старцевъ, чтобы видть и послушать которыхъ стекались къ намъ богомольцы толпами со всей Россiи изъ-за тысячъ верстъ. Итакъ что же такое ста рецъ? Старецъ это Ч берущiй вашу душу, вашу волю въ свою душу и въ свою волю. Избравъ старца вы отъ своей воли отршаетесь и отдаете ее ему въ полное послушанiе, съ полнымъ самоотршенiемъ. Этотъ искусъ, эту страшную школу жизни обрекающiй себя принимаетъ добровольно въ надежд посл долгаго искуса побдить себя, овладть собою до того чтобы могъ наконецъ достичь, чрезъ послушанiе всей жизни, уже со вершенной свободы, то-есть свободы отъ самого себя, избгнуть участи тхъ которые всю жизнь прожили, а себя въ себ не нашли. Изобртенiе это, то-есть старчество, Ч не теоретическое, а выведено на Восток изъ практики, въ наше время уже тысячелтней. Обязанности къ старцу не то что обыкновенное "послушанiе" всегда бывшее и въ нашихъ русскихъ монастыряхъ. Тутъ признается вчная исповдь всхъ подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшимъ и связаннымъ. Разка зываютъ, напримръ, что однажды, въ древнйшiя времена христiанства, одинъ таковой послушникъ, не исполнивъ нкоего послушанiя, возло женнаго на него его старцемъ, ушелъ отъ него изъ монастыря и при шелъ въ другую страну, изъ Сирiи въ Египетъ. Тамъ, посл долгихъ и великихъ подвиговъ сподобился наконецъ претерпть истязанiя и муче ническую смерть за вру. Когда же церковь хоронила тло его уже чтя его какъ святаго, то вдругъ при возглас дiакона: "Оглашенные изыди те" Ч гробъ съ лежащимъ въ немъ тломъ мученика сорвался съ мста и былъ извергнутъ изъ храма, и такъ до трехъ разъ. И наконецъ лишь узнали что этотъ святой страстотерпецъ нарушилъ послушанiе и ушелъ отъ своего старца, а потому безъ разршенiя старца не могъ быть и прощенъ, даже несмотря на свои великiе подвиги. Но когда призванный старецъ разршилъ его отъ послушанiя, тогда лишь могло совершиться и погребенiе его. Конечно все это лишь древняя легенда, но вотъ и не давняя быль: одинъ изъ нашихъ современныхъ иноковъ спасался на Аон и вдругъ старецъ его повеллъ ему оставить Аонъ, который онъ излюбилъ какъ святыню, какъ тихое пристанище, до глубины души сво ей и идти сначала въ Iерусалимъ на поклоненiе Святымъ Мстамъ, а по томъ обратно въ Россiю, на Сверъ, въ Сибирь: "Тамъ теб мсто, а не здсь". Пораженный и убитый горемъ монахъ явился въ Константино поль ко вселенскому патрiарху и молилъ разршить его послушанiе, и вотъ вселенскiй владыко отвтилъ ему что не только онъ, патрiархъ вселенскiй, не можетъ разршить его, но и на всей земл нтъ да и не можетъ быть такой власти которая бы могла разршить его отъ послушанiя, разъ уже наложеннаго старцемъ, кром лишь власти самого того старца который наложилъ его. Такимъ образомъ старчество одаре но властью въ извстныхъ случаяхъ безпредльною и непостижимою.

Вотъ почему во многихъ монастыряхъ старчество у насъ сначала встрчено было почти гоненiемъ. Между тмъ старцевъ тотчасъ же ста ли высоко уважать въ народ. Къ старцамъ нашего монастыря стека лись напримръ и простолюдины и самые знатные люди съ тмъ чтобы, повергаясь предъ ними, исповдывать имъ свои сомннiя, свои грхи, свои страданiя и испросить совта и наставленiя. Видя это, противники старцевъ кричали, вмст съ прочими обвиненiями, что здсь самовла стно и легкомысленно унижается таинство исповди, Ч хотя безпре рывное исповдыванiе своей души старцу послушникомъ его или свтскимъ производится совсмъ не какъ таинство. Кончилось однако тмъ что старчество удержалось и мало-по-малу по русскимъ монасты рямъ водворяется. Правда пожалуй и то что это испытанное и уже тысячелтнее орудiе для нравственнаго перерожденiя человка отъ раб ства къ свобод и къ нравственному совершенствованiю можетъ обра титься въ обоюдоострое орудiе, такъ что иного пожалуй приведетъ, вмсто смиренiя и окончательнаго самообладанiя, напротивъ къ самой сатанинской гордости, то-есть къ цпямъ, а не къ свобод.

Старецъ Зосима былъ тъ шестидесяти пяти, происходилъ изъ помщиковъ, когда-то въ самой ранней юности былъ военнымъ и слу жилъ на Кавказ оберъ-офицеромъ. Безъ сомннiя онъ поразилъ Алешу какимъ-нибудь особеннымъ свойствомъ души своей. Алеша жилъ въ са мой кель старца, который очень полюбилъ его и допустилъ къ себ.

Надо замтить что Алеша, живя тогда въ монастыр, былъ еще ничмъ не связанъ, могъ выходить куда угодно хоть на цлые дни, и если но силъ свой подрясникъ, то добровольно чтобы ни отъ кого въ монастыр не отличаться. Но ужь конечно это ему и самому нравилось. Можетъ быть на юношеское воображенiе Алеши сильно подйствовала эта сила и слава которая окружала безпрерывно его старца. Про старца Зосиму говорили многiе что онъ, допуская къ себ столь многiе годы всхъ при ходившихъ къ нему исповдывать сердце свое и жаждавшихъ отъ него совта и врачебнаго слова, Ч до того много принялъ въ душу свою откровенiй, сокрушенiй, сознанiй, что подъ конецъ прiобрлъ прозорли вость уже столь тонкую что съ перваго взгляда на лицо незнакомаго, приходившаго къ нему, могъ угадывать: съ чмъ тотъ пришелъ, чего тому нужно, и даже какого рода мученiе терзаетъ его совсть, и удив лялъ, смущалъ и почти пугалъ иногда пришедшаго такимъ знанiемъ тайны его, прежде чмъ тотъ молвилъ слово. Но при этомъ Алеша почти всегда замчалъ что многiе, почти вс, входившiе въ первый разъ къ старцу на уединенную бесду, входили въ страх и безпокойств, а вы ходили отъ него почти всегда свтлыми и радостными, и самое мрачное лицо обращалось въ счастливое. Алешу необыкновенно поражало и то что старецъ былъ вовсе не строгъ;

напротивъ былъ всегда почти веселъ въ обхожденiи. Монахи про него говорили что онъ именно привязывает ся душой къ тому кто гршне, и кто всхъ боле гршенъ, того онъ всхъ боле и возлюбитъ. Изъ монаховъ находились даже и подъ самый конецъ жизни старца ненавистники и завистники его, но ихъ станови лось уже мало, и они молчали, хотя было въ ихъ числ нсколько весьма знаменитыхъ и важныхъ въ монастыр лицъ, какъ напримръ одинъ изъ древнйшихъ иноковъ, великiй молчальникъ и необычайный пост никъ. Но все-таки огромное большинство держало уже несомннно сто рону старца Зосимы, а изъ нихъ очень многiе даже любили его всмъ сердцемъ, горячо и искренно;

нкоторые же были привязаны къ нему почти фанатически. Такiе прямо говорили, не совсмъ впрочемъ вслухъ, что онъ святой, что въ этомъ нтъ уже и сомннiя и, предвидя близкую кончину его, ожидали немедленныхъ даже чудесъ и великой славы въ самомъ ближайшемъ будущемъ отъ почившаго монастырю. Въ чудесную силу старца врилъ безпрекословно и Алеша, точно также какъ безпре кословно врилъ и разказу о вылетавшемъ изъ церкви гроб. Онъ видлъ какъ многiе изъ приходившихъ съ больными дтьми или взрос лыми родственниками и молившихъ чтобы старецъ возложилъ на нихъ руки и прочиталъ надъ ними молитву, возвращались въ скорости, а иные такъ и на другой же день, обратно, и, падая со слезами предъ старцемъ, благодарили его за исцленiе ихъ больныхъ. Исцленiе ли было въ са момъ дл, или только естественное улучшенiе въ ход болзни Ч для Алеши въ этомъ вопроса не существовало, ибо онъ вполн уже врилъ въ духовную силу своего учителя и слава его была какъ бы собствен нымъ его торжествомъ. Особенно же дрожало у него сердце и весь какъ бы сiялъ онъ, когда старецъ выходилъ къ толп ожидавшихъ его выхода у вратъ скита богомольцевъ изъ простаго народа, нарочно чтобы видть старца и благословиться у него стекавшагося со всей Россiи. Они повер гались предъ нимъ, плакали, цловали ноги его, цловали землю на ко торой онъ стоитъ, вопили, бабы протягивали къ нему дтей своихъ, под водили больныхъ кликушъ. Старецъ говорилъ съ ними, читалъ надъ ни ми краткую молитву, благословлялъ и отпускалъ ихъ. Въ послднее время отъ припадковъ болзни онъ становился иногда такъ слабъ что едва бывалъ въ силахъ выйти изъ кельи и богомольцы ждали иногда въ монастыр его выхода по нскольку дней. Для Алеши не составляло ни какого вопроса за что они его такъ любятъ, за что они повергаются предъ нимъ и плачутъ отъ умиленiя завидвъ лишь лицо его. О, онъ от лично понималъ что для смиренной души русскаго простолюдина, изму ченной трудомъ и горемъ, а главное всегдашнею несправедливостью и всегдашнимъ грхомъ, какъ своимъ, такъ и мiровымъ, нтъ сильне по требности и утшенiя какъ обрсти святыню или святаго, пасть предъ нимъ и поклониться ему: "Если у насъ грхъ, неправда и искушенiе, то все равно, есть на земл тамъ-то, гд-то, святой и высшiй;

у того за то правда, тотъ за то знаетъ правду;

значитъ не умираетъ она на земл, а стало-быть когда-нибудь и къ намъ перейдетъ и воцарится по всей земл какъ общано". Зналъ Алеша что такъ именно и чувствуетъ и даже разсуждаетъ народъ, онъ понималъ это, но то что старецъ именно и есть этотъ самый святой, этотъ хранитель Божьей правды въ глазахъ народа Ч въ этомъ онъ не сомнвался нисколько, и самъ, вмст съ этими плачущими мужиками и больными ихъ бабами, протягивающими старцу дтей своихъ. Убжденiе же въ томъ что старецъ почивши дос тавитъ необычайную славу монастырю царило въ душ Алеши можетъ быть даже сильне чмъ у кого бы то ни было въ монастыр. И вообще все это послднее время какой-то глубокiй, пламенный внутреннiй вос торгъ все сильне и сильне разгорался въ его сердц. Не смущало его нисколько что этотъ старецъ все-таки стоитъ предъ нимъ единицей:

"Все равно, онъ святъ, въ его сердц тайна обновленiя для всхъ, та мощь которая установитъ наконецъ правду на земл и будутъ вс святы, и будутъ любить другъ друга и не будетъ ни богатыхъ, ни бдныхъ, ни возвышающихся, ни униженныхъ, а будутъ вс какъ дти Божiи и на ступитъ настоящее Царство Христово". Вотъ о чемъ грезилось сердцу Алеши.

Кажется что на Алешу произвелъ сильнйшее впечатлнiе прiздъ его обоихъ братьевъ, которыхъ онъ до того совершенно не зналъ. Съ братомъ Дмитрiемъ едоровичемъ онъ сошелся скоре и ближе, хотя тотъ прiхалъ позже, чмъ съ другимъ (единоутробнымъ) братомъ сво имъ, Иваномъ едоровичемъ. Онъ ужасно интересовался узнать брата Ивана, но вотъ тотъ уже жилъ два мсяца, а они хоть и видлись до вольно часто, но все еще никакъ не сходились: Алеша былъ и самъ мол чаливъ, и какъ бы ждалъ чего-то, какъ бы стыдился чего-то, а братъ Иванъ, хотя Алеша и подмтилъ въ начал на себ его длинные и лю бопытные взгляды, кажется вскор пересталъ даже и думать о немъ.

Алеша замтилъ это съ нкоторымъ смущенiемъ. Онъ приписалъ равнодушiе брата разниц въ ихъ тахъ и въ особенности въ образованiи. Но думалъ Алеша и другое: столь малое любопытство и участiе къ нему можетъ-быть происходило у Ивана и отъ чего-нибудь совершенно Алеш неизвстнаго. Ему все казалось почему-то что Иванъ чмъ-то занятъ, чмъ-то внутреннимъ и важнымъ, что онъ стре мится къ какой-то цли, можетъ-быть очень трудной, такъ что ему не до него, и что вотъ это и есть та единственная причина почему онъ смот ритъ на Алешу разсянно. Задумывался Алеша и о томъ: не было ли тутъ какого-нибудь презрнiя къ нему, къ глупенькому послушнику, отъ ученаго атеиста. Онъ совершенно зналъ что братъ его атеистъ.

Презрнiемъ этимъ, если оно и было, онъ обидиться не могъ, но все-таки съ какимъ-то непонятнымъ себ самому и тревожнымъ смущенiемъ ждалъ когда братъ захочетъ подойти къ нему ближе. Братъ Дмитрiй едоровичъ отзывался о брат Иван съ глубочайшимъ уваженiемъ, съ какимъ-то особымъ проникновенiемъ говорилъ о немъ. Отъ него же уз налъ Алеша вс подробности того важнаго дла которое связало, въ послднее время, обоихъ старшихъ братьевъ замчательною и тсною связью. Восторженные отзывы Дмитрiя о брат Иван были тмъ характерне въ глазахъ Алеши что братъ Дмитрiй былъ человкъ въ сравненiи съ Иваномъ почти вовсе необразованный, и оба, поставленные вмст одинъ съ другимъ, составляли казалось такую яркую противопо ложность, какъ личности и характеры что можетъ-быть нельзя бы было и придумать двухъ человкъ несходне между собой.

Вотъ въ это-то время и состоялось свиданiе, или лучше сказать се мейная сходка всхъ членовъ этого нестройнаго семейства въ кельи старца, имвшая чрезвычайное влiянiе на Алешу. Предлогъ къ этой сходк, по настоящему, былъ фальшивый. Тогда именно несогласiя по наслдству и по имущественнымъ разчетамъ Дмитрiя едоровича съ от цомъ его, едоромъ Павловичемъ, дошли повидимому до невозможной точки. Отношенiя обострились и стали невыносимы. едоръ Павловичъ кажется первый и кажется шутя подалъ мысль о томъ чтобы сойтись всмъ въ кельи старца Зосимы и, хоть и не прибгая къ прямому его по средничеству, все-таки какъ-нибудь сговориться приличне, причемъ санъ и лицо старца могли бы имть нчто внушающее и примирительное.

Дмитрiй едоровичъ, никогда у старца не бывавшiй и даже не видавшiй его, конечно подумалъ что старцемъ его хотятъ какъ бы испугать;

но такъ какъ онъ и самъ укорялъ себя втайн за многiя особенно рзкiя выходки въ спор съ отцомъ за послднее время, то и принялъ вызовъ.

Кстати замтить что жилъ онъ не въ дом отца, какъ Иванъ едоровичъ, а отдльно, въ другомъ конц города. Тутъ случилось что проживавшiй въ это время у насъ Петръ Александровичъ Мiусовъ осо бенно ухватился за эту идею едора Павловича. Либералъ сороковыхъ и пятидесятыхъ годовъ, вольнодумецъ и атеистъ, онъ, отъ скуки можетъ быть, а можетъ-быть для легкомысленной потхи, принялъ въ этомъ дл чрезвычайное участiе. Ему вдругъ захотлось посмотрть на мона стырь и на "святаго". Такъ какъ все еще продолжались его давнiе споры съ монастыремъ и все еще тянулась тяжба о поземельной границ ихъ владнiй, о какихъ-то правахъ рубки въ су и рыбной ловли въ рчк и проч., то онъ и поспшилъ этимъ воспользоваться подъ предлогомъ того что самъ желалъ бы сговориться съ отцомъ игуменомъ: нельзя ли какъ-нибудь покончить ихъ споры полюбовно? Постителя съ такими благими намренiями конечно могли принять въ монастыр внима тельне и предупредительне чмъ просто любопытствующаго. Вслд ствiе всхъ сихъ соображенiй и могло устроиться нкоторое внутреннее влiянiе въ монастыр на больнаго старца, въ послднее время почти совсмъ уже не покидавшаго келью и отказывавшаго по болзни даже обыкновеннымъ постителямъ. Кончилось тмъ что старецъ далъ согласiе и день былъ назначенъ. "Кто меня поставилъ длить между ни ми?" заявилъ онъ только съ улыбкой Алеш.

Узнавъ о свиданiи Алеша очень смутился. Если кто изъ этихъ тя жущихся и пререкающихся могъ смотрть серiозно на этотъ създъ, то безъ сомннiя одинъ только братъ Дмитрiй;

остальные же вс придутъ изъ цлей легкомысленныхъ и для старца можетъ-быть оскорбитель ныхъ, Ч вотъ что понималъ Алеша. Братъ Иванъ и Мiусовъ прiдутъ изъ любопытства можетъ-быть самаго грубаго, а отецъ его можетъ-быть для какой-нибудь шутовской и актерской сцены. О, Алеша хоть и мол чалъ, но довольно и глубоко зналъ уже своего отца. Повторяю, этотъ мальчикъ былъ вовсе не столь простодушнымъ какимъ вс считали его.

Съ тяжелымъ чувствомъ дожидался онъ назначеннаго дня. Безъ сомннiя онъ очень заботился про себя, въ сердц своемъ, о томъ чтобы какъ-нибудь вс эти семейныя несогласiя кончились. Тмъ не мене са мая главная забота его была о старц: онъ трепеталъ за него, за славу его, боялся оскорбленiй ему, особенно тонкихъ, вжливыхъ насмшекъ Мiусова и недомолвокъ Ч свысока ученаго Ивана, такъ это все пред ставлялось ему. Онъ даже хотлъ рискнуть предупредить старца, ска зать ему что-нибудь объ этихъ могущихъ прибыть лицахъ, но подумалъ и промолчалъ. Передалъ только наканун назначеннаго дня чрезъ одно го знакомаго брату Дмитрiю что очень любитъ его и ждетъ отъ него исполненiя общаннаго. Дмитрiй задумался, потому что ничего не могъ припомнить что бы такое ему общалъ, отвтилъ только письмомъ что изо всхъ силъ себя сдержитъ "предъ низостью", и хотя глубоко уважа етъ старца и брата Ивана, но убжденъ что тутъ или какая-нибудь ему ловушка или недостойная комедiя. "Тмъ не мене скоре проглочу свой языкъ чмъ манкирую уваженiемъ къ святому мужу тобою столь уважаемому", закончилъ Дмитрiй свое письмецо. Алешу оно не весьма ободрило.

К Н И Г А В Т О Р А Я.

К Н И Г А В Т О Р А Я.

Н Е У М С Т Н О Е С О Б Р А Н I Е.

Н Е У М С Т Н О Е С О Б Р А Н I Е.

I.

Прiхали въ монастырь.

Выдался прекрасный, теплый и ясный день. Былъ конецъ августа.

Свиданiе со старцемъ условлено было сейчасъ посл поздней обдни, примрно къ половин двнадцатаго. Наши постители монастыря къ обдн однако не пожаловали, а прiхали ровно къ шапочному разбору.

Прiхали они въ двухъ экипажахъ;

въ первомъ экипаж, въ щегольской коляск, запряженной парой дорогихъ лошадей, прибылъ Петръ Алек сандровичъ Мiусовъ, со своимъ дальнимъ родственникомъ, очень моло дымъ человкомъ, тъ двадцати, Петромъ омичемъ Калгановымъ.

Этотъ молодой человкъ готовился поступить въ университетъ;

Мiусовъ же, у котораго онъ почему-то пока жилъ, соблазнялъ его съ собою за границу, въ Цюрихъ или въ Iену, чтобы тамъ поступить въ универси тетъ и окончить курсъ. Молодой человкъ еще не ршился. Онъ былъ задумчивъ и какъ бы разсянъ. Лицо его было прiятное, сложенiе крпкое, ростъ довольно высокiй. Во взгляд его случалась странная неподвижность: подобно всмъ очень разсяннымъ людямъ онъ глядлъ на васъ иногда въ упоръ и подолгу, а между тмъ совсмъ васъ не видлъ. Былъ онъ молчаливъ и нсколько неловокъ, но бывало, Ч впрочемъ не иначе какъ съ кмъ-нибудь одинъ на одинъ, Ч что онъ вдругъ станетъ ужасно разговорчивъ, порывистъ, смшливъ, смясь Богъ знаетъ иногда чему. Но одушевленiе его столь же быстро и вдругъ погасало какъ быстро и вдругъ нарождалось. Былъ онъ одтъ всегда хорошо и даже изысканно;

онъ уже имлъ нкоторое независимое состоянiе и ожидалъ еще гораздо большаго. Съ Алешей былъ прiятелемъ.

Въ весьма ветхой, дребезжащей, но помстительной извощичьей коляск, на пар старыхъ сиворозовыхъ лошадей, сильно отстававшихъ отъ коляски Мiусова, подъхали и едоръ Павловичъ съ сынкомъ сво имъ Иваномъ едоровичемъ. Дмитрiю едоровичу еще наканун сооб щенъ былъ и часъ и срокъ, но онъ запоздалъ. Постители оставили экипажи у ограды, въ гостиниц, и вошли въ монастырскiя ворота пшкомъ. Кром едора Павловича, остальные трое кажется никогда не видали никакого монастыря, а Мiусовъ такъ тъ тридцать можетъ быть и въ церкви не былъ. Онъ озирался съ нкоторымъ любопытствомъ, не лишеннымъ нкоторой напущенной на себя развязности. Но для наблюдательнаго его ума кром церковныхъ и хозяйственныхъ построекъ, весьма впрочемъ обыкновенныхъ, во внутренности монастыря ничего не представлялось. Проходилъ послднiй народъ изъ церкви, снимая шапки и крестясь. Между простонародьемъ встрчались и прiзжiе боле высшаго общества, дв-три дамы, одинъ очень старый генералъ;

вс они стояли въ гостиниц. Нищiе обступили нашихъ постителей тотчасъ же, но имъ никто ничего не далъ. Только Петруша Калгановъ вынулъ изъ портмоне гривенникъ и, заторопившись и сконфузившись Богъ знаетъ отчего, поскоре сунулъ одной баб быстро проговоривъ: "раздлить поровну". Никто ему на это ничего изъ его сопутниковъ не замтилъ, такъ что нечего было ему конфузиться;

но замтивъ это онъ еще больше сконфузился.

Было однако странно;

ихъ по настоящему должны бы были ждать и можетъ-быть съ нкоторымъ даже почетомъ: одинъ недавно еще тысячу рублей пожертвовалъ, а другой былъ богатйшимъ помщикомъ и образованнйшимъ такъ-сказать человкомъ, отъ котораго вс они тутъ отчасти зависли по поводу ловель рыбы въ рк, вслдствiе оборота какой могъ принять процессъ. И вотъ однакожь никто изъ офицi альныхъ лицъ ихъ не встрчаетъ. Мiусовъ разсянно смотрлъ на мо гильные камни около церкви и хотлъ было замтить что могилки эти должно-быть обошлись дорогонько хоронившимъ за право хоронить въ такомъ "святомъ" мст, но промолчалъ: простая либеральная иронiя перерождалась въ немъ почти что ужь въ гнвъ.

Ч Чортъ, у кого здсь однако спросить, въ этой безтолковщин...

Это нужно бы ршить, потому что время уходитъ, промолвилъ онъ вдругъ какъ бы говоря про себя.

Вдругъ подошелъ къ нимъ одинъ пожилой, лысоватый господинъ, въ широкомъ тнемъ пальто и съ сладкими глазками. Приподнявъ шляпу, медово присюсюкивая, отрекомендовался онъ всмъ вообще тульскимъ помщикомъ Максимовымъ. Онъ мигомъ вошелъ въ заботу нашихъ путниковъ.

Ч Старецъ Зосима живетъ въ скиту, въ скиту наглухо, шаговъ че тыреста отъ монастыря, черезъ сокъ, черезъ сокъ....

Ч Это и я знаю-съ что чрезъ сокъ, отвтилъ ему едоръ Павло вичъ, да дорогу-то мы не совсмъ помнимъ, давно не бывали.

Ч А вотъ въ эти врата, и прямо скомъ.... скомъ. Пойдемте. Не угодно ли... мн самому.... я самъ.... Вотъ сюда, сюда....

Они вышли изъ вратъ и направились сомъ. Помщикъ Макси мовъ, человкъ тъ шестидесяти, не то что шелъ, а лучше сказать поч ти бжалъ сбоку, разсматривая ихъ всхъ съ судорожнымъ, невозмож нымъ почти любопытствомъ. Въ глазахъ его было что-то лупоглазое.

Ч Видите ли, мы къ этому старцу по своему длу, замтилъ строго Мiусовъ, Ч мы такъ-сказать получили аудiенцiю "у сего лица", а потому хоть и благодарны вамъ за дорогу, но васъ ужь не попросимъ входить вмст.

Ч Я былъ, былъ, я уже былъ.... Un chevalier parfait! 3 и помщикъ пустилъ на воздухъ щелчокъ пальцемъ.

Ч Кто это chevalier? 4 спросилъ Мiусовъ.

Ч Старецъ, великолпный старецъ, старецъ.... Честь и слава мо настырю. Зосима. Это такой старецъ....

Но безпорядочную рчь его перебилъ догнавшiй путниковъ мона шекъ, въ клобук, невысокаго росту, очень блдный и испитой. едоръ Павловичъ и Мiусовъ остановились. Монахъ съ чрезвычайно вжли вымъ, почти пояснымъ поклономъ произнесъ:

Ч Отецъ игуменъ, посл посщенiя вашего въ скит, покорнйше проситъ васъ всхъ, господа, у него откушать. У него въ часъ, не позже.

И васъ также, обратился онъ къ Максимову.

Ч Это я непремнно исполню! вскричалъ едоръ Павловичъ, ужасно обрадовавшись приглашенiю, Ч непремнно. И знаете, мы вс дали слово вести себя здсь порядочно... А вы, Петръ Александровичъ, пожалуете?

Ч Да еще же бы нтъ? Да я зачмъ же сюда и прiхалъ, какъ не видть вс ихъ здшнiе обычаи. Я однимъ только затрудняюсь, именно тмъ что я теперь съ вами едоръ Павловичъ...

Ч Да, Дмитрiя едоровича еще не существуетъ.

Ч Да и отлично бы было еслибъ онъ манкировалъ, мн прiятно что ли вся эта ваша мазня, да еще съ вами на придачу? Такъ къ обду бу демъ, поблагодарите отца игумена, обратился онъ къ монашку.

Ч Нтъ ужь я васъ обязанъ руководить къ самому старцу, отвтилъ монахъ.

Ч А я, коль такъ, къ отцу игумену, я тмъ временемъ прямо къ отцу игумену, защебеталъ помщикъ Максимовъ.

Ч Отецъ игуменъ въ настоящiй часъ занятъ, но какъ вамъ будетъ угодно... нершительно произнесъ монахъ.

Ч Преназойливый старичишка, замтилъ вслухъ Мiусовъ когда помщикъ Максимовъ побжалъ обратно къ монастырю.

Ч На фонъ-Зона похожъ, проговорилъ вдругъ едоръ Павловичъ.

Ч Вы только это и знаете... Съ чего онъ похожъ на фонъ-Зона?

Вы сами-то видли фонъ-Зона?

Ч Его карточку видлъ. Хоть не чертами лица, такъ чмъ-то не изъяснимымъ. Чистйшiй второй экземпляръ фонъ-Зона. Я это всегда по одной только физiономiи узнаю.

Ч А пожалуй;

вы въ этомъ знатокъ. Только вотъ что, едоръ Пав ловичъ, вы сами сейчасъ изволили упомянуть что мы дали слово вести себя прилично, помните. Говорю вамъ удержитесь. А начнете шута изъ себя строить, такъ я не намренъ чтобы меня съ вами на одну доску здсь поставили... Видите какой человкъ, обратился онъ къ монаху, Ч я вотъ съ нимъ боюсь входить къ порядочнымъ людямъ.

На блдныхъ, безкровныхъ губахъ монашка показалась тонкая, молчальная улыбочка, не безъ хитрости въ своемъ род, но онъ ничего не отвтилъ и слишкомъ ясно было что промолчалъ изъ чувства собст веннаго достоинства. Мiусовъ еще больше наморщился.

"О, чортъ ихъ всхъ дери, вками лишь выработанная наружность, а въ сущности шарлатанство и вздоръ!" пронеслось у него въ голов.

Ч Вотъ и скитъ, дошли! крикнулъ едоръ Павловичъ, Ч ограда и врата запертыя.

И онъ пустился класть большiе кресты предъ святыми, написанны ми надъ вратами и сбоку вратъ.

Ч Въ чужой монастырь со своимъ уставомъ не ходятъ, замтилъ онъ. Ч Всхъ здсь въ скиту двадцать пять святыхъ спасаются, другъ на друга смотрятъ и капусту дятъ. И ни одной-то женщины въ эти врата не войдетъ, вотъ что особенно замчательно. И это вдь дйствительно такъ. Только какъ же я слышалъ что старецъ дамъ при нимаетъ? обратился онъ вдругъ къ монашку.

Ч Изъ простонародья женскiй полъ и теперь тутъ, вонъ тамъ, ле жатъ у галлерейки, ждутъ. А для высшихъ дамскихъ лицъ пристроены здсь же на галлере, но вн ограды, дв комнатки, вотъ эти самыя ок на, и старецъ выходитъ къ нимъ внутреннимъ ходомъ когда здоровъ, то есть все же за ограду. Вотъ и теперь одна барыня, помщица харьков ская, гжа Хохлакова, дожидается со своею разслабленною дочерью.

Вроятно общалъ къ нимъ выйти, хотя въ послднiя времена столь разслаблъ что и къ народу едва появляется.

Ч Значитъ все же лазеечка къ барынямъ-то изъ скита проведена.

Не подумайте, отецъ святой, что я что-нибудь, я только такъ. Знаете, на Аон, это вы слышали ль, не только посщенiя женщинъ не полагается, но и совсмъ не полагается женщинъ и никакихъ даже существъ жен скаго рода, курочекъ, индюшечекъ, телушечекъ...

Ч едоръ Павловичъ, я ворочусь и васъ брошу здсь одного и васъ безъ меня отсюда выведутъ за руки, это я вамъ предрекаю.

Ч А чмъ я вамъ мшаю Петръ Александровичъ. Посмотрите-ка, вскричалъ онъ вдругъ шагнувъ за ограду скита, Ч посмотрите въ какой они долин розъ проживаютъ!

Дйствительно хоть розъ теперь и не было, но было множество рдкихъ и прекрасныхъ осеннихъ цвтовъ везд гд только можно было ихъ насадить. Леляла ихъ видимо опытная рука. Цвтники устроены были въ оградахъ церквей и между могилъ. Домикъ въ которомъ нахо дилась келья старца, деревянный, одноэтажный, съ галлереей предъ входомъ, былъ тоже обсаженъ цвтами.

Ч А было ль это при предыдущемъ старц, Варсонофiи? Тотъ изящности-то, говорятъ, не любилъ, вскакивалъ и билъ палкой даже дамскiй полъ, замтилъ едоръ Павловичъ, подымаясь на крылечко.

Ч Старецъ Варсонофiй дйствительно казался иногда какъ бы юродивымъ, но много разказываютъ и глупостей. Палкой же никогда и никого не бивалъ, отвтилъ монашекъ. Ч Теперь, господа, минутку по времените, я о васъ повщу.

Ч едоръ Павловичъ, въ послднiй разъ условiе, слышите. Ведите себя хорошо, не то я вамъ отплачу, усплъ еще разъ пробормотать Мiусовъ.

Ч Совсмъ неизвстно съ чего вы въ такомъ великомъ волненiи, насмшливо замтилъ едоръ Павловичъ, Ч али гршковъ боитесь?

Вдь онъ, говорятъ, по глазамъ узнаетъ кто съ чмъ приходитъ. Да и какъ высоко цните вы ихъ мннiе, вы, такой Парижанинъ и передовой господинъ, удивили вы меня даже, вотъ что!

Но Мiусовъ не усплъ отвтить на этотъ сарказмъ, ихъ попросили войти. Вошелъ онъ нсколько раздраженный...

"Ну, теперь заран себя знаю, раздраженъ, заспорю... начну горя читься Ч и себя и идею унижу", мелькнуло у него въ голов.

II.

Старый шутъ.

Они вступили въ комнату почти одновременно со старцемъ который при появленiи ихъ тотчасъ показался изъ своей спаленки. Въ кель еще раньше ихъ дожидались выхода старца два скитскiе iеромонаха, одинъ отецъ-библiотекарь, а другой Ч отецъ Паисiй, человкъ больной, хотя и не старый, но очень, какъ говорили про него, ученый. Кром того ожи далъ стоя въ уголку (и все время потомъ оставался стоя), молодой паре некъ, тъ двадцати двухъ на видъ, въ статскомъ сюртук, семинаристъ и будущiй богословъ, покровительствуемый почему-то монастыремъ и братiею. Онъ былъ довольно высокаго роста, со свжимъ лицомъ, съ ши рокими скулами, съ умными и внимательными узенькими карими глазами.

Въ лиц выражалась совершенная почтительность, но приличная, безъ видимаго заискиванiя. Вошедшихъ гостей онъ даже и не привтствовалъ поклономъ какъ лицо имъ не равное, а напротивъ подвдомственное и зависимое.

Старецъ Зосима вышелъ въ сопровожденiи послушника и Алеши.

Iеромонахи поднялись и привтствовали его глубочайшимъ поклономъ, пальцами касаясь земли, затмъ благословившись поцловали руку его.

Благословивъ ихъ старецъ отвтилъ имъ каждому столь же глубокимъ поклономъ перстами касаясь земли и у каждаго изъ нихъ попросилъ и для себя благословенiя. Вся церемонiя произошла весьма серiозно, вовсе не какъ вседневный обрядъ какой-нибудь, а почти съ какимъ-то чувст вомъ. Мiусову однако показалось что все длается съ намреннымъ внушенiемъ. Онъ стоялъ впереди всхъ вошедшихъ съ нимъ товарищей.

Слдовало бы, Ч и онъ даже обдумывалъ это еще вчера вечеромъ, Ч несмотря ни на какiя идеи, единственно изъ простой вжливости (такъ какъ ужь здсь такiе обычаи), подойти и благословиться у старца, по крайней мр хоть благословиться, если ужь не цловать руку. Но уви дя теперь вс эти поклоны и лобызанiя iеромонаховъ, онъ въ одну се кунду перемнилъ ршенiе: важно и серiозно отдалъ онъ довольно глубокiй, по свтскому, поклонъ и отошелъ къ стулу. Точно также по ступилъ и едоръ Павловичъ, на этотъ разъ какъ обезьяна совершенно передразнивъ Мiусова. Иванъ едоровичъ раскланялся очень важно и вжливо, но тоже держа руки по швамъ, а Калгановъ до того сконфу зился что и совсмъ не поклонился. Старецъ опустилъ поднявшуюся было для благословенiя руку и, поклонившись имъ въ другой разъ, по просилъ всхъ садиться. Кровь залила щеки Алеши;

ему стало стыдно.

Сбывались его дурныя предчувствiя.

Старецъ услся на кожаный краснаго дерева диванчикъ, очень ста ринной постройки, а гостей, кром обоихъ iеромонаховъ, помстилъ у противоположной стны, всхъ четверыхъ рядышкомъ, на четырехъ краснаго дерева обитыхъ черною сильно протершеюся кожей стульяхъ.

Iеромонахи услись по сторонамъ, одинъ у дверей, другой у окна. Семи наристъ, Алеша и послушникъ оставались стоя. Вся келья была очень не обширна и какого-то вялаго вида. Вещи и мебель были грубыя, бдныя и самыя лишь необходимыя. Два горшка цвтовъ на окн, а въ углу много иконъ Ч одна изъ нихъ Богородицы, огромнаго размра и писанная вроятно еще задолго до раскола. Предъ ней теплилась лам падка. Около нея дв другiя иконы въ сiяющихъ ризахъ, затмъ около нихъ дланные херувимчики, фарфоровыя яички, католическiй крестъ изъ слоновой кости съ обнимающею его Mater dolorosa, и нсколько заграничныхъ гравюръ съ великихъ италiянскихъ художниковъ про шлыхъ столтiй. Подл этихъ изящныхъ и дорогихъ гравюрныхъ изображенiй красовалось нсколько листовъ самыхъ простонарод нйшихъ русскихъ литографiй святыхъ, мучениковъ, святителей и проч., продающихся за копйки на всхъ ярмаркахъ. Было нсколько лито графическихъ портретовъ русскихъ современныхъ и прежнихъ архi ереевъ, но уже по другимъ стнамъ. Мiусовъ бгло окинулъ всю эту "казенщину" и пристальнымъ взглядомъ уперся въ старца. Онъ уважалъ свой взглядъ, имлъ эту слабость, во всякомъ случа въ немъ прости тельную, принявъ въ соображенiе что было ему уже пятьдесятъ пять тъ, Ч возрастъ въ который умный свтскiй и обезпеченный человкъ всегда становится къ себ почтительне, иногда даже поневол.

Съ перваго мгновенiя старецъ ему не понравился. Въ самомъ дл было что-то въ лиц старца что многимъ бы и кром Мiусова не понра вилось. Это былъ невысокiй сгорбленный человчекъ съ очень слабыми ногами, всего только шестидесяти пяти тъ, но казавшiйся отъ болзни гораздо старше, по крайней мр тъ на десять. Все лицо его, впро чемъ очень сухенькое, было усяно мелкими морщинками, особенно бы ло много ихъ около глазъ. Глаза же были небольшiе, изъ свтлыхъ, бы стрые и блестящiе, въ род какъ бы дв блестящiя точки. Сденькiе во лосики сохранились лишь на вискахъ, бородка была крошечная и рденькая, клиномъ, а губы, часто усмхавшiяся Ч тоненькiя, какъ дв бичевочки. Носъ не то чтобы длинный, а востренькiй, точно у птички.

"По всмъ признакамъ злобная и мелко-надменная душонка", пролетло въ голов Мiусова. Вообще онъ былъ очень недоволенъ собой.

Пробившiе часы помогли начать разговоръ. Ударило скорымъ боемъ на дешевыхъ маленькихъ стнныхъ часахъ съ гирями ровно двнадцать.

Ч Ровнешенько настоящiй часъ, вскричалъ едоръ Павловичъ, Ч а сына моего Дмитрiя едоровича все еще нтъ. Извиняюсь за него священный старецъ! (Алеша весь такъ и вздрогнулъ отъ "священнаго старца".) Самъ же я всегда аккуратенъ, минута въ минуту, помня что точность есть вжливость королей....

Ч Но вдь вы по крайней мр не король, пробормоталъ, сразу не удержавшись, Мiусовъ.

Ч Да, это такъ, не король. И представьте, Петръ Александровичъ, вдь это я и самъ зналъ, ей Богу! И вотъ всегда-то я такъ не кстати скажу! Ваше преподобiе! воскликнулъ онъ съ какимъ-то мгновеннымъ паосомъ: Вы видите предъ собою шута, шута во истину! такъ и реко мендуюсь. Старая привычка, увы! А что некстати иногда вру, такъ это даже съ намренiемъ, съ намренiемъ разсмшить и прiятнымъ быть.

Надобно же быть прiятнымъ, не правда ли? Прiзжаю тъ семь назадъ въ одинъ городишко, были тамъ длишки, а я кой съ какими купчишка ми завязалъ было компаньишку. Идемъ къ исправнику, потому что его надо было кой о чемъ попросить и откушать къ намъ позвать. Выходитъ исправникъ, высокiй, толстый, блокурый и угрюмый человкъ, Ч са мые опасные въ такихъ случаяхъ субъекты: печень у нихъ, печень. Я къ нему прямо, и знаете съ развязностiю свтскаго человка: "г. исправ никъ, будьте, говорю, нашимъ такъ-сказать Направникомъ?" Ч Какимъ это говоритъ Направникомъ? Я ужь вижу съ первой полсекунды что дло не выгорло, стоитъ серiозный, уперся: "Я, говорю, пошутить же лалъ, для общей веселости, такъ какъ г. Направникъ извстный нашъ русскiй капельмейстеръ, а намъ именно нужно для гармонiи нашего предпрiятiя въ род какъ бы тоже капельмейстера"... И резонно вдь разъяснилъ и сравнилъ, не правда ли? "Извините, говоритъ, я исправ никъ и каламбуровъ изъ званiя моего строить не позволю". Повернулся и уходитъ. Я за нимъ, кричу: да, да, вы исправникъ, а не Направникъ!

"Нтъ, говоритъ, ужь коль сказано, такъ значитъ я Направникъ". И представьте, вдь дло-то наше разстроилось! И все-то я такъ, всегда-то я такъ. Непремнно-то я своею же любезностью себ наврежу! Разъ, много тъ уже тому назадъ, говорю одному влiятельному даже лицу:

"Ваша супруга щекотливая женщина-съ" Ч въ смысл то-есть чести, такъ-сказать нравственныхъ качествъ, а онъ мн вдругъ на то: "А вы ее щекотали?" Не удержался, вдругъ, дай, думаю, полюбезничаю: "да, гово рю, щекоталъ-съ", ну тутъ онъ меня и пощекоталъ... Только давно ужь это произошло, такъ что ужь не стыдно и разказать;

вчно-то я такъ себ наврежу!

Ч Вы это и теперь длаете съ отвращенiемъ пробормоталъ Мiусовъ.

Старецъ молча разглядывалъ того и другаго.

Ч Будто! Представьте, вдь я и это зналъ, Петръ Александровичъ, и даже знаете: предчувствовалъ что длаю, только что сталъ говорить, и даже знаете, предчувствовалъ что вы мн первый это и замтите. Въ эти секунды когда вижу что шутка у меня не выходитъ, у меня, ваше преподобiе, об щеки къ нижнимъ деснамъ присыхать начинаютъ, почти какъ бы судорога длается;

это у меня еще съ юности какъ я былъ у дворянъ приживальщикомъ и приживанiемъ хлбъ добывалъ. Я шутъ коренной, съ рожденiя, все равно, ваше преподобiе, что юродивый;

не спорю что и духъ нечистый можетъ во мн заключается, небольшаго впрочемъ калибра, поважне-то другую бы квартиру выбралъ только не вашу, Петръ Александровичъ, и вы вдь квартира не важная. Но за то я врую, въ Бога врую. Я только въ послднее время усумнился, но за то теперь сижу и жду великихъ словесъ. Я, ваше преподобiе, какъ фило софъ Дидеротъ. Извстно ли вамъ, святйшiй отецъ, какъ Дидеротъ философъ явился къ митрополиту Платону при императриц Екатерин.

Входитъ и прямо сразу: "Нтъ Бога". На что великiй святитель подыма етъ перстъ и отвчаетъ: "Рече безумецъ въ сердц своемъ нсть Богъ"!

Тотъ какъ былъ такъ и въ ноги: "Врую, кричитъ, и крещенье прини маю". Такъ его и окрестили тутъ же. Княгиня Дашкова была воспрiемницей, а Потемкинъ крестнымъ отцомъ...

Ч едоръ Павловичъ, это несносно! Вдь вы сами знаете что вы врете и что этотъ глупый анекдотъ не правда, къ чему вы ломаетесь?

дрожащимъ голосомъ проговорилъ совершенно уже не сдерживая себя Мiусовъ.

Ч Всю жизнь предчувствовалъ что не правда! съ увлеченiемъ вос кликнулъ едоръ Павловичъ. Ч Я вамъ, господа, за то всю правду ска жу: старецъ великiй! простите, я послднее, о крещенiи-то Дидерота, самъ сейчасъ присочинилъ, вотъ сiю только минуточку, вотъ какъ раз казывалъ, а прежде никогда и въ голову не приходило. Для пикантности присочинилъ. Для того и ломаюсь, Петръ Александровичъ, чтобы миле быть. А впрочемъ и самъ не знаю иногда для чего. А что до Дидерота, такъ я этого: "рече безумца", разъ двадцать, отъ здшнихъ же помщиковъ еще въ молодыхъ тахъ моихъ слышалъ какъ у нихъ про живалъ;

отъ вашей тетеньки, Петръ Александровичъ, Мавры оминишны тоже между прочимъ слышалъ. Вс-то они до сихъ поръ уврены что безбожникъ Дидеротъ къ митрополиту Платону спорить о Бог приходилъ...

Мiусовъ всталъ не только потерявъ терпнiе, но даже какъ бы за бывшись. Онъ былъ въ бшенств и сознавалъ что отъ этого самъ смшонъ. Дйствительно въ кельи происходило нчто совсмъ невоз можное. Въ этой самой кель, можетъ-быть уже сорокъ или пятьдесятъ тъ, еще при прежнихъ старцахъ, собирались постители, но всегда съ глубочайшимъ благоговнiемъ, не иначе. Вс почти допускаемые, входя въ келью, понимали что имъ оказываютъ тмъ великую милость. Многiе повергались на колни и не вставали съ колнъ во все время посщенiя.

Многiе изъ "высшихъ" даже лицъ и даже изъ ученйшихъ, мало того, нкоторые изъ вольнодумныхъ даже лицъ, приходившiе или по любо пытству, или по иному поводу, входя въ келью со всми или получая свиданiе наедин, ставили себ въ первйшую обязанность, вс до еди наго, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свиданiя, тмъ боле что здсь денегъ не полагалось, а была лишь лю бовь и милость съ одной стороны, а съ другой Ч покаянiе и жажда разршить какой-нибудь трудный вопросъ души или трудный моментъ въ жизни собственнаго сердца. Такъ что вдругъ такое шутовство кото рое обнаружилъ едоръ Павловичъ, непочтительное къ мсту въ кото ромъ онъ находился, произвело въ свидтеляхъ, по крайней мр въ нкоторыхъ изъ нихъ, недоумнiе и удивленiе. Iеромонахи, впрочемъ нисколько не измнившiе своихъ физiономiй, съ серiознымъ вниманiемъ слдили что скажетъ старецъ, но кажется готовились уже встать какъ Мiусовъ. Алеша готовъ былъ заплакать и стоялъ понуривъ голову. Все го странне казалось ему то что братъ его, Иванъ едоровичъ, единст венно на котораго онъ надялся и который одинъ имлъ такое влiянiе на отца что могъ бы его остановить, сидлъ теперь совсмъ неподвижно на своемъ стул, опустивъ глаза и повидимому съ какимъ-то даже любо знательнымъ любопытствомъ ожидалъ чмъ это все кончится, точно самъ онъ былъ совершенно тутъ постороннiй человкъ. На Ракитина (семинариста), тоже Алеш очень знакомаго и почти близкаго, Алеша и взглянуть не могъ: онъ зналъ его мысли (хотя зналъ ихъ одинъ Алеша во всемъ монастыр).

Ч Простите меня... началъ Мiусовъ, обращаясь къ старцу, Ч что я можетъ-быть тоже кажусь вамъ участникомъ въ этой недостойной шутк. Ошибка моя въ томъ что я поврилъ тому что даже и такой какъ едоръ Павловичъ, при посщенiи столь почтеннаго лица, захочетъ по нять свои обязанности... Я не сообразилъ что придется просить извиненiя именно за то что съ нимъ входишь...

Петръ Александровичъ не договорилъ и совсмъ сконфузившись хотлъ было уже выйти изъ комнаты.

Ч Не безпокойтесь, прошу васъ, привсталъ вдругъ съ своего мста на свои хилыя ноги старецъ и, взявъ за об руки Петра Александровича, усадилъ его опять въ кресла. Ч Будьте спокойны, прошу васъ. Я осо бенно прошу васъ быть моимъ гостемъ, Ч и съ поклономъ, повернув шись, слъ опять на свой диванчикъ.

Ч Великiй старецъ, изреките, оскорбляю я васъ моею живостью или нтъ? вскричалъ вдругъ едоръ Павловичъ, схватившись обими руками за ручки креселъ и какъ бы готовясь изъ нихъ выпрыгнуть сооб разно съ отвтомъ.

Ч Убдительно и васъ прошу не безпокоиться и не стсняться, внушительно проговорилъ ему старецъ... Не стсняйтесь, будьте совер шенно какъ дома. А главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо отъ сего лишь все и выходитъ.

Ч Совершенно какъ дома? То-есть въ натуральномъ-то вид? О, этого много, слишкомъ много, но Ч съ умиленiемъ принимаю! Знаете, благословенный отецъ, вы меня на натуральный-то видъ не вызывайте, не рискуйте... до натуральнаго вида я и самъ не дойду. Это я чтобы васъ охранить предупреждаю. Ну-съ, а прочее все еще подвержено мраку неизвстности, хотя бы нкоторые и желали расписать меня. Это я по вашему адресу, Петръ Александровичъ, говорю, а вамъ, святйшее су щество, вотъ что вамъ: восторгъ изливаю! Онъ привсталъ и поднявъ вверхъ руки произнесъ: "Блаженно чрево носившее тебя и сосцы тебя питавшiе, сосцы особенно!" Вы меня сейчасъ замчанiемъ вашимъ: "Не стыдиться столь самого себя, потому что отъ сего лишь все и выходитъ", Ч вы меня замчанiемъ этимъ какъ бы насквозь прочкнули и внутри прочли. Именно мн все такъ и кажется когда я къ людямъ вхожу что я подле всхъ и что меня вс за шута принимаютъ, такъ вотъ "давай же я и въ самомъ дл сыграю шута, не боюсь вашихъ мннiй, потому что вс вы до единаго подле меня!" Вотъ потому я и шутъ, отъ стыда шутъ, старецъ великiй, отъ стыда. Отъ мнительности одной и буяню. Вдь ес либъ я только былъ увренъ когда вхожу что вс меня за милйшаго и умнйшаго человка сейчасъ же примутъ, Ч Господи! какой бы я тогда былъ добрый человкъ! Учитель! Ч повергся онъ вдругъ на колни, что мн длать чтобы наслдовать жизнь вчную? Ч Трудно было и теперь ршить: шутитъ онъ, или въ самомъ дл въ такомъ умиленiи?

Старецъ поднялъ на него глаза и съ улыбкой произнесъ:

Ч Сами давно знаете что надо длать, ума въ васъ довольно: не предавайтесь пьянству и словесному невоздержанiю, не предавайтесь сладострастiю, а особенно обожанiю денегъ, да закройте ваши питейные дома, если не можете всхъ, то хоть два или три. А главное, самое глав ное Ч не гите.

Ч То-есть это про Дидерота что ли?

Ч Нтъ, не то что про Дидерота. Главное самому себ не гите.

Лгущiй самому себ и собственную ложь свою слушающiй до того дохо дитъ что ужь никакой правды ни въ себ, ни кругомъ не различаетъ, а стало-быть входитъ въ неуваженiе и къ себ и къ другимъ. Не уважая же никого перестаетъ любить, а чтобы, не имя любви, занять себя и развлечь, предается страстямъ и грубымъ сладостямъ, и доходитъ совсмъ до скотства въ порокахъ своихъ, а все отъ безпрерывной жи и людямъ и себ самому. Лгущiй себ самому прежде всхъ и обидться можетъ. Вдь обидться иногда очень прiятно, не такъ ли? И вдь зна етъ человкъ что никто не обидлъ его, а что онъ самъ себ обиду на выдумалъ и налгалъ для красы, самъ преувеличилъ чтобы картину соз дать, къ слову привязался и изъ горошинки сдлалъ гору, Ч знаетъ самъ это, а все-таки самый первый обижается, обижается до прiятности, до ощущенiя большаго удовольствiя, а тмъ самымъ доходитъ и до вра жды истинной... Да встаньте же, сядьте, прошу васъ очень, вдь все это тоже ложные жесты...

Ч Блаженный человкъ! Дайте ручку поцловать, подскочилъ едоръ Павловичъ и быстро чмокнулъ старца въ худенькую его руку. Ч Именно, именно прiятно обидться. Это вы такъ хорошо сказали что я и не слыхалъ еще. Именно, именно я-то всю жизнь и обижался до прiятности, для эстетики обижался, ибо не токмо прiятно, но и красиво иной разъ обиженнымъ быть;

Ч вотъ что вы забыли, великiй старецъ:

красиво! Это я въ книжку запишу! А галъ я, галъ, ршительно всю жизнь мою, на всякъ день и часъ. Воистину ложь есмь и отецъ жи!

Впрочемъ кажется не отецъ жи, это я все въ текстахъ сбиваюсь, ну хоть сынъ жи и до того будетъ вольно. Только... ангелъ вы мой.... про Дидерота иногда можно! Дидеротъ не повредитъ, а вотъ иное словцо по вредитъ. Старецъ великiй, кстати, вотъ было забылъ, а вдь такъ и по ложилъ, еще съ третьяго года, здсь справиться, именно захать сюда и настоятельно разузнать и спросить: не прикажите только Петру Алек сандровичу прерывать. Вотъ что спрошу: справедливо ли, отецъ великiй, то что въ Четьи-Минеи повствуется гд-то о какомъ-то святомъ чудотворц, котораго мучили за вру и когда отрубили ему подъ конецъ голову, то онъ всталъ, поднялъ свою голову и "любезно ее лобызаше", и долго шелъ неся ее въ рукахъ и "любезно ее лобызаше". Справедливо это или нтъ отцы честные?

Ч Нтъ несправедливо, сказалъ старецъ.

Ч Ничего подобнаго во всхъ Четьихъ-Минеяхъ не существуетъ.

Про какого это святаго вы говорите такъ написано? спросилъ iеромонахъ, отецъ библiотекарь.

Ч Самъ не знаю про какого. Не знаю и не вдаю. Введенъ въ об манъ, говорили. Слышалъ, и знаете кто разказалъ? А вотъ Петръ Алек сандровичъ Мiусовъ, вотъ что за Дидерота сейчасъ разсердился, вотъ онъ-то и разказалъ.

Ч Никогда я вамъ этого не разказывалъ, я съ вами и не говорю никогда вовсе.

Ч Правда, вы не мн разказывали;

но вы разказывали въ компанiи гд и я находился, четвертаго года это дло было. Я потому и упомя нулъ что разказомъ симъ смшливымъ вы потрясли мою вру, Петръ Александровичъ. Вы не знали о семъ, не вдали, а я воротился домой съ потрясенною врой и съ тхъ поръ все боле и боле сотрясаюсь. Да, Петръ Александровичъ, вы великаго паденiя были причиной! Это ужь не Дидеротъ-съ!

едоръ Павловичъ патетически разгорячился, хотя и совершенно ясно было уже всмъ что онъ опять представляется. Но Мiусовъ все таки былъ больно уязвленъ.

Ч Какой вздоръ, и все это вздоръ, бормоталъ онъ. Ч Я дйствительно можетъ-быть говорилъ когда-то... только не вамъ. Мн самому говорили. Я это въ Париж слышалъ, отъ одного Француза, что будто бы у насъ въ Четьи-Минеи это за обдней читаютъ.... Это очень ученый человкъ, который спецiально изучалъ статистику Россiи... дол го жилъ въ Россiи... Я самъ Четьи-Миней не читалъ.... да и не стану чи тать.... Мало ли что болтается за обдомъ?... Мы тогда обдали....

Ч Да, вотъ вы тогда обдали, а я вотъ вру-то и потерялъ! под дразнивалъ едоръ Павловичъ.

Ч Какое мн дло до вашей вры! крикнулъ было Мiусовъ но вдругъ сдержалъ себя, съ презрнiемъ проговоривъ: вы буквально ма раете все къ чему не прикоснетесь.

Старецъ вдругъ поднялся съ мста:

Ч Простите господа что оставляю васъ пока на нсколько лишь минутъ, проговорилъ онъ, обращаясь ко всмъ постителямъ, Ч но ме ня ждутъ еще раньше вашего прибывшiе. А вы все-таки не гите, при бавилъ онъ обратившись къ едору Павловичу съ веселымъ лицомъ.

Онъ пошелъ изъ кельи, Алеша и послушникъ бросились чтобы све сти его съ стницы. Алеша задыхался, онъ радъ былъ уйти, но радъ былъ и тому что старецъ не обиженъ и веселъ. Старецъ направился къ галлере чтобы благословить ожидавшихъ его. Но едоръ Павловичъ все-таки остановилъ его въ дверяхъ кельи:

Ч Блаженнйшiй человкъ! вскричалъ онъ съ чувствомъ, Ч по звольте мн еще разъ вашу ручку облобызать! Нтъ, съ вами еще можно говорить, можно жить! Вы думаете что я всегда такъ гу и шутовъ изо бражаю? Знайте же что это я все время нарочно чтобы васъ испробовать такъ представлялся. Это я все время васъ ощупывалъ можно ли съ вами жить? Моему-то смиренiю есть ли при вашей гордости мсто? Листъ вамъ похвальный выдаю: можно съ вами жить! А теперь молчу, на все время умолкаю. Сяду въ кресло и замолчу. Теперь вамъ, Петръ Алек сандровичъ, говорить, вы теперь самый главный человкъ остались.... на десять минутъ....

III.

Врующiя бабы.

Внизу у деревянной галлерейки, придланной къ наружной стн ограды, толпились на этотъ разъ все женщины, бабъ около двадцати.

Ихъ увдомили что старецъ наконецъ выйдетъ и он собрались въ ожиданiи. Вышли на галлерейку и помщицы Хохлаковы, тоже ожидавшiя старца, но въ отведенномъ для благородныхъ постительницъ помщенiи. Ихъ было дв: мать и дочь. Гжа Хохлакова мать, дама богатая и всегда со вкусомъ одтая, была еще довольно мо лодая и очень миловидная собою особа, немного блдная, съ очень оживленными и почти совсмъ черными глазами. Ей было не боле три дцати трехъ тъ и она уже тъ пять какъ была вдовой.

Четырнадцатилтняя дочь ея страдала параличомъ ногъ. Бдная двочка не могла ходить уже съ полгода и ее возили въ длинномъ по койномъ кресл на колесахъ. Это было прелестное личико, немного ху денькое отъ болзни, но веселое. Что-то шаловливое свтилось въ ея темныхъ большихъ глазахъ съ длинными рсницами. Мать еще съ весны собиралась ее везти за границу, но томъ опоздали за устройствомъ по имнiю. Он уже съ недлю какъ жили въ нашемъ город, больше по дламъ чмъ для богомолья, но уже разъ, три дня тому назадъ, посщали старца. Теперь он прiхали вдругъ опять, хотя и знали что старецъ почти ужь не можетъ вовсе никого принимать и настоятельно умоляя просили еще разъ "счастья узрть великаго исцлителя". Въ ожиданiи выхода старца мамаша сидла на стул, подл креселъ дочери, а въ двухъ шагахъ отъ нея стоялъ старикъ монахъ, не изъ здшняго монастыря, а захожiй изъ одной дальней сверной малоизвстной оби тели. Онъ тоже желалъ благословиться у старца. Но показавшiйся на галлере старецъ прошелъ сначала прямо къ народу. Толпа затснилась къ крылечку о трехъ ступенькахъ соединявшему низенькую галлерейку съ полемъ. Старецъ сталъ на верхней ступеньк, надлъ эпатрахиль и началъ благословлять тснившихся къ нему женщинъ. Притянули къ нему одну кликушу за об руки. Та едва лишь завидла старца вдругъ начала какъ-то нелпо взвизгивая икать и вся затряслась какъ въ родимц. Наложивъ ей на голову эпатрахиль, старецъ прочелъ надъ нею краткую молитву и она тотчасъ затихла и успокоилась. Не знаю какъ теперь, но въ дтств моемъ мн часто случалось въ деревняхъ и по мо настырямъ видть и слышать этихъ кликушъ. Ихъ приводили къ обдн, он визжали или лаяли по-собачьи на всю церковь, но когда выносили дары и ихъ подводили къ дарамъ, тотчасъ "бснованiе" прекращалось и больныя на нсколько времени всегда успокоивались. Меня ребенка очень это поражало и удивляло. Но тогда же я услышалъ отъ иныхъ помщиковъ и особенно отъ городскихъ учителей моихъ, на мои раз спросы, что это все притворство чтобы не работать и что это всегда можно искоренить надлежащею строгостью, причемъ приводились для подтвержденiя разные анекдоты. Но въ послдствiи я съ удивленiемъ узналъ отъ спецiалистовъ медиковъ что тутъ никакого нтъ притворст ва, что это страшная женская болзнь, и кажется по преимуществу у насъ на Руси, свидтельствующая о тяжелой судьб нашей сельской женщины, Ч болзнь происходящая отъ изнурительныхъ работъ слиш комъ вскор посл тяжелыхъ, неправильныхъ, безо всякой медицинской помощи родовъ;

кром того отъ безвыходнаго горя, отъ побоевъ и пр., чего иныя женскiя натуры выносить по общему примру все-таки не мо гутъ. Странное же и мгновенное исцленiе бснующейся и бьющейся женщины, только лишь бывало ее подведутъ къ Дарамъ, которое объяс няли мн притворствомъ и сверхъ того фокусомъ, устраиваемымъ чуть ли не самими "клерикалами", происходило вроятно тоже самымъ нату ральнымъ образомъ, и подводившiя ее къ Дарамъ бабы, а главное и сама больная, вполн вровали, какъ установившейся истин, что нечистый духъ, овладвшiй больною, никогда не можетъ вынести, если ее, боль ную, подведя къ дарамъ, наклонятъ предъ ними. А потому и всегда про исходило (и должно было происходить) въ нервной и конечно тоже пси хически больной женщин непремнное какъ бы сотрясенiе всего орга низма ея въ моментъ преклоненiя предъ Дарами, сотрясенiе вызванное ожиданiемъ непремннаго чуда исцленiя и самою полною врой въ то что оно совершится. И оно совершалось хотя бы только на одну минуту.

Точно также оно и теперь совершилось едва лишь старецъ накрылъ больную эпатрахилью.

Многiя изъ тснившихся къ нему женщинъ заливались слезами умиленiя и восторга, вызваннаго эффектомъ минуты;

другiя рвались об лобызать хоть край одежды его, иныя что-то причитали. Онъ благослов лялъ всхъ, а съ иными разговаривалъ. Кликушу онъ уже зналъ, ее привели не издалека, изъ деревни всего верстъ за шесть отъ монастыря, да и прежде ее водили къ нему.

Ч А вотъ далекая! указалъ онъ на одну еще вовсе не старую жен щину, но очень худую и испитую, не то что загорвшую, а какъ бы всю почернвшую лицомъ. Она стояла на колняхъ и неподвижнымъ взгля домъ смотрла на старца. Во взгляд ея было что-то какъ бы изступ ленное.

Ч Издалека, батюшка, издалека, отселева триста верстъ. Издалека, отецъ, издалека, проговорила женщина нараспвъ какъ-то покачивая плавно изъ стороны въ сторону головой и подпирая щеку ладонью. Го ворила она какъ бы причитывая. Есть въ народ горе молчаливое и многотерпливое;

оно уходитъ въ себя и молчитъ. Но есть горе и надорванное: оно пробьется разъ слезами и съ той минуты уходитъ въ причитыванiя. Это особенно у женщинъ. Но не легче оно молчаливаго горя. Причитанiя утоляютъ тутъ лишь тмъ что еще боле растрав ляютъ и надрываютъ сердце. Такое горе и утшенiя не желаетъ, чувст вомъ своей неутолимости питается. Причитанiя лишь потребность раз дражать безпрерывно рану.

Ч По мщанству надо-ть быть? продолжалъ любопытно въ нее вглядываясь старецъ.

Ч Городскiе мы, отецъ, городскiе, по крестьянству мы, а городскiе, въ городу проживаемъ. Тебя повидать отецъ прибыла. Слышали о теб, батюшка, слышали. Сыночка младенчика схоронила, пошла молить Бога.

Въ трехъ монастыряхъ побывала, да указали мн: "Зайди, Настасьюшка, и сюда, къ вамъ то-есть голубчикъ, къ вамъ." Пришла, вчера у стоянiя была, а сегодня и къ вамъ.

Ч О чемъ плачешь-то?

Ч Сыночка жаль, батюшка, трехлточекъ былъ, безъ двухъ только мсяцевъ и три бы годика ему. По сыночку мучусь, отецъ, по сыночку.

Послднiй сыночекъ оставался, четверо было у насъ съ Никитушкой, да не стоятъ у насъ дтушки, не стоятъ, желанный, не стоятъ. Трехъ пер выхъ схоронила я, не жалла я ихъ очень-то, а этого послдняго схоро нила и забыть его не могу. Вотъ точно онъ тутъ предо мной стоитъ, не отходитъ. Душу мн изсушилъ. Посмотрю на его бльишечко, на руба шоночку аль на сапожки и взвою. Разложу что посл него осталось, всякую вещь его, смотрю и вою. Говорю Никитушк, мужу-то моему: от пусти ты меня хозяинъ на богомолье сходить. Извощикъ онъ, не бдные мы, отецъ, не бдные, сами отъ себя извозъ ведемъ, все свое содержимъ, и лошадокъ, и экипажъ. Да на что теперь намъ добро? Зашибаться онъ сталъ безъ меня Никитушка-то мой, это наврно что такъ, да и прежде того: чуть я отвернусь, а ужь онъ и ослабетъ. А теперь и о немъ не ду маю. Вотъ ужь третiй мсяцъ изъ дому. Забыла я, обо всемъ забыла и помнить не хочу;

а и что я съ нимъ теперь буду? Кончила я съ нимъ, кончила, со всми покончила. И не глядла бы я теперь на свой домъ и на свое добро и не видала бъ я ничего вовсе!

Ч Вотъ что мать, проговорилъ старецъ, Ч однажды древнiй великiй святой увидлъ во храм такую же какъ ты плачущую мать и тоже по младенц своемъ, по единственномъ котораго тоже призвалъ Господь. "Или не знаешь ты, сказалъ ей святой, сколь сiи младенцы предъ престоломъ Божiимъ дерзновенны? Даже и нтъ никого дерзновенне ихъ въ Царствiи Небесномъ: Ты Господи, даровалъ намъ жизнь, говорятъ они Богу, и только лишь мы узрли ее какъ Ты ее у насъ и взялъ назадъ. И столь дерзновенно просятъ и спрашиваютъ что Господь даетъ имъ немедленно ангельскiй чинъ. А посему молвилъ свя той, и ты радуйся жено, а не плачь, и твой младенецъ теперь у Господа въ сонм ангеловъ его пребываетъ". Вотъ что сказалъ святой плачущей жен въ древнiя времена. Былъ же онъ великiй святой и неправды ей повдать не могъ. Посему знай и ты, мать, что и твой младенецъ наврно теперь предстоитъ предъ Престоломъ Господнимъ, и радуется и веселится, и о теб Бога молитъ. А потому и ты плачь, но радуйся.

Женщина слушала его подпирая рукой щеку и потупившись. Она глубоко вздохнула.

Ч Тмъ самымъ и Никитушка меня утшалъ, въ одно слово какъ ты говорилъ: "Неразумная ты, говоритъ, чего плачешь, сыночекъ нашъ наврно теперь у Господа Бога вмст съ ангелами воспваетъ." Гово ритъ онъ это мн, а и самъ плачетъ вижу я, какъ и я же плачетъ. Знаю я, говорю, Никитушка, гд жь ему и быть коль не у Господа Бога, толь ко здсь-то, съ нами-то его теперь, Никитушка, нтъ, подл-то, вотъ какъ прежде сидлъ! И хотя бы я только взглянула на него лишь разо чекъ, только одинъ разочекъ на него мн бы опять поглядть, и не по дошла бы къ нему, не промолвила, въ углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, какъ онъ играетъ на двор, придетъ бывало крикнетъ своимъ голосочкомъ: "Мамка, гд ты?" Только бъ услыхать-то мн какъ онъ по комнат своими ножками пройдетъ ра зикъ, всего бы только разикъ, ножками-то своими тукъ-тукъ, да такъ часто, часто, помню какъ бывало бжитъ ко мн, кричитъ да смется, только бъ я его ножки-то услышала, услышала бы, признала! Да нтъ его, батюшка, нтъ, и не услышу его никогда! Вотъ его поясочекъ, а его-то и нтъ и никогда-то мн теперь не видать не слыхать его!...

Она вынула изъ-за пазухи маленькiй позументный поясочекъ сво его мальчика и только лишь взглянула на него, такъ и затряслась отъ рыданiй, закрывъ пальцами глаза свои, сквозь которые потекли вдругъ брызнувшiя ручьемъ слезы.

Ч А это, проговорилъ старецъ, Ч это древняя "Рахиль плачетъ о дтяхъ своихъ и не можетъ утшиться потому что ихъ нтъ", и таковой вамъ матерямъ предлъ на земл положенъ. И не утшайся и не надо теб утшаться, не утшайся и плачь, только каждый разъ когда пла чешь вспоминай неуклонно что сыночекъ твой Ч есть единый отъ анге ловъ Божiихъ, оттуда на тебя смотритъ и видитъ тебя и на твои слезы радуется и на нихъ Господу Богу указываетъ. И надолго еще теб сего великаго материнскаго плача будетъ, но обратится онъ подъ конецъ теб въ тихую радость и будутъ горькiя слезы твои лишь слезами тихаго умиленiя и сердечнаго очищенiя отъ грховъ спасающаго. А младенчика твоего помяну за упокой, какъ звали-то?

Ч Алексемъ, батюшка.

Ч Имя-то милое. На Алекся Человка Божiя?

Ч Божiя, батюшка, Божiя, Алекся Человка Божiя!

Ч Святой-то какой! Помяну, мать, помяну и печаль твою на молитв вспомяну и супруга твоего за здравiе помяну. Только его теб грхъ оставлять. Ступай къ мужу и береги его. Увидитъ оттуда твой мальчикъ что бросила ты его отца и заплачетъ по васъ: зачмъ же ты блаженство-то его нарушаешь? Вдь живъ онъ, живъ, ибо жива душа во вки и нтъ его въ дом, а онъ невидимо подл васъ. Какъ же онъ въ домъ придетъ коль ты говоришь что возненавидла домъ свой? Къ кому жь онъ придетъ коль васъ вмст, отца съ матерью, не найдетъ? Вотъ онъ снится теперь теб и ты мучаешься, а тогда онъ теб кроткiе сны пошлетъ. Ступай къ мужу мать, сего же дня ступай.

Ч Пойду родной, по твоему слову пойду. Сердце ты мое разобралъ.

Никитушка, ты мой Никитушка, ждешь ты меня голубчикъ, ждешь! на чала было причитывать баба, но старецъ уже обратился къ одной ста ренькой старушонк, одтой не по-страннически, а по-городски. По глазамъ ея видно было что у нея какое-то дло и что пришла она нчто сообщить. Назвалась она унтеръ-офицерскою вдовой, не издалека, всего изъ нашего же города. Сыночекъ у ней Васинька, гд-то въ коммиссарiат служилъ, да въ Сибирь похалъ, въ Иркутскъ. Два раза оттуда писалъ, а тутъ вотъ ужь годъ писать пересталъ. Справлялась она о немъ, да по правд не знаетъ гд и справиться-то.

Ч Только и говоритъ мн намедни Степанида Ильинишна Бедря гина, купчиха она, богатая: возьми ты, говоритъ, Прохоровна, и запиши ты, говоритъ, сыночка своего въ поминанье, снеси въ церковь, да и по мяни за упокой. Душа-то его, говоритъ, затоскуетъ, онъ и напишетъ письмо. И это говоритъ Степанида Ильинишна какъ есть врно, много кратно испытано. Да только я сумлваюсь... Свтъ ты нашъ, правда оно аль неправда и хорошо ли такъ будетъ?

Ч И не думай о семъ. Стыдно это и спрашивать. Да и какъ это возможно чтобы живую душу, да еще родная мать за упокой поминала!

Это великiй грхъ, колдовству подобно, только по незнанiю твоему лишь прощается. А ты лучше помоли Царицу небесную, скорую заступницу и помощницу о здоровьи его, да чтобъ и тебя простила за неправильное размышленiе твое. И вотъ что я теб еще скажу Прохоровна: или самъ онъ къ теб вскор обратно прибудетъ, сынокъ твой, или наврно пись мо пришлетъ. Такъ ты и знай. Ступай и отсел покойна будь. Живъ твой сынокъ, говорю теб.

Ч Милый ты нашъ, награди тебя Богъ, благодтель ты нашъ, мо лебщикъ ты за всхъ насъ и за грхи наши...

А старецъ уже замтилъ въ толп два горящiе стремящiеся къ нему взгляда изнуренной, на видъ чахоточной, хотя и молодой еще крестьян ки. Она глядла молча, глаза просили о чемъ-то, но она какъ бы боялась приблизиться.

Ч Ты съ чмъ родненькая?

Ч Разрши мою душу, родимый, тихо и не спша промолвила она, стала на колни и поклонилась ему въ ноги.

Ч Согршила отецъ родной, грха моего боюсь.

Старецъ слъ на нижнюю ступеньку, женщина приблизилась къ не му, не вставая съ колнъ.

Ч Вдовю я, третiй годъ, начала она полушепотомъ сама какъ бы вздрагивая. Ч Тяжело было замужемъ-то, старый былъ онъ, больно из билъ меня. Лежалъ онъ больной;

думаю я, гляжу на него: а коль выздороветъ, опять встанетъ, что тогда? И вошла ко мн тогда эта са мая мысль...

Ч Постой, сказалъ старецъ и приблизилъ ухо свое прямо къ ея гу бамъ. Женщина стала продолжать тихимъ шепотомъ, такъ что ничего почти нельзя было уловить. Она кончила скоро.

Ч Третiй годъ? спросилъ старецъ.

Ч Третiй годъ. Сперва не думала, а теперь хворать начала, тоска пристала...

Ч Издалека?

Ч За пятьсотъ верстъ отселева.

Ч На исповди говорила?

Ч Говорила, по два раза говорила.

Ч Допустили къ причастiю-то?

Ч Допустили. Боюсь;

помирать боюсь.

Ч Ничего не бойся, и никогда не бойся, и не тоскуй. Только бы покаянiе не оскудвало въ теб Ч и все Богъ проститъ. Да и грха та кого нтъ и не можетъ быть на всей земл какого бы не простилъ Гос подь во истину кающемуся. Да и совершить не можетъ, совсмъ, такого грха великаго человкъ который бы истощилъ безконечную Божью лю бовь. Али можетъ быть такой грхъ чтобы превысилъ Божью любовь? О покаянiи лишь заботься, непрестанномъ, а боязнь отгони вовсе. Вруй что Богъ тебя любитъ такъ какъ ты и не помышляешь о томъ, хотя бы со грхомъ твоимъ и во грх твоемъ любитъ. А объ одномъ кающемся больше радости въ неб чмъ о десяти праведныхъ, сказано давно. Иди же и не бойся. На людей не огорчайся, за обиды не сердись. Покойнику въ сердц все прости чмъ тебя оскорбилъ, примирись съ нимъ во исти ну. Коли каешься такъ и любишь. А будешь любить, то ты уже Божья...

Любовью все покупается, все спасается. Ужь коли я такой же какъ и ты человкъ гршный надъ тобой умилился и пожаллъ тебя, кольми паче Богъ. Любовь такое безцнное сокровище что на нее весь мiръ купить можешь, и не только свои, но и чужiе грхи еще выкупишь. Ступай и не бойся.

Онъ перекрестилъ ее три раза, снялъ съ своей шеи и надлъ на нее образокъ. Она молча поклонилась ему до земли. Онъ привсталъ и весело поглядлъ на одну здоровую бабу съ груднымъ ребеночкомъ на рукахъ.

Ч Изъ Вышегорья, милый.

Ч Шесть верстъ однако отсюда, съ ребеночкомъ томилась.

Ч Чего теб?

Ч На тебя глянуть пришла. Я вдь у тебя бывала, аль забылъ? Не велика же въ теб память коли ужь меня забылъ. Сказали у насъ что ты хворый, думаю, что жь я пойду его сама повидаю: вотъ и вижу тебя, да какой же ты хворый? Еще двадцать тъ проживешь право, Богъ съ то бою! Да и мало ли за тебя молебщиковъ, теб ль хворать?

Ч Спасибо теб за все, милая.

Ч Кстати будетъ просьбица моя не великая: вотъ тутъ шестьде сятъ копекъ, отдай ты ихъ, милый, такой какая меня бднй. Пошла я сюда да и думаю: лучше ужь чрезъ него подамъ, ужь онъ знаетъ которой отдать.

Ч Спасибо, милая, спасибо добрая. Люблю тебя. Непремнно ис полню. Двочка на рукахъ-то?

Ч Двочка, свтъ, Лизавета.

Ч Благослови Господь васъ обихъ, и тебя и младенца Лизавету.

Развеселила ты мое сердце мать. Прощайте милыя, прощайте дорогiя, любезныя.

Онъ всхъ благословилъ и глубоко всмъ поклонился.

IV.

Маловрная дама.

Прiзжая дама помщица, взирая на всю сцену разговора съ про стонародьемъ и благословенiя его, проливала тихiя слезы и утирала ихъ платочкомъ. Это была чувствительная свтская дама и съ наклонностя ми во многомъ искренно добрыми. Когда старецъ подошелъ наконецъ и къ ней, она встртила его восторженно:

Ч Я столько, столько вынесла, смотря на всю эту умилительную сцену.... не договорила она отъ волненiя. Ч О, я понимаю что васъ лю битъ народъ, я сама люблю народъ, я желаю его любить, да и какъ не любить народъ, нашъ прекрасный, простодушный въ своемъ величiи Русскiй народъ!

Ч Какъ здоровье вашей дочери? Вы опять пожелали со мною бесдовать?

Ч О, я настоятельно просила, я умоляла, я готова была на колни стать и стоять на колняхъ хоть три дня предъ вашими окнами пока бы вы меня впустили. Мы прiхали къ вамъ, великiй исцлитель, чтобы вы сказать всю нашу восторженную благодарность. Вдь вы Лизу мою исцлили, исцлили совершенно, а чмъ Ч тмъ что въ четвергъ помолились надъ нею, возложили на нее ваши руки. Мы облобызать эти лились надъ нею, возложили на нее ваши руки. Мы облобызать эти руки спшили, излить наши чувства и наше благоговнiе!

Ч Какъ такъ исцлилъ? Вдь она все еще въ кресл лежитъ?

Ч Но ночныя лихорадки совершенно исчезли, вотъ уже двое су токъ, съ самаго четверга, нервно заспшила дама. Мало того: у ней ноги окрпли. Сегодня утромъ она встала здоровая, она спала всю ночь, по смотрите на ея румянецъ, на ея свтящiеся глазки. То все плакала, а теперь смется, весела, радостна. Сегодня непремнно требовала чтобъ ее поставили на ноги постоять и она цлую минуту простояла сама, безо всякой поддержки. Она бьется со мной объ закладъ что черезъ дв недли будетъ кадриль танцовать. Я призывала здшняго доктора Гер ценштубе;

онъ пожимаетъ плечами и говоритъ: дивлюсь, недоумваю. И вы хотите чтобы мы не безпокоили васъ, могли не летть сюда, не благо дарить? Lise, благодари же, благодари!

Миленькое, смющееся личико Lise, сдлалось было вдругъ серiознымъ, она приподнялась въ креслахъ сколько могла и смотря на старца сложила предъ нимъ свои ручки, но не вытерпла и вдругъ разсмялась...

Ч Это я на него, на него! указала она на Алешу, съ дтскою доса дой на себя за то что не вытерпла и разсмялась. Кто бы посмотрлъ на Алешу стоявшаго на шагъ позади старца, тотъ замтилъ бы въ его лиц быструю краску, въ одинъ мигъ залившую его щеки. Глаза его сверкнули и потупились.

Ч У ней къ вамъ, Алексй едоровичъ, порученiе... Какъ ваше здоровье, продолжала маменька, обращаясь вдругъ къ Алеш и протя гивая къ нему свою прелестно гантированную ручку. Старецъ оглянулся и вдругъ внимательно посмотрлъ на Алешу. Тотъ приблизился къ Лиз и какъ-то странно и неловко усмхаясь протянулъ и ей руку. Lise сдлала важную физiономiю.

Ч Катерина Ивановна присылаетъ вамъ чрезъ меня вотъ это, по дала она ему маленькое письмецо. Ч Она особенно проситъ чтобы вы зашли къ ней, да поскорй, поскорй, и чтобы не обманывать, а непремнно придти.

Ч Она меня проситъ зайти? Къ ней меня... Зачмъ же? съ глубо кимъ удивленiемъ пробормоталъ Алеша. Лицо его вдругъ стало совсмъ озабоченное.

Ч О, это все по поводу Дмитрiя едоровича и... всхъ этихъ послднихъ происшествiй, бгло пояснила мамаша. Ч Катерина Ива новна остановилась теперь на одномъ ршенiи... но для этого ей непремнно надо васъ видть... зачмъ? Конечно не знаю, но она про сила какъ можно скорй. И вы это сдлаете, наврно сдлаете, тутъ даже христiанское чувство велитъ...

Ч Я видлъ ее всего только одинъ разъ, продолжалъ все въ томъ же недоумнiи Алеша.

Ч О, это такое высокое, такое недостижимое существо!.. Ужь по однимъ страданiямъ своимъ... Сообразите что она вынесла, что она те перь выноситъ, сообразите что ее ожидаетъ... все это ужасно, ужасно!

Ч Хорошо, я приду, ршилъ Алеша, пробжавъ коротенькую и за гадочную записочку, въ которой, кром убдительной просьбы придти, не было никакихъ поясненiй.

Ч Ахъ какъ это съ вашей стороны мило и великолпно будетъ, вдругъ вся одушевясь вскричала Lise. Ч А я вдь мам говорю: ни за что онъ не пойдетъ, онъ спасается. Экой, экой вы прекрасный! Вдь я всегда думала что вы прекрасный, вотъ что мн прiятно вамъ теперь сказать!

Ч Lise! внушительно проговорила мамаша, впрочемъ тотчасъ же улыбнулась.

Ч Вы и насъ забыли, Алексй едоровичъ, вы совсмъ не хотите бывать у насъ: а между тмъ Lise мн два раза говорила что только съ вами ей хорошо. Алеша поднялъ потупленные глаза, опять вдругъ покраснлъ и опять вдругъ самъ не зная чему усмхнулся. Впрочемъ старецъ уже не наблюдалъ его. Онъ вступилъ въ разговоръ съ захожимъ монахомъ, ожидавшимъ, какъ мы уже говорили, подл креселъ Lise его выхода. Это былъ повидимому изъ самыхъ простыхъ монаховъ, то-есть изъ простаго званiя, съ коротенькимъ, нерушимымъ мiровоззрнiемъ, но врующiй и въ своемъ род упорный. Онъ объявилъ себя откуда-то съ дальняго свера, изъ Обдорска, отъ Святаго Сильвестра, изъ одного бднаго монастыря всего въ девять монаховъ. Старецъ благословилъ его и пригласилъ зайти къ нему въ келью когда ему будетъ угодно.

Ч Какъ же вы дерзаете длать такiя дла? спросилъ вдругъ мо нахъ, внушительно и торжественно указывая на Lise. Онъ намекалъ на ея "исцленiе".

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 15 |    Книги, научные публикации