Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 37 |

Наконец собравшиеся вносят ясность: ни о чемв особенности говорить не предполагали, просто хотели послушать Лэнга. И тогдаЛэнг принимается –"как обычно, в таких случаях, – замечает он, – излагать мысли по мере их появления" у него в голове.

Вскоре он рассказывает историю одевочке-подростке с анорексией. Родители привели девочку к нему. "Оченьсообр-р-разительная девочка, очень осведомленная, что касается анор-р-рексии",– сообщает слушателямЛэнг со своим раскатистым шотландским "р". "Она высказалась, не таясь: "У меняне отсутствие аппетита – я объявила голодную забастовку р-р-родителям". Глаза Лэнгаприщурены, когда он с удовольствием описывает отчаянную девчушку. Улыбаясь, онпродолжает: "Я сказал ей: р-р-раз так, то все о'кей, я не буду мешать,заставлять есть. Но если захочет, пусть опять пр-р-ридет ко мне. Больше она непр-р-ришла".

Кажется, это и вся история, но тут кто-то изслушателей спрашивает, насколько типичен случай с девочкой для его подхода кстрадающим анорексией. "Не изобр-р-ретал никакого особого подхода",– отвечает Лэнг."Пр-р-росто стар-р-раюсь дер-р-ржаться в стор-р-роне от игр-р-ры во власть".Секунду молчит, а потом добавляет: "Я думаю, у меня нет пр-р-рава заставлятьлюдей смотр-р-реть на вещи по-моему".

Для любого из почитателей Лэнга, авторапопулярнейших в 60-е годы книг, таких как "Разделенное "я", "Политика семьи","Узлы", а также апокалипсического пророчества "Политика опыта", услышать этосделанное походя подтверждение, что по-прежнему занимает провозглашенную вназванных книгах позицию невмешательства, если речь идет об отклонениях отнормы, уже достаточно, чтобы быть захваченным волной знакомых ассоциаций.Присутствующие большей частью отдаются происходящему, будто погрузившись втранс, будто по обрывку восстанавливают в памяти старую любимуюмелодию.

Трудно назвать психотерапевта, который– после Лэнга– занимал бы такоезначительное место в нашей культуре, какое занимал Лэнг в 60-е и в начале 70-х.Студенты в ту пору не просто зачитывались его книгами, но пользовались ими как"путеводителем" по тем скрытым пространствам собственного "я", о которых никтодо Лэнга не умел так сказать: "У каждого из нас есть свои секреты и потребностьисповедаться. Вспомним себя детьми, вспомним, как вначале взрослые видели наснасквозь и каким событием была наша первая, в страхе и нервной дрожипроизнесенная ложь. И тогда мы открыли, что в определенном смысле непоправимоодиноки, мы узнали, что на территории нашего "я" мы найдем только собственныеследы".

Автор таких строк, конечно, сделался близкимтысячам и тысячам. Книги Лэнга стали святынями для молодых, вместе с альбомами"Битлз", романами Курта Воннегута они составили иконостас в храме"контркультуры".

Сегодня этика личной свободы и требованиедать каждому "делать свое", за что ратовали Лэнг и его единомышленники,вызывают пренебрежительную усмешку как крайность не умевшего обуздывать порывы"я" поколения. Оценивая значение работ Лэнга, однако, не будем забывать, чтоизвестность пришла к нему в совсем иные – не наши – времена. Послевоенному обществу50-х с его идеологией порядка и конформизма Лэнг видел радикальную замену вобществе, которое по-новому осмыслит извечную конфронтацию между волей индивидаи императивом социального целого. Только такого сдвига и могли желатьвыразители бунтарских настроений, распространившихся в 60-е годы.

Опираясь на профессиональный опыт, Лэнгавторитетно заявлял, что растерянность, какую испытывает почти каждый из нас,вынужденный приспосабливаться к роли полезного винтика в социальном механизме,– а это типичнаяжалоба в кабинете у психиатра, – не столько свидетельство душевного изъяна индивида, сколькоследствие спутанности и извращенности ценностей современного общества. В такоммире, утверждал Лэнг, не может быть здоровья, такому миру он отказывал вистинности.

В трактовке душевного здоровья и безумияошеломляющим образом Лэнгом переставлены местами суждения, от которыхотталкивалась традиционная психиатрия. Подобно своим американским коллегам,занимавшимся семейной психотерапией, Лэнг отвергал всю систему психиатрическойдиагностики и большинство методов лечения. Однако он ушел намного дальшеамериканских коллег, выступая не только против ущербной, на его взгляд, идеиисцеления и применяемых клинических методов, но и против давления политики напсихиатрию.

Как признанный выразитель идейного феномена,который можно бы назвать "антипсихиатрией", Лэнг отводил психиатрам,представляющим официальное здравоохранение, роль не целителей (пусть дажезаблуждающихся), но агентов власти, способствующих поддержанию репрессивногообщественного порядка. С позиций "антипсихиатрии" врачам следует лечить недушевнобольных людей, но бороться с патологией социально-политической системы,сводящей людей с ума.

Критикуя современное общество, Лэнгсосредоточивался не только на социальном и политическом порядке. Его критиказатрагивала более фундаментальную структуру – современное сознание. "Что-тоглубоко ложно в западном разуме", – формулировал Лэнг свое убеждение. С его точки зрения, наша"нормальная" повседневная реальность на самом деле транс, из которогопробуждаются единицы. В книге "Политика семьи" он пояснял: "Гипноз можнорассматривать как экспериментальную модель естественного состояния, в которомпребывают многие семьи. Впрочем, гипнотизеры в семье (а это родители) самизагипнотизированы (их родителями) и выполняют приказанное, воспитывая своихдетей, чтобы те воспитывали своих детей... таким способом, который не даетвозможности осознать, что человек исполняет чужую волю, ведь приказаниевключает запрет вникнуть в то, что исполняется чье-то приказание. Подобноесостояние легко внушить под гипнозом".

Здесь, как и во всех работах Лэнга,социальный институт, вызывающий самое яростное возмущение критика, – первоначально формирующаясознание личности современная семья. На взгляд Лэнга, семья не мирная гавань,где взлелеют, воспитают и подготовят человека к тому, чтобы он ушел всамостоятельное плавание по жизни умеющим отвечать за себя, но скорее– база штурмовиков,которые, оставаясь под одной крышей, шпионят за мыслями, чувствами друг друга иотчаянно защищают существующий порядок вещей. По мнению Лэнга, не любовь, непривязанность и даже не сила привычки удерживает людей в семье, но главнымобразом – страхпсихического насилия. "Семью можно сравнить с шайкой бандитов, где каждый откаждого защищен сплоченностью. Тут царит взаимное устрашение насилием, попробуйхоть кто-то один выйти за пределы очерченного круга".

В разделе "Политики опыта" Лэнг даетубийственную –пожалуй, одну из самых резких – характеристику семьи, формирующей нового человека. "С моментарождения, когда младенец, появляющийся на свет таким, как и в каменном веке,сталкивается с матерью XX века, младенцу угрожает насилие, называемое"любовью", которое было уготовано его матери, его отцу, родителям его родителейи так далее. Это насилие должно уничтожить почти все заложенные в новомчеловеке потенции. И уничтожает, как правило. Годам к пятнадцати мы уже то, чтомы есть, –полупомешанные человеческие существа, более или менее приспособленные жить всумасшедшем мире. Это... норма в наш век".

энг определяет семью как самый реакционныйиз социальных институтов, призванный оградить сознание от попыток выбраться запределы установленных тесных границ. Поколение за поколением семья разыгрываетнескончаемую драму, задавая роли членам семьи и, в буквальном смысле, вводя"играющих" в транс. Они становятся пленниками мошенничества космическогомасштаба, в котором главное – помешать участникам "игры" проникнуть в глубинные тайнычеловеческой природы. "Функция семьи – подавить Эрос, внушить ложноесознание безопасности, отрицать смерть, избегая жизни, отрезать оттрансцендентального, с верой в Бога отторгнуть от Пустоты, короче говоря,создать одномерного человека".

Немного сегодня найдется занимающихсясемейной терапией, кто бы причислил Лэнга к "своим". Доминанта нынешнейтенденции в семейной терапии – позитивная оценка семьи с упором на практический результатлечения. Ныне направление иное, не то, которое задавал Лэнг в своих книгах60-х. Пятнадцать лет назад, на этапе становления семейной терапии, Лэнгавключали в антологии, которыми руководствовались в этой сфере психиатрии.Сегодня его имя редко упоминают "врачеватели семьи".

Воздействие Лэнга на развитие семейнойтерапии тем не менее нельзя не оценить. Никто, конечно же, не сделал столько,сколько Лэнг, для распространения популярной теперь мысли, что явная патологияиндивида наилучшим образом объясняется межличностными отношениями в его семье,являясь функцией семейного механизма. Лэнг, в ряду других критиковавший методыи диагностику традиционной психиатрии, способствовал созданию такогоинтеллектуального климата, когда альтернативные методы, вроде семейной терапии,стали восприниматься всерьез.

Вкладом в развитие семейной терапии трудноограничить воздействие Лэнга на умы, и этот факт свидетельствует обуникальности его таланта. Творчество Лэнга всегда было причудливой смесьюпоэзии, клинических наблюдений и экзистенциалистской философии. Его малозанимала разработка какого-то специального подхода в лечении семьи, он невыстраивал какую-то законченную теорию. Скорее, он стремился выявить внутренниймир индивида и семьи, обращаясь к непознанным силам, что никому из занимавшихся"душевным врачеванием", не говоря уже о врачевателях семьи, не былодоступно.

Начиная с опубликованных в 1970 г. "Узлов",собрания поэтических зарисовок о труднейших головоломках человеческихвзаимоотношений, творчество Лэнга наполняется новым смыслом. С этого моментаон, кажется, теряет интерес к психопатологии и больше не обращается к читателямкак психиатр или революционер. Его стилем становится субъективное размышление.В 70-80-е годы его имя почти исчезает из интеллектуального "обихода". По словамсамого Лэнга, некоторые, наверное, решили, что теперь он"полупрофессионал-полупенсионер" или вообще "вычеркнут".

На деле Лэнг продолжает писать и многозанимается частной практикой. Его последняя вышедшая книга – "Голос опыта". Он энергичноруководит несколькими общинами в Лондоне, устроенными по типу "Кингзли-холла",с лечебной целью организованной им в Лондоне в конце 60-х годов общины дляшизофреников, где в атмосфере, свободной от строгих предписаний, как Лэнгговорит, "люди могли бы быть людьми среди себе подобных".

Характерная черта творческого почерка Лэнга– игра контрастов.Пессимизм, который внушает ему запутанность человеческих связей, сосуществует спочти мистической верой в способность даже самой исстрадавшейся души исцелиться– если ей достанетсвободы. Зачарованный эмоциональным калейдоскопом жизни семьи, Лэнг вместе стем убежден в неизбывном одиночестве индивида.

Достигнув славы как человек пишущий, Лэнг приэтом весьма скептичен в отношении возможности средствами языка передать всюглубину собственных представлений о людях и о преображении, которое может сними произойти. А отсюда – его всегда зашифрованный, "неуловимый" стиль. Лэнг большеапеллирует к воображению, чем к логике. Впрочем, каждой эпохе – свой "голос". Чувствительность ираскованность стиля, которые находили живой отклик у читателей 60-х, кажется,не созвучны нашим временам большей сдержанности и приземленности. Если все этоверно, то, читая Лэнга сегодня, мы скорее разберемся в том, что зажигало нас впрошлом, чем сможем уяснить себе, от чего мы, сегодняшние, могли бы потерятьпокой.

Один из друзей Лэнга как-то доверил бумагетакое мнение: "Лэнг –человек переменчивый до уникальности. "Репертуар" его настроений настолькобогат, что он опрокинет любые ваши ожидания. Более того, в каком бы настроениион ни пребывал, обязательно удивит полным самообладанием. Однажды вечером явидел, как он пережил целую гамму эмоций, примерив на себя характер захарактером, даже "сменив" пол, и в каждом обличье оставался самим собой. Этонастоящий спектакль".

Такая особенность Лэнга, понятно, делаетнепростой задачу усадить его, чтобы взять интервью. После двух моих неудачныхпопыток за два дня работы семинара я получил – данное без охоты – согласие Лэнга на – мне было ясно сказано– часовую беседу...завтра. Назавтра, за пять минут до конца выделенного часа, время великодушнопродлили с условием, что через полчаса я непременно уйду. Дальше опять и опятьоговаривался предел, и опять и опять мы о нем забывали. В результате часовоеинтервью обернулось пятичасовым разговором, выдержки из которого помещеныниже.

В тот день Лэнг, человек настроения, былисключительно открытым. Никакой стены, которой обычно отгораживается важнаяперсона. Вместо этого – совершенно обезоруживающее подтверждение истины, что он, как все,небезгрешен, и лишь изредка – неожиданное высокомерие интеллектуала. В продолжение разговораон, казалось, поощрял любые темы, даже самого личного свойства, и я, ксобственному изумлению, задавал вопросы, которые никогда не думалзадавать.

энг говорит о своих работах, посвященныхсемье, высказывает мнение о нынешнем этапе в развитии семейной терапии,комментирует ту особую роль властителя дум, которую он играл в последниедвадцать лет.

Инт.: В 60-е годы вы писали: "Семья– инструмент такназываемой "социализации", т. е. приобщения каждого пополнившего человечествоновичка к правилам поведения и опыту, которые в основном известны уже"принятым". Вы завоевали многих сторонников, выступив в "бунтарские" 60-е годыс неподражаемой дерзостью против традиционного авторитета семьи. Семья у васвызывала ассоциации с рэкетом, где членов преступной шайки связывает иудерживает вместе "взаимная угроза". Поколению, настроенному отрицать ценностии образ жизни своих родителей, вы помогли переосмыслить охватившее егостремление вырваться из привычного круга и преобразовать его в нечто вродесвященного поиска подлинности. Ваш взгляд на семью, на то, что стоит за ней,по-прежнему столь же мрачен

.: Тогда я писал преимущественно онесчастных семьях. Я пытался изобразить семейный "давильный пресс" и боль,которую он причиняет членам семьи. Вы, вероятно, скажете, что в моихвыступлениях заметна склонность сосредоточиваться на семейных страданиях ибедах, но я никогда не считал, что этим дело и ограничивается. Многие со мнойсогласятся: я убежден, что семья – вообще устройство, претерпевающее сильные встряски и перегрузки.Верхушка средних слоев современного европейского общества семьи как таковойчасто уже не знает, там семья "испарилась". Но вникая в то, что случается всемьях, и описывая, мне думается, я содействую появлению счастливых семей...Хотя, может, это звучит слишком наивно.

Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 37 |    Книги по разным темам