Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 |   ...   | 34 |

Через девять дней Милагроса попросилипроколоть ребенку уши длинными палочками из пальмы раша. Потом он срезал концы палочек усамых мочек и покрыл их смолой, чтобы ребенок не поранился. В тот же деньмальчику было дано имя Хоашиве в честь белой обезьяны, которая хотела оставитьребенка в животе у матери. Это было всего лишь прозвище. Ко времени, когдамалыш научится ходить, ему дадут настоящее имя.

Глава 18.

Было еще светло, когда Милагрос наклонилсянад моим гамаком. Я почувствовала, как мозолистой рукой он гладит мой лоб ищеки. Он был едва виден в полутьме. Я знала, что он уходит, и ждала, надеясьпоговорить, но провалилась в сон, так и не узнав, хотел ли он что-нибудьсказать.

— Дождискоро придут, —объявил в тот вечер старый Камосиве. — Я видел, как выросли молодыечерепахи. Я слышал голос тумана.

Через четыре дня, сразу же после полудня,поднялся ветер. С ужасающей силой он раскачивал деревья, то и дело врывался вхижины, раскачивая пустые гамаки, как лодки во время шторма. Листья с землиподнимались спиралями, которые носились в странном танце, умирая так жевнезапно, как появлялись.

Я стояла в центре шабоно и наблюдала, как порывы ветраналетают со всех сторон. Голени облепили куски коры. Затопав ногами, япопыталась сбросить их, но кора держалась так прочно, будто была приклеена. Внебе темнели гигантские черные облака. Непрерывный отдаленный рев льющегосядождя становился громче по мере того, как он приближался. По лесу разносилисьраскаты грома, в полутьме мерцали белые вспышки молний. Из леса постояннораздавался скрип падающих стволов, сраженных молнией, ему эхом вторил мрачныйшум деревьев и кустов.

Пронзительно крича, женщины и детисгрудились в кучу, спрятавшись под покатой тростниковой крышей.

Схватив горящую головню, старая Хайямапобежала в хижину Ирамамове. Она начала отчаянно колотить пошестам.

— Вставай!— вопила она.— Твоего отца нет.Вставай!

Защити нас от хеку р.

Хайяма обращалась к хекуре Ирамамове, потому что сам онвместе с несколькими мужчинами был на охоте.

Гром и молнии ушли в сторону, облака надселением рассеялись. Дождь надвинулся широкой полосой, такой плотной, что небыло видно соседних хижин. Еще через мгновение небо полностью очистилось отоблаков. Старый Камосиве попросил меня пройтись с ним, чтобы посмотреть наревущую реку. Груды земли валялись по берегам, принесенные сюда бушующимливнем. Повсюду текли ручейки, от которых доносился звук, как от дрожащейтетивы лука.

ес замер. Не было слышно ни птиц, нинасекомых, ни зверей. Внезапно, без всякого предупреждения, на наши головыобрушился оглушительный раскат грома.

— Нооблаков нет! —закричала я, падая как скошенная на землю.

— Не гневидухов, — предупредилменя Камосиве.

Срезав два больших листа, он приказал мнеукрыться.

Начавшийся с нескольких капель, сильнейшийливень пошел, казалось, прямо с солнца. Порывы ветра сотрясали лес, а пеленатемных облаков снова скрыла солнце.

— Грозувызывают мертвые, чьи кости не были сожжены, чей прах не был съеден,— сказал старыйКамосиве. — Именноэти несчастные духи, не возвратившиеся к своему народу, поднимают облака исобирают их, пока в небе не зажигается огонь.

— Огонь,который наконец сожжет их, — закончила я его предложение.

— О, тыуже начинаешь понимать, — похвалил Камосиве. — Дожди начались. Теперь ты останешься с нами еще на много дней— и ты многомунаучишься.

Улыбаясь, я кивнула.

— Тыдумаешь, Милагрос успел добраться до миссии

Камосиве вопросительно посмотрел на меня,а затем разразился хриплым веселым смехом, смехом очень старого человека,перекликающимся с шумом дождя. У него все еще сохранилась большая часть зубов.Здоровые, но пожелтевшие, они торчали из десен, как куски старой слоновойкости.

— Милагросне пошел в миссию. Он отправился к своей жене и детям.

— В какойдеревне живет Милагрос

— Вомногих.

— И у негов каждой жена и дети

— Милагрос— талантливыймужчина, — сказаКамосиве, и в его единственном глазу заплясали хекуры. — Кое-где у него есть и белыеженщины.

Я в ожидании посмотрела на Камосиве.Наконец-то появилась возможность узнать что-нибудь о Милагросе! Но старикмолчал. Когда он дал мне руку, я поняла, что его ум занят чем-то другим, иначала осторожно массировать узловатые пальцы.

— Старыйчеловек, ты действительно дедушка Милагрос — спросила я, надеясь вернуть егок разговору о Милагросе.

Камосиве внимательно посмотрел мне вглаза, его единственный сияющий глаз изучал меня, как будто существовал имыслил отдельно от тела. Что-то бормоча, Камосиве дал мне другуюруку.

Я без всяких мыслей смотрела в его сияющийглаз, который медленно засыпал, не подчиняясь воле хозяина.

—Интересно, сколько тебе лет на самом деле

Глаз Камосиве остановился на моем лице.Его затуманили воспоминания.

— Еслиразвернуть в линию время, которое я прожил, то можно дотянуться до Луны,— пробормотаКамосиве. — Вот как ястар.

Мы стояли, прикрывшись листьями, инаблюдали за темными облаками, несущимися по небу. Туман опускался на деревья ипропускал серый призрачный свет.

— Дождиначались, — повториКамосиве, когда мы медленно возвращались в шабоно.

Огонь в хижинах больше дымил, чем грел, идым висел в неподвижном воздухе вместе с капельками воды. Я растянулась вгамаке и уснула, убаюканная звуками леса.

Утро было холодным и влажным. Ритими,Тутеми и я весь день провалялись в гамаках, ели печеные бананы и слушали стуккапель по пальмовой крыше.

— Ядумала, что Этева и другие еще прошлой ночью возвратятся с охоты, — бормотала Ритими, время отвремени глядя в небо, которое из почти белого постепенно становилосьсерым.

Охотники возвратились далеко за полдень наследующий день. Ирамамове и Этева направились прямо в хижину старой Хайямы,неся ее младшего сына Матуве на носилках из полос коры. Он был ранен упавшейветкой.

Мужчины осторожно переложили его в гамак.Нога Матуве безжизненно свисала вниз, из нее торчала лучевая кость.

Рваная кожа вокруг раны распухла иприобрела лиловый оттенок.

— Онасломана, — сказаластарая Хайяма.

— Онасломана, — повторилая вместе с другими женщинами, собравшимися в хижине.

Состояние раненого было безусловнотяжелым. Матуве застонал от боли, когда Хайяма выпрямила его ногу.

Ритими поддерживала ее на весу, покастарая женщина готовила повязку из древок сломанных стрел. Хайяма ловкоприложила их со всех сторон ноги, сделав прокладки из хлопка между кожей итростником. Вокруг стрел по всей ноге от голени до середины бедра Хайямаположила свежие полоски тонкой и прочной коры.

Тотеми и Шотоми, молодая жена раненого,хихикали всякий раз, когда Матуве стонал. Не то чтобы они развлекались, онистарались ободрить и утешить его.

— ОМатуве, это же не больно, — пыталась убедить его Шотоми. — Вспомни, как ты радовался, когдакровь текла из твоей головы после удара дубинкой на последнемпразднике.

— Недвигайся, — велелаХайяма сыну.

Закрепив тонкую лиану на одной из стрел,она обмотала ею ногу от голени до бедра и таким образом зафиксировалаповязку.

— Сейчасты не можешь двигать ногой, — сказала Хайяма, с удовлетворением разглядывая своюработу.

Примерно через две недели Хайяма снялаповязку. Опухоль прошла, а нога, бывшая прежде лилового цвета, сталазеленовато-желтой. Легко проведя рукой вдоль кости, она объявила:

—Срослось, — и началамассировать ногу, поливая теплой водой.

Каждый день в течение месяца она делалаодну и ту же процедуру: массировала ногу, а потом снова накладывалаповязку.

— Костьуже полностью срослась, — наконец сказала Хайяма, разломав шину на мелкиекуски.

— Но я немогу двигать ногой, —в страхе запротестовал Матуве. — Я не могу ходить как прежде.

Хайяма успокоила его, объяснив, что коленоне разгибается оттого, что нога так долго была в одном положении.

— Я будуделать тебе массаж, пока ты не сможешь ходить как раньше.

С дождями пришло ощущение спокойствия,безвременья, день и ночь плавно переходили друг в друга. В садах никто много неработал. Бесконечные часы мы проводили, лежа или сидя в гамаках и общаясь темстранным образом, которым люди общаются во время дождей: с длинными паузами ибессмысленными взглядами вдаль.

Ритими решила научить меня плести корзины.Я выбрала, как мне казалось, самый простой вид — большую U-образную корзину,которую используют для переноски дров. Женщины получили массу удовольствия,наблюдая за моими неуклюжими попытками перенять простую технику плетения. Потомя сконцентрировала усилия на плетении того, что, по моему мнению, было наиболеенеобходимо, — широкойдискообразной корзины, используемой для хранения фруктов или разделения пепла икостей после сжигания мертвых. Хотя я была очень довольна конечным результатом,мне пришлось согласиться со старой Хайямой, что мое изделие не найдетприменения у Итикотери.

Слушая ее, я вспомнила, что у меня былашкольная подруга, которая хотела научить меня вязать. Полностью расслабившись,глядя в телевизор, разговаривая или ожидая встречи, она всегда вязала; у неебыла масса красивых свитеров, перчаток и шапочек. Я же напряженно сидела рядомс ней, зажав плечи и пальцы, держа спицы в дюйме от глаз, постоянно проверяя,не потеряла ли петлю.

Конечно, я была не готова заниматьсяплетением. Каждый должен попробовать как минимум три раза, убедила я себя иначала делать корзину для ловли рыбы.

— О-хо-хо,Белая Девушка, —безудержно смеялась Шотоми. — Эта корзина снова недостаточно плотно переплетена. — Она сунула пальцы между прутьямилозы на дне. — Рыбапроскользнет сквозь эти отверстия.

Наконец я ограничила себя простой задачейрасщеплять кору и ветви, используемые для плетения, на тонкие полосы. Этаработа получалась хорошо, и я решила сделать гамак. Я выбрала полосы длинойоколо семи футов, крепко связала концы и переплела поперек тонкой полоской изтой же коры. Потом я закрепила плетение ветвями лиан и хлопковыми нитями,которые выкрасила в красный цвет оното. Ритими была так очарована гамаком, что повесила егоЭтеве.

— Этева, ясделала тебе новый гамак, — сказала я, когда он возвратился после работы в садах.

Он скептически посмотрел наменя.

— И тыдумаешь, что он меня выдержит

Я щелкнула языком от удовольствия,показывая, как прочно закреплены концы. Он неуверенно сел в гамак.

— Кажется,выдержит, — произнесон, растянувшись во весь рост. Я услышала скрежет лианы по столбу и, прежде чемуспела предупредить, Этева вместе с гамаком оказался на земле.

Ритими, Тутеми, Арасуве со всеми своимиженами, наблюдавшие за нами из соседней хижины, покатились от хохота,немедленно собрав большую толпу. Шлепая друг друга по плечам и бедрам, онисмеялись все сильнее и сильнее. Позже я спросила Ритими, можно ли все-такипользоваться этим гамаком.

—Безусловно, — сказалаона, и в ее глазах засияла детская улыбка.

Она уверила меня, что Этева совсем нерасстроился.

— Мужчинылюбят, когда женщине удается их провести.

Хотя я серьезно сомневалась, что Этевадействительно доволен этим происшествием, он, конечно же, не злился на меня. Онобъявил всему шабоно, как чудесно отдыхать в новомгамаке. Меня стали осаждать просьбами. Иногда я делала по три гамака в день.Несколько мужчин помогали мне доставать хлопок, который они отделяли откоробочек и семян. С помощью палки они заплетали волокна в нить и соединялинити в крепкую пряжу, которая прочно соединяла полосы коры вгамаке.

С готовым гамаком, висящим на руке, явошла в хижину Ирамамове.

— Тысобираешься делать стрелы — спросила я. Он поднялся, держась за шест, а потом подтянулся наодной из балок крыши.

— Этотгамак мне — онпротянул мне тростник, взял гамак, привязал и уселся в него. — Хорошо сделано.

— Ясделала его для твоей старшей жены, — сказала я. — Я сделаю и тебе, если ты научишьменя, как делать стрелы.

— Сейчасне время делать стрелы, — заявил Ирамамове. — Я только проверяю, сухой ли тростник на древки. — Он весело взглянул на меня изасмеялся. — БелаяДевушка хочет делать стрелы! — прокричал он высоким голосом. — Я научу ее и возьму с собой наохоту.

Все еще смеясь, он предложил сесть рядом.Он положил древки на землю и разобрал их по размеру.

— Длинные— лучше всего дляохоты. Короткие же —для ловли рыбы и для уничтожения врагов. Только самые лучшие стрелки могутвсегда использовать длинные стрелы. Они часто трескаются, и их путь трудноопределить.

Ирамамове разобрал короткие и длинныедревки.

— Сюда янадену наконечники, —он указал на один конец тростниковых палочек.

Он крепко связал их хлопковой нитью и кдругому концу смолой приклеил и закрепил ниткой разрезанные пополамперья.

—Некоторые охотники украшают свои стрелы собственными узорами. Я делаю тактолько во время войны: мне нравится, когда враг знает, кто егоубил.

Как и большинство мужчин Итикотери,Ирамамове был великолепным рассказчиком. Он оживлял свои истории точнымзвукоподражанием, драматическими жестами и паузами. Шаг за шагом он проводилслушателя по тропам охоты: как впервые замечал зверя, как, прежде чем выпуститьстрелу, он дул на нее растертыми корнями одного из своих магических растений,чтобы дать стреле силу.

Потом, рассказывал он, уверившись, чтострела не ошибется в достижении цели, он настигал непокорноеживотное.

Остановив на мне взгляд, он вывалилсодержимое колчана на землю и принялся подробно рассказывать все онаконечниках.

— Этот изпальмового дерева, —сказал он, протягивая мне гладкий кусок древесины. — Он сделан из склеенных щепок. Покругу вырезан желобок, который смазывают мамукори.

Они разламываются в теле животного. Этолучшие наконечники для охоты на обезьян. — Он улыбнулся, а потомдобавил:

— Иконечно же, для врагов.

Потом он достал длинный и широкийнаконечник с зазубринами по краям, украшенный извивающимисялиниями.

— Этотхорош для охоты на ягуаров и тапиров.

Возбужденный лай собак, смешанный скриками людей, прервал рассказ Ирамамове. Я побежала вслед за ним к реке. Вводе нашел себе убежище муравьед размером с маленького медведя. Он спасался отпреследования псов.

Pages:     | 1 |   ...   | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 |   ...   | 34 |    Книги по разным темам