Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 |   ...   | 34 |

Этева и Арасуве ранили животное в шею,живот и спину.

Поднявшись на задние лапы, он отчаянноразмахивал в воздухе передними, вооруженными мощными когтями.

— Хочешьдостать его моей стрелой — спросил Ирамамове.

Не в силах оторвать взгляд от длинногоязыка муравьеда, я затрясла головой, не понимая, говорит он серьезно или шутит.С языка животного капала клейкая жидкость с мертвыми муравьями. СтрелаИрамамове поразила муравьеда в крошечное ухо, и он мгновенно умер. Мужчинынабросили веревки на массивное тело и вытащили на берег, где Арасуве разделалживотное так, чтобы мужчины могли унести тяжелые куски мяса в шабоно.

Один из мужчин обжег шерсть, а потомположил мясо на деревянную платформу, сооруженную над огнем. Хайяма завернулавнутренности в листья пишаанси и положила свертки на угли.

—Муравьед! — кричалидети и, хлопая руками от удовольствия, танцевали вокруг огня.

—Подождите, пока приготовится, — предупреждала детей старая Хайяма, когда один из них потянулся закуском. — Вызаболеете, если съедите мясо, которое не до конца приготовлено. Его следуетготовить до тех пор, пока сок не перестанет течь сквозь листья.

Первой была готова печень. Прежде чем детиприступили к ней, Хайяма отрезала мне небольшой кусок.

Печень была мягкой, сочной и неприятнопахла, как будто была приправлена испортившимся лимонным соком.

Потом Ирамамове принес мне кусок жаренойзадней ноги.

— Почемуты не захотела испытать мою стрелу — спросил он.

— Я моглапопасть в одну из собак, — уклончиво ответила я, жуя жесткое мясо с сильным запахом. Япосмотрела в глаза Ирамамове, не зная, догадывается ли он, что я не хочу, чтобыменя даже отдаленно сравнивали с Имаваами, женщиной-шаманом, которая знала, какпризывать хекур, иохотилась как мужчина.

Ненастными вечерами мужчины принималиэпену и пели, просяхекуру анаконды обернутьсявокруг деревьев и не позволить ветру сломать стволы. Во время одной из самыхсильных бурь старый Камосиве посыпал свое сморщенное тело пеплом. Хриплымголосом он призывал дух паука, его собственную хекуру, раскинуть охраняющую паутину надрастениями в садах.

Неожиданно он повысил голос и запел резкои пронзительно, как длиннохвостый попугай.

— Однаждыя был похож на старого ребенка и забрался на самое высокое дерево. Я понял, чтопревратился в паука.

Почему вы прервали мой мирныйсон

Камосиве поднялся с колен и нормальнымголосом продолжал:

— Паук, яхочу, чтобы ты ужалил хекур, которые уничтожают растения в наших садах.

Он расхаживал по шабоно и выдувал эпену из своей трубки на все вокруг,упрашивая паука ужалить духов-разрушителей.

На следующее утро мы с Камосивеотправились в сады.

Улыбаясь, он указал мне на маленькихволосатых пауков, суетящихся над плетением паутины. На тонких серебристых нитяхблестели капли воды, в солнечном свете похожие на изумруд. По замершему лесу мыпрошли к реке. Присев рядом, мы молча смотрели на сломанные лианы, деревья икучи листьев, сорванные безудержным потоком. По возвращении в шабоно Камосиве пригласил меня к себе вхижину разделить коронное блюдо — жареных муравьев, залитых медом.

В дождливые вечера любимым занятием женщинбыло распевать песни, высмеивающие ошибки мужей. Если женщина намекала, чтомужчине лучше управляться с корзиной, чем с луком и стрелами, сразу же возникалспор.

Такие споры всегда превращались вколлективное обсуждение, в котором все шабоно принимало активноеучастие.

Временами, когда после окончания спорапроходило уже несколько часов, кто-то выкрикивал свежую мысль по поводуобсуждавшейся проблемы, и перебранка тут же возобновлялась.

Часть пятая.

Глава 19.

Едва солнце хоть немного пробивалосьсквозь тучи, я вместе с жителями деревни отправлялась работать на огороды.Выпалывать сорняки из влажной земли было намного легче, но у меня и на это нехватало сил. Подобно старому Камосиве, я просто стояла посреди остролистойманиоки и впитывала солнечный свет и тепло. Считая птиц, бывало целыми днями непоявлявшихся в небе, я тосковала по жарким сухим дням. После стольких недельзатяжных дождей я страстно желала, чтобы солнце светило подольше и рассеялотуман.

Однажды утром у меня так закружиласьголова, что я не смогла подняться из гамака. Пригнув голову к коленям, яподождала, пока пройдет эта дурнота. Но сил, чтобы поднять голову и ответить навстревоженные расспросы Ритими, у меня уже не нашлось, и ее слова потонули вмощной волне назойливого шума. Должно быть, это река, подумала я. До нее былорукой подать, но я понимала, что источник шума где-то в другом месте. Изо всехсил, словно от этого зависела моя жизнь, я старалась сообразить, откуда жедоносится этот шум. А зарождался он во мне самой.

Целыми днями я не слышала ничего, кроменесмолкающей барабанной дроби в голове. Я хотела открыть глаза.

И не могла. Сквозь прикрытые веки явидела, как звезды в небе, вместо того чтобы гаснуть, разгораются всеярче.

При мысли о том, что надвигается вечнаяночь, а я все глубже погружаюсь в мир теней и бессвязных сновидений, меняохватила паника.

Мимо меня, маша руками с подернутыхтуманом берегов, проплывали Ритими, Тутеми, Этева, Арасуве, Ирамамове, Хайяма,старый Камосиве. Иногда они перепрыгивали с облака на облако, разгоняя тумангустыми метлами из листьев. Но стоило мне их окликнуть, как они таяли в этомтумане. Временами сквозь ветки и листву я видела красно-желтое сияние солнца.Но, через силу открывая глаза, я понимала, что это всего лишь отблески костра,пляшущие под пальмовой крышей.

— Белымлюдям, когда они болеют, нужна еда, — явственно слышался громкий голосМилагроса. И я чувствовала, как он, прижавшись своими губами к моим,проталкивает мне в рот разжеванный кусок мяса.

В другой раз я узнала голос Пуривариве:— Люди болеют от этойих одежды. — И ячувствовала, как он стаскивает с меня одеяло. — Я должен ееохладить.

Принесите мне с реки белого ила.— И я чувствовала,как смыкаются вокруг тела руки, покрывая меня илом с головы до ног. Он начиналвысасывать из меня злых духов, и его губы оставляли на коже прохладныйслед.

Часы сна и бодрствования заполнял голосшапори.

Стоило мне вглядеться, как из тьмывыплывало его лицо.

Я слышала песню его хекуры. Я чувствовала, как острый клювколибри рассекает мне грудь. Потом клюв превратился в луч света. Но несолнечного и не лунного, а в ослепительное сияние глаз старого шапори. Он велел мне заглянуть в самуюглубину его черных зрачков. Глаза ей), казалось, лишены были век и доходили довисков. Они были полны пляшущих птиц. Это глаза безумца, подумала я. Я видела,как его хекуры повисли вкапельках росы, как они пляшут в блестящих глазах ягуара, я пила водянистыеслезы эпены. Сильноещекотание в горле заставило желудок сжаться в тугой комок, пока меня не вырваловодой. Она потоком хлынула прочь из хижины, прочь из шабоно и дальше по тропе к реке, тая вночи, полной дыма и заклинаний.

Открыв глаза, я села в гамаке и увидела,как Пуривариве выбегает из хижины. Словно призывая всю энергию звезд, он широкораспахнул руки в ночь. Потом, оглянувшись на меня, он сказал: — Ты будешь жить. Злые духипокинули твое тело. —С этими словами он скрылся в ночной тьме.

Миновало несколько бурных грозовых недель,и пошли ровные дожди, поведение которых почти всегда можно было предсказать.После хмурых туманных рассветов по предполуденному небу плыли белые пушистыеоблачка. Спустя несколько часов над шабоно собирались тучи. Они нависали такнизко, что, казалось, цеплялись за деревья, зловещей тенью покрывая небеса.Затем начинался сильнейший ливень, который переходил в изморось и нередкотянулся далеко за полночь.

По утрам, когда не было дождя, я неслишком утруждала себя работой на огородах, а обычно шла с детьми на болота,образовавшиеся по берегам реки. Там мы ловили лягушек и выковыривали из-подкамней крабов.

Стоя на четвереньках, ребятишки чутколовили каждый звук, каждое движение и молниеносно атаковали зазевавшихсялягушек. С глазами, почти прозрачными в рассеянном свете дня, мальчишки идевчонки, словно какие-то злые гномики, ловко затягивали волоконные петли налягушачьих шеях, пока не стихало последнее кваканье. С самодовольной улыбкой,свойственной только детям, не осознающим собственной жестокости, они разрывалилягушку за лапы, чтобы вытекла вся кровь, считавшаяся ядовитой.

Сняв шкурку, дети заворачивали свою добычув листья пишаанси и жарилиее на костре. С гарниром из маниоковой каши получался настоящийделикатес.

Я обычно просто сидела на камне средивысоких побегов молодого бамбука и смотрела, как вереницы черных и желтыхнавозных жуков осторожно и почти незаметно ползли вверх и вниз посветло-зеленым стеблям. В своих сверкающих обсидианом и золотом доспехах ониказались существами из иного мира. В утреннем безветрии в бамбуковой порослистояла такая тишина, что было слышно, как жуки высасывают сок из нежныхпобегов.

Однажды утром Арасуве присел у моегоизголовья.

ицо его от высоких скул до нижней губы,оттопыренной табачной жвачкой, светилось радостью. Сеточка морщин вокруг егоглаз стала еще заметнее, придавая улыбке задушевную теплоту. Я не сводилавзгляда с его толстых ребристых ногтей, пока он ловил в пригоршню последниекапли меда из калабаша. Он протянул мне ладонь, и я сунула палец вмед.

— Лучшегомеда, чем этот, я давно не ела, — сказала я, с наслаждением облизывая палец.

— Тыможешь отправиться со мной вниз по реке, — предложил Арасуве и объяснил,что собирается вместе с двумя женами и двумя младшими зятьями, одним из которыхбыл Матуве, отправиться на заброшенный огород, где пару месяцев назад онисрубили несколько пальм, чтобы добыть вкусную пальмовую сердцевину.— Помнишь, как тебепонравились хрустящие побеги — спросил он. — А теперь в срубленных стволах, должно быть, полно жирныхличинок.

Пока я раздумывала, как ему объяснить, чтоличинки мне нравятся далеко не так, как пальмовые побеги, рядом со мной приселаРитими. — Я тожепойду на огороды, —сказала она. — Ядолжна присматривать за Белой Девушкой.

Арасуве громко высморкался и расхохотался.— Дочь моя, мыпоплывем в каноэ. Я думал, ты не особенно любишь путешествовать поводе.

— В любомслучае это лучше, чем топать через заболоченный лес, — задиристо ответилаРитими.

В конце концов Ритими пошла с нами вместоодной из жен Арасуве. Пройдя немного вдоль берега, мы вышли к насыпи, где вгустых зарослях было спрятано длинное каноэ.

— Онопохоже на длинное корыто, в котором вы готовите суп, — заметила я, подозрительнорассматривая сделанное из коры суденышко.

Арасуве с гордостью пояснил, что и то, идругое изготавливается по одной технологии. Оббив ствол большого дереватвердыми дубинками, с него цельным куском снимают кору. Затем для приданиягибкости края этого куска прогревают над костром, чтобы можно было сложить ихвместе и сжать в форме тупоносой посудины, после чего края сшиваются лианами.Для большей устойчивости в лодку вставляется прочный деревянныйкаркас.

Мужчины столкнули каноэ в воду. Ритими, яи вторая жена Арасуве с хихиканьем забрались в лодку. Боясь перевернуть этоплавучее корыто, я так и осталась сидеть на корточках, и, орудуя шестом,Арасуве вывел каноэ на середину реки.

Повернувшись спиной к теще, оба молодыхзятя постарались сесть от нее как можно дальше. Я недоумевала, зачем Арасувевообще взял их с собой. Общение с матерью жены считалось для мужчиныкровосмесительным грехом, особенно если та была еще в сексуальноактивномвозрасте.

Мужчины, как правило, всячески избегалиобщения со своими тещами вплоть до того, что даже не смотрели на них. И уж нипри каких обстоятельствах они не называли их вслух по имени.

Течение подхватило нас и понесло по мутнойбурлящей реке. На прямых участках вода немного успокаивалась, и в ней с резкойотчетливостью возникали отражения стоящих по берегам деревьев. Всматриваясь взеркальное отражение листвы, я воображала, будто мы разрезаем лодкой затейливосплетенное кружево. В лесу царила тишина.

ишь изредка мы замечали парящую в небептицу. Ни разу не взмахнув крыльями, она, казалось, спала ввоздухе.

Путешествие по реке закончилось неожиданнобыстро. Арасуве причалил каноэ к небольшому песчаному лоскутку среди черныхбазальтовых камней.

— Дальшепридется идти пешком, — сказал он, вглядываясь в возвышающийся перед намилес.

— А как жеканоэ — спросила я.— Надо же перевернутьего вверх дном, чтобы послеполуденный дождь не залил его водой.

Арасуве почесал голову и расхохотался. Ужене раз он говорил мне, что я слишком самоуверенна в суждениях, причем отнюдь непотому, что я женщина, а потому, что слишком молода. Старики, независимо отпола, пользовались уважением и глубоко почитались. У юнцов же всячески отбивалиохоту высказывать свое мнение вслух. — На обратном пути лодка нам непонадобится, — сказаАрасуве. — Слишкомтяжело толкать каноэ шестом против течения.

— Кто жедоставит ее обратно в шабоно — не удержалась я от вопроса,боясь, что нам придется ее нести.

— Никто,— успокоил он меня.— Лодка годитсятолько чтобы плыть по течению. — И Арасуве, усмехнувшись, перевернул ее вверх дном. — Может, она еще пригодитсякому-нибудь, чтобы плыть вниз.

Я с удовольствием расправила затекшиеноги, и мы молча зашагали по мокрому заболоченному лесу. Передо мной шелхудощавый и длинноногий Матуве. Колчан так низко висел у него за спиной, чтоподпрыгивал, ударяясь о ягодицы. Я стала тихо насвистывать, и Матувеоглянулся.

При виде его нахмуренного лица меняразобрал смех и появилось жуткое искушение треснуть его колчаном по ягодицам.— Тебе не нравитсятвоя теща — неудержавшись, поддразнила я его.

Матуве робко улыбнулся и залился румянцемот того, что у меня хватило нахальства назвать при нем тещу по имени.— Ты разве не знаешь,что мужчине нельзя ни смотреть, ни разговаривать, ни приближаться ктеще

В тоне его послышалась обида, и мне сталокак-то неловко. — Яэтого не знала, —солгала я.

Прибыв на место, Ритими стала уверять, чтоэто тот самый заброшенный огород, куда они с Тутеми привели меня при первойвстрече в лесу. Я же ничего не узнавала.

Все так заросло дикими травами, что я сбольшим трудом отыскала хижины, стоявшие, как я помнила, под банановымидеревьями.

Pages:     | 1 |   ...   | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 |   ...   | 34 |    Книги по разным темам