Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 14 |

В этом плане правы авторы прогнозов развития геостратегической ситуации в мире на рубеже завершающегося второго тысячелетия христианской эры, предпринятых независимыми экспертами США под руководством главного географа госдепартамента США Уильяма Б. Вуда (см.: Известия, 1992, №13; Новая ежедневная газета, 1993, 10 декабря). Их утверждение об уменьшении "социальной потребности в национальных государствах.., ослаблении самого института государственности" ничуть не противоречит тому, что "пройдет 25-30 лет, и число государств мира увеличится процентов на пятьдесят".

Напротив, обозначившаяся в некоторых странах Западной Европы политика автономизации административных единиц (Испания, отчасти Италия) с передачей провинциальным администрациям многих властных функций не подрывает основ нового содружества.

Осознание каждым отдельным народом своего внутреннего единства не вредит федерации, а укрепляет ее. Тем более, что никто не собирается выходить из Европейского Союза, а напротив, многие хотели бы попасть в него, что можно заслужить только путем развития внутренней консолидации, достижения чувства национального достоинства и согласия.

Что же касается нефедерированных государств других частей света, то, за исключением немногочисленных моноэтнических стран типа Японии, будущее, по-видимому, также за объединением их в федерированные или конфедерированные формы. Наибольшую трудность представляют идеологические (прежде всего, фундаменталистские религиозные) стереотипы, соединяющие людей, в первую очередь, по принципу принудительного следования канонам из-за их господства в странах происхождения этноса.

Эти стереотипы, по существу, являются признаками проявления национализма, который отождествляет индивидуума с районом, где господствует распространяющаяся на данное лицо власть.

По классическому определению Р. Хартшорна (Американская география, 1957, с.191), "в своем наиболее элементарном виде национализм представляется развитием и расширением понятия родства: индивидуум отождествляет себя с политической организацией или районом (следовательно, и оказывает ему добровольную поддержку), который ему близок и частью которого он является, потому что люди, населяющие этот район и управляющие им, близки ему. Речь идет не о близости в буквальном смысле этого слова, являющейся следствием общего биологического происхождения, а о более важном для него сходстве, о том, что они похожи на него".

Все случаи проявления национализма в конечном счете можно свести к двум: национальному давлению правящей ("титульной") нации, именуемому чаще "великодержавным шовинизмом", и стремлению территорий, пространственно отстоящих от центрального ядра государства, занимающих окраинное положение, к сепаратизму и сецессии (отделению).

В первом случае "коренная" титульная нация давит на приближающиеся к ее численности народности с тем, чтобы "захватить все места под солнцем", особенно если эта нация в составе прошлого государства "ходила под началом" своего конкурента. Это относится к бывшим союзным республикам СССР в отношении русского населения, во многом обеспечивающего жизненно важные производственно-технологические связи. Одним из рычагов противоборства является его идеологизация: воскрешение мифов о пережитом "золотом веке" национальной истории, тяга к исправлению "исторической несправедливости", воспоминания о бывшей некогда государственности, обращение к новой форме национальной солидарности (например, к исламу - религии, имеющей тенденцию вмешательства в политическую жизнь).

Особое место в действиях "титульной" нации занимают меры по насильственной унификации крупных национальных меньшинств, особенно тех, которые вошли в государство по различным историческим причинам. Наиболее ярким проявлением этой тенденции, абсолютно противоположной процессу автономизации и федерализма, является политика насильственной "германизации", осуществлявшаяся в центре Европы. Из более свежих фактов обращает на себя внимание "болгаризация" потомков турок, расселившихся на территории этой балканской страны.

Все эти меры осуществляются в интересах правящей национальной элиты.

Сложнее с процессом воссоединения разорванных между разными странами единых этнических групп и этносов (Курдистан, некоторые африканские народы), где совпадают интересы стремящейся к обособлению национальной верхушки и самих широких народных масс, когда действительно национальное, патриотическое начало перекрывает националистические по замыслу намерения элиты.

Вообще же и национальное, и националистическое движения схожи по первичным мотивам и проводятся в жизнь путем охвата широких масс населения. Весь вопрос в конечном счете сводится к тому, на чью мельницу льется вода. Исторический анализ ситуаций не всегда проясняет реалии, особенно если речь идет о многовековом конфликте в исторически ключевом регионе. Так, в отношении территории Палестины главное, видимо, состоит не в том, что арабы заселили древнееврейские земли, а в том, что население современного Израиля - совсем не потомки древних обитателей этой земли, а в основном переселенцы на "историческую родину", и часто по идеологизированным мотивам. Возможность разумной федерализации страны наталкивается как раз на резко фундаменталистскую, идеолого-каноническую направленность мышления противоборствующих элит. И здесь, и в соседнем Ливане, где политическая жизнь строится на паритете отдельных конфессий, широкие массы населения все же остаются заложниками великодержавных тенденций каждой из сторон. К сожалению, подобные случаи не становятся более редкими, а учащаются (страны Закавказья).

Наибольшее развитие национализм находит в окраинных районах как унитарных, так и федеративных государств, где в силу удаленности от центра, безусловно, ослабляется его влияние и облегчаются действия местной верхушки.

Более всего национализму потворствуют два фактора:

- когда национальная окраина в силу каких-либо реальных или протекционистских причин добивается более высокого уровня жизни, чем страна в целом, и начинает претендовать сначала на особое положение в государстве, а затем думать об обособлении (Словения; в перспективе - канадский Квебек; по прогнозу американских географов, в недалеком будущем - штаты Австралии и приморское Перу);

- и, напротив, когда такая окраина как бы "колонизируется" коренным "титульным" населением, формально сохраняющим национальные институты, но реально захватывающим рычаги экономической жизни (иначе говоря, пути к обогащению).

Можно понять поэтому резкие слова старейшего мыслителя нашего века Карла Поппера, сказанные им в 1993 году в предисловии к русскому переводу своей работы "Нищета историзма": "Английский или американский, австрийский или немецкий, и особенно еврейский национализм и/или расизм - это зло и идиотизм. Важно также, что это позиция трусов. Мы должны решать свои проблемы самостоятельно или с помощью друзей (если нам повезло и у нас есть друзья); и мы должны это делать как отвечающие за себя индивиды, а не в качестве части толпы. Толпа всегда безответственна. Hо многие люди любят находиться в толпе: они слишком напуганы, чтобы делать что-либо другое, и поэтому сами начинают подвывать, когда воют волки. И тогда жизнь человека идет прахом, загубленная трусостью и страхом".

В конечном счете любой этнос, народ - это живая протоплазма, стремящаяся преодолеть энтропию. Народы, этносы ценны тем, что, зародившись и сплотившись, они сохраняют феномен жизни. Hо этнос отнюдь не един, с самого начала саморазвития он перестает быть простой суммой индивидуумов, поскольку каждый приобретает ролевую функцию, а народ в целом становится социальной совокупностью. Став таким, этнос, а вернее - совокупность этносов, становится обществом, приобретает как целостность, так и пространство для самореализации. А это так, потому что право на жизнь не может распределяться по национальному признаку.

III. СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИОГЕОГРАФИЯ Социальное пространство. Люди, осваивая клочок за клочком природу, воспроизводя самих себя, сплотившись в этносы, вступают друг с другом во многосторонние отношения. Сообщество людей приобретает целостность, единство, где люди воспроизводят для себя достойные условия жизни, пытаются занять соответствующее место, дающее право на жизнь и эти ее условия, позволяющие не бояться будущего.

Рассматривая людскую целостность с точки зрения социологии - науки о формировании целостного сообщества людей, ее крупнейший деятель П.А. Сорокин назвал ее социальным пространством. По определению Сорокина: "1) социальное пространство - это народонаселение Земли; 2) социальное положение - это совокупность его связей со всеми группами населения, внутри каждой из этих групп, то есть с ее членами; 3) положение человека в социальной вселенной определяется установлением этих связей; 4) совокупность таких групп, а также совокупность положений внутри каждой из них составляют систему социальных координат, позволяющую определить социальное положение каждого индивида" (Сорокин П., 1992, с.299).

Отдавая должное определению, ставшему классическим для всех социологов, отметим, с точки зрения географа, определенную терминологическую неточность. Она состоит в том, что П.А. Сорокин употребил здесь слово "пространство" в смысле "все, что охватывает", а не в привычном для нас смысле, характеризующем пространство как определенную часть Вселенной, ограниченную метрическими параметрами. Вместо слова "пространство" было бы правильнее употребить слово "множество", которое введший его в научный оборот Г. Кантор определял как любое собрание определенных и различимых между собой объектов нашей интуиции или интеллекта, мыслимое как единое целое.

Это социальное множество не только может стать, но и действительно является социальным пространством, если применить к нему известное определение H.H. Баранского о географической сути, состоящей из различия человеческого бытия от места к месту и сочетания проявлений этого бытия в определенных участках Земли.

Следует учесть и замечания других исследователей. Так, знаменитый французский историк Ф. Бродель отмечает, что "в структуре любого общества выделяются несколько множеств: экономическое, политическое, культурное, социально-иерархическое" (Бродель Ф., 1993, с.68), а русский экономист Ю.М. Осипов подчеркивает, что "социальные отношения по поводу производства не исчерпываются собственническими. В качестве социального субъекта человек выступает во многих ипостасях: как субъект этики, как субъект политики, как субъект права... Субъекты производят отношения, а отношения производят организацию" (Осипов Ю., 1990, с.102-103).

С точки зрения географии, таким образом, социальное пространство является полем действия "коллективного человека" (то есть сообщества людей) в конкретных политических и экономических территориальных рамках, направленного на становление, удержание и развитие образа жизни, соответствующего исторической эпохе. Время жизни задает образ жизни, обеспечивает устойчивое состояние людского сообщества и каждого отдельного индивидуума.

Социальное пространство, опирающееся на:

- всю совокупность природных ресурсов и технологических знаний, - трудовые навыки людей и их мотивацию, - богатство, вложенное в производство материальных благ и услуг, комбинирующее и координирующее использование совокупности всех этих ресурсов, внутренне организуется для постоянного поддержания и мобильности сообщества, по крайней мере, как считают американские социологи Ленски (см.: Смелзер H., 1991, №1, с.131-132), в форме:

- создания и поддержания коммуникативного общения членов общества, - производства товаров и услуг, необходимых для их выживания и воспроизводства, - распределения этих товаров и услуг, - защиты членов общества от физических, биологических (эпидемических) и политических (военных) опасностей, - обеспечения замещения выбывающих членов общества, - контроля за поведением членов общества.

Организации охватывают всю жизнь индивидуума - так сказать, "от родильного дома до кладбища"; с ними так или иначе связана личная жизнедеятельность членов общества и их имущественное положение и личностный статус. Организации служат достижению личных и коллективных целей, обеспечивая как личную удовлетворенность жизнью, так и общественные потребности.

Программа развития ООН разработала индекс человеческого развития объединивший показатели продолжительности жизни, грамотности и покупательной способности населения, и периодически рассчитывает его по отношению к отдельным странам мира по логарифмической шкале от 0 до 1. Хорошие условия развития к концу 1980-х гг. были характерны для стран Европы (кроме Албании, Португалии и Румынии), бывшего СССР (взятого в совокупности), Израиля, Японии, Южной Кореи, Гонконга, стран, расположенных на юге Латинской Америки (Уругвай, Аргентина, Чили), а также Австралийского Союза и Новой Зеландии. Индекс выше среднего (0,7-0,9), определяемый как удовлетворительный уровень, был характерен для большинства стран Латинской Америки, арабского Востока, Восточной и Юго-Восточной Азии (Малайзия, Таиланд, Филиппины), а также ЮАР.

В то же время при коэффициенте ниже 0,3 очень плохим является социальное положение стран сахельско-суданской зоны от Дакара до Могадишо и ряда государств Центральной Африки (ЦАР, Заир), а также Мозамбика.

Итак, социальное пространство можно интерпретировать как пространство человеческих состояний.

Такие итоги - результат исходного уровня развития, общественной организованности людских групп (включая и конфессиональные влияния), ресурсообеспеченности (в том числе наличие подготовленных к переменам кадров) и в немалой степени - свободы индивидуальных и коллективных действий.

Поскольку социальное пространство, как подчеркивают П.А. Сорокин и другие социологи, многомерно, оно во многом представляет собой промежуточный итог прошлых состояний, является, так сказать, пространством исторических свершений. Так, Ф. Бродель, анализируя характер Европы на этапе становления национальных государств и современной экономики, подчеркивает, что тогдашнее общество, давшее начало европейской современности, имело в основе не только развивающиеся города, преодолевавшие провинциальную заскорузлость, но и связь их с округой, которая не только отдавала своих жителей городам, но и привлекала сельскую верхушку, становившуюся рано или поздно городскими кланами после того, как кто-то из ее представителей обосновывался в городе и обнаруживал интерес к торговой сфере. По сути дела, мы видим тот же процесс в японской модели развития, когда целые села образуют новые городские промышленные кланы, где сельский староста становится менеджером, а крестьяне, привыкшие к тяжелому совместному труду по землеустройству, без особых усилий идут на совместную работу в фабричных цехах.

Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 14 |    Книги по разным темам