Не зная его настроения, я подумала, чтолучше не буду с ним спорить, и сказала, что за весь день не написала нистрочки, а ждала его, зная, что только он может меня спасти. Я заверила его,что не мои профессора, а он должен решать мою судьбу, какаспиранта.
Смотритель просиял улыбкой и попросилпринести ему мою рукопись.
— Она наанглийском, —специально сказала я. — Ты не сможешь прочесть ее.
Уверенность в том, что я не настолькоплохо воспитана, помешала мне сказать, что он все равно бы ничего не понял,даже если бы она была на испанском.
Он настаивал на своем. Я принесла работу.Он разложил листывокруг себя, некоторые на циновке, некоторые на пыльной земле, потом достализ кармана рубашки очки в металлической оправе и надел их.
— Оченьважно выглядеть ученым, — прошептал он, наклонившись к собаке. Пес поднял одно ухо, потомглухо заворчал, как бы соглашаясь с ним. Собака поменяла позу, и смотрительжестом велел мне сесть между ними.
Сосредоточенно изучая отдельные листы наземле, он напоминал начитанную строгую сову. Он неодобрительно цокал языком,почесывал затылок, складывал и перекладывал листы, как бы пытаясьотыскать связь, ускользающую от него.
От сидения в одном положении у менязаболели шея и плечи. Вздыхая от нетерпения, я прислонилась к изгороди изакрыла глаза. Несмотря на возрастающее раздражение, должно быть, я задремала,потому что вдруг испугалась внезапного навя зчивого звона. Я открыла глаза. Рядом, лицом ко мне, сидела высокая,роскошно одетая красивая женщина. Она что-то сказала, но я не расслышала. Звонв моих ушах усилился.
Эта женщина наклонилась ко мне и громкимчистым голосом спросила: — Ты что же, не хочешь по здороваться со мной
—Нелида ! Когда ты пришла Я просто пыталась избавиться от звона вушах.
Она кивнула и, подтянув под себя длинныекрасивые ноги, обняла руками колени. — Приятно тебя видеть,— мечтательнопроизнесла она.
Хмуря брови, смотритель что-то бормоталпро себя, и зучая лежащие перед ним страницы. Через некотороевремя онпрои знес: — Твои каракули не только трудно разобрать, в них и смысламало.
Прищурившись, Нелида осуждающе посмотрелана меня, словнопризывая возразить.
Я заерзала, чтобы подняться, желая уйти отэтого нервирующего меня пристального и изучающего взгляда. Но она наклонилась инеожиданно схватила меня за руку, будто в зяла ее в тиски.
Смотритель начал читать вслух раздражающемедленно. То, что ончитал, казалось знакомым, но я не могла определить, действительно ли онвоспроизводит текст, так как не могла сосредоточиться. Кроме того, менявыводила из себя та показушная манера, с какой он кромсал предложения, фразы и изредка дажеслова.
— Инаконец, — заявил он,заканчивая чтение последней страницы,— это просто плохо написанная работа. — Он сложил эти разрозненные листыв стопку и облокотился на изгородь, не спеша согнув колени в то самоеположение, которому меня научил Исидоро Балтасар — согнув правую ногу так, чтобы ее щиколотка лежала на левом бедре— и закрыл глаза. Онмолчал так долго, что я подумала, что он уснул, и даже вздрогнула, когдамедленно и размеренно он начал говорить об антропологии, истории и философии.Его мысли, ка залось, облекались в форму, слова были ясными и точными. Онговорил просто, было легко следить за ходом его речи и легко еепонимать.
Я внимательно слушала и в то же время немогла отделаться отвопросов. Как он может столько знать о западноевропейских интеллектуальныхтечениях Где он учился Кто же он на самом деле
Как только он закончил говорить, я сразуже попросила:
— Не могбы ты все повторить сначала Я бы хотела кое-что записать.
— Все, очем я говорил, есть в твоей работе, — заверил меня смотритель.— Все это похороненопод множеством сносок, цитат и сырых идей. — Он наклонился, почти прислонивголову к моей. —Недостаточно цитировать работы, пытаясь придать правдивость тому, что написанотобой.
Ошеломленная, я тупо смотрела на него.— Помоги мне,пожалуйста, написать статью.
— Нет,этого я сделать не могу, — произнес он с мрачным блеском в гла зах. — Это ты должна сделать самостоятельно.
— Но я жене могу, —запротестовала я. —Ты же только что показал, как плохо написана моя работа. Поверь, это лучшее, на что яспособна.
— Нет!— уверенно возразилон, посмотрев на меня в изумлении, к которому примешивалось дружеское участие.— Я уверен, твоипрофессора примут работу, как только она будет отпечатана. Но не я. В ней нетничего оригинального.
Я была слишком ошеломлена, чтобырасстраиваться.
— Тытолько другими словами пересказываешь то, что прочитала, — продолжал смотритель.— А я требую, чтобыты больше полагалась на свое собственное мнение, даже если оно противоречиттому, чего от тебя ждут.
— Но этоведь только реферат, — защищалась я. — Знаю, он еще сырой, но мне нужно, чтобы и профессора былидовольны. Согласна я или нет со всем этим — к делу не относится. Мне нужно,чтобы меня приняли в аспирантуру, а это отчасти зависит от того, довольны ли будутпрофессора.
— Если тыхочешь черпать силу из мира магов, ты больше не можешь работать, имея это вголове. Скрытые цели неприемлемы в нашем магическом мире. Если хочешь статьаспирантом, значит должна вести себя как воин, а не как женщина, которуюнаучили всем угождать. Даже когда тебе смертельно плохо, ты все равно стараешься угодить. А когдаты пишешь, тебя ведь этому не учили, значит, ты можешь принять настроениевоина.
— Что тыназываешь настроением воина Мне что же, с профессорами воевать
— Не спрофессорами, а с собой. За каждый миллиметр. И делать это настолько искусно иумно, чтобы никто и не догадывался о твоей борьбе.
Я не совсем поняла, что он имеет в виду,да и не хотела понимать. Воспользовавшись паузой, я спросила, откуда он знает столько об антропологии, истории ифилософии.
Улыбнувшись, он покачалголовой.
— А тычто, не заметила — исам ответил на вопрос. — Я собрал эти мысли из ниоткуда. Я просто разбросал своиэнергетические волокна и подцепил их, как рыбак ловит рыбу, из необъятногоокеана мыслей и идей.— И он развел руками, обнимая все пространство вокругсебя.
— Исидоро Балтасар говорил мне: для того, чтобы собирать мысли, нужноуметь распознать, какие именно могут быть полезны. Поэтому ты, должно быть,изучал историю, философию и антропологию.
— Может,когда-то и изучал, —неопределенно произнес он, в задумчивости почесывая затылок. — Наверное.
— Простодолжен был, —назидательно произнесла я, будто совершила открытие.
Глубоко вздохнув, он снова откинулся наизгородь и закрыл глаза.
— И почемуты хочешь всегда быть права — спросила Нелида.
Это прозвучало так неожиданно, что яуставилась на нее, открыв рот. В уголках ее губ притаилась озорнаязатаенная улыбка. Онапока зала мне на мой открытый рот. Меня так поглотила речьсмотрителя о реферате, что я напрочь забыла о присутствии Нелиды, хотя она и сидела напротивменя. Или не сидела Мысль о том, что она могла не заметно уйти и вернуться, меня испугала.
— Не думайоб этом, — тихосказала Нелида, словно я кричала от страха. — Мы обычно приходим и уходим так,что нас никто не замечает.
Ее тон сглаживал леденящее впечатление отее слов. Переводя в згляд с одного из них на другого, я думала, действительно ли они незаметноисчезнут прямо у меня на глазах. Потянувшись как кошка, я легла на соломеннуюциновку на спину, медленно подвинув ногу к подолу платья Нелиды, опускавшемусядо земли, а моя рука двинулась к одежде смотрителя. Он, должнобыть, почувствовал,что его тронули за рукав, потому что резко сел и уставился на меня. Я закрыла глаза, но продолжала смотреть на них сквозь ресницы. Онисидели, не шелохнувшись. В их прямых позах не было ни следа усталости, а у меняслипались гла за.
Налетел прохладный ветерок, наполненныйароматом эвкалипта. Вереницы разноцветных облаков бежали по небу. Глубокое и прозрачное, ономедленно растворялось и таяло так не заметно, что невозможно было различить, где облака и где небо, где день и гденочь.
Положив ногу на кайму платья Нелиды ивцепившись в рукав смотрителя, точно от этого зависела жизнь, яуснула. Показалось,что прошло лишь мгновенье, как чья-то рука прикоснулась к лицу.
—Флоринда —-прошептала я, инстинктивно чувствуя, что рядом сидит другая женщина. Она говорила что-то оченьтихо. Было ощущение, что она говорила уже давно, и я проснулась, чтобы этоуслышать.
Я попыталась сесть. Легким, но твердымприкосновением кплечу она остановила меня. Маленький огонек мерцал где-то в темноте, проливаябледный дрожащий свет на ее лицо. Это делало ее похожей на привидение.Ка залось, она увеличивается в размерах, приближаясь ко мне. Ее гла за казались больше от этого приводящего в замешательствовзгляда. Ее словно подведенные черным брови хмурились.
— Нелида!— вздохнула я соблегчением.
Едва улыбнувшись, она кивнула. Я хотеласпросить ее о смотрителе и о реферате, но она приложила свои пальцы к моимгубам и продолжала что-то нашептывать. Звуки становились тише и тише. Казалось,они доносятся и здалека, и наконец они исчезли совсем.
Нелида встала и жестом пригласила сделатьто же самое. Я всталаи увидела, что мы не во дворе, а в одной из спален, выходящих вкоридор.
— А где жемоя работа —спросила я, беспокоясь, что ветер мог расшвырять страницы по двору. Мысль отом, что мне придется начинать все с самого начала, привела меня втрепет.
Нелида по-королевски кивнула, чтобы яследовала за ней. Она была гораздо выше меня и очень походила на Флоринду. Еслибы не ее хрупкость, я бы ни за что не смогла их различать. Сейчас онака залась незавершенной копией Флоринды — такой, скорее всего, та была вюности. В Нелиде было что-то воздушное, хрупкое, обаятельное. Мы часто шутили с Исидоро Балтасаром, что будь я мужчиной я, потеряла бы и з-за нее голову. Он остроумно замечал, — в шутку, конечно, — что потому-то она со мной почтине ра зговаривает.
Мы направились к моей комнате. Рядом ссобой я слышала шаги.Это не Нелида, подумала я, потому что она шла так тихо, что, казалось, некасалась земли. Нелепая идея, что слышны мои собственные шаги, заставила меняидти на цыпочках, как кошка. Тем не менее я продолжала слышать шаги. Чьи-то ноги двигалиськак мои, тихим эхом отдаваясь на плиточном полу. Я несколько разоборачивалась, но,конечно же, никто не шел за мной. В надежде ра звеять страх я громко хихикнула.
Нелида внезапно повернулась. Я думала, онаодернет меня, но она тоже начала смеяться. Она обняла меня за плечи. Ееприкосновение было не слишком теплым или нежным. Но мне было все равно. Она мненравилась, а ее прикосновение успокаивало меня. Продолжая смеяться, в окружениизвуков шагов, мы вошли ко мне в комнату.
Стены странно светились, как будто черезвсе четыре двери в комнату сочился туман, ее невозможно было рассмотреть. Туман изменил формукомнаты, придав ей странные очертания. Как я ни моргала и ни прищуривалась, я разгляделатолько стол, за которым писала последние три дня. Я подошла ближе. К своейрадости, я увидела бумаги, сложенные в аккуратную стопку. Рядом лежали все моикарандаши: они были хорошо наточены.
—Нелида ! — взволнованно воскликнула я, поворачиваясь. Но ее уже не было. Тумансгущался. Он плотнее окутывал меня с каждым вздохом. Он проникал в меня,наполняя глубоким,волнующим чувством легкости и ясности. Направляемая из невидимого источника, ясела за стол и разложила перед собой страницы. Прямо перед глазами возникла всяструктура реферата, наложенная на мои первые наброски, точно двойная экспозицияна фотопленке.
В восхищении я увлеклась искуснымразвитием темы. Как будто подчиняясь невидимой руке того, кто писал и думал,абзацы начали менять свои места, выстраиваясь в новом порядке. Все это было такпрекрасно и просто, что от радости я засмеялась.
— Запишиэто.
Слова прозвучали в комнате тихим эхом. Я слюбопытствомоглянулась, но никого не увидела. Со знавая, что то, что я переживала в эти минуты, определенноне было обыкновеннымсном, я схватила бумагу, карандаш и с бешеной скоростью начала писать.Удивительно легко и ясно возникали идеи. Они пульсировали в висках и в теле,словно звуковыеволны. Одновременно с этим я слышала и видела слова. Но то, что было передомной, различали не слух и не зрение. Это были какие-то нити внутри меня, которыевытягивались и всасывали слова, светящиеся передо мной, как какой-нибудьбесшумный пылесос всасывает пылинки.
Через некоторое время то, что наложилось на мои бумаги, стало расплываться. Строчкиисчезали одна за другой. Я отчаянно хваталась за эту превосходную структуру, зная, чтовсе это исчезнет бе зо всякого следа. Останется только память моего осознанияэтой величественной ясности. Но исчезнет и это, словно пламя погасшей свечи.Колечко тумана, тонкое, как нить, задержалось в комнате и превратилось в мелкуюрябь. Гнетущая темнота окружила меня. Я была настолько опустошена, что теряласознание.
—Ложись !
Я даже не пыталась поднять глаза, зная,что все равно никого не увижу. Невероятным усилием встав со стула и шатаясь, янаправилась к кровати.
Глава 16.
Мгновенье я просто лежала в кровати,смутно припоминаясвой невероятный, поразительный сон, столь непохожий на все остальные. Однаковпервые я сознавала все, что сделала.
— Нелида— прошептала я, когдатихое хрипловатое бормотание, доносившееся из другого конца комнаты,вторглось в моигрезы. Едва успев сесть, я тут же плюхнулась назад, потому что комната началавращаться вокруг меня. Подождав немного, я снова попробовала подняться, встала,сделала несколько нерешительных шагов, но упала на пол и головой ударилась остену.
— Дерьмо!— воскликнула я,когда комната снова завертелась. — Падаю в обморок.
— Непреувеличивай, —сказала Флоринда и улыбнулась, увидев мое смущенное лицо. Она потрогала сначала мой лоб,потом шею, как будто проверяла, нет ли у меня температуры. — Ты не падаешь в обморок. Тебепросто нужновосполнить энергию.
— ГдеНелида
— А развеменя ты не рада видеть — Она взяла меня под руку и помогла вернуться в кровать.— Ты падаешь отголода.
Pages: | 1 | ... | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | ... | 46 | Книги по разным темам