Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |   ...   | 34 |

А я, наконец, осознала, что для них я иесть чужачка, и мои требования быть в курсе таких дел, о которых Итикотери неговорят даже в своем кругу, были вызваны только моим повышенным самомнением. Иуж в совершенно несносное существо превратила меня мысль о том, что меняоставляют в стороне, не подпускают к чему-то такому, что я имею полное правознать. Это свое право знать я не подвергала ни малейшему сомнению, и это делаломеня несчастной, лишало всех тех радостей, которыми я так дорожила прежде.Угрюмость и подавленность находились не вне, а внутри меня и как-топередавались в шабоно и кего жителям.

Мозолистая ладонь Арасуве легла на моютонзуру. Я нисколько не стыдилась своих чувств и с радостью поняла, что толькоя сама могу возродить ощущение чуда и волшебства от пребывания в другоммире.

— Вдуй-камне в нос эпену, — велел Арасуве Этеве.— Я хочу убедиться,что злые духи не тронут Белую Девушку.

Я услышала бормотание, тихий ропотголосов, приглушенный смех, и под монотонное пение Арасуве погрузилась вспокойный сон, как не спала уже много дней. Маленькая Тешома, которая ужедавненько не забиралась ко мне в гамак, разбудила меня на рассвете.— Я слышала, как тысмеялась вчера среди ночи, — сказала она, уютно прижимаясь ко мне. — Ты не смеялась так давно, и ябоялась, что ты больше никогда не засмеешься.

Я заглянула в ее блестящие глазенки,словно могла найти в них ответ, который позволил бы мне в будущем избавляться спомощью смеха от всех душевных смут и тревог.

Непривычная тишина глухой пеленойопускалась на шабоно помере того, как вокруг нас сгущались ночные сумерки. Я уже почти засыпала подубаюкивающее прикосновение пальцев Тутеми, искавших вшей у меня вволосах.

Крикливая болтовня женщин, занятыхприготовлением ужина и кормлением младенцев, истаяла до шепота. Словно почьему-то безмолвному приказу, ребятишки прекратили свои шумные вечерние забавыи собрались в хижине Арасуве послушать сказки старого Камосиве. Он, казалось,был совершенно увлечен собственными речами, драматически жестикулируя по ходуповествования. Но глаз его внимательно следил за длинными клубнями батата,зарытыми в горячие угли. С благоговейным трепетом я смотрела, как старик голымируками вытаскивает клубни из огня и, не дожидаясь, пока те остынут, отправляетих в рот.

Со своего места я видела над верхушкамидеревьев луну на ущербе, которую то и дело закрывали бредущие по небу исветившиеся прозрачной белизной облака. Внезапно тишину ночи пронзил жуткийвопль — нечто среднеемежду визгом и рычанием. В тот же момент из темноты возник Этева с лицом ителом, раскрашенным в черный цвет. Он встал перед кострами, горящими в центредеревенской поляны, и застучал луком о стрелы, подняв их надголовой.

Я не видела, из чьей хижины появилисьостальные, но рядом с Этевой, с такими же черными лицами, на поляне встали ещеодиннадцать мужчин.

Арасуве подровнял шеренгу, пока все невыстроились в одну линию, и, поправив последнего, сам встал в строй и запелнизким гнусавым голосом. Последнюю строку песни все подхватили хором. В этойприглушенной гармонии я различала каждый голос в отдельности, не понимая нислова. Чем дольше они пели, тем большая, казалось, их охватывала ярость. Вконце каждой песни они издавали самые свирепые вопли, которые я когда-либослышала. Как ни странно, мне стало казаться, что чем громче они вопят, темдальше уходит их ярость, как будто она перестала быть частью их раскрашенных вчерное тел.

Внезапно они смолкли. Неверный светкостров подчеркивал гневное выражение их застывших, похожих на маски лиц илихорадочный огонь в глазах. Я не видела, подал ли Арасуве какую-то команду, ноони рявкнули в один голос: — С какой радостью увижу я, как моя стрела вонзается в тело врага.С какой радостью увижу я, как его кровь хлынет на землю.

Держа оружие высоко над головами, воинысломали строй, собрались в тесный кружок и стали что-то выкрикивать, сначалатихо, затем такими пронзительными голосами, что меня мороз продрал по коже.Затем они снова смолкли, и Ритими шепнула мне на ухо, что мужчины вслушиваютсяв эхо своих криков, чтобы определить, с какой стороны оно вернулось. Этиотголоски, пояснила она, приносят с собой духов врага.

Завывая и стуча оружием, мужчины пустилисьвскачь по поляне, но Арасуве их успокоил. Еще дважды они собирались в тесныйкружок и орали во всю мочь. Затем, вместо того чтобы направиться в лес, как яожидала и боялась, мужчины подошли к хижинам, стоящим у самого входа вшабоно. Там они легли вгамаки и вызвали у себя рвоту.

— Зачемони это делают —спросила я у Ритими.

— Когдаони пели, они пожирали своих врагов, — пояснила она. — А теперь им надо избавиться отгнилого мяса.

Я вздохнула с облегчением, хотя и быланеожиданно для себя разочарована тем, что набег состоялся лишь символически.Незадолго до рассвета меня разбудили плач и стенания женщин, и я стала теретьглаза, чтобы удостовериться, что не сплю. Время словно остановилось, потому чтомужчины стояли на поляне в той же самой стройной шеренге, что и глубокой ночью.Их крики утратили прежнюю свирепость, как будто женский плач смягчил ихгнев.

Забросив банановые гроздья, сложенные увхода в шабоно, себе наплечи, они с театральной торжественностью зашагали по тропе в сторонуреки.

Мы со старым Камосиве в отдалениипоследовали за мужчинами. Я подумала было, что начинается дождь, но это былалишь роса, капающая с листка на листок. На мгновение мужчины замерли, и их теничетко обозначились на светлом прибрежном песке. Полумесяц уже прошел свойнебесный путь и слабо мерцал в туманном воздухе. Мужчины скрылись с глаз, ипесок словно всосал их тени. Я услышала только удаляющийся в глубину леса шорохлистьев и треск веток. Туман сомкнулся вокруг нас непроницаемой стеной, будтоничего и не произошло, будто все увиденное было всего лишь сном.

Присев возле меня на камень, старыйКамосиве чуть тронул мою руку. — Я уже не слышу эха их шагов, — сказал он и медленно побрел вводу. Дрожа от холода, я пошла за ним. Я чувствовала, как мелкая рыбешка,прятавшаяся в корнях под водой, тычется мне в ноги, но в темной воде ничего небыло видно.

Пока я досуха вытирала Камосиве листьями,он тихо посмеивался. — Смотри, какой сикомасик, — радостно заметил он, указывая набелые грибы, растущие на гнилом стволе дерева.

Я собрала их для него и завернула влистья. Поджаренные на костре, они считались большим деликатесом, особенносреди стариков.

Камосиве протянул мне кончик своегосломанного лука, и я вытащила его на скользкую тропу, ведущую к шабоно. Туман не поднимался весь день,словно солнце побоялось оказаться свидетелем перехода мужчин черезлес.

Глава 21.

Маленькая Тешома села рядом со мной наповаленное дерево в зарослях бамбуковой травы. — Ты не будешь ловить лягушек— спросилая.

Она подняла на меня жалобный взгляд. Ееглаза, обычно такие блестящие, потускнели и медленно налилисьслезами.

— Что тытак загрустила —спросила я, беря ее на руки. Плачущих детей всегда старались как можно быстрееутешить, опасаясь, что их душа может вылететь через рот.

Взяв ее на закорки, я отправилась вшабоно. — Ты такая тяжелая, как целая корзина спелых бананов, — попыталась я рассмешитьее.

Но девочка даже не улыбнулась.Ее личико прижималось кмоей шее, а слезы горохом катились у меня по груди.

Я бережно уложила ее в гамак, но онакрепко вцепилась в меня, заставив лечь рядом. Вскоре она уснула, но оченьбеспокойным сном. Время от времени она вздрагивала всем телом, словно в лапахкакого-то жуткого кошмара.

С подвязанным к спине младенцем Тутеми вхижину вошла Ритими. Взглянув на спящую рядом со мной девочку, она залиласьслезами. — Я уверена,что какой-нибудь злой шапори этих Мокототери выманил ее душу прочь. — Ритими заходилась в такихдушераздирающих рыданиях что я оставила Тешому и подсела к ней. Я не зналатолком что ей сказать. Я не сомневалась, что Ритими плачет не только из-замаленькой дочери, но и из-за Этевы, который вот уже неделя, как ушел с отрядомвоинов в набег. После ухода мужа она стала сама не своя: перестала работать наогородах, ни с кем из женщин не ходила в лес за ягодами и дровами. Бесцельно иподавленно она целыми днями бродила по шабоно. Большую часть времени она лежалав гамаке, играя с ребенком Тутеми. Как бы я ни старалась ее подбодрить, мне неудавалось стереть жалкое выражение с ее лица. Скорбная улыбка, которой Ритимиотвечала на все мои усилия, придавала ей еще более унылый вид.

Обняв за шею, я расцеловала ее в обе щекии стала уверять, что у Тешомы самая обыкновенная простуда. Но утешить Ритимибыло невозможно. Рыдания не принесли ей ни облегчения, ни усталости, а лишьуглубили ее отчаяние.

— Вдругчто-нибудь случилось с Этевой, — говорила она. — Вдруг какой-нибудь Мокототери убил его.

— Ничего ствоим Этевой не случилось, — заявила я. — Костями чувствую.

Ритими слабо улыбнулась, как бы сомневаясьв моих словах. —Почему же тогда моя дочурка заболела

— Тешомазаболела потому, что простыла, играя с лягушками на болотах, — заявила я сухим деловым тоном.— Дети очень быстрозаболевают и так же быстро выздоравливают.

— А тыуверена, что это так и есть

—Совершенно уверена, —ответила я.

Ритими с сомнением посмотрела на меня исказала: — Но ведьбольше никто из детей не заболел. Я знаю, что Тешому околдовали.

Не зная, что ответить, я решила, что лучшевсего будет позвать дядю Тешомы, и спустя минуту вернулась вместе с Ирамамове.На время отсутствия своего брата Арасуве Ирамамове

исполнял обязанности вождя. Его храбростьделала его самым подходящим человеком для защиты шабоно от возможного нападения. Его жерепутация шамана обеспечивала деревне защиту от злых хекур, насланных вражескимиколдунами.

Ирамамове посмотрел на девочку и попросилменя принести его тростинку для эпены и сосуд с галлюциногенным порошком. Одному из юношей он велелвдуть зелье ему в ноздри и запел заклинания к хекурам, расхаживая перед хижиной изстороны в сторону. Время от времени он высоко подпрыгивал, крича на злых духов,которые, как он полагал, угнездились в теле ребенка, чтобы те оставили Тешому впокое.

Затем Ирамамове стал осторожно массироватьдевочку, сначала голову, потом грудь, живот и так до самых ног. Он то и деловстряхивал руками, сбрасывая злых хекур, которых вытаскивал из Тешомы. Еще несколько мужчин вдохнулиэпену и вместе с Ирамамовепели заклинания ночь напролет. А он попеременно то массировал ее тельце, товысасывал хворь из него.

Тем не менее девочке и на другой день нестало лучше.

С покрасневшими и отекшими глазами онанеподвижно лежала в гамаке, ничего не хотела есть и отказалась даже от воды смедом, которой я пыталась ее напоить.

Ирамамове определил, что ее душа покинулатело, и принялся строить в центре поляны помост из шестов и лиан. К своимволосам он прикрепил листья пальмы ассаи;глаза и рот обвел кругами из пасты оното, смешанной с углем. Пустившисьвскачь вокруг помоста, он стал имитировать крики гарпии. Затем веткой с куста,растущего поблизости от шабоно, он стал тщательно мести землю, пытаясь найти затерявшуюся душуребенка.

Не найдя ее, он собрал вокруг себянесколько маленьких приятелей Тешомы, точно так же разукрасил их волосы и лицаи поднял их на помост. — Внимательно осмотрите землю сверху, — велел он детям. — Отыщите душу вашейсестры.

Подражая крикам гарпии, дети запрыгали нашатком помосте. Ветками, которые подали им женщины, они стали разметать воздух,но и им не удалось отыскать потерянную душу.

Взяв ветку, поданную мне Ритими, я вместес остальными взялась за поиски. Мы дочиста вымели тропинки к реке, к огородам ина болота, где Тешома ловила лягушек.

Ирамамове поменялся со мной ветками.— Ты принесла ее вшабоно, — сказал он. — Может, ты отыщешь ее душу'.

Не задумываясь о бессмысленности этойзатеи, я мела землю так же старательно, как и все остальные. — А откуда известно, что душагде-то недалеко —спросила я Ирамамове, когда мы возвращались по своим следам обратно вшабоно.

— Простоизвестно, и все, —ответил он.

Мы обыскали каждую хижину, чисто вымелипод гамаками, вокруг каждого очага и за сложенными в кучи бананами. Мы сдвигалиприслоненные к покатым крышам луки и стрелы. Мы разогнали всех пауков искорпионов из их убежищ в пальмовых крышах. Я прекратила поиски, лишь когдаувидела змею, выскользнувшую из-за стропил.

Рассмеявшись, старая Хайяма ловким удароммачете отсекла змее голову, завернула извивающееся обезглавленное тело в листьяпишаанси и сунула в огонь.Хайяма подобрала также свалившихся на землю пауков. Они тоже были завернуты влистья и изжарены. Старикам особенно нравились их нежные брюшки. Лапки Хайямаприберегла, чтобы размолоть их позже в порошок, который, как считалось, лечитпорезы, укусы и царапины.

К вечеру состояние Тешомы нисколько неулучшилось.

Она неподвижно лежала в гамаке, уставясьпустыми глазами в пальмовую крышу. Меня охватило чувство неописуемойбеспомощности, когда Ирамамове снова склонился над ребенком, чтобы массироватьи высасывать из нее злых духов.

— Позвольмне попытаться вылечить ребенка, — сказала я.

Ирамамове едва заметно улыбнулся, переводяглаза то на меня, то на Тешому. — А с чего ты взяла, что сможешь вылечить мою внучатую племянницу— спросил он вглубокой задумчивости. В его тоне не было насмешки, одно лишь смутноелюбопытство. — Мы.неотыскали ее душу.

Какой-то могущественный вражийшапори выманил ее прочь. Тыдумаешь, что сможешь противостоять заклятию злого колдуна

— Нет,— поспешно заверила яего. — Это можешьтолько ты.

— Что жеты тогда будешь делать — спросил он. — Ты однажды сказала, что никогда никого не исцеляла. Почему же тыдумаешь, что сейчас тебе это удастся

— Я помогуТешоме горячей водой, — сказала я. — А ты исцелишь ее своими заклинаниями к хекурам.

Ирамамове на минуту задумался; затемпостепенно лицо его смягчилось. Он прикрыл ладонью рот, будто удерживаясь отсмеха. — Ты многомунаучилась у тех шапори,которых знала

— Я помнюкое-что из их методов лечения, — ответила я, не упомянув, однако, что средство, котороепредназначалось Тешоме, применяла моя бабушка, когда не удавалось сломитьлихорадку. — Тысказал, что видел хекур уменя в глазах. Если ты будешь петь им заклинания, то, может быть, они мнепомогут.

Pages:     | 1 |   ...   | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |   ...   | 34 |    Книги по разным темам