Книги, научные публикации
Pages: | 1 | ... | 12 | 13 | 14 | 15 | ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ.М. Достоевскiй.М. Достоевскiй БРАТЬЯ БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ КАРАМАЗОВЫ Р О М А Н Ъ Р О М А Н Ъ ImWerdenVerlag Mnchen Ч Москва 2007 Истинно, ...
-- [ Страница 14 ] --Ч Отпустите меня, ваше превосходительство, я чувствую себя очень нездоровымъ.
И съ этимъ словомъ, не дожидаясь позволенiя, вдругъ самъ повер нулся и пошелъ было изъ залы. Но, пройдя шага четыре остановился, какъ бы что-то вдругъ обдумавъ, тихо усмхнулся и воротился опять на прежнее мсто.
Ч Я, ваше превосходительство, какъ та крестьянская двка....
знаете какъ это: "Захоцу Ч вскоцу, захоцу Ч не вскоцу", за ней ходятъ съ сарафаномъ али съ паневой что ли, чтобъ она вскочила чтобы завя зать и внчать везти, а она говоритъ: "Захоцу Ч вскоцу, захоцу Ч не вскоцу".... Это въ какой-то нашей народности....
Ч Что вы этимъ хотите сказать? строго спросилъ предсдатель.
Ч А вотъ, вынулъ вдругъ Иванъ едоровичъ пачку денегъ, Ч вотъ деньги... т самыя которыя лежали вотъ въ томъ пакет (онъ кив нулъ на столъ съ вещественными доказательствами) и изъ-за которыхъ убили отца. Куда положить? Господинъ судебный приставъ, передайте.
Судебный приставъ взялъ всю пачку и передалъ предсдателю.
Ч Какимъ образомъ могли эти деньги очутиться у васъ... если это т самыя деньги? въ удивленiи проговорилъ предсдатель.
Ч Получилъ отъ Смердякова, отъ убiйцы, вчера. Былъ у него предъ тмъ какъ онъ повсился. Убилъ отца онъ, а не братъ. Онъ убилъ, а я его научилъ убить.... Кто не желаетъ смерти отца?...
Ч Вы въ ум или нтъ? вырвалось невольно у предсдателя.
Ч То-то и есть что въ ум.... и въ подломъ ум, въ такомъ же какъ и вы, какъ и вс эти.... р-рожи! обернулся онъ вдругъ на публику. Ч Убили отца, а притворяются что испугались, Ч проскрежеталъ онъ съ злостнымъ презрнiемъ. Ч Другъ предъ другомъ кривляются. Лгуны!
Вс желаютъ смерти отца. Одинъ гадъ съдаетъ другую гадину.... Не будь отцеубiйства Ч вс бы они разсердились и разошлись злые....
Зрлищъ! "Хлба и зрлищъ!" Впрочемъ вдь и я хорошъ! Есть у васъ вода или нтъ, дайте напиться Христа ради! схватилъ онъ вдругъ себя за голову.
Судебный приставъ тотчасъ къ нему приблизился. Алеша вдругъ вскочилъ и закричалъ: "Онъ боленъ, не врьте ему, онъ въ блой горячк!" Катерина Ивановна стремительно встала со своего стула и, неподвижная отъ ужаса, смотрла на Ивана едоровича. Митя поднял ся и съ какою-то дикою искривленною улыбкой жадно смотрлъ и слу шалъ брата.
Ч Успокойтесь, не помшанный, я только убiйца! началъ опять Иванъ. Ч Съ убiйцы нельзя же спрашивать краснорчiя... прибавилъ онъ вдругъ для чего-то и искривленно засмялся.
Прокуроръ въ видимомъ смятенiи нагнулся къ предсдателю. Чле ны суда суетливо шептались между собой. етюковичъ весь навострилъ уши, прислушиваясь. Зала замерла въ ожиданiи. Предсдатель вдругъ какъ бы опомнился.
Ч Свидтель, ваши слова непонятны и здсь невозможны. Успо койтесь, если можете, и разкажите.... если въ правду имете что сказать.
Чмъ вы можете подтвердить такое признанiе.... если вы только не бре дите?
Ч То-то и есть что не имю свидтелей. Собака Смердяковъ не пришлетъ съ того свта вамъ показанiе.... въ пакет. Вамъ бы все паке товъ, довольно и одного. Нтъ у меня свидтелей.... Кром только разв одного, Ч задумчиво усмхнулся онъ.
Ч Кто вашъ свидтель?
Ч Съ хвостомъ, ваше превосходительство, не по форм будетъ! Le diаble n'eхiste роint! Не обращайте вниманiя, дрянной, мелкiй чортъ,Ч прибавилъ онъ, вдругъ переставъ смяться и какъ бы конфиденцiально: Ч онъ наврно здсь гд-нибудь, вотъ подъ этимъ столомъ съ вещественными доказательствами, гд жь ему сидть какъ не тамъ? Видите, слушайте меня: я ему сказалъ: не хочу молчать, а онъ про геологическiй переворотъ.... глупости! Ну, освободите же изверга....
онъ гимнъ заплъ, это потому что ему легко: все равно что пьяная каналья загорланитъ какъ "похалъ Ванька въ Питеръ", а я за дв секунды радости отдалъ бы квадрильйонъ квадрильйоновъ. Не знаете вы меня! О, какъ это все у васъ глупо! Ну, берите же меня вмсто него!
Для чего же нибудь я пришелъ... Отчего, отчего это все что ни есть такъ глупо!...
И онъ опять сталъ медленно и какъ бы въ задумчивости оглядывать залу. Но уже все заволновалось. Алеша кинулся-было къ нему со своего мста, но судебный приставъ уже схватилъ Ивана едоровича за руку.
Ч Это что еще такое? вскричалъ тотъ вглядываясь въ упоръ въ лицо пристава, и вдругъ, схвативъ его за плечи, яростно ударилъ объ полъ. Но стража уже подоспла, его схватили и тутъ онъ завопилъ не истовымъ воплемъ. И все время, пока его уносили, онъ вопилъ и выкри кивалъ что-то несвязное.
Поднялась суматоха. Я не упомню всего въ порядк, самъ былъ взволнованъ и не могъ услдить. Знаю только что потомъ, когда уже все успокоилось и вс поняли въ чемъ дло, судебному приставу таки дос талось, хотя онъ и основательно объяснилъ начальству что свидтель былъ все время здоровъ, что его видлъ докторъ, когда часъ предъ тмъ съ нимъ сдлалась легкая дурнота, но что до входа въ залу онъ все го ворилъ связно, такъ что предвидть было ничего невозможно;
что онъ самъ, напротивъ, настаивалъ и непремнно хотлъ дать показанiе. Но прежде чмъ хоть сколько-нибудь успокоились и пришли въ себя, сей часъ же вслдъ за этою сценой разразилась и другая: съ Катериной Ивановной сдлалась истерика. Она громко взвизгивая зарыдала, но не хотла уйти, рвалась, молила чтобъ ее не уводили и вдругъ закричала предсдателю:
Ч Я должна сообщить еще одно показанiе, немедленно.... немед ленно!... Вотъ бумага, письмо.... возьмите, прочтите скоре, скоре! Это письмо этого изверга, вотъ этого, этого! она указывала на Митю. Это онъ убилъ отца, вы увидите сейчасъ, онъ мн пишетъ какъ онъ убьетъ отца! А тотъ больной, больной, тотъ въ блой горячк! Я уже три дня вижу что онъ въ горячк!
Такъ вскрикивала она вн себя. Судебный приставъ взялъ бумагу которую она протягивала предсдателю, а она, упавъ на свой стулъ и закрывъ лицо, начала конвульсивно и беззвучно рыдать, вся сотрясаясь и подавляя малйшiй стонъ въ боязни что ее вышлютъ изъ залы. Бумага поданная ею была то самое письмо Мити изъ трактира "Столичный Го родъ", которое Иванъ едоровичъ называлъ "математической" важности документомъ. Увы! за нимъ именно признали эту математичность, и не будь этого письма, можетъ-быть и не погибъ бы Митя, или по крайней мр не погибъ бы такъ ужасно! Повторяю, трудно было услдить за подробностями. Мн и теперь все это представляется въ такой суматох.
Должно-быть предсдатель тутъ же сообщилъ новый документъ суду, прокурору, защитнику, присяжнымъ. Я помню только какъ свидтельницу начали спрашивать. На вопросъ: успокоилась ли она?
мягко обращенный къ ней предсдателемъ, Катерина Ивановна стреми тельно воскликнула:
Ч Я готова, готова! Я совершенно въ состоянiи вамъ отвчать, прибавила она, видимо все еще ужасно боясь что ее почему-нибудь не выслушаютъ. Ее попросили объяснить подробне: какое это письмо и при какихъ обстоятельствахъ она его получила?
Ч Я получила его наканун самаго преступленiя, а писалъ онъ его еще за день изъ трактира, стало-быть за два дня до своего преступлнiя, Ч посмотрите, оно написано на какомъ-то счет Ч прокричала она за дыхаясь. Ч Онъ меня тогда ненавидлъ, потому что самъ сдлалъ под лый поступокъ и пошелъ за этою тварью.... и потому еще что долженъ былъ мн эти три тысячи.... О, ему было обидно за эти три тысячи изъ за своей же низости! Эти три тысячи вотъ какъ были Ч я васъ прошу, я васъ умоляю меня выслушать: еще за три недли до того какъ убилъ от ца, онъ пришелъ ко мн утромъ. Я знала что ему надо деньги и знала на что, Ч вотъ, вотъ именно на то чтобы соблазнить эту тварь и увезти съ собой. Я знала тогда что ужь онъ мн измнилъ и хочетъ бросить меня, и я, я сама протянула тогда ему эти деньги, сама предложила будто бы для того чтобъ отослать моей сестр въ Москв, Ч и когда отдавала, то посмотрла ему въ лицо и сказала что онъ можетъ когда хочетъ послать "хоть еще черезъ мсяцъ". Ну какъ же, какъ же бы онъ не понялъ что я въ глаза ему прямо говорила: теб надо денегъ для измны мн съ тво ею тварью, такъ вотъ теб эти деньги, я сама теб ихъ даю, возьми если ты такъ безчестенъ что возьмешь!..." Я уличить его хотла, и что же?
онъ взялъ, онъ ихъ взялъ, и унесъ, и истратилъ ихъ съ этою тварью тамъ, въ одну ночь.... Но онъ понялъ, онъ понялъ, что я все знаю, увряю васъ, что онъ тогда понялъ и то что я, отдавая ему деньги, толь ко пытаю его: будетъ ли онъ такъ безчестенъ что возьметъ отъ меня или нтъ? Въ глаза ему глядла, и онъ мн глядлъ въ глаза и все пони малъ, все понималъ, и взялъ, и взялъ и унесъ мои денъги!
Ч Правда, Катя! завопилъ вдругъ Митя, Ч въ глаза смотрлъ и понималъ что безчестишь меня и все-таки взялъ твои деньги! Презирай те подлеца, презирайте вс, заслужилъ!
Ч Подсудимый, вскричалъ предсдатель, Ч еще слово Ч я васъ велю вывесть.
Ч Эти деньги его мучили, продолжала судорожно торопясь Катя, Ч онъ хотлъ мн ихъ отдать, онъ хотлъ, это правда, но ему деньги нужны были и для этой твари. Вотъ онъ и убилъ отца, а денегъ все-таки мн не отдалъ, а ухалъ съ ней въ ту деревню гд его схватили. Тамъ онъ опять прокутилъ эти деньги, которыя укралъ у убитаго имъ отца. А за день до того какъ убилъ отца, и написалъ мн это письмо, написалъ пьяный, я сейчасъ тогда увидла, написалъ изъ злобы и зная, наврно зная что я никому не покажу этого письма, даже еслибъ онъ и убилъ. А то бы онъ не написалъ. Онъ зналъ что я не захочу ему мстить и его по губить! Но прочтите, прочтите внимательно, пожалуста внимательне, и вы увидите что онъ въ письм все описалъ, все заране: какъ убьетъ от ца и гд у того деньги лежатъ. Посмотрите, пожалуста не пропустите, тамъ есть одна фраза: "убью, только бы ухалъ Иванъ". Значитъ онъ заране ужь обдумалъ какъ онъ убьетъ, Ч злорадно и ехидно подсказы вала суду Катерина Ивановна. О, видно было что она до тонкости вчи талась въ это роковое письмо и изучила въ немъ каждую черточку. Ч Не пьяный онъ бы мн не написалъ, но посмотрите, тамъ все описано впередъ, все точь въ точь, какъ онъ потомъ убилъ, вся программа!
Такъ восклицала она вн себя и ужь конечно презирая вс для себя послдствiя, хотя разумется ихъ предвидла еще можетъ за мсяцъ тому, потому что и тогда еще можетъ-быть, содрогаясь отъ злобы, меч тала: "не прочесть ли это суду?" Теперь же какъ бы полетла съ горы.
Помню, кажется именно тутъ же письмо было прочитано вслухъ секре таремъ, и произвело потрясающее впечатлнiе. Обратились къ Мит съ вопросомъ: признаетъ ли онъ это письмо?
Ч Мое, мое! воскликнулъ Митя. Ч Не пьяный бы не написалъ!...
За многое мы другъ друга ненавидли, Катя, но клянусь, клянусь, я те бя и ненавидя любилъ, а ты меня Ч нтъ!
Онъ упалъ на свое мсто ломая руки въ отчаянiи. Прокуроръ и за щитникъ стали предлагать перекрестные вопросы, главное въ томъ смысл: "что дескать побудило васъ давеча утаить такой документъ и показывать прежде совершенно въ другомъ дух и тон?" Ч Да, да, я давеча солгала, все гала, противъ чести и совсти, но я хотла давеча спасти его, потому что онъ меня такъ ненавидлъ и такъ презиралъ, какъ безумная воскликнула Катя. Ч О, онъ презиралъ меня ужасно, презиралъ всегда, и знаете, знаете Ч онъ презиралъ меня съ самой той минуты когда я ему тогда въ ноги за эти деньги поклони лась. Я увидала это... Я сейчасъ тогда же это почувствовала, но я долго себ не врила. Сколько разъ я читала въ глазахъ его: "все-таки ты са ма тогда ко мн пришла". О, онъ не понялъ, онъ не понялъ ничего, зачмъ я тогда прибжала, онъ способенъ подозрвать только низость!
Онъ мрилъ на себя, онъ думалъ что и вс такiе какъ онъ, Ч яростно проскрежетала Катя совсмъ уже въ изступленiи. Ч А жениться онъ на мн захотлъ потому только что я получила наслдство, потому, пото му! Я всегда подозрвала что потому! О, это зврь! Онъ всю жизнь былъ увренъ что я всю жизнь буду предъ нимъ трепетать отъ стыда за то что тогда приходила, и что онъ можетъ вчно за это презирать меня, а по тому первенствовать, Ч вотъ почему онъ на мн захотлъ жениться!
Это такъ, это все такъ! Я пробовала побдить его моею любовью, любо вью безъ конца, даже измну его хотла снести, но онъ ничего, ничего не понялъ. Да разв онъ можетъ что-нибудь понять! Это извергъ! Это письмо я получила только на другой день вечеромъ, мн изъ трактира принесли, а еще утромъ, еще утромъ въ тотъ день, я хотла было все простить ему, все, даже его измну!
Конечно предсдатель и прокуроръ ее успокоивали. Я увренъ что имъ всмъ было даже можетъ-быть самимъ стыдно такъ пользоваться ея изступленiемъ и выслушивать такiя признанiя. Я помню, я слышалъ какъ они говорили ей: "Мы понимаемъ какъ вамъ тяжело, поврьте мы способны чувствовать", и проч. и проч., Ч а показанiя-то все-таки вы тянули отъ обезумвшей женщины въ истерик. Она наконецъ описала съ чрезвычайною ясностью, которая такъ часто, хотя и мгновенно, мель каетъ даже въ минуты такого напряженнаго состоянiя, какъ Иванъ едоровичъ почти сходилъ съ ума во вс эти два мсяца на томъ чтобы спасти "изверга и убiйцу", своего брата.
Ч Онъ себя мучилъ, восклицала она, Ч онъ все хотлъ уменьшить его вину, признаваясь мн что онъ и самъ не любилъ отца и можетъ быть самъ желалъ его смерти. О, это глубокая, глубокая совсть! Онъ замучилъ себя совстью! Онъ все мн открывалъ, все, онъ п риходилъ ко мн и говорилъ со мной каждый день какъ съ единственнымъ другомъ своимъ. Я имю честь быть его единственнымъ другомъ! Ч воскликнула она вдругъ, точно какъ бы съ какимъ-то вызовомъ, засверкавъ глазами.
Ч Онъ ходилъ къ Смердякову два раза. Однажды онъ пришелъ ко мн и говоритъ: если убилъ не братъ, а Смердяковъ (потому что эту басню пустили здсь вс что убилъ Смердяковъ), то можетъ-быть виновенъ и я, потому что Смердяковъ зналъ что я не люблю отца и можетъ-быть ду малъ что я желаю смерти отца. Тогда я вынула это письмо и показала ему, и онъ ужь совсмъ убдился что убилъ братъ, и это уже совсмъ сразило его. Онъ не могъ снести что его родной братъ Ч отцеубiйца!
Еще недлю назадъ я видла что онъ отъ этого боленъ. Въ послднiе дни онъ, сидя у меня, бредилъ. Я видла что онъ мшается въ ум. Онъ ходилъ и бредилъ, его видли такъ по улицамъ. Прiзжiй докторъ, по моей просьб, его осматривалъ третьяго дня и сказалъ мн что онъ бли зокъ къ горячк, Ч все чрезъ него, все чрезъ изверга! А вчера онъ уз налъ что Смердяковъ умеръ Ч это его такъ поразило что онъ сошелъ съ ума... и все отъ изверга, все на томъ чтобы спасти изверга!
О, разумется, такъ говорить и такъ признаваться, можно только какой-нибудь разъ въ жизни, Ч въ предсмертную минуту напримръ, всходя на эшафотъ. Но Катя именно была въ своемъ характер и въ своей минут. Это была та же самая стремительная Катя, которая кину лась тогда къ молодому развратнику чтобы спасти отца;
та же самая Ка тя которая давеча, предъ всею этою публикой, гордая и цломудренная, принесла себя и двичiй стыдъ свой въ жертву, разказавъ про "благо родный поступокъ Мити", чтобы только лишь сколько-нибудь смягчить ожидавшую его участь. И вотъ теперь точно также она тоже принесла себя въ жертву, но уже за другаго, и можетъ-быть только лишь теперь, только въ эту минуту, впервые почувствовавъ и осмысливъ вполн какъ дорогъ ей этотъ другой человкъ! Она пожертвовала собою въ испуг за него, вдругъ вообразивъ что онъ погубилъ себя своимъ показанiемъ что это онъ убилъ, а не братъ, пожертвовала чтобы спасти его, его славу, его репутацiю! И однако промелькнула страшная вещь: гала ли она на Митю, описывая бывшiя свои къ нему отношенiя, Ч вотъ вопросъ. Нтъ, нтъ, она не клеветала намренно, крича что Митя презиралъ ее за земной поклонъ! Она сама врила въ это, она была глубоко убждена, съ самаго можетъ-быть этого поклона, что простодушный, обожавшiй ее еще тогда Митя смется надъ ней и презираетъ ее. И только изъ гордо сти она сама привязалась къ нему тогда любовью, истерическою и надо рванною, изъ уязвленной гордости, и эта любовь походила не на любовь, а на мщенiе. О, можетъ-быть эта надорванная любовь и выродилась бы въ настоящую, можетъ Катя ничего и не желала какъ этого, но Митя оскорбилъ ее измной до глубины души, и душа не простила. Минута же мщенiя слетла неожиданно, и все такъ долго и больно скоплявшееся въ груди обиженной женщины разомъ, и опять-таки неожиданно, вырва лось наружу. Она предала Митю, но предала и себя! И разумется, только-что успла высказаться, напряженiе порвалось и стыдъ подавилъ ее. Опять началась истерика, она упала, рыдая и выкрикивая. Ее унесли.
Въ ту минуту когда ее выносили, съ воплемъ бросилась къ Мит Гру шенька со своего мста, такъ что ее и удержать не успли:
Ч Митя! завопила она, Ч погубила тебя твоя змя! Вонъ она вамъ себя показала! прокричала она, сотрясаясь отъ злобы суду. По мановенiю предсдателя ее схватили и стали выводить изъ залы. Она не давалась, билась и рвалась назадъ къ Мит. Митя завопилъ и тоже рва нулся къ ней. Имъ овладли.
Да, полагаю что наши зрительницы дамы остались довольны:
зрлище было богатое. Затмъ помню какъ появился прiзжiй московскiй докторъ. Кажется предсдатель еще и прежде того посылалъ пристава чтобы распорядиться оказать Ивану едоровичу пособiе. Док торъ доложилъ суду, что больной въ опаснйшемъ припадк горячки и что слдовало бы немедленно его увезти. На вопросы прокурора и за щитника подтвердилъ, что пацiентъ самъ приходилъ къ нему третьяго дня и что онъ предрекъ ему тогда же скорую горячку, но что читься онъ не захотлъ. "Былъ же онъ положительно не въ здравомъ состоянiи ума, самъ мн признавался что наяву видитъ виднiя, встрчаетъ на улиц разныхъ лицъ которыя уже померли, и что къ нему каждый ве черъ ходитъ въ гости сатана", заключилъ докторъ. Давъ свое показанiе, знаменитый врачъ удалился. Представленное Катериной Ивановной письмо было присоединено къ вещественнымъ доказательствамъ. По совщанiи судъ постановилъ: продолжать судебное слдствiе а оба не ожиданныя показанiя (Катерины Ивановны и Ивана едоровича) зане сти въ протоколъ.
Но уже не буду описывать дальнйшаго судебнаго слдствiя. Да и показанiя остальныхъ свидтелей были лишь повторенiемъ и подтвержденiемъ прежнихъ, хотя вс со своими характерными особен ностями. Но повторяю, все сведется въ одну точку въ рчи прокурора, къ которой и перейду сейчасъ. Вс были въ возбужденiи, вс были на электризованы послднею катастрофой и со жгучимъ нетерпнiемъ ждали поскоре лишь развязки, рчей сторонъ и приговора. етюковичъ былъ видимо потрясенъ показанiями Катерины Ивановны. За то торже ствовалъ прокуроръ. Когда кончилось судебное слдствiе, былъ объяв ленъ перерывъ засданiя, продолжавшiйся почти часъ. Наконецъ предсдатель открылъ судебныя пренiя. Кажется было ровно восемь ча совъ вечера когда нашъ прокуроръ, Ипполитъ Кирилловичъ, началъ свою обвинительную рчь.
VI.
Рчь прокурора. Характеристика.
Началъ Ипполитъ Кирилловичъ свою обвинительную рчь, весь со трясаясь нервною дрожью, съ холоднымъ, болзненнымъ потомъ на бу и вискахъ, чувствуя ознобъ и жаръ во всемъ тл поперемнно. Онъ самъ такъ потомъ разказывалъ. Онъ считалъ эту рчь за свой chef d'uvre, за chef-d'uvre 50 всей своей жизни, за лебединую пснь свою.
Правда, девять мсяцевъ спустя онъ и померъ отъ злой чахотки, такъ что дйствительно, какъ оказалось, имлъ бы право сравнить себя съ лебедемъ, поющимъ свою послднюю пснь, еслибы предчувствовалъ свой конецъ заран. Въ эту рчь онъ вложилъ все свое сердце и все сколько было у него ума и неожиданно доказалъ что въ немъ таились и гражданское чувство, и "проклятые" вопросы, по крайней мр посколь ку нашъ бдный Ипполитъ Кирилловичъ могъ ихъ вмстить въ себ.
Главное, тмъ взяло его слово что было искренно: онъ искренно врилъ въ виновность подсудимаго;
не на заказъ, не по должности только обви нялъ его, и взывая къ "отмщенiю" дйствительно сотрясался желанiемъ "спасти общество". Даже дамская наша публика, въ конц концовъ вра ждебная Ипполиту Кирилловичу, сознавалась однако въ чрезвычайномъ вынесенномъ впечатлнiи. Началъ онъ надтреснутымъ, срывающимся голосомъ, но потомъ очень скоро голосъ его окрпъ и зазвенлъ на всю залу, и такъ до конца рчи. Но только-что кончилъ ее, то чуть не упалъ въ обморокъ.
"Господа присяжные засдатели, началъ обвинитель Ч настоящее дло прогремло по всей Россiи. Но чему бы кажется удивляться, чего такъ особенно ужасаться? Намъ-то, намъ-то особенно? Вдь мы такiе при вычные ко всему этому люди! Въ томъ и ужасъ нашъ что такiя мрачныя дла почти перестали для насъ быть ужасными! Вотъ чему надо ужа саться, привычк нашей, а не единичному злодянiю того или другаго индивидуума. Гд же причины нашего равнодушiя, нашего чуть теп ленькаго отношенiя къ такимъ дламъ, къ такимъ знаменiямъ времени, пророчествующимъ намъ незавидную будущность? Въ цинизм ли на шемъ, въ раннемъ ли истощенiи ума и воображенiя столь молодаго еще нашего общества, но столь безвременно одряхлвшаго? Въ расшатан ныхъ ли до основанiя нравственныхъ началахъ нашихъ, или въ томъ наконецъ что этихъ нравственныхъ началъ можетъ-быть у насъ совсмъ даже и не имется. Не разршаю эти вопросы, тмъ не мене они мучи тельны, и всякiй гражданинъ, не то что долженъ, а обязанъ страдать ими. Наша начинающаяся, робкая еще наша пресса, оказала уже однако обществу нкоторыя услуги, ибо никогда бы мы безъ нея не узнали, сколько-нибудь въ полнот, про т ужасы разнузданной воли и нравст веннаго паденiя, которые безпрерывно передаетъ она на своихъ страни цахъ уже всмъ, не однимъ только посщающимъ залы новаго гласнаго суда, дарованнаго намъ въ настоящее царствованiе. И что же мы чита емъ почти повседневно? О, про такiя вещи поминутно, предъ которыми даже теперешнее дло блднетъ и представляется почти чмъ-то уже обыкновеннымъ. Но важне всего то что множество нашихъ русскихъ, нацiональныхъ нашихъ уголовныхъ длъ, свидтельствуютъ именно о чемъ-то всеобщемъ, о какой-то общей бд, прижившейся съ нами, и съ которой, какъ со всеобщимъ зломъ, уже трудно бороться. Вотъ тамъ мо лодой блестящiй офицеръ высшаго общества, едва начинающiй свою жизнь и карьеру, подло, въ тиши, безо всякаго угрызенiя совсти зарзываетъ мелкаго чиновника, отчасти бывшаго своего благодтеля, и служанку его, чтобы похитить свой долговой документъ, а вмст и ос тальныя денежки чиновника: "пригодятся де для великосвтскихъ моихъ удовольствiй и для карьеры моей впереди". Зарзавъ обоихъ, уходитъ, подложивъ обоимъ мертвецамъ подъ головы подушки. Тамъ молодой ге рой, обвшанный крестами за храбрость, разбойнически умерщвляетъ на большой дорог мать своего вождя и благодтеля, и, подговаривая своихъ товарищей, увряетъ что "она любитъ его какъ роднаго сына и потому послдуетъ всмъ его совтамъ и не приметъ предосторожно стей". Пусть это извергъ, но я теперь, въ наше время, не смю уже ска зать что это только единичный извергъ. Другой и не заржетъ, но поду маетъ и почувствуетъ точно также какъ онъ, въ душ своей безчестенъ точно также какъ онъ. Въ тиши, наедин со своею совстью, можетъ быть спрашиваетъ себя: "Да что такое честь и не предразсудокъ-ли кровь?" Можетъ-быть крикнутъ противъ меня и скажутъ что я человкъ болзненный, истерическiй, клевещу чудовищно, брежу, преувеличиваю.
Пусть, пусть, Ч и Боже какъ-бы я былъ радъ тому первый! О, не врьте мн, считайте меня за больнаго, но все-таки запомните слова мои: вдь если только хоть десятая, хоть двадцатая доля въ словахъ моихъ правда, Ч то вдь и тогда ужасно! Посмотрите, господа, посмотрите какъ у насъ застрливаются молодые люди: О, безъ малйшихъ гамлетовскихъ вопросовъ о томъ: "Что будетъ тамъ?" безъ признаковъ этихъ вопро совъ, какъ будто эта статья о дух нашемъ и о всемъ что ждетъ насъ за гробомъ, давно похерена въ ихъ природ, похоронена и пескомъ засы пана. Посмотрите, наконецъ, на нашъ развратъ, на нашихъ сладо страстниковъ. едоръ Павловичъ, несчастная жертва текущаго процес са, есть предъ иными изъ нихъ почти невинный младенецъ. А вдь мы вс его знали, "онъ между нами жилъ".... Да, психологiей русскаго преступленiя займутся, можетъ-быть, когда-нибудь первенствующiе умы, и наши и европейскiе, ибо тема стоитъ того. Но это изученiе произой детъ когда-нибудь посл, уже на досуг, и когда вся трагическая беза лаберщина нашей настоящей минуты отойдетъ на боле отдаленный планъ, такъ что ее уже можно будетъ разсмотрть и умне и безпристрастне чмъ, напримръ, люди какъ я могутъ сдлать. Теперь же мы или ужасаемся, или притворяемся что ужасаемся, а сами, напро тивъ, смакуемъ зрлище какъ любители ощущенiй сильныхъ, эксцентри ческихъ, шевелящихъ нашу цинически-лнивую праздность, или, нако нецъ, какъ малыя дти, отмахиваемъ отъ себя руками страшные призра ки и прячемъ голову въ подушку пока пройдетъ страшное виднiе съ тмъ чтобы потомъ тотчасъ же забыть его въ веселiи и играхъ. Но ко гда-нибудь надо же и намъ начать нашу жизнь трезво и вдумчиво, надо же и намъ бросить взглядъ на себя какъ на общество, надо же и намъ хоть что-нибудь въ нашемъ общественномъ дл осмыслить или только хоть начать осмысленiе наше. Великiй писатель предшествовавшей эпо хи, въ финал величайшаго изъ произведенiй своихъ, олицетворяя всю Россiю въ вид скачушей къ невдомой цли удалой русской тройки восклицаетъ: "Ахъ тройка, птица тройка, кто тебя выдумалъ!" Ч и въ гордомъ восторг прибавляетъ что предъ скачущею сломя голову трой кой почтительно сторонятся вс народы. Такъ господа, это пусть, пусть сторонятся, почтительно или нтъ, но на мой гршный взглядъ генiальный художникъ закончилъ такъ или въ припадк младенчески невиннаго прекрасномыслiя, или просто боясь тогдашней цензуры. Ибо, если въ его тройку впрячь только его же героевъ, Собакевичей, Ноздре выхъ и Чичиковыхъ, то кого бы ни посадить ямщикомъ, ни до чего пут наго на такихъ коняхъ не додешь! А это только еще прежнiе кони, ко торымъ далеко до теперешнихъ, у насъ почище..."
Здсь рчь Ипполита Кирилловича была прервана рукоплесканiями.
Либерализмъ изображенiя русской тройки понравился. Правда, сорвалось лишь два, три клака, такъ что предсдатель не нашелъ даже нужнымъ обратиться къ публик съ угрозою "очистить залу" и лишь строго поглядлъ въ сторону клакеровъ. Но Ипполитъ Кирилловичъ былъ ободренъ: никогда-то ему до сихъ поръ не аплодировали! Человка столько тъ не хотли слушать и вдругъ возможность на всю Россiю высказаться!
"Въ самомъ дл, продолжалъ онъ, что такое это семейство Карамазовыхъ, заслужившее вдругъ такую печальную извстность по всей даже Россiи? Можетъ-быть я слишкомъ преувеличиваю, но мн кажется что въ картин этой семейки какъ бы мелькаютъ нкоторые общiе основные элементы нашего современнаго интеллигентнаго общества, Ч о, не вс элементы, да и мелькнуло лишь въ микроскопическомъ вид "какъ солнце въ малой капл водъ," но все же нчто отразилось, все же нчто сказалось. Посмотрите на этого несчастнаго, разнузданнаго и развратнаго старика, этого "отца семейства", столь печально покончившаго свое существованiе. Родовой дворянинъ, начавшiй карьеру бдненькимъ приживальщикомъ, чрезъ нечаянную и неожиданную женитьбу схватившiй въ приданое небольшой капитальчикъ, въ начал мелкiй плутъ и льстивый шутъ, съ зародышемъ умственныхъ способностей довольно впрочемъ не слабыхъ, и прежде всего ростовщикъ. Съ годами, то-есть съ наростанiемъ капитальчика онъ ободряется. Приниженность и заискиванiе исчезаютъ, остается лишь насмшливый и злой циникъ и сладострастникъ.
Духовная сторона вся похерена, а жажда жизни чрезвычайная. Свелось на то что кром сладострастныхъ наслажденiй онъ ничего въ жизни и не видитъ, такъ учитъ и дтей своихъ. Отеческихъ духовныхъ какихъ нибудь обязанностей Ч никакихъ. Онъ надъ ними смется, онъ воспитываетъ своихъ маленькихъ дтей на заднемъ двор и радъ что ихъ отъ него увозятъ. Забываетъ объ нихъ даже вовсе. Вс нравственныя правила старика Ч арrs mоi le dluge. Все что есть обратнаго понятiю о гражданин, полнйшее, даже враждебное отъединенiе отъ общества: "Гори хоть весь свтъ огнемъ, было бы одному мн хорошо." И ему хорошо, онъ вполн доволенъ, онъ жаждетъ прожить такъ еще двадцать-тридцать тъ. Онъ обсчитываетъ роднаго сына, и на его же деньги, на наслдство матери его, которыя не хочетъ отдать ему, отбиваетъ у него, у сына же своего, любовницу. Нтъ, я не хочу уступать защиту подсудимаго высокоталантливому защитнику прибывшему изъ Петербурга. Я и самъ скажу правду, я и самъ понимаю ту сумму негодованiя которую онъ накопилъ въ сердц своего сына. Но довольно, довольно объ этомъ несчастномъ старик, онъ получилъ свою мзду. Вспомнимъ однако что это отецъ и одинъ изъ современныхъ отцевъ. Обижу ли я общество сказавъ что это одинъ даже изъ многихъ современныхъ отцевъ? Увы, столь многiе изъ современныхъ отцовъ лишь не высказываются столь цинически какъ этотъ, ибо лучше воспитаны, лучше образованы, а въ сущности Ч почти такой же какъ и онъ философiи. Но пусть я пессимистъ, пусть. Мы ужь условились что вы меня прощаете. Уговоримся заране: вы мн не врьте, не врьте, я буду говорить, а вы не врьте. Но все-таки дайте мн высказаться, все таки кое что изъ моихъ словъ незабудьте. Но вотъ однако дти этого старика, этого отца семейства: одинъ предъ нами на скамь подсу димыхъ, объ немъ вся рчь впереди;
про другихъ скажу лишь вскользь.
Изъ этихъ другихъ, старшiй Ч есть одинъ изъ современныхъ молодыхъ людей съ блестящимъ образованiемъ, съ умомъ довольно сильнымъ, уже ни во что, однако, не врующимъ, многое, слишкомъ уже многое въ жизни отвергшимъ и похерившимъ, точь-въ-точь какъ и родитель его.
Мы вс его слышали, онъ въ нашемъ обществ былъ принятъ дружелюбно. Мннiй своихъ онъ не скрывалъ, даже напротивъ, совсмъ напротивъ, что и даетъ мн смлость говорить теперь о немъ нсколько откровенно, конечно не какъ о частномъ лиц, а лишь какъ о член семьи Карамазовыхъ. Здсь умеръ вчера, самоубiйствомъ, на краю города одинъ болзненный идiотъ, сильно привлеченный къ настоящему длу, бывшiй слуга и, можетъ-быть, побочный сынъ едора Павловича, Смердяковъ. Онъ съ истерическими слезами разказывалъ мн на предварительномъ слдствiи, какъ этотъ молодой Карамазовъ, Иванъ едоровичъ, ужаснулъ его своимъ духовнымъ безудержемъ: "Все дескать, по ихнему, позволено что ни есть въ мiр, и ничего впредь не должно быть запрещено, Ч вотъ они чему меня все учили". Кажется идiотъ на этомъ тезис, которому обучили его, и сошелъ съ ума окончательно, хотя, конечно, повлiяли на умственное разстройство его и падучая болзнь, и вся эта страшная, разразившаяся въ ихъ дом катастрофа. Но у этого идiота промелькнуло одно весьма и весьма любопытное замчанiе, сдлавшее бы честь и поумне его наблюдателю, вотъ почему даже я объ этомъ и заговорилъ: "Если есть, сказалъ онъ мн, который изъ сыновей боле похожiй на едора Павловича по характеру, такъ это онъ, Иванъ едоровичъ!" На этомъ замчанiи я прерываю начатую характеристику, не считая деликатнымъ продолжать дале. О, я не хочу выводить дальнйшихъ заключенiй и какъ воронъ каркать молодой судьб одну только гибель. Мы видли еще сегодня здсь, въ этой зал, что непосредственная сила правды еще живетъ въ его молодомъ сердц, что еще чувства семейной привязанности не заглушены въ немъ безврiемъ и нравственнымъ цинизмомъ, прiобртеннымъ больше по наслдству, чмъ истиннымъ страданi емъ мысли. Затмъ другой сынъ, Ч о, это еще юноша, благочестивый и смиренный, въ противоположность мрачному растлвающему мiровоз зрнiю его брата, ищущiй прилпиться, такъ-сказать, къ "народнымъ началамъ", или къ тому что у насъ называютъ этимъ мудренымъ словечкомъ въ иныхъ теоретическихъ углахъ мыслящей интеллигенцiи нашей. Онъ, видите ли, прилпился къ монастырю;
онъ чуть было самъ не постригся въ монахи. Въ немъ, кажется мн, какъ бы безсознательно, и такъ рано, выразилось то робкое отчаянiе, съ которымъ столь многiе теперь въ нашемъ бдномъ обществ, убоясь цинизма и разврата его, и, ошибочно приписывая все зло европейскому просвщенiю, бросаются, какъ говорятъ они, къ "родной почв", такъ сказать, въ материнскiя объятiя родной земли, какъ дти напуганныя призраками и у изсохшей груди разслабленной матери жаждутъ хотя бы только спокойно заснуть и даже всю жизнь проспать, лишь бы не видть ихъ пугающихъ ужасовъ.
Съ моей стороны я желаю доброму и даровитому юнош всего лучшаго, желаю, чтобъ его юное прекраснодушiе и стремленiе къ народнымъ началамъ не обратилось въ послдствiи, какъ столь часто оно случается, со стороны нравственной въ мрачный мистицизмъ, а со стороны граж данской въ тупой шовинизмъ Ч два качества грозящiя, можетъ-быть, еще большимъ зломъ нацiи, чмъ даже раннее растлнiе отъ ложно понятаго и даромъ добытаго европейскаго просвщенiя, какимъ стра даетъ старшiй братъ его."
За шовинизмъ и мистицизмъ, опять раздались было два-три клака.
И ужь конечно Ипполитъ Кирилловичъ увлекся, да и все это мало под ходило къ настоящему длу, не говоря уже о томъ что вышло довольно неясно, но ужь слишкомъ захотлось высказаться чахоточному и озлоб ленному человку хоть разъ въ своей жизни. У насъ потомъ говорили что въ характеристик Ивана едоровича онъ руководился чувствомъ даже неделикатнымъ, потому что тотъ разъ или два публично осадилъ его въ спорахъ, и Ипполитъ Кирилловичъ, помня это, захотлъ теперь отомстить. Но не знаю можно ли было такъ заключить. Во всякомъ случа все это было только введенiемъ, затмъ рчь пошла пряме и ближе къ длу.
"Но вотъ третiй сынъ отца современнаго семейства, продолжалъ Ипполитъ Кирилловичъ, онъ на скамь подсудимыхъ, онъ передъ нами.
Передъ нами и его подвиги, его жизнь и дла его: пришелъ срокъ и все развернулось, все обнаружилось. Въ противоположность "европеизму" и "народнымъ началамъ" братьевъ своихъ, онъ какъ бы изображаетъ со бою Россiю непосредственную, Ч о, не всю, не всю, и Боже сохрани, ес либы всю! И однакоже тутъ она, наша Россеюшка, пахнетъ ею, слышит ся она матушка. О, мы непосредственны, мы зло и добро въ удивительнйшемъ смшенiи, мы любители просвщенiя и Шиллера, и въ то же время мы бушуемъ по трактирамъ и вырываемъ у пьянчужекъ собутыльниковъ нашихъ бороденки. О и мы бываемъ хороши и прекрас ны, но только тогда когда намъ самимъ хорошо и прекрасно. Напротивъ, мы даже обуреваемы, Ч именно обуреваемы, Ч благороднйшими идеа лами, но только съ тмъ условiемъ чтобъ они достигались сами собою, упадали бы къ намъ на столъ съ неба и, главное, чтобы даромъ, даромъ, чтобы за нихъ ничего не платить. Платить мы ужасно не любимъ, зато получать очень любимъ, и это во всемъ. О дайте, дайте намъ всевозмож ныя блага жизни (именно всевозможныя, дешевле не помиримся) и осо бенно не препятствуйте нашему нраву ни въ чемъ, и тогда и мы дока жемъ что можемъ быть хороши и прекрасны. Мы не жадны, нтъ, но од накоже подавайте намъ денегъ, больше, больше, какъ можно больше де негъ, и вы увидите какъ великодушно, съ какимъ презрнiемъ къ презрнному металлу мы разбросаемъ ихъ въ одну ночь въ безудерж номъ кутеж. А не дадутъ намъ денегъ, такъ мы покажемъ какъ мы ихъ сумемъ достать, когда намъ очень того захочется. Но объ этомъ посл, будемъ слдить по порядку. Прежде всего предъ нами бдный забро шенный мальчикъ, "на заднемъ двор безъ сапожекъ", какъ выразился давеча нашъ почтенный и уважаемый согражданинъ, увы, происхожденiя иностраннаго! Еще разъ повторю, Ч никому не уступлю защиту подсудимаго! Я обвинитель, я и защитникъ. Да-съ, и мы люди, и мы человки, и мы съумемъ взвсить то какъ могутъ повлiять на ха рактеръ первыя впечатлнiя дтства и роднаго гнздышка. Но вотъ мальчикъ уже юноша, уже молодой человкъ, офицеръ;
за буйные по ступки и за вызовъ на поединокъ ссылаютъ его въ одинъ изъ отдален ныхъ пограничныхъ городковъ нашей благодатной Россiи. Тамъ онъ служитъ, тамъ и кутитъ, и конечно Ч большому кораблю большое и плаванiе. Намъ надо средствъ-съ, средствъ прежде всего, и вотъ, посл долгихъ споровъ, поршено у него съ отцомъ на послднихъ шести ты сячахъ рубляхъ и ихъ ему высылаютъ. Замтьте, онъ выдалъ документъ и существуетъ письмо его, въ которомъ онъ отъ остальнаго почти отре кается и этими шестью тысячами препиранiе съ отцомъ по наслдству оканчиваетъ. Тутъ происходитъ его встрча съ молодою, высокаго ха рактера и развитiя двушкой. О, я не смю повторять подробностей, вы ихъ только что слышали: тутъ честь, тутъ самопожертвованiе, и я умол каю. Образъ молодаго человка, легкомысленнаго и развратнаго, но склонившагося предъ истиннымъ благородствомъ, предъ высшею идеей, мелькнулъ передъ нами чрезвычайно симпатично. Но вдругъ посл того, въ этой же самой зал суда послдовала совсмъ неожиданно и оборот ная сторона медали. Опять-таки не смю пускаться въ догадки и удер жусь анализировать Ч почему такъ послдовало. Но однако были же причины Ч почему такъ послдовало. Эта же самая особа, вся въ сле захъ негодованiя, долго таившагося, объявляетъ намъ что онъ же, онъ же первый и презиралъ ее за ея неосторожный, безудержный, можетъ быть, порывъ, но все же возвышенный, все же великодушный. У него же, у жениха этой двушки, и промелькнула прежде всхъ та насмшливая улыбка которую она лишь отъ него одного не могла снести. Зная что онъ уже измнилъ ей (измнилъ въ убжденiи что она уже все должна впредь сносить отъ него, даже измну его), зная это, она нарочно пред лагаетъ ему три тысячи рублей и ясно, слишкомъ ясно даетъ ему при этомъ понять что предлагаетъ ему деньги на измну ей же: "Что жь, примешь или нтъ, будешь ли столь циниченъ", говоритъ она ему молча своимъ судящимъ и испытующимъ взглядомъ. Онъ глядитъ на нее, по нимаетъ ея мысли совершенно (онъ вдь самъ сознался здсь при васъ что онъ все понималъ) и безусловно присвояетъ себ эти три тысячи и прокучиваетъ ихъ въ два дня съ своею новою возлюбленной! Чему же врить? Первой ли легенд Ч порыву ли высокаго благородства, от дающаго послднiя средства для жизни и преклоняющагося предъ добродтелью, или оборотной сторон медали, столь отвратительной?
Обыкновенно въ жизни бываетъ такъ что при двухъ противоположно стяхъ правду надо искать по средин;
въ настоящемъ случа это бук вально не такъ. Вроятне всего что въ первомъ случа онъ былъ ис кренно благороденъ, а во второмъ случа также искренно низокъ. По чему? А вотъ именно потому что мы натуры широкiя, Карамазовскiя, Ч я вдь къ тому и веду, Ч способныя вмщать всевозможныя противопо ложности и разомъ созерцать об бездны, бездну надъ нами, бездну высшихъ идеаловъ, и бездну подъ нами, бездну самаго низшаго и зло воннаго паденiя. Вспомните блестящую мысль высказанную давеча мо лодымъ наблюдателемъ, глубоко и близко созерцавшимъ всю семью Ка рамазовыхъ, г. Ракитинымъ: "Ощущенiе низости паденiя также необхо димо этимъ разнузданнымъ, безудержнымъ натурамъ, какъ и ощущенiе высшаго благородства" Ч и это правда: именно имъ нужна эта неестест венная смсь постоянно и беспрерывно. Дв бездны, дв бездны, госпо да, въ одинъ и тотъ же моментъ, Ч безъ того мы несчастны и неудовле творены, существованiе наше не полно. Мы широки, широки какъ вся наша матушка Россiя, мы все вмстимъ и со всмъ уживемся! Кстати, господа присяжные засдатели, мы коснулись теперь этихъ трехъ ты сячъ рублей, и я позволю себ нсколько забжать впередъ. Вообразите только что онъ, этотъ характеръ, получивъ тогда эти деньги, да еще та кимъ образомъ, чрезъ такой стыдъ, чрезъ такой позоръ, чрезъ послдней степени униженiе, Ч вообразите только что онъ въ тотъ же день возмогъ будто бы опредлить изъ нихъ половину, зашить въ ладон ку и цлый мсяцъ потомъ имть твердость носить ихъ у себя на ше, несмотря на вс соблазны и чрезвычайныя нужды! Ни въ пьяномъ кутеж по трактирамъ, ни тогда когда ему пришлось летть изъ города доставать Богъ знаетъ у кого деньги, необходимйшiя ему, чтобъ увезть свою возлюбленную отъ соблазновъ соперника отца своего, Ч онъ не осмливается притронуться къ этой ладонк. Да хоть именно для того только чтобы не оставлять свою возлюбленную на соблазны старика, къ которому онъ такъ ревновалъ, онъ долженъ бы былъ распечатать свою ладонку и остаться дома неотступнымъ сторожемъ своей возлюбленной, ожидая той минуты когда она скажетъ ему наконецъ: "Я твоя", чтобъ летть съ нею куда-нибудь подальше изъ теперешней роковой обстанов ки. Но нтъ, онъ не касается своего талисмана и подъ какимъ же пред логомъ? Первоначальный предлогъ, мы сказали, былъ именно тотъ что когда ему скажутъ: "я твоя, вези меня куда хочешь", Ч то было бы на что увезти. Но этотъ первый предлогъ, по собственнымъ словамъ подсу димаго, поблднлъ передъ вторымъ. Поколь дескать я ношу на себ эти деньги Ч "я подлецъ, но не воръ", ибо всегда могу пойти къ оскорб ленной мною невст и, выложивъ предъ нею эту половину всей обман но присвоенной отъ нея суммы, всегда могу ей сказать: "Видишь, я про кутилъ половину твоихъ денегъ и доказалъ тмъ что я слабый и без нравственный человкъ и, если хочешь, подлецъ (я выражаюсь языкомъ самаго подсудимаго), Ч но, хоть и подлецъ, а не воръ, ибо еслибы былъ воромъ, то не принесъ бы теб этой половины оставшихся денегъ, а присвоилъ бы и ее какъ и первую половину". Удивительное объясненiе факта! Этотъ самый бшеный, но слабый человкъ, не могшiй отказать ся отъ соблазна принять три тысячи рублей при такомъ позор, Ч этотъ самый человкъ ощущаетъ вдругъ въ себ такую стоическую твердость и носитъ на своей ше тысячи рублей, не смя до нихъ дотронуться! Со образно ли это хоть сколько-нибудь съ разбираемымъ нами характе ромъ? Нтъ, и я позволю себ вамъ разсказать, какъ бы поступилъ въ такомъ случа настоящiй Дмитрiй Карамазовъ, еслибы даже и въ са момъ дл ршился зашить свои деньги въ ладонку. При первомъ же соблазн, Ч ну хоть чтобъ опять чмъ потшить ту же новую возлюб ленную съ которой уже прокутилъ первую половину этихъ же денегъ, онъ бы расшилъ свою ладонку и отдлилъ отъ нея, Ч ну положимъ на первый случай хоть только сто рублей, Ч ибо къ чему де непремнно относить половину, то-есть полторы тысячи, довольно и тысячи четы рехсотъ рублей;
Ч вдь все то же выйдетъ: "подлецъ дескать, а не воръ, потому что все же хоть тысячу четыреста рублей да принесъ назадъ, а воръ бы вс взялъ и ничего не принесъ". Затмъ еще черезъ нсколько времени опять расшилъ бы ладонку и опять вынулъ уже вторую сотню, затмъ третью, затмъ четвертую, и не дале какъ къ концу мсяца вы нулъ бы наконецъ предпослднюю сотню: дескать и одну сотню принесу назадъ все то же вдь выйдетъ: подлецъ, а не воръ. Двадцать девять со тенъ прокутилъ, а все же одну возвратилъ, воръ бы и ту не возвратилъ".
И наконецъ уже, прокутивъ эту предпослднюю сотню, посмотрлъ бы на послднюю и сказалъ бы себ: "А вдь и впрямь не стоитъ относить одну сотню, Ч давай и ту прокучу!" Вотъ какъ бы поступилъ настоящiй Дмитрiй Карамазовъ, какого мы знаемъ! Легенда же объ ладонк Ч это такое противорчiе съ дйствительностью, какого боле и представить нельзя. Можно предположить все, а не это. Но мы къ этому еще вернем ся".
Обозначивъ въ порядк все что извстно было судебному слдствiю объ имущественныхъ спорахъ и семейныхъ отношенiяхъ отца съ сыномъ и еще, и еще разъ выведя заключенiе что по извстнымъ даннымъ нтъ ни малйшей возможности опредлить въ этомъ вопрос о длеж наслдства кто кого обсчиталъ или кто на кого насчиталъ, Ипполитъ Кирилловичъ по поводу этихъ трехъ тысячъ рублей, засвшихъ въ ум Мити какъ неподвижная идея, упомянулъ объ медицинской экспертиз.
VII.
Обзоръ историческiй.
"Экспертиза медиковъ стремилась доказать намъ что подсудимый не въ своемъ ум и маньякъ. Я утверждаю что онъ именно въ своемъ ум, но что это-то и всего хуже: былъ бы не въ своемъ, то оказался бы мо жетъ-быть гораздо умне. Что же до того что онъ маньякъ, то съ этимъ я бы и согласился, но именно въ одномъ только пункт, Ч въ томъ са момъ на который и экспертиза указывала, именно во взгляд подсудима го на эти три тысячи, будто бы недоплаченныя ему отцомъ. Тмъ не мене, можетъ-быть, можно найти несравненно ближайшую точку зрнiя чтобъ объяснить это всегдашнее изступленiе подсудимаго по по воду этихъ денегъ, чмъ наклонность его къ помшательству. Съ своей стороны я вполн согласенъ съ мннiемъ молодаго врача, находившаго что подсудимый пользуется и пользовался полными и нормальными ум ственными способностями, а былъ лишь раздраженъ и озлобленъ. Вотъ въ этомъ и дло: не въ трехъ тысячахъ, не въ сумм собственно заклю чался предметъ постояннаго и изступленнаго озлобленiя подсудимаго, а въ томъ что была тутъ особая причина, возбуждавшая его гнвъ. При чина эта Ч ревность!" Здсь Ипполитъ Кирилловичъ пространно развернулъ всю картину роковой страсти подсудимаго къ Грушеньк. Началъ онъ съ самаго того момента когда подсудимый отправился къ "молодой особ" чтобъ "из бить ее", Ч выражаясь его собственными словами, пояснилъ Ипполитъ Кирилловичъ, Ч но вмсто того чтобъ избить, остался у ногъ ея, Ч вотъ начало этой любви. Въ то же время бросаетъ взглядъ на ту же осо бу и старикъ, отецъ подсудимаго, Ч совпаденiе удивительное и роковое, ибо оба сердца зажглись вдругъ, въ одно время, хотя прежде и тотъ и другой знали же и встрчали эту особу, Ч и зажглись эти оба сердца самою безудержною, самою Карамазовскою страстью. Тутъ мы имемъ ея собственное признанiе: "Я, говоритъ она, смялась надъ тмъ и дру гимъ". Да, ей захотлось вдругъ посмяться надъ тмъ и другимъ;
пре жде не хотлось, а тутъ вдругъ влетло ей въ умъ это намренiе, Ч и кончилось тмъ что оба пали передъ ней побжденные. Старикъ, поклонявшiйся деньгамъ какъ Богу, тотчасъ же приготовилъ три тысячи рублей лишь за то только чтобъ она постила его обитель, но вскор до веденъ былъ и до того что за счастье почелъ бы положить къ ногамъ ея свое имя и все свое состоянiе, лишь бы согласилась стать законною суп ругой его. На это мы имемъ свидтельства твердыя. Что же до подсу димаго, то трагедiя его очевидна, она предъ нами. Но такова была "иг ра" молодой особы. Несчастному молодому человку обольстительница не подавала даже и надежды, ибо надежда, настоящая надежда была ему подана лишь только въ самый послднiй моментъ, когда онъ, стоя пе редъ своею мучительницей на колняхъ, простиралъ къ ней уже обаг ренныя кровью своего отца и соперника руки: въ этомъ именно положенiи онъ и былъ арестованъ. "Меня, меня вмст съ нимъ въ ка торгу пошлите, я его до того довела, я больше всхъ виновата"! воскли цала эта женщина сама, уже въ искреннемъ раскаянiи, въ минуту его ареста. Талантливый молодой человкъ, взявшiй на себя описать на стоящее дло, Ч все тотъ же г. Ракитинъ, о которомъ я уже упоминалъ, Ч въ нсколькихъ сжатыхъ и характерныхъ фразахъ опредляетъ ха рактеръ этой героини: "Раннее разочарованiе, раннiй обманъ и паденiе, измна обольстителя-жениха ее бросившаго, затмъ бдность, проклятiе честной семьи и наконецъ покровительство одного богатаго старика, ко тораго она впрочемъ сама считаетъ и теперь своимъ благодтелемъ. Въ молодомъ сердц, можетъ-быть заключавшемъ въ себ много хорошаго, затаился гнвъ еще слишкомъ съ ранней поры. Образовался характеръ разчетливый, копящiй капиталъ. Образовалась насмшливость мсти тельность обществу". Посл этой характеристики понятно что она могла смяться надъ тмъ и другимъ единственно для игры, для злобной игры.
И вотъ въ этотъ мсяцъ безнадежной любви, нравственныхъ паденiй, измны своей невст, присвоенiя чужихъ денегъ, ввренныхъ его чес ти, Ч подсудимый кром того доходитъ почти до изступленiя, до бшенства, отъ безпрерывной ревности, и къ кому же, къ своему отцу! И главное, безумный старикъ сманиваетъ и прельщаетъ предметъ его страсти Ч этими же самыми тремя тысячами, которыя сынъ его счита етъ своими родовыми, наслдствомъ матери, въ которыхъ укоряетъ отца.
Да, я согласенъ, это было тяжело перенести! Тутъ могла явиться даже и манiя. Не въ деньгахъ было дло, а въ томъ что этими же деньгами съ такимъ омерзительнымъ цинизмомъ разбивалось счастье его!" Затмъ Ипполитъ Кирилловичъ перешелъ къ тому, какъ посте пенно зарождалась въ подсудимомъ мысль отцеубiйства и прослдилъ ее по фактамъ.
"Сначала мы только кричимъ по трактирамъ, Ч весь этотъ мсяцъ кричимъ. О, мы любимъ жить на людяхъ и тотчасъ же сообщать этимъ людямъ вс, даже самыя инфернальныя и опасныя наши идеи, мы лю бимъ длиться съ людьми, и, неизвстно почему, тутъ же, сейчасъ же и требуемъ, чтобъ эти люди тотчасъ же отвчали намъ полнйшею симпатiей, входили во вс наши заботы и тревоги, намъ поддакивали и нраву нашему не препятствовали. Не то мы озлимся и разнесемъ весь трактиръ. (Слдовалъ анекдотъ о штабсъ-капитан Снегирев.) Видвшiе и слышавшiе подсудимаго въ этотъ мсяцъ почувствовали на конецъ что тутъ уже могутъ быть не одни крики и угрозы отцу, но что при такомъ изступленiи угрозы пожалуй перейдутъ и въ дло. (Тутъ прокуроръ описалъ семейную встрчу въ монастыр, разговоры съ Алешей и безобразную сцену насилiя въ дом отца, когда подсудимый ворвался къ нему посл обда.) Не думаю настойчиво утверждать, про должалъ Ипполитъ Кирилловичъ, что до этой сцены подсудимый уже обдуманно и преднамренно положилъ покончить съ отцомъ своимъ убiйствомъ его. Тмъ не мене идея эта уже нсколько разъ предстояла ему и онъ обдуманно созерцалъ ее Ч на это мы имемъ факты, свидтелей и собственное сознанiе его. Признаюсь, господа присяжные засдатели, присовокупилъ Ипполитъ Кирилловичъ, я даже до сегодня колебался оставить за подсудимымъ полное и сознательное преднамренiе напрашивавшагося къ нему преступленiя. Я твердо былъ убжденъ что душа его уже многократно созерцала роковой моментъ впереди, но лишь созерцала, представляла его себ лишь въ возможно сти, но еще не опредляла ни срока исполненiя, ни обстоятельствъ. Но я колебался лишь до сегодня, до этого роковаго документа, представлен наго сегодня суду гжею Верховцевой. Вы сами, слышали, господа, ея восклицанiе: "Это планъ, это программа убiйства"! Ч вотъ какъ опредляла она несчастное "пьяное" письмо несчастнаго подсудимаго. И дйствительно, за письмомъ этимъ все значенiе программы и преднамренiя. Оно написано за двое сутокъ до преступленiя, Ч и, та кимъ образомъ, намъ твердо теперь извстно что, за двое сутокъ до исполненiя своего страшнаго замысла, подсудимый съ клятвою объяв лялъ что если не достанетъ завтра денегъ, то убьетъ отца, съ тмъ что бы взять у него деньги изъ-подъ подушки "въ пакет съ красною лен точкой, только бы ухалъ Иванъ". Слышите: "только-бы ухалъ Иванъ", Ч тутъ стало-быть уже все обдумано, обстоятельства взвшены, Ч и что же: все потомъ и исполнено какъ по писаному! Преднамренность и обдуманность несомннны, преступленiе должно было совершиться съ цлью грабежа, это прямо объявлено, это написано и подписано. Подсу димый отъ своей подписи не отрицается. Скажутъ: это писалъ пьяный.
Но это ничего не уменьшаетъ и тмъ важне: въ пьяномъ вид напи салъ то что задумалъ въ трезвомъ. Не было бы задумано въ трезвомъ, не написалось бы въ пьяномъ. Скажутъ пожалуй: къ чему же онъ кричалъ о своемъ намренiи по трактирамъ? Кто на такое дло ршается преднамренно, тотъ молчитъ и таитъ про себя. Правда, но кричалъ онъ тогда когда еще не было плановъ и преднамренiя, а лишь стояло одно желанiе, созрвало лишь стремленiе. Потомъ онъ объ этомъ уже меньше кричитъ. Въ тотъ вечеръ когда было написано это письмо, на пившись въ трактир Столичный Городъ, онъ, противъ обыкновенiя, былъ молчаливъ, не игралъ на биллiард, сидлъ въ сторон, ни съ кмъ не говорилъ и лишь согналъ съ мста одного здшняго купеческа го прикащика, но это уже почти безсознательно, по привычк къ ссор, безъ которой, войдя въ трактиръ, онъ уже не могъ обойтись. Правда, вмст съ окончательнымъ ршенiемъ подсудимому должно же было придти въ голову опасенiе что онъ слишкомъ много накричалъ по городу предварительно и что это можетъ весьма послужить къ его уличенiю и его обвиненiю когда онъ исполнитъ задуманное. Но ужь что же длать, фактъ огласки былъ совершонъ, его не воротишь и, наконецъ, вывозила же прежде кривая, вывезетъ и теперь. Мы на звзду свою надялись, господа! Я долженъ къ тому же признаться что онъ много сдлалъ чтобъ обойти роковую минуту, что онъ употребилъ весьма много усилiй чтобъ избжать кроваваго исхода. "Буду завтра просить три тысячи у всхъ людей, какъ пишетъ онъ своимъ своеобразнымъ языкомъ, а не да дутъ люди, то прольется кровь". Опять-таки въ пьяномъ вид написано и опять-таки въ трезвомъ вид какъ по писаному исполнено!" Тутъ Ипполитъ Кирилловичъ приступилъ къ подробному описанiю всхъ старанiй Мити добыть себ деньги чтобъ избжать преступленiя.
Онъ описалъ его похожденiя у Самсонова, путешествiе къ Лягавому Ч все по документамъ. "Измученный, осмянный, голодный, продавшiй ча сы на это путешествiе (имя однако на себ полторы тысячи рублей Ч и будто, о будто!), мучаясь ревностью по оставленному въ город предме ту любви, подозрвая что она безъ него уйдетъ къ едору Павловичу, онъ возвращается наконецъ въ городъ. Слава Богу! Она у едора Пав ловича не была. Онъ же самъ ее и провожаетъ къ ея покровителю Сам сонову. (Странное дло, къ Самсонову мы не ревнивы и это весьма ха рактерная психологическая особенность въ этомъ дл!) Затмъ стре мится на наблюдательный постъ "на задахъ" и тамъ Ч и тамъ узнаетъ что Смердяковъ въ падучей, что другой слуга болнъ Ч поле чисто, а "знаки" въ рукахъ его Ч какой соблазнъ! Тмъ не мене онъ все-таки сопротивляется;
онъ идетъ къ высокоуважаемой всми нами временной здшней жительниц гж Хохлаковой. Давно уже сострадающая его судьб, эта дама предлагаетъ ему благоразумнйшiй изъ совтовъ: бро сить весь этотъ кутежъ, эту безобразную любовь, эти праздношатанiя по трактирамъ, безплодную трату молодыхъ силъ и отправиться въ Сибирь на золотые прiиски: "тамъ исходъ вашимъ бушующимъ силамъ, вашему романическому характеру, жаждущему приключенiй". Описавъ исходъ бесды и тотъ моментъ когда подсудимый вдругъ получилъ извстiе о томъ, что Грушенька совсмъ не была у Самсонова, описавъ мгновенное изступленiе несчастнаго, измученнаго нервами ревниваго человка при мысли что она именно обманула его и теперь у него, едора Павловича, Ипполитъ Кирилловичъ заключилъ, обращая вниманiе на роковое значенiе случая: успй ему сказать служанка что возлюбленная его въ Мокромъ, съ "прежнимъ" и "безспорнымъ" Ч ничего бы и не было. Но она опшала отъ страха, заклялась-забожилась, и, если подсудимый не убилъ ее тутъ же, то это потому что сломя голову пустился за своей измнницей. Но замтьте: какъ ни былъ онъ вн себя, а захватилъ таки съ собою мдный пестикъ. Зачмъ именно пестикъ, зачмъ не другое какое оружiе? Но, если мы уже цлый мсяцъ созерцали эту картину и къ ней приготовлялись, то чуть мелькнуло намъ что то въ вид оружiя, мы и схватываемъ его какъ оружiе. А о томъ что какой-нибудь предметъ въ этомъ род можетъ послужить оружiемъ, Ч это мы уже цлый мсяцъ представляли себ. Потому-то такъ мгновенно и безспорно и признали его за оружiе! А потому все же не безсознательно, все же не невольно схватилъ онъ этотъ роковой пестикъ. И вотъ онъ въ отцов скомъ саду Ч поле чисто, свидтелей нтъ, глубокая ночь, мракъ и рев ность. Подозрнiе что она здсь, съ нимъ, съ соперникомъ его, въ его объятiяхъ, и, можетъ-быть, смется надъ нимъ въ эту минуту захваты ваетъ ему духъ. Да и не подозрнiе только, Ч какiя ужь теперь подозрнiя, обманъ явенъ, очевиденъ: она тутъ, вотъ въ этой комнат откуда свтъ, она у него тамъ за ширмами, Ч и вотъ несчастный под крадывается къ окну, почтительно въ него заглядываетъ, благонравно смиряется и благоразумно уходитъ, поскоре вонъ отъ бды, чтобы чего не произошло, опаснаго и безнравственнаго Ч и насъ въ этомъ хотятъ уврить, насъ, знающихъ характеръ подсудимаго, понимающихъ въ ка комъ онъ былъ состоянiи духа, въ состоянiи намъ извстномъ по фак тамъ, а главное обладая знаками которыми тотчасъ же могъ отпереть домъ и войти!" Здсь по поводу "знаковъ" Ипполитъ Кирилловичъ оста вилъ на время свое обвиненiе и нашелъ необходимымъ распространиться о Смердяков, съ тмъ чтобъ ужь совершенно исчерпать весь этотъ вводный эпизодъ о подозрнiи Смердякова въ убiйств и покончить съ этою мыслiю разъ на всегда. Сдлалъ онъ это весьма обстоятельно, и вс поняли что несмотря на все выказываемое имъ презрнiе къ этому предположенiю, онъ все-таки считалъ его весьма важнымъ.
VIII.
Трактатъ о Смердяков.
"Вопервыхъ, откуда взялась возможность подобнаго подозрнiя?" Ч началъ съ этого вопроса Ипполитъ Кирилловичъ. Первый, крикнувшiй что убилъ Смердяковъ, былъ самъ подсудимый въ минуту своего ареста, и однако не представившiй съ самаго перваго крика сво его и до самой сей минуты суда ни единаго факта въ подтвержденiе сво его обвиненiя, Ч и не только факта, но даже сколько-нибудь сообразна го съ человческимъ смысломъ намека на какой-нибудь фактъ. Затмъ подтверждаютъ обвиненiе это только три лица: оба брата подсудимаго и гжа Свтлова. Но старшiй братъ подсудимаго объявилъ свое подозрнiе только сегодня, въ болзни, въ припадк безспорнаго умоизступленiя и горячки, а прежде, во вс два мсяца, какъ намъ положительно это извстно, совершенно раздлялъ убжденiе о виновности своего брата, даже не искалъ возражать противъ этой идеи. Но мы этимъ займемся особенно еще потомъ. Затмъ младшiй братъ подсудимаго намъ объяв ляетъ давеча самъ что фактовъ въ подтвержденiе своей мысли о винов ности Смердякова не иметъ никакихъ, ни малйшихъ, а заключаетъ такъ лишь со словъ самого подсудимаго и "по выраженiю его лица" Ч да, это колоссальное доказательство было дважды произнесено давеча его братомъ. Гжа же Свтлова выразилась даже, можетъ-быть, и еще колоссальне: "Что подсудимый вамъ скажетъ тому и врьте, не таковъ человкъ чтобы солгалъ." Вотъ вс фактическiя доказательства на Смердякова отъ этихъ трехъ лицъ, слишкомъ заинтересованныхъ въ судьб подсудимаго. И между тмъ обвиненiе на Смердякова ходило и держалось, и держится, Ч можно этому поврить, можно это предста вить?" Тутъ Ипполитъ Кирилловичъ нашелъ нужнымъ слегка очертить характеръ покойнаго Смердякова, "прекратившаго жизнь свою въ припадк болзненнаго умоизступленiя и помшательства". Онъ пред ставилъ его человкомъ слабоумнымъ, съ зачаткомъ нкотораго смутна го образованiя, сбитаго съ толку философскими идеями не подъ силу его уму и испугавшагося иныхъ современныхъ ученiй о долг и обязанности, широко преподанныхъ ему Ч практически-безшабашною жизнiю покой наго его барина, а можетъ-быть и отца, едора Павловича, а теоретиче ски Ч разными странными философскими разговорами съ старшимъ сы номъ барина, Иваномъ едоровичемъ, охотно позволявшимъ себ это развлеченiе, вроятно отъ скуки, или отъ потребности насмшки, не нашедшей лучшаго приложенiя. "Онъ мн самъ разказывалъ о своемъ душевномъ ссстоянiи въ послднiе дни своего пребыванiя въ дом своего барина, Ч пояснилъ Ипполитъ Кирилловичъ, Ч но свидтельствуютъ о томъ же и другiе: самъ подсудимый, братъ его и даже слуга Григорiй, т. е. вс т которые должны были знать его весьма близко. Кром того, удрученный падучею болзнiю, Смердяковъ былъ "трусливъ какъ кури ца". "Онъ падалъ мн въ ноги и цловалъ мои ноги", сообщалъ намъ самъ подсудимый въ ту минуту когда еще не сознавалъ нкоторой для себя невыгоды въ такомъ сообщенiи, Ч "это курица въ падучей болзни", выразился онъ про него своимъ характернымъ языкомъ. И вотъ его-то подсудимый (о чемъ и самъ свидтельствуетъ) выбираетъ въ свои довренные и запугиваетъ настолько что тотъ соглашается нако нецъ служить ему шпiономъ и переносчикомъ. Въ этомъ качеств до машняго соглядатая онъ измняетъ своему барину, сообщаетъ подсуди мому и о существованiи пакета съ деньгами, и про знаки по которымъ можно проникнуть къ барину, Ч да и какъ бы онъ могъ не сообщить!
"Убьютъ-съ, видлъ прямо что убьютъ меня-съ", говорилъ онъ на слдствiи, трясясь и трепеща даже передъ нами, несмотря на то что запугавшiй его мучитель былъ уже самъ тогда подъ арестомъ и не могъ уже придти наказать его. "Подозрвали меня всякую минуту-съ, самъ въ страх и трепет, чтобы только ихъ гнвъ утолить, спшилъ сооб щать имъ всякую тайну-съ, чтобы тмъ самымъ невинность мою передъ ними видть могли-съ, и живаго на покаянiе отпустили-съ". Вотъ собст венныя слова его, я ихъ записалъ и запомнилъ: "Какъ закричитъ бывало на меня, я такъ на колнки передъ ними и паду". Будучи высокочест нымъ отъ природы своей молодымъ человкомъ и войдя тмъ въ довренность своего барина, отличившаго въ немъ эту честность, когда тотъ возвратилъ ему потерянныя имъ деньги, несчастный Смердяковъ, надо думать, страшно мучился раскаянiемъ въ измн своему барину, котораго любилъ какъ своего благодтеля. Сильно страдающiе отъ па дучей болзни, по свидтельству глубочайшихъ психiатровъ, всегда на клонны къ безпрерывному и конечно болзненному самообвиненiю. Они мучаются отъ своей "виновности" въ чемъ-то и передъ кмъ-то, мучают ся угрызенiями совсти, часто, даже безо всякаго основанiя, преувели чиваютъ и даже сами выдумываютъ на себя разныя вины и преступленiя.
И вотъ подобный-то субъектъ становится дйствительно виновнымъ и преступнымъ отъ страху и отъ запугиванiя. Кром того, онъ сильно предчувствовалъ что изъ слагающихся на глазахъ его обстоятельствъ можетъ выйти нчто недоброе. Когда старшiй сынъ едора Павловича, Иванъ едоровичъ, передъ самою катастрофой узжалъ въ Москву, Смердяковъ умолялъ его остаться, не смя однакоже, по трусливому обычаю своему, высказать ему вс опасенiя свои въ вид ясномъ и кате горическомъ. Онъ лишь удовольствовался намеками, но намековъ не по няли. Надо замтить что въ Иван едорович онъ видлъ какъ бы свою защиту, какъ бы гарантiю въ томъ что пока тотъ дома, то не слу чится бды. Вспомните выраженiе въ "пьяномъ" письм Дмитрiя Кара мазова: "убью старика если только удетъ Иванъ", стало-быть присутствiе Ивана едоровича казалось всмъ какъ бы гарантiей тиши ны и порядка въ дом. И вотъ онъ-то и узжаетъ, а Смердяковъ тотчасъ же, почти черезъ часъ по отъзд молодаго барина, упадаетъ въ паду чей болзни. Но это совершенно понятно. Здсь надо упомянуть что, удрученный страхами и своего рода отчаянiемъ, Смердяковъ въ послднiе дни особенно ощущалъ въ себ возможность приближенiя припадковъ падучей, которая и прежде всегда случалась съ нимъ въ ми нуты нравственнаго напряженiя и потрясенiя. День и часъ этихъ при падковъ угадать конечно нельзя, но расположенiе къ припадку каждый эпилептикъ ощутить въ себ можетъ заране. Такъ говоритъ медицина.
И вотъ только что съзжаетъ со двора Иванъ едоровичъ какъ Смердя ковъ, подъ впечатлнiемъ своего такъ сказать сиротства и своей безза щитности, идетъ за домашнимъ дломъ въ погребъ, спускается внизъ по стниц и думаетъ: "будетъ или не будетъ припадокъ, а что коль сей часъ придетъ?" Ч И вотъ именно отъ этого настроенiя, отъ этой мни тельности, отъ этихъ вопросовъ и схватываетъ его горловая спазма, все гда предшествующая падучей, и онъ летитъ стремглавъ безъ сознанiя на дно погреба. И вотъ, въ этой самой естественной случайности, ухищря ются видть какое-то подозрнiе, какое-то указанiе, какой-то намекъ на то что онъ нарочно притворился больнымъ! Но если нарочно, то являет ся тотчасъ вопросъ: для чего же? Изъ какого разчета, съ какою же цлью? Я уже не говорю про медицину;
наука дескать жетъ, наука ошибается, доктора не сумли отличить истины отъ притворства, Ч пусть, пусть, но отвтьте же мн однако на вопросъ: для чего ему было притворяться? Не для того ли чтобы, замысливъ убiйство, обратить на себя случившимся припадкомъ заране и поскоре вниманiе въ дом?
Видите-ли, господа присяжные засдатели, въ дом едора Павловича, въ ночь преступленiя было и перебывало пять человкъ: вопервыхъ, самъ едоръ Павловичъ, Ч но вдь не онъ же убилъ себя, это ясно;
во вторыхъ, слуга его Григорiй, но вдь того самого чуть не убили, Ч вътретьихъ, жена Григорiя, служанка Мара Игнатьева, Ч но предста вить ее убiйцей своего барина просто стыдно. Остаются стало-быть на виду два человка: подсудимый и Смердяковъ. Но такъ какъ подсуди мый увряетъ что убилъ не онъ, то стало-быть долженъ былъ убить Смердяковъ, другаго выхода нтъ, ибо никого другаго нельзя найти, никакого другаго убiйцы не подберешь. Вотъ, вотъ стало-быть откуда произошло это "хитрое" и колоссальное обвиненiе на несчастнаго, вчера покончившаго съ собой, идiота! Именно только по тому одному что дру гаго некого подобрать! Будь хоть тнь, хоть подозрнiе на кого другаго, на какое-нибудь шестое лицо, то я убжденъ что даже самъ подсудимый постыдился бы показать тогда на Смердякова, а показалъ бы на это шестое лицо, ибо обвинять Смердякова въ этомъ убiйств есть совер шенный абсурдъ.
Господа, оставимъ психологiю, оставимъ медицину, оставимъ даже самую логику, обратимся лишь къ фактамъ, къ однимъ только фактамъ и посмотримъ что скажутъ намъ факты. Убилъ Смердяковъ, но какъ?
Одинъ или въ сообществ съ подсудимымъ? Разсмотримъ сперва первый случай, то-есть что Смердяковъ убиваетъ одинъ. Конечно, если убилъ, то для чего же нибудь, изъ какой-нибудь выгоды. Но, не имя ни тни мотивовъ къ убiйству изъ такихъ какiе имлъ подсудимый, то-есть не нависти, ревности и проч., и проч., Смердяковъ безъ сомннiя могъ убить только лишь изъ-за денегъ, чтобы присвоить себ именно эти три тысячи, которыя самъ же видлъ какъ баринъ его укладывалъ въ пакетъ.
И вотъ, замысливъ убiйство, онъ заране сообщаетъ другому лицу, Ч и къ тому же въ высочайшей степени заинтересованному лицу, именно подсудимому, Ч вс обстоятельства о деньгахъ и знакахъ: гд лежитъ пакетъ, что именно на пакет написано, чмъ онъ обернутъ, а главное, главное сообщаетъ про эти "знаки", которыми къ барину можно пройти.
Что жь, онъ прямо, чтобы выдать себя, это длаетъ? Или чтобы найти себ соперника, который пожалуй и самъ пожелаетъ войти и прiобрсть пакетъ? Да, скажутъ мн, но вдь онъ сообщилъ отъ страху. Но какже это? Человкъ, не смигнувшiй задумать такое безстрашное и зврское дло и потомъ исполнить его, Ч сообщаетъ такiя извстiя, которыя зна етъ только онъ въ цломъ мiр, и о которыхъ, еслибы только онъ о нихъ умолчалъ, никто и не догадался бы никогда въ цломъ мiр. Нтъ, ужь какъ бы ни былъ трусливъ человкъ, а ужь если такое дло задумалъ, то ни за что бы не сказалъ никому по крайней мр про пакетъ и про знаки, ибо это значило бы впередъ всего себя выдать. Что-нибудь выдумалъ бы нарочно, что-нибудь налгалъ бы другое, если ужь отъ него непремнно требовали извстiй, а ужь объ этомъ бы умолчалъ. Напротивъ, повторяю это, еслибъ онъ промолчалъ хоть только о деньгахъ, а потомъ убилъ и присвоилъ эти деньги себ, то никто бы никогда въ цломъ мiр не могъ обвинить его по крайней мр въ убiйств для грабежа, ибо денегъ этихъ вдь никто кром него не видалъ, никто не зналъ что он сущест вуютъ въ дом. Еслибы даже и обвинили его, то непремнно сочли бы что онъ изъ другаго какого-нибудь мотива убилъ. Но такъ какъ моти вовъ этихъ за нимъ никто предварительно не примтилъ, а вс видли, напротивъ, что онъ бариномъ любимъ, почтенъ бариновою довренностью, то конечно бы его послдняго и заподозрили, а заподоз рили бы прежде всего такого, который бы имлъ эти мотивы, кто самъ кричалъ что иметъ эти мотивы, кто ихъ не скрывалъ, передъ всми об наруживалъ, однимъ словомъ заподозрили бы сына убитаго, Дмитрiя едоровича. Смердяковъ бы убилъ и ограбилъ, а сына бы обвинили, Ч вдь Смердякову убiйц ужь конечно было бы это выгодно? Ну такъ вотъ этому-то сыну Дмитрiю, Смердяковъ, замысливъ убiйство, и сооб щаетъ впередъ про деньги, про пакетъ и про знаки, Ч какъ это логично, какъ это ясно!
Приходитъ день замышленнаго Смердяковымъ убiйства, и вотъ онъ летитъ съ ногъ, притворившись, въ припадк падучей болзни, для че го? Ужь конечно для того чтобы, вопервыхъ, слуга Григорiй, замыслившiй свое ченiе и, видя что совершенно некому стеречь домъ, можетъ-быть отложилъ бы свое ченiе и слъ караулить. Вовторыхъ, конечно для того чтобы самъ баринъ, видя что его никто не караулитъ и страшно опасаясь прихода сына, чего не скрывалъ, усугубилъ свою недоврчивость и свою осторожность. Наконецъ, и главное, конечно для того чтобъ его, Смердякова, разбитаго припадкомъ, тотчасъ же перене сли изъ кухни, гд онъ всегда отдльно ото-всхъ ночевалъ и гд имлъ свой особенный входъ и выходъ, въ другой конецъ флигеля, въ комнатку Григорiя, къ нимъ обоимъ за перегородку, въ трехъ шагахъ отъ ихъ собственной постели, какъ всегда это бывало, съ поконъ вка, чуть только его разбивала падучая, по распоряженiямъ барина и сердоболь ной Мары Игнатьевны. Тамъ, лежа за перегородкой, онъ вроятне всего чтобъ врне изобразиться больнымъ начнетъ конечно стонать, то-есть будить ихъ всю ночь Ч (какъ и было по показанiю Григорiя и жены его), Ч и все это, все это для того чтобъ тмъ удобне вдругъ встать и потомъ убить барина!
Но скажутъ мн, можетъ-быть онъ именно притворился чтобы на него, какъ на больнаго, не подумали, а подсудимому сообщилъ про день ги и про знаки именно для того чтобы тотъ соблазнился и самъ пришелъ, и убилъ, и когда, видите ли, тотъ, убивъ, уйдетъ и унесетъ деньги, и при этомъ пожалуй нашумитъ, нагремитъ, разбудитъ свидтелей, то тогда, видите ли, встанетъ и Смердяковъ, и пойдетъ, Ч ну, что же длать, пойдетъ? А вотъ именно пойдетъ въ другой разъ убить барина и въ дру гой разъ унести уже унесенныя деньги. Господа, вы сметесь? Мн са мому стыдно длать такiя предположенiя, а между тмъ, представьте себ это, именно вдь подсудимый это самое и утверждаетъ: посл меня дескать, когда я уже вышелъ изъ дому, поваливъ Григорiя и надлавъ тревоги, онъ всталъ, пошелъ, убилъ и ограбилъ. Ужь я и не говорю про то какъ бы могъ Смердяковъ разчитать это все заране и все предузнать какъ по пальцамъ, то-есть что раздраженный и бшеный сынъ придетъ единственно для того только чтобы почтительно заглянуть въ окно и, обладая знаками, отретироваться, оставивъ ему, Смердякову, всю добы чу! Господа, я серiозно ставлю вопросъ: гд тотъ моментъ когда Смер дяковъ совершилъ свое преступленiе? Укажите этотъ моментъ, ибо безъ этого нельзя обвинять.
А можетъ-быть падучая была настоящая. Больной вдругъ очнулся, услыхалъ крикъ, вышелъ, Ч ну и что же? Посмотрлъ да и сказалъ себ: дай пойду убью барина? А почему онъ узналъ что тутъ было, что тутъ происходило, вдь онъ до сихъ поръ лежалъ въ безпамятств? А впрочемъ, господа, есть предлъ и фантазiямъ.
Такъ-съ, скажутъ тонкiе люди, а ну какъ оба были въ согласiи, а ну какъ это они оба вмст убили и денежки подлили, ну тогда какже?
Да, дйствительно подозрнiе важное, и вопервыхъ Ч тотчасъ же колоссальныя улики, его подтверждающiя: одинъ убиваетъ и беретъ вс труды на себя, а другой сообщникъ лежитъ на боку, притворившись въ падучей, Ч именно для того чтобы предварительно возбудить во всхъ подозрнiе, тревогу въ барин, тревогу въ Григорiи. Любопытно изъ какихъ мотивовъ оба сообщника могли бы выдумать именно такой сумашедшiй планъ? Но можетъ-быть это было вовсе не активное сооб щество со стороны Смердякова, а такъ сказать пассивное и страдальче ское: можетъ быть запуганный Смердяковъ согласился лишь не сопро тивляться убiйству и, предчувствуя что его же вдь обвинятъ что онъ далъ убить барина, не кричалъ, не сопротивлялся, Ч заране выгово рилъ себ у Дмитрiя Карамазова позволенiе пролежать это время какъ бы въ падучей, "а ты тамъ убивай себ какъ угодно, моя изба съ краю".
Но если и такъ, то такъ какъ и опять-таки эта падучая должна была произвести въ дом переполохъ, предвидя это, Дмитрiй Карамазовъ ужь никакъ не могъ бы согласиться на такой уговоръ. Но я уступаю, пусть онъ согласился;
такъ-вдь все-таки вышло бы тогда что Дмитрiй Кара мазовъ Ч убiйца, прямой убiйца и зачинщикъ, а Смердяковъ лишь пас сивный участникъ, да и не участникъ даже, а лишь попуститель отъ страха и противъ воли, вдь судъ-то это бы уже непремнно могъ раз личить, и вотъ, что же мы видимъ? Только что арестовали подсудимаго, какъ онъ мигомъ сваливаетъ все на одного Смердякова и его одного об виняетъ. Не въ сообщничеств съ собой обвиняетъ, а его одного: одинъ дескать, онъ это сдлалъ, онъ убилъ и ограбилъ, его рукъ дло! Ну что это за сообщники которые тотчасъ же начинаютъ говорить одинъ на другаго, Ч да этого никогда не бываетъ. И замтьте какой рискъ для Карамазова: онъ главный убiйца, а тотъ неглавный, тотъ только попус титель и пролежалъ за перегородкой, и вотъ онъ сваливаетъ на лежача го. Такъ вдь тотъ, лежачiй-то могъ разсердиться, и изъ-за одного только самосохраненiя поскоре объявить правду истинную: оба дескать участвовали, только я не убивалъ, а лишь дозволилъ и попустилъ, отъ страху. Вдь онъ же, Смердяковъ, могъ понять, что судъ тотчасъ бы различилъ степень его виновности, а стало-быть могъ и разчитать что если его и накажутъ, то несравненно ничтожне чмъ того, главнаго убiйцу, желающаго все свалить на него. Но тогда стало-быть ужь по невол сдлалъ бы признанiе. Этого мы однакоже не видали. Смердя ковъ и не заикнулся о сообщничеств, несмотря на то что убiйца твердо обвинялъ его и все время указывалъ на него, какъ на убiйцу единствен наго. Мало того: Смердяковъ же и открылъ слдствiю что о пакет съ деньгами и о знакахъ сообщилъ подсудимому онъ самъ, и что безъ него тотъ и не узналъ бы ничего. Еслибъ онъ былъ дйствительно въ сообщничеств и виновенъ, сообщилъ ли бы онъ такъ легко объ этомъ слдствiю, т.-е. что это все онъ самъ сообщилъ подсудимому? Напротивъ, сталъ бы запираться и ужь непремнно искажать факты и уменьшать ихъ. Но онъ не искажалъ и не уменьшалъ. Такъ можетъ длать только невинный, не боящiйся что его обвинятъ въ сообщничеств. И вотъ онъ, въ припадк болзненной меланхолiи отъ своей падучей и отъ всей этой разразившейся катастрофы, вчера повсился. Повсившись, оставилъ записку, писанную своеобразнымъ слогомъ: "Истребляю себя своею во лей и охотой чтобы никого не винить." Ну чтобъ ему прибавить въ записк: убiйца я, а не Карамазовъ. Но этого онъ не прибавилъ: на одно совсти хватило, а на другое нтъ?
И что же: давеча сюда, въ судъ, приносятъ деньги, три тысячи руб лей, Ч "т самыя дескать которыя лежали вотъ въ этомъ самомъ пакет, что на стол съ вещественными доказательствами, получилъ дескать вчера отъ Смердякова." Но вы, господа присяжные засдатели, сами помните грустную давешнюю картину. Я не возобновлю подробностей, однакоже позволю себ сдлать лишь два-три соображенiя, выбирая изъ самыхъ незначительнйшихъ, Ч именно потому что он незначительны, а стало-быть не всякому придутъ въ голову и забудутся. Во-первыхъ, и опять-таки: отъ угрызенiя совсти Смердяковъ вчера отдалъ деньги и самъ повсился. (Ибо безъ угрызенiй совсти онъ бы денегъ не отдалъ.) И ужь конечно только вчера вечеромъ въ первый разъ признался Ивану Карамазову въ своемъ преступленiи, какъ объявилъ и самъ Иванъ Ка рамазовъ, иначе зачмъ бы онъ молчалъ до сихъ поръ? Итакъ, онъ при знался, почему же, опять повторю это, въ предсмертной записк не объ явилъ намъ всей правды, зная что завтра же для безвиннаго подсудима го страшный судъ? Одн деньги вдь не доказательство. Мн, напримръ, и еще двумъ лицамъ въ этой зал совершенно случайно сталъ извстенъ, еще недлю назадъ, одинъ фактъ, именно что Иванъ едоровичъ Карамазовъ посылалъ въ губернскiй городъ для размна два пятипроцентные билета по пяти тысячъ каждый, всего стало быть на десять тысячъ. Я только къ тому что деньги у всхъ могутъ случиться къ данному сроку и что, принеся три тысячи, нельзя доказать непремнно что это вотъ т самыя деньги, вотъ именно изъ того самаго ящика или пакета. Наконецъ, Иванъ Карамазовъ, получивъ вчера такое важное сообщенiе отъ настоящаго убiйцы, пребываетъ въ поко. Но по чему бы ему не заявить объ этомъ тотчасъ же? Почему онъ отложилъ все до утра? Полагаю что имю право догадываться почему: уже недлю какъ разстроенный въ своемъ здоровь, самъ признававшiйся доктору и близкимъ своимъ что видитъ виднiя, что встрчаетъ уже умершихъ лю дей;
наканун блой горячки, которая сегодня именно и поразила его, онъ, внезапно узнавъ о кончин Смердякова, вдругъ составляетъ себ слдующее разсужденiе: "Человкъ мертвъ, на него сказать можно, а брата спасу. Деньги же есть у меня: возьму пачку и скажу что Смердя ковъ предъ смертью мн отдалъ." Вы скажете, это нечестно, хоть на мертваго, но нечестно же гать, даже и для спасенiя брата? Такъ, ну а что если онъ солгалъ безсознательно, если онъ самъ вообразилъ что такъ и было, именно окончательно пораженный въ разсудк своемъ извстiемъ объ этой внезапной смерти лакея? Вы вдь видли давеш нюю сцену, видли въ какомъ положенiи былъ этотъ человкъ. Онъ сто ялъ на ногахъ и говорилъ, но гд былъ умъ его? За давешнимъ показанiемъ горячешнаго послдовалъ документъ, письмо подсудимаго къ гж Верховцевой, писанное имъ за два дня до совершенiя преступленiя, съ подробною программой преступленiя впередъ. Ну такъ чего же мы ищемъ программу и ея составителей? Точь въ точь по этой программ и совершилось, и совершилось ни кмъ другимъ, какъ ея со ставителемъ. Да, господа присяжные засдатели, "совершилось какъ по писаному!" И вовсе, вовсе мы не бжали почтительно и боязливо отъ от цова окошка, да еще въ твердой увренности что у того теперь наша возлюбленная. Нтъ, это нелпо и неправдоподобно. Онъ вошелъ и Ч покончилъ дло. Вроятно онъ убилъ въ раздраженiи, разгорвшись злобой, только что взглянулъ на своего ненавистника и соперника, но убивъ, что сдлалъ можетъ-быть однимъ разомъ, однимъ взмахомъ руки, вооруженной мднымъ пестомъ и убдившись затмъ уже посл под робнаго обыска что ея тутъ нтъ, онъ, однакоже не забылъ засунуть ру ку подъ подушку и достать конвертъ съ деньгами, разорванная обложка котораго лежитъ теперь здсь на стол съ вещественными доказатель ствами. Я говорю къ тому чтобы вы замтили одно обстоятельство, по моему прехарактерное. Будь это опытный убiйца и именно убiйца съ цлью одного грабежа, Ч ну оставилъ ли бы онъ обложку конверта на полу, въ томъ вид какъ нашли ее подл трупа? Ну будь это, напримръ, Смердяковъ, убивающiий для грабежа, Ч да онъ бы просто унесъ весь пакетъ съ собой, вовсе не трудясь распечатывать надъ тру помъ жертвы своей;
такъ какъ зналъ наврно что въ пакет есть деньги, Ч вдь при немъ же ихъ вкладывали и запечатывали, Ч а вдь унеси онъ пакетъ совсмъ и тогда становится неизвстнымъ существовало ли ограбленiе? Я васъ спрашиваю, господа присяжные, поступилъ ли бы такъ Смердяковъ, оставилъ ли бы онъ конвертъ на полу? Нтъ, именно такъ долженъ былъ поступить убiйца изступленный, уже плохо разсуждающiй, убiйца не воръ и никогда ничего до тхъ поръ не укравшiй, да и теперь-то вырвавшiй изъ-подъ постели деньги не какъ воръ укравшiй, а какъ свою же вещь у вора укравшаго унесшiй, Ч ибо таковы именно были идеи Дмитрiя Карамазова объ этихъ трехъ тыся чахъ, дошедшiя въ немъ до манiи. И вотъ, захвативъ пакетъ, котораго онъ прежде никогда не видалъ, онъ и рветъ обложку чтобъ удостовриться, есть-ли деньги, затмъ бжитъ съ деньгами въ карман, даже и подумать забывъ что оставляетъ на полу колоссальнйшее на себя обвиненiе въ вид разорванной обложки. Все потому что Карама зовъ, а не Смердяковъ, не подумалъ, не сообразилъ, да и гд ему! Онъ убгаетъ, онъ слышитъ вопль настигающаго его слуги, слуга хватаетъ его, останавливаетъ и падаетъ, пораженный мднымъ пестомъ. Подсу димый соскакиваетъ къ нему внизъ изъ жалости. Представьте, онъ вдругъ увряетъ насъ что онъ соскочилъ тогда къ нему внизъ изъ жало сти, изъ состраданiя чтобы посмотрть не можетъ-ли ему чмъ помочь.
Ну такова-ли эта минута чтобы выказать подобное состраданiе? Нтъ, онъ соскочилъ именно для того чтобъ убдиться: живъ ли единственный свидтель его злодянiя? Всякое другое чувство, всякiй другой мотивъ были бы неестественны! Замтьте, онъ надъ Григорiемъ трудится, обти раетъ ему платкомъ голову и, убдясь что онъ мертвъ, какъ потерянный, весь въ крови, прибгаетъ опять туда, въ домъ своей возлюбленной Ч какже не подумалъ онъ что онъ весь въ крови и что его тотчасъ изобли чатъ? Но подсудимый самъ увряетъ насъ что онъ даже и вниманiя не обратилъ что весь въ крови;
это допустить можно, это очень возможно, это всегда бываетъ въ такiя минуты съ преступниками. На одно Ч адскiй разчетъ, а на другое не хватаетъ соображенiя. Но онъ думалъ въ ту минуту лишь о томъ гд она. Ему надо было поскоре узнать гд она, и вотъ онъ прибгаетъ въ ея квартиру и узнаетъ неожиданное и колоссальнйшее для себя извстiе: она ухала въ Мокрое со своимъ "прежнимъ", "безспорнымъ!" IX.
Психологiя на всхъ парахъ. Скачущая тройка.
Финалъ рчи прокурора.
Дойдя до этого момента въ своей рчи Ипполитъ Кирилловичъ, очевидно избравшiй строго историческiй методъ изложенiя, къ которому очень любятъ прибгать вс нервные ораторы, ищущiе нарочно строго поставленныхъ рамокъ чтобы сдерживать собственное нетерпливое увлеченiе, Ч Ипполитъ Кирилловичъ особенно распространился о "прежнемъ" и "безспорномъ" и высказалъ на эту тему нсколько въ сво емъ род занимательныхъ мыслей. Карамазовъ, ревновавшiй ко всмъ до бшенства, вдругъ и разомъ какъ бы падаетъ и исчезаетъ передъ "прежнимъ" и "безспорнымъ". И тмъ боле это странно что прежде онъ совсмъ почти и не обращалъ вниманiя на эту новую для себя опасность, грядущую въ лиц неожиданнаго для него соперника. Но онъ все пред ставлялъ себ что это еще такъ далеко, а Карамазовъ всегда живетъ лишь настоящею минутой. Вроятно онъ считалъ его даже фикцiей. Но мигомъ понявъ больнымъ сердцемъ своимъ что можетъ-быть потому-то эта женщина и скрывала этого новаго соперника, потому-то и обманы вала его давеча что этотъ вновь прилетвшiй соперникъ былъ слишкомъ для нея не фантазiей и не фикцiей, а составлялъ для нея все, все ея упованiе въ жизни, Ч мигомъ понявъ это, онъ смирился. Что же, госпо да присяжные, я не могу обойти умолчанiемъ эту внезапную черту въ душ подсудимаго, который бы, казалось, ни за что не способенъ былъ проявить ее, высказалась вдругъ неумолимая потребность правды, уваженiя къ женщин, признанiя правъ ея сердца, и когда же Ч въ тотъ моментъ, когда изъ за нея же онъ обагрилъ свои руки кровью отца своего! Правда и то что и пролитая кровь уже закричала въ эту минуту объ отмщенiи, ибо онъ, погубившiй душу свою и всю земную судьбу свою, онъ невольно долженъ былъ почувствовать и спросить себя въ то мгновенiе: "Что значитъ онъ и что можетъ онъ значить теперь для нея, для этого любимаго имъ больше души своей существа, въ сравненiи съ этимъ "прежнимъ" и "безспорнымъ", покаявшимся и воротившимся къ этой, когда-то погубленной имъ женщин, съ новой любовью, съ предложенiями честными, съ обтомъ возрожденной и уже счастливой жизни. А онъ, несчастный, что дастъ онъ ей теперь, что ей предло житъ? Карамазовъ все это понялъ, понялъ что преступленiе его заперло ему вс дороги и что онъ лишь приговоренный къ казни преступникъ, а не человкъ которому жить! Эта мысль его раздавила и уничтожила. И вотъ онъ мгновенно останавливается на одномъ изступленномъ план, который, при характер Карамазова, не могъ не представиться ему какъ единственнымъ и фатальнымъ исходомъ изъ страшнаго его положенiя.
Этотъ исходъ Ч самоубiйство. Онъ бжитъ за своими заложенными чи новнику Перхотину пистолетами и въ то же время дорогой, на бгу, вы хватываетъ изъ кармана вс свои деньги, изъ-за которыхъ только-что забрызгалъ руки свои отцовскою кровью. О! деньги теперь ему нужне всего: умираетъ Карамазовъ, застрливается Карамазовъ и это будутъ помнить! Не даромъ же мы поэтъ, не даромъ же мы прожигали нашу жизнь какъ свчку съ обоихъ концовъ. "Къ ней, къ ней, Ч и тамъ о!
тамъ я задаю пиръ на весь мiръ, такой, какого еще не бывало, чтобы помнили и долго разказывали. Среди дикихъ криковъ, безумныхъ цы ганскихъ псенъ и плясокъ, мы подымемъ заздравный бокалъ и поздра вимъ обожаемую женщину съ ея новымъ счастьемъ, а затмъ Ч тутъ же, у ногъ ея, размозжимъ передъ нею нашъ черепъ и казнимъ нашу жизнь?
Вспомнитъ когда-нибудь Митю Карамазова, увидитъ какъ любилъ ее Митя, пожалетъ Митю!" Много картинности, романическаго изступленiя, дикаго Карамазовскаго безудержу и чувствительности, Ч ну и еще чего-то другаго, господа присяжные, чего-то что кричитъ въ душ, стучитъ въ ум неустанно и отравляетъ его сердце до смерти, Ч это что-то Ч это совсть, господа присяжные, это судъ ея, это страш ныя ея угрызенiя! Но пистолетъ все помиритъ, пистолетъ единственный выходъ и нтъ другаго, а тамъ Ч я не знаю, думалъ ли въ ту минуту Карамазовъ "что будетъ тамъ", и можетъ ли Карамазовъ по Гамлетовски думать о томъ что тамъ будетъ? Нтъ, господа присяжные, у тхъ Гамлеты, а у насъ еще пока Карамазовы!" Тутъ Ипполитъ Кирилловичъ развернулъ подробнйшую картину сборовъ Мити, сцену у Перхотина, въ лавк, съ ямщиками. Онъ привелъ массу словъ, изреченiй, жестовъ, все подтвержденныхъ свидтелями, Ч и картина страшно повлiяла на убжденiе слушателей. Главное повлiяла совокупность фактовъ. Виновность этого изступленно мятущагося и уже не берегущаго себя человка выставилась неотразимо.
Нечего уже ему было беречь себя, говорилъ Ипполитъ Кирилловичъ, Ч два-три раза онъ чуть-чуть было не сознался вполн, почти намекалъ и только разв не договаривалъ, (здсь слдовали показанiя свидтелей).
Даже ямщику въ дорог крикнулъ: "Знаешь ли что ты убiйцу везешь!" Но договаривать все-таки ему нельзя было: надо было попасть сперва въ село Мокрое и уже тамъ закончить поэму. Но что же однако ожидаетъ несчастнаго? Дло въ томъ что почти съ первыхъ же минуть въ Мок ромъ онъ видитъ и наконецъ постигаетъ совершенно что "безспорный" соперникъ его вовсе можетъ-быть ужь не такъ безспоренъ и что поздравленiй съ новымъ счастьемъ и заздравнаго бокала отъ него не хо тятъ и не принимаютъ. Но вы уже знаете факты, господа присяжные, по судебному слдствiю. Торжество Карамазова надъ соперникомъ оказа лось неоспоримымъ и тутъ Ч о, тутъ начался совсмъ уже новый фа зисъ въ его душ, и даже самый страшный фазисъ изо всхъ какiе пе режила и еще переживетъ когда-либо эта душа! Положительно можно признать, господа присяжные, воскликнулъ Ипполитъ Кирилловичъ, что поруганная природа и преступное сердце Ч сами за себя мстители полне всякаго земнаго правосудiя! Мало того: правосудiе и земная казнь даже облегчаютъ казнь природы, даже необходимы душ преступ ника въ эти моменты какъ спасенiе ея отъ отчаянiя, ибо я и представить себ не могу того ужаса и тхъ нравственныхъ страданiй Карамазова когда онъ узналъ что она его любитъ, что для него отвергаетъ своего прежняго и безспорнаго, что его, его, "Митю," зоветъ съ собою въ об новленную жизнь, общаетъ ему счастье, и это когда же? Когда уже все для него покончено и когда уже ничего невозможно! Кстати сдлаю вскользь одну весьма важную для насъ замтку для поясненiя настоя щей сущности тогдашняго положенiя подсудимаго: эта женщина, эта любовь его до самой этой послдней минуты, до самаго даже мига ареста, пребывала для него существомъ недоступнымъ, страстно желаемымъ, но недостижимымъ. Но почему, почему онъ не застрлился тогда же, поче му оставилъ принятое намренiе и даже забылъ гд лежитъ его писто летъ? А вотъ именно эта страстная жажда любви и надежда ее тогда же, тутъ же утолить и удержали его. Въ чаду пира онъ приковался къ своей возлюбленной, тоже вмст съ нимъ пирующей, прелестной и обольсти тельной для него боле чмъ когда-либо, Ч онъ не отходитъ отъ нея, любуется ею, исчезаетъ предъ нею. Эта страстная жажда даже могла на мигъ подавить не только страхъ ареста, но и самыя угрызенiя совсти.
На мигъ, о! только на мигъ. Я представляю себ тогдашнее состоянiе души преступника въ безспорномъ рабскомъ подчиненiи тремъ элемен тамъ, подавившимъ ее совершенно: вопервыхъ, пьяное состоянiе, чадъ и гамъ, топотъ пляски, визгъ псенъ, и она, она, раскраснвшаяся отъ вина, поющая и пляшущая, пьяная и смющаяся ему! Вовторыхъ, обод ряющая отдаленная мечта о томъ что роковая развязка еще далеко по крайней мр не близко, Ч разв на другой только день, лишь на утро придутъ и возьмутъ его. Стало, было нсколько часовъ, это много, ужасно много! Въ нсколько часовъ можно много придумать. Я пред ставляю себ что съ нимъ было нчто похожее на то когда преступника везутъ на смертную казнь, на вислицу: еще надо прохать длинную длинную улицу, да еще шагомъ, мимо тысячъ народа, затмъ будетъ по воротъ въ другую улицу и въ конц только этой другой улицы страшная площадь! Мн именно кажется что въ начал шествiя осужденный, сидя на позорной своей колесниц, долженъ именно чувствовать что предъ нимъ еще безконечная жизнь. Но вотъ однакоже уходятъ дома, колесни ца все подвигается, Ч о, это ничего, до поворота во вторую улицу еще такъ далеко, и вотъ онъ все еще бодро смотритъ направо и налво и на эти тысячи безучастно любопытныхъ людей, приковавшихся къ нему взглядами, и ему все еще мерещится что онъ такой же, какъ и они, человкъ. Но вотъ уже и поворотъ въ другую улицу, о! это ничего, ни чего, еще цлая улица. И сколько бы ни уходило домовъ, онъ все будетъ думать: "Еще осталось много домовъ". Итакъ до самаго конца, до самой площади. Такъ, представляю себ, было тогда и съ Карамазовымъ. "Еще тамъ не успли, думаетъ онъ, еще можно что-нибудь подыскать, о, еще будетъ время сочинить планъ защиты, сообразить отпоръ, а теперь, те перь, Ч теперь она такъ прелестна"! Смутно и страшно въ душ его, но онъ успваетъ однакоже отложить отъ своихъ денегъ половину и гд-то ихъ спрятать, Ч иначе я не могу объяснить себ куда могла исчезнуть цлая половина этихъ трехъ тысячъ, только что взятыхъ имъ у отца изъ-подъ подушки. Онъ въ Мокромъ уже не разъ, онъ тамъ уже кутилъ двое сутокъ. Этотъ старый, большой деревянный домъ ему извстенъ, со всми сараями, галлереями. Я именно предполагаю что часть денегъ скрылась тогда же, и именно въ этомъ дом, не задолго предъ арестомъ, въ какую-нибудь щель, въ расщелину, подъ какую-нибудь половину, гд-нибудь въ углу, подъ кровлей Ч для чего? Какъ для чего? Катаст рофа можетъ совершиться сейчасъ, конечно мы еще не обдумали какъ ее встртить, да и некогда намъ, да и стучитъ у насъ въ голов, да и къ ней-то тянетъ, ну а деньги, Ч деньги во всякомъ положенiи необходи мы! Человкъ съ деньгами везд человкъ. Можетъ-быть такая разчет ливость въ такую минуту вамъ покажется неестественною? Но вдь увряетъ же онъ самъ что еще за мсяцъ предъ тмъ, въ одинъ тоже самый тревожный и роковой для него моментъ, онъ отдлилъ отъ трехъ тысячъ половину и зашилъ себ въ ладонку, и если конечно это не прав да, что и докажемъ сейчасъ, то все же эта идея Карамазову знакомая, онъ ее созерцалъ. Мало того, когда онъ уврялъ потомъ слдователя что отдлилъ полторы тысячи въ ладонку (которой никогда не бывало), то можетъ-быть и выдумалъ эту ладонку, тутъ же мгновенно, именно потому что два часа предъ тмъ отдлилъ половину денегъ и спряталъ куда-нибудь тамъ въ Мокромъ, на всякiй случай, до утра, только чтобы не хранить на себ, по внезапно представившемуся вдохновенiю. Дв бездны, господа присяжные, вспомните что Карамазовъ можетъ созер цать дв бездны и об разомъ! Въ томъ дом мы искали, но не нашли.
Можетъ эти деньги и теперь еще тамъ, а можетъ и на другой день исчез ли и теперь у подсудимаго. Во всякомъ случа арестовали его подл нея, передъ ней на колняхъ, она лежала на кровати, онъ простиралъ къ ней руки и до того забылъ все въ ту минуту что не разслышалъ и приближенiя арестующихъ. Онъ ничего еще не усплъ приготовить въ ум своемъ для отпора. И онъ, и умъ его были взяты въ расплохъ.
И вотъ онъ предъ своими судьями, предъ ршителями судьбы своей.
Господа присяжные засдатели, бываютъ моменты когда, при нашей обязанности, намъ самимъ становится почти страшно предъ человкомъ, страшно и за человка! Это минуты созерцанiя того животнаго ужаса когда преступникъ уже видитъ что все пропало, но все еще борется, все еще намренъ бороться съ вами. Это минуты когда вс инстинкты самосохраненiя возстаютъ въ немъ разомъ, и онъ, спасая себя, глядитъ на васъ пронизывающимъ взглядомъ, вопрошающимъ и страдающимъ, ловитъ и изучаетъ васъ, ваше лицо, ваши мысли, ждетъ съ котораго бо ку вы ударите, и создаетъ мгновенно въ сотрясающемся ум своемъ ты сячи плановъ, но все-таки боится говорить, боится проговориться! Эти унизительные моменты души человческой, это хожденiе ея по мытарст вамъ, эта животная жажда самоспасенiя Ч ужасны и вызываютъ иногда содраганiе и состраданiе къ преступнику даже въ слдовател! И вотъ мы этому всему были тогда свидтелями. Сначала онъ былъ ошеломленъ, и въ ужас у него вырвалось нсколько словъ, его сильно компрометти рующихъ: "Кровь! Заслужилъ"! Но онъ быстро сдержалъ себя. Что ска зать, какъ отвтить, Ч все это пока еще у него не готово, но готово лишь одно голословное отрицанiе: "Въ смерти отца не виновенъ"! Вотъ пока нашъ заборъ, а тамъ, за заборомъ, мы можетъ-быть еще что и уст роимъ, какую-нибудь баррикаду. Компрометтирующiя первыя воскли цанiя свои онъ спшитъ, предупреждая вопросы наши, объяснить тмъ что считаетъ себя виновнымъ лишь въ смерти слуги Григорiя. "Въ этой крови виновенъ, но кто же убилъ отца, господа, кто убилъ? Кто же могъ убить его если не я?" Слышите это: спрашиваетъ онъ насъ же, насъ же, пришедшихъ къ нему самому съ этимъ самымъ вопросомъ! Слышите вы это забгающее впередъ словечко: "если не я", эту животную хитрость, эту наивность и эту карамазовскую нетерпливость? Не я убилъ и ду мать не могли что я: "Хотлъ убить, господа, хотлъ убить", признается онъ поскоре (спшитъ, о, спшитъ ужасно!), "но все же не повиненъ, не я убилъ"! Онъ уступаетъ намъ что хотлъ убить: видите дескать сами какъ я искрененъ, ну такъ тмъ скоре поврьте что не я убилъ. О, въ этихъ случаяхъ преступникъ становится иногда неимоврно легкомыс ленъ и легковренъ. И вотъ тутъ, совсмъ какъ бы нечаянно, слдствiе вдругъ задало ему самый простодушный вопросъ: "Да не Смердяковъ ли убилъ?" Такъ и случилось чего мы ожидали: Онъ страшно разсердился за то что предупредили его и поймали въ расплохъ, когда онъ еще не усплъ приготовить, выбрать и ухватить тотъ моментъ когда вывести Смердякова будетъ всего вроятне. По натур своей онъ тотчасъ же бросился въ крайность и самъ началъ насъ изо всхъ силъ уврять что Смердяковъ не могъ убить, не способенъ убить. Но не врьте ему, это лишь его хитрость: онъ вовсе, вовсе еще не отказывается отъ Смердяко ва, напротивъ, онъ еще его выставитъ, потому что кого же ему выста вить какъ не его, но онъ сдлаетъ это въ другую минуту, потому что те перь это дло пока испорчено. Онъ выставитъ его только можетъ-быть завтра или даже черезъ нсколько дней, прiискавъ моментъ, въ который самъ же крикнетъ намъ: "Видите, я самъ отрицалъ Смердякова больше чмъ вы, вы сами это помните, но теперь и я убдился: это онъ убилъ, и какже не онъ"! А пока онъ впадаетъ съ нами въ мрачное и раздражи тельное отрицанiе, нетерпнiе и гнвъ подсказываютъ ему однако самое не умлое и неправдоподобное объясненiе о томъ какъ онъ глядлъ отцу въ окно и какъ онъ почтительно отошелъ отъ окна. Главное, онъ еще не знаетъ обстоятельствъ, степени показанiй очнувшагося Григорiя. Мы приступаемъ къ осмотру и обыску. Осмотръ гнвитъ его, но и ободря етъ: всхъ трехъ тысячъ не разыскали, разысканы только полторы. И ужь конечно лишь въ этотъ моментъ гнвливаго молчанiя и отрицанiя вскакиваетъ ему въ голову въ первый разъ въ жизни идея объ ладонк.
Безъ сомннiя онъ чувствуетъ самъ всю невроятность выдумки и му чится, страшно мучится, какъ бы сдлать ее вроятне, такъ сочинить чтобъ ужь вышелъ цлый правдоподобный романъ. Въ этихъ случаяхъ самое первое дло, самая главная задача слдствiя Ч не дать пригото виться, накрыть неожиданно, чтобы преступникъ высказалъ завтныя идеи свои во всемъ выдающемъ ихъ простодушiи, неправдоподобности и противорчiи. Заставить же говорить преступника можно лишь внезап нымъ и какъ бы нечаяннымъ сообщенiемъ ему какого-нибудь новаго факта, какого-нибудь обстоятельства дла, которое по значенiю своему колоссально, но котораго онъ до сихъ поръ ни за что не предполагалъ и никакъ не могъ усмотрть. Этотъ фактъ былъ у насъ на готов, о уже давно на готов: это показанiе очнувшагося слуги Григорiя объ отво ренной двери, изъ которой выбжалъ подсудимый. Про эту дверь онъ совсмъ забылъ, а что Григорiй могъ ее видть и не предполагалъ. Эф фектъ вышелъ колоссальный. Онъ вскочилъ и вдругъ закричалъ намъ:
"Это Смердяковъ убилъ, Смердяковъ!" и вотъ выдалъ свою завтную, свою основную мысль, въ самой неправдоподобной форм ея, ибо Смер дяковъ могъ убить лишь посл того какъ онъ повергъ Григорiя и убжалъ. Когда же мы ему сообщили что Григорiй видлъ отпертую дверь раньше своего паденiя, а выходя изъ своей спальни, слышалъ сто нущаго за перегородкой Смердякова Ч Карамазовъ былъ во истину раздавленъ. Сотрудникъ мой, нашъ почтенный и остроумный Николай Пареновичъ, передавалъ мн потомъ что въ это мгновенiе ему стало его жалко до слезъ. И вотъ въ это-то мгновенiе, чтобъ поправить дло, онъ и спшитъ намъ сообщить объ этой пресловутой ладонк: такъ и быть дескать, услышьте эту повсть! Господа присяжные, я уже выра зилъ вамъ мои мысли, почему считаю всю эту выдумку объ зашитыхъ за мсяцъ передъ тмъ деньгахъ въ ладонку не только нелпицей, но и са мымъ неправдоподобнымъ измышленiемъ, которое только можно было прiискать въ данномъ случа. Еслибъ даже искать на пари: что можно сказать и представить неправдоподобне, Ч то и тогда нельзя бы было выдумать хуже этого. Тутъ главное можно осадить и въ прахъ разбить торжествующаго романиста подробностями, тми самыми подробностями которыми всегда такъ богата дйствительность и которыя всегда, какъ совершенно будто бы незначущая и не нужная мелочь, пренебрегаются этими несчастными и невольными сочинителями и даже никогда не при ходятъ имъ въ голову. О, имъ въ ту минуту не до того, ихъ умъ создаетъ лишь грандiозное цлое, Ч и вотъ смютъ имъ предлагать этакую ме лочь! Но на этомъ-то ихъ и ловятъ! Задаютъ подсудимому вопросъ: Ну, а гд вы изволили взять матерiалъ для вашей ладонки, кто вамъ сшилъ ее? Ч Самъ зашилъ. Ч А полотно гд изволили взять? Подсудимый уже обижается, онъ считаетъ это почти обидною для себя мелочью, и, врите ли искренно, искренно! Но таковы вс они. Я отъ рубашки моей ото рвалъ. Ч Прекрасно-съ. Стало быть въ вашемъ бль мы завтра же отыщемъ эту рубашку съ вырваннымъ изъ нея клочкомъ. И сообразите, господа присяжные, вдь еслибы только мы нашли въ самомъ дл эту рубашку (а какъ бы ее не найти въ его чемодан или комод еслибы та кая рубашка въ самомъ дл существовала), Ч то вдь это ужь фактъ, фактъ осязательный въ пользу справедливости его показанiй! Но этого онъ не можетъ сообразить. Ч Я не помню, можетъ не отъ рубашки, я въ хозяйкинъ чепчикъ зашилъ. Ч Въ какой такой чепчикъ? Ч Я у ней взялъ, у нея валялся, старая коленкоровая дрянь. Ч И вы это твердо помните? Ч Нтъ, твердо не помню.... И сердится, сердится, а между тмъ представьте: какъ бы это не помнить? Въ самыя страшныя минуты человческiя, ну на казнь везутъ, вотъ именно эти-то мелочи и запоми наются. Онъ обо всемъ забудетъ, а какую-нибудь зеленую кровлю мелькнувшую ему по дорог, или галку на крест Ч вотъ это онъ за помнитъ. Вдь онъ зашивая ладонку свою прятался отъ домашнихъ, онъ долженъ былъ помнить какъ унизительно страдалъ онъ отъ страху съ иглой въ рукахъ, чтобы къ нему не вошли и его не накрыли;
какъ при первомъ стук вскакивалъ и бжалъ за перегородку (въ его квартир есть перегородка)... Но, господа присяжные, для чего я вамъ это все со общаю, вс эти подробности, мелочи! воскликнулъ вдругъ Ипполитъ Кирилловичъ. А вотъ именно потому что подсудимый стоитъ упорно на всей этой нелпиц до самой сей минуты! Во вс эти два мсяца, съ той самой роковой для него ночи, онъ ничего не разъяснилъ, ни одного объ яснительнаго реальнаго обстоятельства къ прежнимъ фантастическимъ показанiямъ своимъ не прибавилъ;
все это, дескать, мелочи, а вы врьте на честь! О, мы рады врить, мы жаждемъ врить, хотя бы даже на честь! Что же мы, шакалы жаждущiе крови человческой? Дайте, ука жите намъ хоть одинъ фактъ въ пользу подсудимаго и мы обрадуемся, Ч но фактъ осязательный, реальный, а не заключенiе по выраженiю ли ца подсудимаго роднымъ его братомъ, или указанiе на то что онъ, бiя себя въ грудь, непремнно долженъ былъ на ладонку указывать, да еще въ темнот. Мы обрадуемся новому факту, мы первые откажемся отъ нашего обвиненiя, мы поспшимъ отказаться. Теперь же вопiетъ спра ведливость, и мы настаиваемъ, мы ни отъ чего отказаться не можемъ."
Ипполитъ Кирилловичъ перешелъ тутъ къ финалу. Онъ былъ какъ въ лихорадк, онъ вопiялъ за пролитую кровь, за кровь отца убитаго сы номъ "съ низкою цлью ограбленiя". Онъ твердо указывалъ на трагиче скую и вопiющую совокупность фактовъ. "И что бы вы ни услышали отъ знаменитаго своимъ талантомъ защитника подсудимаго (не удержался Ипполитъ Кирилловичъ), какiя бы ни раздались здсь краснорчивыя и трогательныя слова, бьющiя въ вашу чувствительность, Ч все же вспомните что въ эту минуту вы въ святилищ нашего правосудiя.
Вспомните что вы защитники правды нашей, защитники священной на шей Россiи, ея основъ, ея семьи, ея всего святаго! Да, вы здсь пред ставляете Россiю въ данный моментъ, и не въ одной только этой зал раздастся вашъ приговоръ, а на всю Россiю, и вся Россiя выслушаетъ васъ какъ защитниковъ и судей своихъ и будетъ ободрена или удручена приговоромъ вашимъ. Не мучьте же Россiю и ея ожиданiя, роковая тройка наша несется стремглавъ и можетъ къ погибели. И давно уже въ цлой Россiи простираютъ руки и взываютъ остановить бшеную, без пардонную скачку. И если сторонятся пока еще другiе народы отъ ска чущей сломя голову тройки, то можетъ-быть вовсе не отъ почтенiя къ ней, какъ хотлось поэту, а просто отъ ужаса Ч это замтьте. Отъ ужа са, а можетъ и отъ омерзенiя къ ней, да и то еще хорошо что сторонятся, а пожалуй возьмутъ да и перестанутъ сторониться и станутъ твердою стной передъ стремящимся виднiемъ и сами остановятъ сумашедшую скачку нашей разнузданности, въ видахъ спасенiя себя, просвщенiя и цивилизацiи! Эти тревожные голоса изъ Европы мы уже слышали. Они раздаваться уже начинаютъ. Не соблазняйте же ихъ, не копите ихъ все наростающей ненависти приговоромъ оправдывающимъ убiйство отца роднымъ сыномъ!..."
Однимъ словомъ, Ипполитъ Кирилловичъ хоть и очень увлекся, но кончилъ таки патетически Ч и дйствительно впечатлнiе произведен ное имъ было чрезвычайное. Самъ онъ, окончивъ рчь свою, поспшно вышелъ и, повторяю, почти упалъ въ другой комнат въ обморокъ. Зала не апплодировала, но серiозные люди были довольны. Не такъ довольны были только одн дамы, но все же и имъ понравилось краснорчiе, тмъ боле что за послдствiя он совсмъ не боялись и ждали всего отъ етюковича;
"наконецъ-то онъ заговоритъ и ужь конечно всхъ побдитъ"! Вс поглядывали на Митю;
всю рчь прокурора онъ просидлъ молча, сжавъ руки, стиснувъ зубы, потупившись. Изрдка только подымалъ голову и прислушивался. Особенно когда заговорили о Грушеньк. Когда прокуроръ передавалъ о ней мннiе Ракитина, въ лиц его выразилась презрительная и злобная улыбка и онъ довольно слышно проговорилъ: "Бернары!" Когда же Ипполитъ Кирилловичъ со общалъ о томъ какъ онъ допрашивалъ и мучилъ его въ Мокромъ, Митя поднялъ голову и прислушивался со страшнымъ любопытствомъ. Въ од номъ мст рчи какъ будто хотлъ даже вскочить и что-то крикнуть, но однако осилилъ себя и только презрительно вскинулъ плечами. Про этотъ финалъ рчи, именно про подвиги прокурора въ Мокромъ, при допрос преступника, потомъ у насъ въ обществ говорили и надъ Ип политомъ Кирилловичемъ подсмивались: "Не утерплъ дескать человкъ чтобы не похвастаться своими способностями." Засданiе было прервано, но на очень короткiй срокъ, на четверть часа, много на два дцать минутъ. Въ публик раздавались разговоры и восклицанiя. Я иныя запомнилъ:
Ч Серiозная рчь! нахмуренно замтилъ господинъ въ одной групп.
Ч Психологiи навертлъ ужь много, раздался другой голосъ.
Ч Да, вдь все правда, неотразимая истина!
Ч Да, это онъ мастеръ.
Ч Итогъ подвелъ.
Ч И намъ, и намъ тоже итогъ подвелъ, присоединился третiй го лосъ, Ч въ начал-то рчи, помните, что вс такiе же какъ едоръ Павловичъ?
Ч И въ конц тоже. Только онъ это совралъ.
Ч Да и неясности были.
Ч Увлекся маленько.
Ч Несправедливо, несправедливо-съ.
Ч Ну нтъ, все-таки ловко. Долго ждалъ человкъ, а вотъ и ска залъ, хе-хе!
Ч Что-то защитникъ скажетъ?
Въ другой групп:
Ч А петербургскаго-то онъ напрасно сейчасъ задлъ: "бiющихъ-то на чувствительность" помните?
Ч Да, это онъ неловко.
Ч Поспшилъ.
Ч Нервный человкъ-съ.
Ч Вотъ мы смемся, а каково подсудимому?
Ч Да-съ, Митеньк-то каково?
Ч А вотъ что-то защитникъ скажтъ?
Въ третьей групп:
Ч Это какая такая дама, съ лорнетомъ, толстая, съ краю сидитъ?
Ч Это генеральша одна, разводка, я ее знаю.
Ч То-то, съ лорнетомъ.
Ч Шушера.
Ч Ну нтъ, пикантненькая.
Ч Подл нея черезъ два мста сидитъ блондиночка, та лучше.
Ч А ловко они его тогда въ Мокромъ накрыли, а?
Ч Ловко-то ловко. Опять разказалъ. Вдь онъ про это здсь по домамъ ужь сколько разказывалъ.
Ч И теперь не утерплъ. Самолюбiе.
Ч Обиженный человкъ, хе-хе!
Ч И обидчивый. Да и реторики много, фразы длинныя.
Ч Да и пугаетъ, замтьте, все пугаетъ. Про тройку-то помните?
"Тамъ Гамлеты, а у насъ еще пока Карамазовы!" Это онъ ловко.
Ч Это онъ либерализму подкуривалъ. Боится!
Ч Да и адвоката боится.
Ч Да, что-то скажетъ господинъ етюковичъ?
Ч Ну что бы ни сказалъ, а нашихъ мужичковъ не прошибетъ.
Ч Вы думаете?
Въ четвертой групп:
Ч А про тройку-то вдь у него хорошо, это гд про народы-то.
Ч И вдь правда, помнишь, гд онъ говоритъ что народы не бу дутъ ждать.
Ч А что?
Ч Да въ Англiйскомъ парламент ужь одинъ членъ вставалъ на прошлой недл, по поводу нигилистовъ, и спрашивалъ министерство:
не пора ли ввязаться въ варварскую нацiю чтобы насъ образовать. Ип политъ это про него, я знаю что про него. Онъ на прошлой недл объ этомъ говорилъ.
Ч Далеко куликамъ.
Ч Какимъ куликамъ? Почему далеко?
Ч А мы запремъ Кронштадтъ, да и не дадимъ имъ хлба. Гд они возьмутъ?
Ч А въ Америк? Теперь въ Америк.
Ч Врешь.
Но зазвонилъ колокольчикъ, все бросилось на мста. етюковичъ взошелъ на каедру.
X.
Рчь защитника. Палка о двухъ концахъ.
Все затихло когда раздались первыя слова знаменитаго оратора.
Вся зала впилась въ него глазами. Началъ онъ чрезвычайно прямо, про сто и убжденно, но безъ малйшей заносчивости. Ни малйшей попыт ки на краснорчiе, на патетическiя нотки, на звенящiя чувствомъ сло вечки. Это былъ человкъ заговорившiй въ интимномъ кругу сочувст вующихъ людей. Голосъ у него былъ прекрасный, громкiй и симпатич ный, и даже въ самомъ голос этомъ какъ будто заслышалось уже нчто искреннее и простодушное. Но всмъ тотчасъ же стало понятно что ораторъ можетъ вдругъ подняться до истинно патетическаго, Ч и "уда рить по сердцамъ съ невдомою силой". Говорилъ онъ можетъ-быть неправильне Ипполита Кирилловича, но безъ длинныхъ фразъ и даже точне. Одно не понравилось было дамамъ: онъ все какъ-то изгибался спиной, особенно въ начал рчи, не то что кланяясь, а какъ бы стре мясь и летя къ своимъ слушателямъ, причемъ нагибался именно какъ бы половиной своей длинной спины, какъ будто въ середин этой длинной и тонкой спины его былъ устроенъ такой шалнеръ, такъ что она могла сгибаться чуть не подъ прямымъ угломъ. Въ начал рчи говорилъ какъ-то раскидчиво, какъ будто безъ системы, схватывая факты на раз бивъ, а въ конц-концовъ вышло цлое. Рчь его можно было бы раздлить на дв половины: первая половина Ч это критика, это опроверженiе обвиненiя, иногда злое и саркастическое. Но во второй половин рчи какъ бы вдругъ измнилъ и тонъ и даже прiемъ свой, и разомъ возвысился до патетическаго, а зала какъ будто ждала того и вся затрепетала отъ восторга. Онъ прямо подошелъ къ длу и началъ съ то го что хотя поприще его и въ Петербург, но онъ уже не въ первый разъ посщаетъ города Россiи для защиты подсудимыхъ, но такихъ, въ невинности которыхъ онъ или убжденъ, или предчувствуетъ ее заране. "То же самое произошло со мной и въ настоящемъ случа, объяснилъ онъ. Даже только изъ однхъ первоначальныхъ газетныхъ корреспонденцiй мн уже мелькнуло нчто, чрезвычайно меня поразив шее въ пользу подсудимаго. Однимъ словомъ, меня прежде всего заин тересовалъ нкоторый юридическiй фактъ, хотя и часто повторяющiйся въ судебной практик, но никогда мн кажется въ такой полнот и съ такими характерными особенностями, какъ въ настоящемъ дл. Фактъ этотъ надо бы мн формулировать лишь въ финал моей рчи, когда я закончу мое слово, но однако я выскажу мою мысль и въ самомъ начал, ибо имю слабость приступать прямо къ предмету, не припрятывая эф фектовъ и не экономизируя впечатлнiй. Это можетъ-быть съ моей сто роны неразчетливо, но за то искренно. Эта мысль моя, формула моя Ч слдующая: подавляющая совокупность фактовъ противъ подсудимаго и въ то же время ни одного факта выдерживающаго критику, если раз сматривать его единично, самого по себ! Слдя дале по слухамъ и по газетамъ я утверждался въ моей мысли все боле и боле, и вдругъ я получилъ отъ родныхъ подсудимаго приглашенiе защищать его. Я тот часъ же поспшилъ сюда и здсь уже окончательно убдился. Вотъ что бы разбить эту страшную совокупность фактовъ и выставить недоказан ность и фантастичность каждаго обвиняющаго факта въ отдльности, я и взялся защищать это дло."
Такъ началъ защитникъ и вдругъ возгласилъ:
"Господа присяжные засдатели, я здсь человкъ свжiй. Вс впечатлнiя легли на меня не предвзято. Подсудимый, буйный характе ромъ и разнузданный, не обидлъ меня предварительно, какъ сотню мо жетъ-быть лицъ въ этомъ город, отъ чего многiе и предупреждены про тивъ него заране. Конечно и я сознаюсь что нравственное чувство здшняго общества возбуждено справедливо: подсудимый буенъ и не обузданъ. Въ здшнемъ обществ его однакоже принимали, даже въ семейств высокоталантливаго обвинителя онъ былъ обласканъ. (Nоtа bene. При этихъ словахъ въ публик раздались два-три смшка, хотя и быстро подавленные, но всми замченные. Всмъ у насъ было извстно что прокуроръ допускалъ къ себ Митю противъ воли, потому единст венно что его, почему-то, находила любопытнымъ прокурорша, Ч дама въ высшей степени добродтельная и почтенная, но фантастическая и своенравная и любившая въ нкоторыхъ случаяхъ, преимущественно въ мелочахъ, оппонировать своему супругу. Митя впрочемъ посщалъ ихъ домъ довольно рдко.) Тмъ не мене я осмлюсь допустить, продол жалъ защитникъ, что даже и въ такомъ независимомъ ум и справедли вомъ характер, какъ у моего оппонента, могло составиться противъ моего несчастнаго клiента нкоторое ошибочное предубжденiе. О, это такъ натурально: несчастный слишкомъ заслужилъ чтобы къ нему отно сились даже съ предубжденiемъ. Оскорбленное же нравственное и еще пуще того эстетическое чувство иногда бываетъ неумолимо. Конечно въ высокоталантливой обвинительной рчи мы услышали вс строгiй ана лизъ характера и поступковъ подсудимаго, строгое критическое отноше нiе къ длу, а главное выставлены были такiя психологическiя глубины для объясненiя намъ сути дла что проникновенiе въ эти глубины не могло бы вовсе состояться при сколько-нибудь намренно и злостно предубжденномъ отношенiи къ личности подсудимаго. Но вдь есть вещи которыя даже хуже, даже гибельне въ подобныхъ случаяхъ чмъ самое злостное и преднамренное отношенiе къ длу. Именно, если насъ, напримръ, обуяетъ нкоторая, такъ сказать, художественная игра, по требность художественнаго творчества, такъ сказать, созданiя романа, особенно при богатств психологическихъ даровъ, которыми Богъ одлилъ наши способности. Еще въ Петербург, еще только собираясь сюда, я былъ предваренъ Ч да и самъ зналъ безо всякаго предваренiя что встрчу здсь оппонентомъ глубокаго и тончайшаго психолога, дав но уже заслужившаго этимъ качествомъ своимъ нкоторую особливую славу въ нашемъ молодомъ еще юридическомъ мiр. Но вдь психологiя, господа хоть и глубокая вещь, а все-таки похожа на палку о двухъ кон цахъ (смшокъ въ публик). О, вы конечно простите мн тривiальное сравненiе мое;
я слишкомъ краснорчиво говорить не мастеръ. Но вотъ однакоже примръ Ч беру первый попавшiйся изъ рчи обвинителя.
Подсудимый, ночью, въ саду, убгая перелзаетъ черезъ заборъ и по вергаетъ мднымъ пестомъ вцпившагося въ его ногу лакея. Затмъ тотчасъ же соскакиваетъ обратно въ садъ и цлыхъ пять минутъ хлопо четъ надъ поверженнымъ, стараясь угадать: убилъ онъ его или нтъ? И вотъ обвинитель ни за что не хочетъ поврить въ справедливость показанiя подсудимаго что соскочилъ онъ къ старику Григорiю изъ жа лости. "Нтъ, дескать, можетъ ли быть такая чувствительность въ такую минуту;
это де неестественно, а соскочилъ онъ именно для того чтобъ убдиться: живъ или убитъ единственный свидтель его злодянiя, а стало-быть тмъ и засвидтельствовалъ что онъ совершилъ это злодянiе, такъ какъ не могъ соскочить въ садъ по какому-нибудь дру гому поводу, влеченiю или чувству." Вотъ психологiя;
но возьмемъ ту же самую психологiю и приложимъ ее къ длу, но только съ другаго конца, и выйдетъ совсмъ не мене правдоподобно. Убiйца соскакиваетъ внизъ изъ предосторожности чтобъ убдиться живъ или нтъ свидтель, а ме жду тмъ только что оставилъ въ кабинет убитаго имъ отца своего, по свидтельству самого же обвинителя, колоссальную на себя улику въ вид разорваннаго пакета, на которомъ было написано что въ немъ ле жали три тысячи". Вдь унеси онъ этотъ пакетъ съ собою, то никто бы и не узналъ въ цломъ мiр что былъ и существовалъ пакетъ, а въ немъ деньги, и что стало-быть деньги были ограблены подсудимымъ." Это изрченiе самого обвинителя. Ну такъ на одно, видите ли, не хватило предосторожности, потерялся человкъ, испугался и убжалъ, оставивъ на полу улику, а какъ вотъ минуты дв спустя ударилъ и убилъ другаго человка, то тутъ сейчасъ же является самое безсердечное и разчетли вое чувство предосторожности къ нашимъ услугамъ. Но пусть, пусть это такъ и было: въ томъ-то де и тонкость психологiи что при такихъ об стоятельствахъ я сейчасъ же кровожаденъ и зорокъ, какъ кавказскiй орелъ, а въ слдующую минуту слпъ и робокъ какъ ничтожный кротъ.
Но если ужь я такъ кровожаденъ и жестоко разчетливъ что убивъ со скочилъ лишь для того чтобы посмотрть живъ ли на меня свидтель, или нтъ, то къ чему бы, кажется, возиться надъ этою новою жертвою моей цлыхъ пять минутъ, да еще нажить, пожалуй, новыхъ свидлей?
къ чему мочить платокъ, обтирая кровь съ головы поверженнаго, съ тмъ чтобы платокъ этотъ послужилъ потомъ противъ меня же уликой?
Нтъ, если мы ужь такъ разчетливы и жестокосерды, то не лучше ли бы было соскочивъ просто огорошить поверженнаго слугу тмъ же самымъ пестомъ еще и еще разъ по голов, чтобъ ужь убить его окончательно и, искоренивъ свидтеля, снять съ сердца всякую заботу? И наконецъ я соскакиваю чтобы проврить, живъ или нтъ на меня свидтель, и тутъ же на дорожк оставляю другаго свидтеля, именно этотъ самый пес тикъ, который я захватилъ у двухъ женщинъ и которыя об всегда мо гутъ признать потомъ этотъ пестикъ за свой и засвидтельствовать что это я у нихъ его захватилъ. И не то что забылъ его на дорожк, обро нилъ въ разсянности, въ потерянности: нтъ, мы именно отбросили наше оружiе, потому что нашли его шагахъ въ пятнадцати отъ того мста гд былъ поверженъ Григорiй. Спрашивается, для чего же мы такъ сдлали? А вотъ именно потому и сдлали что намъ горько стало что мы человка убили, стараго слугу, а потому въ досад, съ проклятiемъ, и отбросили пестикъ какъ оружiе убiйства, иначе быть не могло, для чего же его было бросать съ такого размаху? Если же могли почувствовать боль и жалость что человка убили, то конечно ужь по тому что отца не убили: Убивъ отца, не соскочили бы къ другому по верженному изъ жалости, тогда уже было бы иное чувство, не до жало сти бы было тогда, а до самоспасенiя, и это конечно такъ. Напротивъ, повторяю, размозжили бы ему черепъ окончательно, а не возились бы съ нимъ пять минутъ. Явилось мсто жалости и доброму чувству именно потому что была предъ тмъ чиста совсть. Вотъ стало-быть другая ужь психологiя. Я вдь нарочно, господа присяжные, прибгнулъ теперь самъ къ психологiи чтобы наглядно показать что изъ нея можно вывесть все что угодно. Все дло въ какихъ она рукахъ. Психологiя подзываетъ на романъ даже самыхъ серiозныхъ людей, и это совершенно невольно.
Я говорю про излишнюю психологiю, господа присяжные, про нкоторое злоупотребленiе ею."
Здсь опять послышались одобрительные смшки въ публик и все по адресу прокурора. Не буду приводить всей рчи защитника въ под робности, возьму только нкоторыя изъ нея мста, нкоторые главнйшiе пункты.
ХI.
Денегъ не было. Грабежа не было.
Былъ одинъ пунктъ даже всхъ поразившiй въ рчи защитника, Ч а именно полное отрицанiе существованiя этихъ роковыхъ трехъ тысячъ рублей, а стало-быть и возможности ихъ грабежа.
"Господа присяжные засдатели, приступилъ защитникъ, въ на стоящемъ дл всякаго свжаго и непредубжденнаго человка пора жаетъ одна характернйшая особенность, а именно: обвиненiе въ грабеж и въ то же время совершенная невозможность фактически ука зать на то: что именно было ограблено? Ограблены, дескать, деньги, именно три тысячи, Ч а существовали ли он въ самомъ дл, Ч этого никто не знаетъ. Разсудите: вопервыхъ, какъ мы узнали что были три тысячи и кто ихъ видлъ? Видлъ ихъ и указалъ на то что он были уложены въ пакетъ съ надписью одинъ только слуга Смердяковъ. Онъ же сообщилъ о семъ свднiи еще до катастрофы подсудимому и его брату Ивану едоровичу. Дано было тоже знать гж Свтловой. Но вс эти три лица сами этихъ денегъ однако не видали, видлъ опять-таки лишь Смердяковъ, но тутъ самъ собою вопросъ: если и правда что он были и что видлъ ихъ Смердяковъ, то когда онъ ихъ видлъ въ послднiй разъ? А что если баринъ эти деньги изъ-подъ постели вынулъ и опять положилъ въ шкатулку, ему не сказавши? Замтьте, по словамъ Смердякова, деньги лежали подъ постелью, подъ тюфякомъ;
подсудимый долженъ былъ ихъ вырвать изъ-подъ тюфяка, и однакоже постель была ни чуть не помята и объ этомъ старательно записано въ протоколъ.
Какъ могъ подсудимый совсмъ-таки ничего не помять въ постели и вдобавокъ съ окровавленными еще руками не замарать свжйшаго, тонкаго постельнаго блья, которое нарочно на этотъ разъ было по стлано? Но скажутъ намъ: а пакетъ-то на полу? Вотъ объ этомъ-то пакет и стоитъ поговорить. Давеча я былъ даже нсколько удивленъ:
высокоталантливый обвинитель, заговоривъ объ этомъ пакет, вдругъ самъ, Ч слышите, господа, самъ, Ч заявилъ про него въ своей рчи, именно въ томъ мст гд онъ указываетъ на нелпость предположенiя что убилъ Смердяковъ: "Не было бы этого пакета, не останься онъ на полу какъ улика, унеси его грабитель съ собою, то никто бы и не узналъ въ цломъ мiр что былъ пакетъ, а въ немъ деньги и что стало-быть деньги были ограблены подсудимымъ." Итакъ единственно только этотъ разорванный клочекъ бумаги съ надписью, даже по признанiю самого обвинителя, и послужилъ къ обвиненiю подсудимаго въ грабеж, "иначе де не узналъ бы никто что былъ грабежъ, а можетъ-быть что были и деньги." Но неужели одно то что этотъ клочекъ валялся на полу есть доказательство что въ немъ были деньги и что деньги эти ограблены?
"Но, отвчаютъ, вдь видлъ ихъ въ пакет Смердяковъ," но когда, ко гда онъ ихъ видлъ въ послднiй разъ, вотъ объ чемъ я спрашиваю? Я говорилъ съ Смердяковымъ и онъ мн сказалъ что видлъ ихъ за два дня предъ катастрофой! Но почему же я не могу предположить, напримръ, хоть такое обстоятельство что старикъ едоръ Павловичъ, запершись дома, въ нетерпливомъ истерическомъ ожиданiи своей воз любленной вдругъ вздумалъ бы, отъ нечего длать, вынуть пакетъ и его распечатать: "Что, дескать, пакетъ, еще пожалуй и не повритъ, а какъ тридцать-то радужныхъ въ одной пачк ей покажу, не бось сильне подйствуетъ, потекутъ слюнки," Ч и вотъ онъ разрываетъ конвертъ, вынимаетъ деньги, а конвертъ бросаетъ на полъ властной рукой хозяина и ужь конечно не боясь никакой улики. Послушайте, господа присяжные, есть ли что возможне такого предположенiя и такого факта? Почему это невозможно? Но вдь если хоть что нибудь подобное могло имть мсто, то вдь тогда обвиненiе въ грабеж само собою уничтожается: не было денегъ, не было стало-быть и грабежа. Если пакетъ лежалъ на по лу какъ улика что въ немъ были деньги, то почему я не могу утверждать обратное, а именно что пакетъ валялся на полу именно потому что въ немъ уже не было денегъ взятыхъ изъ него предварительно самимъ хо зяиномъ? "Да, но куда жъ въ такомъ случа длись деньги если ихъ вы бралъ изъ пакета самъ едоръ Павловичъ, въ его дом при обыск не нашли?" Вопервыхъ, въ шкатулк у него часть денегъ нашли, а вовто рыхъ, онъ могъ вынуть ихъ еще утромъ, даже еще наканун, распоря диться ими иначе, выдать ихъ, отослать, измнить наконецъ свою мысль, свой планъ дйствiй въ самомъ основанiи и при этомъ совсмъ даже не найдя нужнымъ докладываться объ этомъ предварительно Смердякову?
А вдь если существуетъ хотя бы даже только возможность такого предположенiя, Ч то какже можно столь настойчиво и столь твердо об винять подсудимаго что убiйство совершено имъ для грабежа и что дйствительно существовалъ грабежъ? Вдь мы такимъ образомъ всту паемъ въ область романовъ. Вдь если утверждать что такая-то вещь ограблена, то надобно указать эту вещь или по крайней мр доказать непреложно что она существовала. А ея даже никто и не видалъ. Недав но въ Петербург одинъ молодой человкъ, почти мальчикъ, восемна дцати тъ, мелкiй разнощикъ съ лотка, вошелъ среди бла дня съ то поромъ въ мняльную лавку и съ необычайною, типическою дерзостью убилъ хозяина лавки и унесъ съ собою тысячу пятьсотъ рублей денегъ.
Часовъ черезъ пять онъ былъ арестованъ, на немъ, кром пятнадцати рублей, которые онъ уже усплъ истратить, нашли вс эти полторы ты сячи. Кром того, воротившiйся посл убiйства въ лавку прикащикъ со общилъ полицiи не только объ украденной сумм, но и изъ какихъ именно денегъ она состояла, то-есть сколько было кредитокъ радуж ныхъ, сколько синихъ, сколько красныхъ, сколько золотыхъ монетъ и какихъ именно, и вотъ на арестованномъ убiйц именно такiя же деньги и монеты и найдены. Вдобавокъ ко всему послдовало полное и чисто сердечное признанiе убiйцы въ томъ что онъ убилъ и унесъ съ собою эти самыя деньги. Вотъ это, господа присяжные, я называю уликой! Вотъ тутъ ужь я знаю, вижу, осязаю деньги и не могу сказать что ихъ нтъ или не было. Такъ ли въ настоящемъ случа? А между тмъ вдь дло идетъ о жизни и смерти, о судьб человка. "Такъ, скажутъ, но вдь онъ въ ту же ночь кутилъ, сорилъ деньгами, у него обнаружено полторы тысячи рублей, Ч откуда же онъ взялъ ихъ?" Но вдь именно потому что обнаружено было всего только полторы тысячи, а другой половины суммы ни за что не могли отыскать и обнаружить, именно тмъ и дока зывается что эти деньги могли быть совсмъ не т, совсмъ никогда не бывшiя ни въ какомъ пакет. По разчету времени (и уже строжайшему) дознано и доказано предварительнымъ слдствiемъ что подсудимый, выбжавъ отъ служанокъ къ чиновнику Перхотину, домой не заходилъ, да и ни куда не заходилъ, а затмъ все время былъ на людяхъ, а стало быть не могъ отдлить отъ трехъ тысячъ половины и куда-нибудь спря тать въ город. Вотъ именно это соображенiе и было причиною предположенiя обвинителя что деньги гд-то спрятаны въ расщелин въ сел Мокромъ. Да ужь не въ подвалахъ ли Удольфскаго замка, господа?
Ну не фантастическое ли, не романическое ли это предположенiе. И, замтьте, вдь уничтожься только это одно предположенiе, то-есть что спрятано въ Мокромъ Ч и все обвиненiе въ грабеж взлетаетъ на воз духъ, ибо гд же, куда же двались тогда эти полторы тысячи? Какимъ чудомъ он могли исчезнуть, если доказано что подсудимый никуда не заходилъ? И такими-то романами мы готовы погубить жизнь чело вческую! Скажутъ: "всетаки онъ не умлъ объяснить гд взялъ эти полторы тысячи, которыя на немъ обнаружены, кром того вс знали что до этой ночи у него не было денегъ". А кто же это зналъ? Но подсу димый далъ ясное и твердое показанiе о томъ откуда взялъ деньги, и ес ли хотите, господа присяжные засдатели, если хотите, Ч никогда ни чего не могло и не можетъ быть вроятне этого показанiя и, кром то го, боле совмстнаго съ характеромъ и душой подсудимаго. Обвиненiю понравился собственный романъ: человкъ съ слабою волей, ршив шiйся взять три тысячи, столь позорно ему предложенныя невстой его, не могъ, дескать, отдлить половину и зашить ее въ ладонку, напротивъ, еслибъ и зашилъ, то расшивалъ бы каждые два дня и отколупывалъ бы по сотн и такимъ образомъ извелъ бы все въ одинъ мсяцъ. Вспомните, все это было изложено тономъ нетерпящимъ никакихъ возраженiй. Ну а что если дло происходило вовсе не такъ, а ну какъ вы создали романъ, а въ немъ совсмъ другое лицо? Въ томъ-то и дло что вы создали дру гое лицо! Возразятъ пожалуй: "Есть свидтели что онъ прокутилъ въ сел Мокромъ вс эти три тысячи, взятые у гжи Верховцевой, за мсяцъ передъ катастрофой, разомъ, какъ одну копйку, стало-быть не могъ отдлить отъ нихъ половину." Но кто же эти свидтели? Степень достоврности этихъ свидтелей на суд уже обнаружилась. Кром того, въ чужой рук ломоть всегда больше кажется. Наконецъ, никто изъ этихъ свидтелей денегъ этихъ самъ не считалъ, а лишь судилъ на свой глазъ. Вдь показалъ же свидтель Максимовъ что у подсудимаго было въ рукахъ двадцать тысячъ. Видите, господа присяжные, такъ какъ психологiя о двухъ концахъ, то ужь позвольте мн и тутъ другой ко нецъ приложить и посмотримъ то ли выйдетъ.
За мсяцъ до катастрофы подсудимому были вврены для отсылки по почт три тысячи рублей гжею Верховцевой, но вопросъ: справедли во ли что были вврены съ такимъ позоромъ и съ такимъ униженiемъ, какъ провозглашено было давеча? Въ первомъ показанiи о томъ же предмет у гжи Верховцевой выходило не такъ, совершенно не такъ;
вовторомъ же показанiи мы слышали лишь крики озлобленiя, отмщенiя, крики долго таившейся ненависти. Но ужь одно то что свидтельница разъ въ первомъ показанiи своемъ показала неврно, даетъ право намъ заключить что и второе показанiе могло быть не врно. Обвинитель "не хочетъ, не сметъ" (его слова) дотрогиваться до этого романа. Ну и пусть, я тоже не стану дотрогиваться, но однако позволю себ лишь замтить что если чистая и высоко-нравственная особа, какова безспор но и есть высокоуважаемая г-жа Верховцева, если такая особа, говорю я, позволяетъ себ вдругъ, разомъ, на суд, измнить первое свое показанiе, съ прямою цлью погубить подсудимаго, то ясно и то что это показанiе ея было сдлано не безпристрастно, не хладнокровно. Неуже ли же у насъ отнимутъ право заключить что отомщавшая женщина мог ла многое преувеличить? Да, именно преувеличить тотъ стыдъ и позоръ, съ которымъ были ею предложены деньги. Напротивъ, он были пред ложены именно такъ что ихъ еще можно было принять, особенно такому легкомысленному человку какъ нашъ подсудимый. Главное, онъ имлъ тогда въ виду скорое полученiе отъ отца этихъ должныхъ ему по разче ту трехъ тысячъ. Это легкомысленно, но именно по легкомыслiю своему онъ и былъ твердо увренъ что тотъ ихъ выдастъ ему, что онъ ихъ по лучитъ и стало-быть всегда можетъ отправить ввренныя ему гжею Верховцевой деньги по почт и расквитаться съ долгомъ. Но обвинитель ни за что не хочетъ допустить что онъ могъ въ тотъ же день, въ день обвиненiя, отдлить изъ полученныхъ денегъ половину и зашить въ ла донку: "Не таковъ, дескать, это характеръ, не могъ имть такихъ чувствъ." Но вдь сами же вы кричали что широкъ Карамазовъ, сами же вы кричали про дв крайнiя бездны которыя можетъ созерцать Карама зовъ. Карамазовъ именно такая натура о двухъ сторонахъ, о двухъ безднахъ, что при самой безудержной потребности кутежа можетъ оста новиться если что-нибудь его поразитъ съ другой стороны. А вдь дру гая-то сторона, любовь, Ч именно вотъ эта новая загорвшаяся тогда какъ порохъ любовь, а на эту любовь нужны деньги и нужне, о! гораздо нужне чмъ даже на кутежъ съ этою самою возлюбленною. Скажетъ она ему: "Твоя, не хочу едора Павловича", и онъ схватитъ ее и увезетъ, Ч такъ было бы на что увезти. Это вдь важне кутежа. Карамазову ль этого не понять? Да онъ именно этимъ и боленъ былъ, этою заботой, Ч что жь невроятнаго что онъ отдлилъ эти деньги и припряталъ на всякiй случай? Но вотъ однако время уходитъ, а едоръ Павловичъ трехъ тысячъ подсудимому не выдаетъ, напротивъ, слышно что опредлилъ ихъ именно на то чтобы сманить ими его же возлюбленную.
"Если не отдастъ едоръ Павловичъ, думаетъ онъ, то вдь я передъ Ка териной Ивановной выйду воромъ." И вотъ у него рождается мысль что эти же полторы тысячи которыя онъ продолжаетъ носить на себ въ этой ладонк онъ придетъ, положить предъ гжею Верховцевой и ска жетъ ей: "Я подлецъ, но не воръ." И вотъ стало-быть уже двойная при чина хранить эти полторы тысячи какъ зеницу ока, отнюдь не расши вать ладонку и не отколупывать по сту рублей. Отчего откажете вы под судимому въ чувств чести? Нтъ, чувство чести въ немъ есть, поло жимъ неправильное, положимъ весьма часто ошибочное, но оно есть, есть до страсти, и онъ доказалъ это. Но вотъ однакоже дло усложняет ся, мученiя ревности достигаютъ высшей степени, и все т же, все прежнiе два вопроса обрисовываются все мучительне и мучительне въ воспаленномъ мозгу подсудимаго. "Отдамъ Катерин Ивановн: на какiя же средства увезу я Грушеньку?" Если онъ безумствовалъ такъ, и напивался, и бушевалъ по трактирамъ во весь этотъ мсяцъ, то это именно можетъ-быть потому что самому было горько, не въ мочь перено сить. Эти два вопроса до того наконецъ обострились что довели его на конецъ до отчаянiя. Онъ послалъ было своего младшаго брата къ отцу просить у него эти три тысячи въ послднiй разъ, но, не дождавшись отвта, ворвался самъ и кончилъ тмъ что избилъ старика при свидтеляхъ. Посл этого получить, значитъ, уже не у кого, избитый отецъ не дастъ. Въ тотъ же день вечеромъ онъ бьетъ себя по груди, именно по верхней части груди гд эта ладонка, и клянется брату что у него есть средство не быть подлецомъ, но что все-таки онъ останется подлецомъ, ибо предвидитъ что не воспользуется средствомъ, не хва титъ силы душевной, не хватитъ характера. Почему, почему обвиненiе не вритъ показанiю Алекся Карамазова, данному такъ чисто, такъ искренно, неподготовленно и правдоподобно? Почему, напротивъ, за ставляетъ меня врить деньгамъ въ какой-то ращелин, въ подвалахъ Удольфскаго замка? Въ тотъ же вечеръ, посл разговора съ братомъ, подсудимый пишетъ это роковое письмо, и вотъ это-то письмо и есть са мое главное, самое колоссальное уличенiе подсудимаго въ грабеж! "Бу ду просить у всхъ людей, а не дадутъ люди, убью отца и возьму у него подъ тюфякомъ, въ пакет съ розовою ленточкой, только бы ухалъ Иванъ" Ч полная де программа убiйства, какже не онъ? "Совершилось по написанному!" восклицаетъ обвиненiе. Но, вопервыхъ, письмо пьяное и написано въ страшномъ раздраженiи;
Pages: | 1 | ... | 12 | 13 | 14 | 15 | Книги, научные публикации