Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |

В других же случаях нарочитый показобъекта манипу­лирования приводит у обезьян к несколько иной ситуации: одна особьподчеркнуто манипулирует предметом на виду у внимательно наблюдающих за еедействиями чле­новстада, а агрессивные проявления со стороны лакте­ра, встречающиеся при обычномлподдразнивании, подавляются зрителями путем особых примирительныхдвижений и поз. Актер же проявляет признаки лимпони­рования, свойственные истинномудемонстрационному поведению. Такое демонстрационное манипулированиевстречается преимущественно у взрослых обезьян, но не у детенышей.

Результатом демонстрационногоманипулирования могут быть подражательные действия зрителей, но необязательно. Это зависит от того, насколько действия лак­тера стимулировали остальныхобезьян. Однако объект манипулирования всегда выступает как некий посредник вобщении между лактером и зрителями.

При демонстрационном манипулированиилзрители могут ознакомиться со свойствами и структурой предме­та, которым манипулирует лактер,даже не прикасаясь к объекту. Такое ознакомление совершается опосредованно:происходит усвоение чужого опыта на расстоянии путем созерцания чужихдействий.

Очевидно, демонстрационное манипулированиеимеет прямое отношение к формированию традиций у обезь­ян, обстоятельно описанное рядомяпонских исследо­вателей. Подобные традиции образуются в пределах замкнутойпопуляции и охватывают всех ее членов. Так, например, в популяции японскихмакаков, живших на небольшом острове, было обнаружено постепенное, но затемвсеобщее изменение пищевого поведения, что вы­ражалось в освоении новых видовпищи и изобретении новых форм ее предварительной обработки. Поопубли­кованным даннымнапрашивается вывод, что это проис­ходило на основе опосредованных игр детенышей, а затемдемонстрационного манипулирования и подражательных действийобезьян.

Демонстрационное манипулированиеобнаруживает все признаки демонстрационного поведения (см. ч. I, гл. 2),но при этом играет исущественную познавательную роль. Таким образом, в демонстрационномманипулировании сочетаются коммуникативные и познавательные аспекты активности:лзрители получают информацию не только о манипулирующей особи (лактере), вдействиях которого содержатся элементы лимпонирования, но и(дистант­но) освойствах и структуре объекта манипулирования.

Демонстрационное манипулирование служило, поФабри, в свое время, очевидно, источником становления чисто человеческих формобщения, так как последние зародились вместе с трудовой деятельностью,предшествен­ником ибиологической основой которой и являлось ма­нипулирование предметами у обезьян.Вместе с тем именно демонстрационное манипулирование создает наилучшие условиядля совместной коммуникативно-познавательной деятельности, при которой основноевнимание членов сообщества обращено на предметные действия манипули­рующей особи.

Язык животных и членораздельнаяречь.

У современных обезьян средства общения,коммуникации отлича­ются не только своим многообра­зием, но и выраженнойадресованностью, побуждающей функцией, направленной на изменение поведениячленов стада. Тих отмечает также большую выразительность средств общенияобезьян и их сходство с эмоциональными сред­ствами коммуникации у человека.Однако в отличие от человека, как считает Тих, коммуникативные средства обезьян— как звуки, так ителодвижения — лишенысе­мантической функциии поэтому не служат орудием мыш­ления.

В последние годы коммуникационныевозможности обезьян, прежде всего человекообразных, изучались осо­бенно интенсивно, но не всегдаадекватными методами. Можно, например, ссылаться на экспериментыамерикан­ского ученогоД.Премака, пытавшегося с помощью систе­мы оптических сигналов научитьшимпанзе человеческому языку. По этой системе у обезьяны вырабатывалисьассо­циации междуотдельными предметами (кусками пластика) и пищей, причем применялась методикалвыбора на образец, введенная в практику зоопсихологических ис­следований еще в 10-х годах нашеговека Ладыгиной-Котс: чтобы получить лакомство, обезьяна должна выбратьсре­ди разных предметов(в данном случае разнообразных кус­ков пластика) и дать экспериментатору тот, который ей перед этимпоказывался. Таким же образом вырабатывались реакции на категории объектов иформировались обоб­щенные зрительные образы, представления подобно тем, с которыми мыуже познакомились при рассмотрении по­ведения позвоночных и даже пчел,но, понятно, у шим­панзе они были более сложными. Это были представления типалбольшее и меньшее, лодинаковое и различное и сопоставления типа на,лсперва, потом, ли и др., на что животные, стоящие ниже антропоидов,вероятно, неспособны.

Эти опыты, как и аналогичные экспериментыдругих исследователей, безусловно, очень эффектно показывают исключительныеспособности человекообразных обезьян к символическим действиям и обобщениям,большие их возможности общения с человеком и, конечно, особенно мощное развитиеих интеллекта — всеэто, правда, в усло­виях особенно интенсивных обучающих воздействий со стороны человека(лразвивающего обучения, по Ладыгиной-Котс).

Вместе с тем эти эксперименты, вопрекизамыслам их авторов, никоим образом не доказывают наличия у антро­поидов языка с такой же структурой,как у человека, хотя бы уже потому, что шимпанзе навязали подобиечелове­ческого языкавместо того, чтобы установить с животным коммуникацию с помощью его собственныхестественных средств общения. Ясно, что если судить по придуманному Премакомлпластиковому языку как об эквиваленте под­линного обезьяньего языка, этонеизбежно приведет к артефактам. Такой путь в самом принципе своембесперс­пективен и неможет привести к пониманию сущности языка животного, ибо данные экспериментыдали лишь феноменологическую картину искусственного коммуникационногоповедения, внешне напоминающего опери­рование языковыми структурами учеловека. У обезьян была выработана только лишь (правда, весьма сложная)систе­ма общения счеловеком в дополнение к тому множеству систем общения человека с животным,которые он создал еще начиная со времен одомашнивания дикихживотных.

Итак, несмотря на подчас поразительноеумение шим­панзепользоваться оптическими символическими средства­ми при общении с человеком и вчастности употреблять их в качестве сигналов своих потребностей, было быошиб­кой толковатьрезультаты подобных опытов как доказа­тельства якобы принципиальноготождества языка обезьян и языка человека или вывести из них непосредственныеуказания на происхождение человеческих форм коммуни­кации. Неправомерность такихвыводов вытекает из неадекватного истолкования результатов этихэксперимен­тов, прикотором из искусственно сформированного экспериментатором поведения обезьянвыводятся заклю­чения озакономерностях их естественного коммуникаци­онного поведения.

Что же касается языковых возможностейобезьян, то принципиальная невозможность обучения обезьян члено­раздельному языку была неоднократнодоказана, в том числе и в последние годы, равно как была показананесо­стоятельностьлингвистических выводов Премака и других авторов упомянутых экспериментов.Конечно, вопрос о семантической функции языка животных еще во многом не ясен,но нет сомнений в том, что ни у одного живот­ного, включая и человекообразныхобезьян, нет поня­тийного мышления. Как уже подчеркивалось, среди коммуникативныхсредств животных немало символичес­ких компонентов (звуков, поз, телодвижений и пр.), но нетабстрактных понятий, нет слов, членораздельной речи, нет кодов, обозначающихпредметные компоненты сре­ды, их качества или отношения между ними вне конкрет­ной ситуации. Такой в корнеотличный от животного способ общения мог появиться лишь при переходе сбиологичес­кой насоциальную плоскость развития. Одновременно, какуказывал Энгельс, членораздельная речь и труд являлисьглавными факторами антропогенеза.

Нет ничего удивительного в том, что и языкживотных характеризуется обобщенной условностью передаваемых сигналов. Этоявляется основой любой системы коммуника­ции, а при переходе к социальнойформе общения у пер­выхлюдей это послужило биологической предпосылкой зарождения членораздельной речив ходе их совместной трудовой деятельности. При этом только зарождающиесяобщественно-трудовые отношения могли реализовать эту предпосылку, и есть многооснований думать, что первые элементы человеческой речи относились именно кэтим отношениям, обозначали информацию о предметах, вклю­ченных в совместную трудовуюдеятельность.

В этом состоит принципиальное отличие отязыка жи­вотных,который информирует прежде всего (хотя не ис­ключительно) о внутреннем состояниииндивидуума. Как уже отмечалось, коммуникативная функция языкасосто­ит в сплочениисообщества, индивидуальном опознава­нии, сигнализации о местонахождении (например, птенца или хозяинаиндивидуального участка), привлечении полового партнера, сигнализации обопасности, импони­ровании или запугивании и т.д. Все эти функции всецело остаются врамках чисто биологических закономерностей. Другое важное отличие языкаживотных от человечес­кой речи состоит в том, что язык животных всегда пред­ставляет собой закрытую,генетически фиксированную систему, состоящую из определенного для каждого видаограниченного количества сигналов, в то время как чле­нораздельная речь человека являетсялоткрытой системой, которая постоянно обогащается новыми элементамипу­тем создания новыхкомбинаций из составляющих ее аку­стических компонентов. Поэтому человеку приходится в ходе егоиндивидуального развития выучить кодовые зна­чения языка, научиться понимать ипроизносить их.

Формирование человеческого языка.

Человеческий язык, как это имело место и вотношении материаль­нойкультуры, прошел долгий путь развития, и звуки, сопровождающие первые трудовые дей­ствия, еще не могли быть подлиннымисловами, обозна­чающимиотдельные объекты, их качества или производимые с ними действия. Эти звукивначале еще не существовали самостоятельно, а были вплетены впракти­ческуюдеятельность. К тому же они непременно сопро­вождались жестами и выразительнымиинтонациями, и понять их значение можно было, лишь зная ту конкрет­ную наглядную ситуацию, в которойони возникли.

Такой действенный разговор, осуществляемыйру­ками, приводил,однако, как отмечает Тих, к конфликту между двумя функциями руки — действием с предметами и ихобозначением, что влекло за собой передачу семан­тической функции голосовым органам.Тем самым было положено начало развитию самостоятельного звуковогоязыка.

Однако врожденные звуки, жесты, мимикасохраняли свое значение начиная с первобытных людей до наших дней, правда, лишьв качестве дополнения к акустичес­ким средствам. Все же длительное время связь этих компо­нентов продолжала оставатьсянастолько тесной, что один и тот же звуковой комплекс (лпраслово) могобозначать, например, и предмет, на который указывала рука, и саму руку, идействие, производимое с этим предметом. Толь­ко после того как звуки языкаотделились от практических действий, возникли первые подлинные слова. Этислова, очевидно, обозначали предметы, и лишь значительно позже появились слова,обозначающие действия и качества.

В ходе отделения языка от непосредственнопрактичес­койдеятельности словесные значения становятся все бо­лее абстрактными, язык все большевыступает и как средство человеческого мышления, а не только каксред­ство общения.Леонтьев пишет по этому поводу, что непос­редственная связь языка и речи струдовой деятельностью людей есть то главнейшее и основное условие, подвлия­нием которого ониразвивались как носители "объекти­вированного" сознательного отражения действительности. Обозначая втрудовом процессе предмет, слово выделяети обобщает его для индивидуального сознания именно вэтом, объективно-общественном его отношении, т.е. как общественныйпредмет7. То, что мышление,речь и обще­ственно-трудовая деятельность составляют в своем зарож­дении и развитии единый комплекс,что при этом мышление человека могло развиваться лишь в единстве с общественнымсознанием, и составляет основное каче­ственное отличие человеческогомышления от мышления у животных. Деятельность животных и в высших ее формахвсецело подчиняется естественным связям и отношениям между предметнымикомпонентами окружающей среды. Деятельность же человека, выросшая издеятельности жи­вотных,претерпела коренные качественные изменения и подчиняется уже не столькоприродным, сколько об­щественным связям и отношениям. Это общественно-тру­довое содержание и отражают слова,понятия человеческой речи.

* * *

Психика даже высших животных способнаотражать лишь пространственно-временные связи и отношения меж­ду предметными компонентами среды,но не глубокие причинно-следственные связи. Психика же человека пря­мо или косвенно отражает также иобщественные связи и отношения, деятельность других людей, равно как еере­зультаты, и этопозволило человеку постигнуть даже недо­ступные наблюдениюпричинно-следственные связи. На этой основе стало возможным отражение в мозгучеловека предметной действительности вне непосредственного от­ношения к ней субъекта, т.е. всознании человека образ действительности уже не сливается с переживаниемсубъек­та, а отражаютсяобъективные, устойчивые свойства этой действительности.

Определяя человеческое мышление какобщественно обусловленную познавательную деятельность, С.Л.Рубин­штейн подчеркивал, что мышление, всобственном смысле слова,без языка невозможно. Абстрактное мыш­ление — это языковое, словесноемышление... Человеческое познание есть историческая катего­рия. Оно не сводимо к моментальномуакту, в котором знание возникает, чтобы тут же угаснуть. Познание всоб­ственном смыслеслова предполагает преемственность при­обретаемых познаний и, значит,возможность их фиксации, осуществляемой посредством слова8. Животные лишены возможности словесногообщения, а тем более словесной фиксации приобретаемых познаний и их передачипотомст­ву с помощьюязыка. Этим определяется предел мышления животных, равно как их коммуникативныхвозможностей, и одновременно характеризуется биологическая, чистоприспособительная роль их общения. Ведь для осуществле­ния этой роли не нужны слова,благодаря которым впер­вые появляются абстрагируемые от вещей идеальные объекты мышлениякак "теоретической" деятельности и вместе с ними и эта последняя9.

Pages:     | 1 |   ...   | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |    Книги по разным темам