Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |   ...   | 10 |

Производство продукции в СССР по большей части представляло собой процесс непрерывного убывания ценности продукта (McKinnon 1991). Например, советские рыбаки вылавливали превосходную свежую рыбу. Вместо того, чтобы продавать улов на рынке, они перерабатывали его в зачастую несъедобные консервы, тем самым снижая ценность рыбы почти до нуля. Вопреки реальному положению дел, это убывание ценности учитывалось в национальной статистике как добавленная стоимость и в таком виде включалось в показатели ВВП. Убывание ценности продукции прогрессировало последовательно от одного этапа производства к другому. Советское сырье было превосходным. Советские промежуточные товары (например, металлы и химикаты) были низкопробными, а потребительские товары и обработанные пищевые продукты не отвечали установленным стандартам. Убывание ценности было сопряжено также с чрезмерными затратами, так как всюду использовалось устаревшее оборудование, а предприятия размещались неэкономично - объекты тяжелой промышленности находились на большом расстоянии как от источников сырья, так и от рынков - и в любом случае производили то, что не пользовалось спросом (McKinsey Global Institute 1999). Многие неликвидные товары оканчивали свой путь на складах или втихую перерабатывались в утиль, что абсолютно не отражено статистикой.

Настоящая национальная статистика должна была бы исключить из своих перечней большую часть “производства” потребительских товаров и обработанных пищевых продуктов, и любое элиминирование подобного уничтожения ценностей - факт положительный. Спад производства повсеместно приобрел широчайшие масштабы - например, в России в период с 1991 г. и 1996 г. он достиг 84% в легкой промышленности, 44% в пищевой промышленности и 57% - в гражданском машиностроении (Госкомстат 1997, p. 336). Вопреки реальности, подобное сокращение масштабов уничтожения ценности продукции было зарегистрировано как снижение объема ВВП, и большинство обозревателей ошибочно увидело в этом великую трагедию. Положительный эффект произошедшего можно отметить в увеличении экспорта сырьевых материалов и промежуточных товаров, что обычно приводило к подъему деловой активности в странах, переживавших переходный период. Во всей ситуации посткоммунистического “перехода” здесь мы, возможно, сталкиваемся с самым большим недоразумением из области статистики.

Убывание ценности продукции можно измерять различными путями. К сожалению, мы не в состоянии рассчитывать параметры сократившегося убывания ценности продукции напрямую, поскольку не знаем, какая доля ВВП приходится на производство. Другой мерой может служить торговля со странами с нерыночной экономикой, выраженная как доля ВВП, но вся социалистическая торговля все-таки хоть какие-нибудь результаты да приносила, и соотнести их с ВВП - дело нелегкое из-за резких перепадов реального валютного курса и трудностей с переводом стоимости ВВП в доллары. То же самое справедливо и в отношении возросшего экспорта сырья и промежуточных товаров. Пользоваться одной мерой предпочтительнее, так как отпадает необходимость двойного пересчета; она должна соотноситься со стоимостью ВВП в национальной валюте. Нас больше интересует не совокупное, а прекратившееся убывание ценности продукции, поскольку столь многое поддерживалось на плаву в течение столь долгого времени с помощью предписаний и государственных субсидий.

Наиболее подходящей из имеющихся в нашем распоряжении общих систем мер, пригодных для измерения уменьшившегося убывания ценности продукции, по-видимому, является сокращение сверх индустриализации, рассчитанное как сокращение доли промышленного сектора в общем объеме ВВП (см. таблицу 5). Эта система достаточно нейтральна по отношению к уровню ВВП и обменным курсам; в то же время она отражает очень важное структурное улучшение. Тем не менее, такое измерение неполно. Хотя большая часть убывания ценности связана с областью производства, процесс этот характерен для всей экономики. Убывание ценности продукции не прекращается в “нереформированных” странах, где параллельно с этим начался выпуск новой продукции, но нам придется проводить измерения в течение достаточно длительного периода времени, чтобы получить общую картину происходящей корректировки.

[Таблица 5 примерно здесь]

В большинстве стран такое уменьшение доли промышленного сектора - или степени убывания ценности продукции в промышленности - в период до 1995 г. составляло от 9 до 20% ВВП.5 Этот спад в значительной степени соотносится с интенсивностью проведения структурных реформ. По мере того, как несколько позднее в большинстве стран бСССР стали ощущаться жесткие бюджетные ограничения, сжатие их промышленных секторов продолжалось и после 1995 г., тогда как в “нереформированной” Беларуси накачка ее старого промышленного сектора шла по-прежнему после 1995 г., чем было сведено на нет достигнутое прежде сокращение убывания ценности продукции. Представляется правдоподобным, что доля неликвидных товаров, или убывание ценности продукции, составляло примерно 20% от ВВП для большинства рассматриваемых стран в последний год существования там коммунизма.

Сокращение скрытого дотирования торговли

Деформации в экономике, связанные с коммунизмом, особенно ярко проявили себя в торговле между социалистическими странами, поскольку эта торговля была в значительной степени политически детерминированной в том, что касалось как товарной структуры, так и цен. Социалистические страны в основном обменивались товарами, в которых никто не нуждался, навязывая друг другу по завышенным ценам продукцию, не соответствующую установленным нормам. Не те товары продавались не по тем причинам не теми людьми и не тем людям не в то время, не в том месте и не по тем ценам.

Доля неликвидных товаров во внешнем торговом обмене, возможно, была еще выше, чем во внутренней экономике. Например, потери Венгрии от сокращения экспорта в бывшие социалистические страны связаны в основном с такими его статьями, как экспорт машинного оборудования и автобусов, вряд ли экспортировавшихся Венгрией на Запад (Gбcs 1995, pp. 165-6). У некоторых предприятий было три линии производства: высокого качества - для свободного международного рынка, среднего качества - для рынка местного, и низкого качества - для партнеров из социалистического лагеря. Значительная часть внутри региональной торговли приходилась на экспорт промышленных товаров, поставлявшихся экономически более развитыми странами странам - экспортерам энергоносителей, которые фактически субсидировали экспортеров промышленных товаров.

Сырье же, напротив, было превосходного качества, но низкие цены на него косвенным образом приводили к тому, что экспорт усиленно субсидировался экспортерами энергоносителей, - главным образом Россией, Туркменистаном, Казахстаном и Азербайджаном. Первоначальный упадок внутри региональной торговли привел, скорее, не к дорого стоившему ухудшению условий торговли, как то утверждалось в первых публикациях, посвященных крушению социалистической торговой системы, а к отказу от скрытого дотирования торговли.

Берг и соавт. (Berg et al 1999) отмечают, что сильная зависимость от торговли явилась важнейшим фактором, обусловившим исходное снижение производительности. ЕБРР (EBRD 1999) и Попов (2000) обоснованно полагают, что главной проблемой была сама торговля с другими коммунистическими странами, еще менее рациональная, чем торговля внутренняя. Упадок торговли между посткоммунистическими странами в значительной степени можно рассматривать как отказ от неликвидных товаров, а также как прекращение недопустимого разбазаривания сырья - что само по себе уже благотворно - хотя одновременно произошло и некоторое нарушение жизнеспособных торговых связей. Реструктуризация торговли включала в себя долгожданные системные изменения и отказ от скрытого дотирования торговли. Хотя потери от прекращения скрытого дотирования были вполне реальными, они, тем не менее, представляли собой неизбежную плату за обретение национальной независимости. Чтобы избежать двойного пересчета при рассмотрении вопроса о скрытых субсидиях во внутрирегиональной торговле, мы измеряем сокращение выпуска неликвидной продукции только с точки зрения уменьшения промышленного сектора.

В 1991 г. роспуск СЭВ (Совета Экономической Взаимопомощи) положил конец субсидированию как неликвидных товаров, так и энергопоставок. Экономисты рассчитали “цену” этих перемен в сфере торговли для стран Юго-Восточной и Центральной Европы, где примерно половина внешнеторговых операций осуществлялась в рамках СЭВ (Rodrik 1992; Rosati 1995; Gбcs 1995). Согласно этим авторам, оценившим последствия советского торгового шока в 1991 г., самые высокие потери понесла Венгрия - 7,8% ВВП (Rodrik 1992), много ниже они у Чехословакии - 1,5%, и совсем ничтожны у Румынии (Rosati 1995, p. 152; см. таблицу 6). Скорее всего, такие результаты вызовут сдержанную реакцию, поскольку торговля со странами с рыночной экономикой развивалась динамично, и влияние ее было весьма положительным.6 Эффект оказался наивысшим для стран, чья торговля была сильнее привязана к СССР и СЭВ (особенно Болгарии), стран более открытых, чем другие (особенно Венгрии), и стран, импортировавших особенно много электроэнергии и энергоносителей (Болгарии и Венгрии). Благодаря рано проведенной широкой либерализации внешней торговли страны Восточной и Центральной Европы, включая Эстонию и Латвию, смогли расширить свой экспорт в Европейский Союз до %-ных показателей, предсказанных гравитационной моделью, уже в 1994 г. (EBRD 1999, p. 91).

[Таблица 6 примерно здесь]

Деформации в структуре внешней торговли проявлялись гораздо сильнее в СССР, чем в странах Центральной Европы. Сильнейший протекционизм заставлял республики СССР вести свою торговлю на 90% друг с другом. Ситуация усугублялась тем, что страны СНГ проводили реформы торговли и системы платежей медленными темпами, продолжая торговать друг с другом неликвидными товарами вплоть до 1994 г. Доля взаимной торговли между странами СНГ постепенно снижалась с 57% совокупного объема торговли в 1992 г. до 33% в 1997 г. (Michalopoulos and Tarr 1997), т.е. сильнее, чем можно было бы предсказать с помощью гравитационной модели (EBRD 1999, p. 91).

укъян Орловски (Lucjan Orlowski 1993) и Дэвид Тарр (David Tarr 1994) рассчитали объем скрытых торговых дотаций по бывшим республикам СССР, сопоставляя существовавшие там цены с ценами, превалировавшими тогда на мировом рынке. Орловски занимался исключительно межреспубликанскими субсидиями, тогда как Тарр включил в свой анализ и субсидии в торговле с другими бывшими социалистическими странами. Оба исследователя сосредоточили свое внимание на 1990 г., и полученные ими результаты удивительным образом совпали (см. таблицу 7). Для семи бСР совокупный результат составил менее 5% от ВВП. Три страны, экспортировавшие нефть и природный газ, выплачивали субсидии, составлявшие значительную %-ную долю от стоимости их ВВП: Россия (17,7% от ВВП), Туркменистан (19,5%) и Казахстан (7,4%). Эти три страны очень много выиграли от отмены скрытых дотаций торговле. Пять стран получали значительные торговые дотации, а именно: Молдова (16,1% от ВВП), Эстония (12,7%), Латвия (11,3%), Литва (9,7%) и Армения (7,6%). Неудивительно, что эти страны, за исключением Эстонии, пережили относительно резкое падение объема выпускаемой продукции, хотя в большинстве из них были проведены достаточно серьезные реформы.

[Таблица 7 примерно здесь]

После распада СССР субсидирование сокращалось весьма постепенно, что приносило России значительные убытки. МВФ (IMF 1994, p. 25) подсчитал, что затраты на прямое рефинансирование Россией других стран СНГ были равны 9,3% ВВП в 1992 г., а скрытые дотации торговле - 13,2% ВВП. Таким образом, бремя, которое в сумме своей была вынуждена нести Россия, составляло непозволительно большую долю от ее ВВП - 22,5%, или 18 млрд долларов США в 1992 г. Однако в пересчете на “абсолютные доллары” финансирование со стороны России резко упало. Формально выгоды, получаемые другими странами СНГ, были огромны. Только прямые кредиты составляли в 1992 г. 11% от стоимости ВВП Беларуси и Молдовы, а в Таджикистане - 91% (см. таблицу 8). Российское правительство постепенно снижало уровень финансирования и скрытого дотирования торговли, поднимая цены на товары. Поэтому мы воздержимся от оценки ситуации в самые первые годы после падения коммунизма; что же касается 1995 г., субсидии эти были весьма незначительны.

[Таблица 8 примерно здесь]

В советские времена прямые перечисления средств из бюджета в бюджет на межреспубликанском уровне не имели большого значения, но для советской Средней Азии, пять республик которой получали значительные бюджетные отчисления из центра, они были весьма важны. Лукъян Орловски (Lucjan Orlowski 1995, p. 66) смог найти следующие данные на 1989 г.: Киргизия получила тогда 7,8% от своего ВВП в виде отчислений из союзного бюджета, Таджикистан - 8,2%, Туркменистан - 9,0 %, Казахстан - 9,3 % и Узбекистан - 11,3%. Однако начиная с 1994 г. субсидии прекратились. Для среднеазиатских республик то были неизбежные потери, связанные скорее с обретением независимости, чем с какими-то изменениями в экономической системе. Можно предположить, что данные субсидии не включались в показатели их ВВП, поэтому мы не вводим в наши рассчеты никаких поправок, хотя совершено очевидно, что утрата субсидий больно ударила по экономическому благосостоянию Средней Азии, особенно в сфере коммунальных услуг. Бывшие доноры, особенно Россия, выиграли от прекращения этих перечислений, но - опять же предположительно - субсидии включались в ВВП стран-доноров.

Таким образом, внешнеторговые “шоки” - это порождение комбинированного влияния ряда факторов - наличия неликвидных товаров, ранее игнорировавшихся транспортных расходов и отмены скрытых торговых дотаций другим странам, предоставлявшихся в основном Россией, Туркменистаном и Казахстаном. Все эти дотации были скрытыми и потому увеличивали ВВП стран-получателей. Исчезновение их явилось скорее результатом обретения последними политической независимости, а не издержками перехода к рынку. Поэтому суммы скрытых субсидий следует вычитать из базового ВВП бывших стран-получателей, чтобы облегчить сопоставление посткоммунистического объема выпускаемой продукции с показателями за прошлые периоды; поскольку эти субсидии, вероятно, учитывались в ВВП стран-доноров, в их случае нужда в поправках данных ВВП отпадает. Так как переход к рынку в странах СНГ происходил очень медленно, годы 1992-1994 нами не учитываются (Olcott et al 1999).

Падение производства и потребления в сфере обороны

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |   ...   | 10 |    Книги по разным темам