Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 |   ...   | 46 |

Я не могла не согласиться с тем, на что вдовольно рез­кой формеуказывали мне Флоринда и ее дру зья в первое время, когда мы встретились: целью моихпосещений университета было не получение знаний, а желание хорошо проводитьвремя. Мои неплохие оценки были скорее делом случая и моего умения говорить, ане результатом занятий. У меня была прекрасная память. Я знала, какрассказы­вать и какубеждать других.

Когда у меня прошло первое замешательствоот признания и принятия того факта, что мои интеллектуаль­ные претензии были лишьпритворством, что я не знаю, как мыслить, за исключением самого поверхностногоспо­соба, я испыталаоблегчение. У меня созрела готовность отдать себя под опеку магов ипридерживаться плана обу­чения, предложенного Исидоро Балтасаром. Но к моему глубочайшему разочарованию, такойплан отсутствовал. Единственное, на чем он настаивал, было требование прек­ратить изучение и чтение на улице.Он верил, что процесс мышления носит характер личного, почти тайного ритуала иневозможен вне дома, на виду у публики. Он сравнивал процесс мышления сдрожжевым тестом. Оба могут развиваться лишь внутри помещения.

— Лучшевсего о чем-либо думать, конечно же, в постели, — сказал он мне однажды.Растянувшись на своей кровати, он положил голову на несколько подушек, закинулправую ногу на левую, так что лодыжка оперлась на поднятое колено левойноги.

Я много не думала над этой нелепой позойдля чтения, но пробовала ее всякий раз, когда бывала одна. С книгой,опирающейся на грудь, я обычно погружалась в глубо­чайший сон. Остро ощущая своюсклонность к бессоннице, я больше радовалась сну, чем знаниям.

Однако временами, как раз перед моментомотклю­чения сознания,у меня возникало ощущение, как если бы руки совершали круговые движения вокругмоей головы, очень легко надавливая на виски. Мои глаза автоматически пробегалиоткрытую страницу, прежде чем я успевала сооб­разить это, и просматривали целыепараграфы статей. Сло­ва выплясывали перед моими глазами до тех пор, пока целые группыих значений не озаряли мой мозг как откро­вение.

Стремясь воспользоваться открывшейся новойво змож­ностью, я продвигалась вперед, как будто подстегиваемая каким-тобезжалостным надсмотрщиком. Однако бывало, что такое развитие разума и методадоводило меня до физического и умственного изнеможения. В то время я спрашивалаИсидоро Балтасара об интуитивном знании, о вне запном интуитивном прозрении и понимании, о том, что магисчитали необходимым развивать прежде всего.

Он всегда говорил мне о бессмысленноститолько интуитивного знания. Озарения интуиции нужно пере­вести в какую-то ясную мысль,иначе они бесполезны. Он сравнивал озарения интуиции с наблюдением занепонят­ным явлением.В обоих случаях исчезновение образа происходит так же быстро, как и егопоявление. Если не происходит постоянного усиления образа, то сомнение иза­бвение берут верх,ибо разум поставлен в условия испы­тания практикой и воспринимает лишь то, что может бытьподтверждено и рассчитано.

Он объяснял, что маги — это люди знания, а не разума. Посуществу, они на шаг опережают интеллектуалов Запа­да, предполагающих, чтореальность, часто отождествляе­мая с истиной, познаваема посредством разума. Магутвер­ждает, чтопознаваемое нами посредством разума является мыслительным процессом, но толькос помощью понимания нашего тотального бытия на его наиболее тон­ком и сложном уровне мы сможемстереть границы, кото­рыми разум определяет реальность.

Исидоро Балтасар объяснял мне, что маги культивируют тотальностьсвоего бытия. Другими словами, маги совершенно не делают различия между нашейрациональной и интуитивной стороной. Они используют обе для достижения областисознания, называемой ими без­молвное знание, которое лежит вне языка и внемышления.

Чтобы заглушить рациональную сторонукакого-то че­ловека,не уставал подчеркивать Исидоро Балтасар, необ­ходимо понять его процесс мышленияна самом тонком и сложном уровне. Он был убежден, что философия, начиная склассической мысли Греции, обеспечивала наилучший способ освещения этогопроцесса мышления. Ученые мы или нет, постоянно повторял Исидоро Балтасар, тем не ме­нее, мы все — участники и последователиинтеллектуаль­нойтрадиции Запада. А это означает, что независимо от нашего уровня образования иопыта, мы являемся пленниками этой интеллектуальной традиции и способаинтерпретации того, что есть реальность.

И лишь поверхностно, заявлял ИсидороБалтасар, мы воспринимаем тот факт, что называемое нами реальностью являетсядетерминируемой в культуре конструкцией. А нам необходимо воспринять намаксимально глубоком уровне, что культура является продуктом длительного,сов­местного,чрезвычайно избирательного, чрезвычайно развитого и, последнее, но не менееважное, — чрезвычайнопринудительного процесса, который в качестве своей вы­сшей точки имеет соглашение,отгораживающее нас от других возможностей.

Маги активно стремятся разоблачить тотфакт, что реальность навязывается и поддерживается нашим разу­мом, что идеи и мысли,проистекающие из него, создают системы управления знанием, которыепредписывают, как нам видеть мир и как действовать в нем. И это невероятноедавление оказывается на всех нас, чтобы обеспечить нашу восприимчивость копределенным идеям.

Он подчеркивал, что маги занимаютсякультурно неде­терминированными способами восприятия мира. Культура детерминируетнаши личностны е переживания и общест­венное соглашение, по которомунаши органы чувств, спо­собные к восприятию, навязывают нам образ воспринима­емого. Все, что находится вне этойобусловленной области восприятия, нашим рациональным умом автоматически капсулируется и отбрасывается. Маги утверждают, чтовосприятие происходит вне нашего тела, вне наших орга­нов чувств. Но недостаточно простопрочитать или услы­шать об этом от кого-нибудь еще. Для осуществлениятако­го восприятия егонеобходимо пережить.

Исидоро Балтасар говорил, что маги всюсвою жизнь стремятся разорвать густой туман человеческих допу­щений. Тем не менее, они слепо небросаются во тьму. Маги готовят себя. Им известно, что когда бы они ни попали внеизвестное, им понадобится хорошо развитая рациональ­ная сторона. Только при этомусловии они будут способны объяснить и осмыслить то, что они смогут вынести изсвоих путешествий в неизвестное.

Он добавил, что я не должна постигатьмагию через чтение работ философов. Скорее я должна увидеть, что философия имагия являются очень сложными формами аб­страктного знания. Как для мага,так и для философа истина о нашем бытии-в-мире до некоторой степени явля­ется приоткрытой. Маг, однако,находится на шаг впереди. Он действует в соответствии с полученными имзнаниями, которые по определению находятся уже вне признанных в культуревозможностей.

Исидоро Балтасар полагал, что философы являются интеллектуальнымимагами. Однако их исследования и стремления всегда остаются лишь ментальнымипопыт­ками. Философыне могут воздействовать на мир, который они так хорошо понимают и об ъясняют, способом, отлича­ющимся от культурнообусловленного. Они дополняют уже существующее ядро знания. Они истолковывают иперетол­ковываютимеющиеся философские тексты. Новые мысли и идеи, возникающие в результатетаких интенсивных исследований, не изменяют их, исключая, быть может,психологический план. Они могут стать более добрыми, бо­лее понимающими людьми или,возможно, наоборот. Одна­ко с философских позиций они не могут сделать ничегота­кого, чтои зменило бы их чувственное восприятие мира, ибо философыдействуют в рамках социального порядка. Они поддерживают социальный порядок,даже если не согласны с ним интеллектуально. Философы — это плохие маги.

Маги также достраивают существующее ядрознания. Однако они делают это отнюдь не принятием того, что было установлено идока зано другими магами. Они должны за­ново доказывать самим себе, чтопринятое до них действительно существует, действительно поддается восприятию.Для выполнения такой грандиозной задачи маги нуждаются в огромной энергии,которую они получа­ютв результате своего отторжения от социального порядка, происходящегобез ухода и з мира. Не ослабляя себя, маги разрушают соглашение,определяющее реальность.

Глава 15.

Как только мы пересекли границу Мексики,ме­ня охватиланеуверенность. Казавшийся таким замечательным повод для пое здки в Мексику с Исидоро Балтасаром теперь выглядел предлогом для того, чтобы он взялменя с собой. Я уже сомневалась, что смогу выполнить обещание и заниматьсясоциологией в доме ведьм. Ведь там я снова буду делать все то, что делала вовсех предыдущих случаях: подолгу спать, видеть загадоч­ные сны и безнадежно пытатьсяпонять, чего же хотят от меня маги.

—Сожаления — голосИсидоро Балтасара заставил меня вздрогнуть. Он смотрел искоса и,должно быть, какое-то время уже наблюдал за мной.

— Нет,конечно, — поспешилая его заверить, про­мямлив что-то о жаре, и уставилась в окно, размышляя, что он имелв виду — общее моесостояние или молчаливость.

Молчала я потому, что была напугана ирасстроена. По спине мурашками полз страх.

А Исидоро Балтасар пребывал в состояниирадостного возбуждения: пел, глупо шутил, читал стихи на английском, испанскоми португальском. Но даже пикант­ные подробности сплетен о наших общих знакомых по УК­ ЛА не могли развеять моего уныния. Он даже не замечал, что рядом неблагодарный слушатель, и оставался вхоро­шем настроении,несмотря на рявканье и просьбы оставить меня в покое.

— Если былюди посмотрели на нас, они подумали бы, что мы женаты, — заметил он между взрывамисмеха.

Если бы маги посмотрели на нас, подавленноподумала я, они бы поняли, что что-то не так. Они бы поняли, что мы с Исидоро Балтасаром не равны. Я реалистка и конк­ретна в своих действиях ирешениях. Для него же действия и решения непостоянны, каков бы ни был ихрезультат, и их окончательность определяется тем, что он принимает на себя всюответственность за них, независимо от того, важны они или нет.

Мы ехали на юг и не петляли, как обычно, анаправ­лялисьсра зу к дому ведьм. Когда выехали из Гуаймаса, — никогда еще прежде мы незаезжали так далеко на юг по дороге к дому ведьм, — я спросила: — Куда ты меня ве­зешь

Он равнодушно ответил: — Мы едем дальней до рогой. Не волнуйся.

То же самое прозвучало, когда я его ещераз спр осила за обедом в Навохоа.

Мы оставили Навохоа позади и поехали наюг, напр ав­ляясь в Масатлан. Я не находила себе места от волнения. Около полуночи Исидоро Балтасар свернул с шоссе на уз­кую проселочную дорогу. Автофургонтрясло, он дребезжал на ухабах и камнях, по которым мы ехали. Шоссе позади насугадывалось только и зредка, по мигающим огонькам, потом оно и вовсе исчезло,поглощенное зарослями, обрам­лявшими дорогу. После утомительно долгой е зды мы вне­запно остановились, и он выключил свет.

— Где мы— спросила я,оглядываясь вокруг. Сначала ничего не было видно, но когда гла за привыкли к темноте, прямо перед собой я увидела крохотныебелые пятнышки. Эти звездочки, казалось, упали с неба. Меньше всего я ожидалаощутить пьянящий аромат кустов жасмина, взбирающихся на крышу и ниспадающих с рамады, и, не­ожиданно узнав его, я почувствовала себя так, словно лишь во сневдыхала подобное благоуханье. Я глупо хихикнула. Все это вызвало почти детскоечувство удивления и востор­га. Мы были у дома Эсперансы.

— Первыйраз мы приезжали сюда с Делией Флорес,— пробормотала я про себя и, тронув Исидоро Балтасара за руку, спросила: — Разве это возможно — На мгновенье я чуть незадохнулась от страха.

— Что— переспросил онозадаченно. Он был взволно­ван и раздражен; его рука, обычно теплая, была холодна каклед.

— Этот домна окраине Сьюдад Обрегона, более ста миль севернее ! — вскрикнула я. — Сама ездила туда. И никогда не сворачивала с асфальта.— Осмотревшись втем­ноте, я вспомнила,что ездила из этого дома в Тусон, что никогда в жизни не была в Навохоа или в егоокрестностях.

Исидоро Балтасар некоторое время молчал;казалось, он был занят поиском ответа. Ни один из них не удовлет­ворил бы меня. Пожав плечами, онповернулся ко мне лицом. В нем была какая-то сила и некое преимущество— как в нагвале Мариано Аурелиано, — он говорил, что нет сомнений, я сновидела-наяву, когда мы вдвоем сДелией поехали из Эрмосильо в дом целительницы. — Предлагаю, чтобы ты воспринимала это как есть, — предостерег он. — По себе знаю, как может блуждатьразум, пытаясь сов­местить несовместимое.

Я попыталась было протестовать, но онпрервал меня, указав на приближающийся огонёк, и, выжидающе улыб­нулся, будто знал, комупринадлежит эта громадная, колы­шущаяся на земле тень.

— Это жесмотритель ! — пробормотала я в изумлении, как только он предстал перед нами,инстинктивно обняв и расцеловав его в обе щеки. — Никогда бы не подумала, чтовстречу тебя здесь, —прошептала я.

Ничего не сказав, он застенчиво улыбнулся.Обнявшись с Исидоро Балтасаром и похлопав его несколько раз по спине, как этообычно делают при встрече латиноа­мериканцы, он что-то шепнул ему. При всем своем ста­рании я не расслышала ни единогослова. Он повел нас к дому.

Что-то зловещее было в массивной параднойдвери. Она была закрыта. Окна с решетками также были закрыты. Ни света, низвука за толстыми стенами. Мы обошли дом со стороны заднего двора, обнесенноговысокой изгородью, и вошли в дверь, ведущую прямо в квадратнуюкомнату.

Я почувствовала себя уверенней, узнав этичетыре двери. Это была та же комната, куда меня приводила Делия Флорес. Она была почти без мебели, какой я ее иза­помнила,— в ней были толькоузкая кровать, стол и не­сколько стульев.

Смотритель поставил керосиновую лампу настол и за­ставил менясесть. Повернувшись к Исидоро Балтасару, он обнял его за плечи и они вышли в темныйкоридор. Не­ожиданность их ухода ошеломила меня. Я даже не успела прийти всебя и решить, стоит ли идти за ними, как смотритель вернулся. Он дал мнеодеяло, подушку, фонарик и ночной горшок.

— Лучше явыйду во двор, —сказала я, поджав губы.

Смотритель пожал плечами и задвинул ночнойгоршок под кровать.

— Это навсякий случай, если тебе понадобится выйти ночью. — Его глаза откровенно смеялись,когда он говорил, что Эсперанса держит во дворе большого черногостороже­вого пса.— Ему не нравятсяпосторонние, которые по но­чам расхаживают по двору.

Pages:     | 1 |   ...   | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 |   ...   | 46 |    Книги по разным темам