Книги по разным темам
Pages: | 1 | ... | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | ... | 37 | В.: Я называю это "подтолкнуть семью ксамоисцелению". Я всегда вспоминаю в этой связи один случай. Несколько летназад я консультировал по просьбе Лаймана Уинна. Пациентом был содержащийся вбольнице психотик, который считал, что он Христос. Я провел обычную беседу сэтим молодым человеком и его близкими, расспрашивая про историю семьи, но– впустую. Мне вдругстало ясно, что я оказался в проигрыше, а значит, единственный выход– подойти к делутворчески. И тогда я сказал: "Знаете, проблема в том, что вас крестили не поправилам. Давайте так: отец будет Иоанном Крестителем, мать будет девой Марией– похоже, онасправится, – а триневестки будут Марфой, Марией и Марией Магдалиной". Одна из них воскликнула:"Ой, Марией Магдалиной – это я с удовольствием!" Тут наш психотик встает и произносит:"Слушайте, доктор, кончайте. Я ведь не Христос. Чего вы, в самомделе..."
Так вот, я думаю, этот молодой человекзахотел стать Иисусом Христом, потому что его семья в этом нуждалась. Онзахотел стать Христом, чтобы его мать была непорочной. Семья на самом деле неверила, будто он Христос, но старалась изо всех сил. А я изнутри взорвал все,приняв его всерьез, поставив в странное положение, когда он потерял равновесие,в котором его держала семья. По-моему, случай символичен, показывает, что выпонуждаете семью как организм измениться.
Инт.: Похоже на аналитическую "коррекциюэмоционального опыта".
В.: Конечно. Так и есть. Если толькодобавить, что я полагаюсь на возможность коррекцией эмоционального опытаиндивида добиться успешного преобразования системы.
Инт.: И как же подобный символический опыт вконтексте терапии семьи ведет к перемене
В.: Он нарушает установившееся равновесие.Только так, я считаю – в соответствии со своей практикой: система в ответе запроисходящее с индивидом и в нем самом.
Инт.: Вы, кажется, принимаете семью за некийзагадочный "надындивидуальный" организм. Ну, если дедушка не является к вам насеанс, значит это семья так решила – чтобы его там не было.Следовательно, все, что ни происходит, можно объяснить потребностью семьиоставаться в неизменном качестве... Это абсолютно закрытая система, и– придерживаясьпсихоанализа – выникогда не докажете ее ложность.
В.: Да. И зачем стараться
Инт.: Но, предположим, психотерапия все-такиимеет отношение к науке, к эмпирической проверке наших идей.
В.: Я сознательно держусь в стороне отнаучной строгости. Я считаю, что так же, как в старину врач общего профиля могзайти в дом и сказать: "Чую, тут болезнь почек", я со своим опытом могу,появившись на сеансе с семьей, "на нюх" определить, что у них происходит. Да, ядоверяю чутью, но одновременно и сомневаюсь в нем. Я считаю, что в своих, безмудрствования, попытках решить проблему, много чего могу пропустить. Следующеепоколение психотерапевтов пускай разбирается, что по науке правильно. А меняэто не заботит.
Инт.: Значит, вы не тревожитесь за будущих"витакеров", – укоторых нюх, может, не так натренирован, как у вас, – в подражание вам пробующихработать, полагаясь на собственное воображение.
В.: Почему же, тревожусь, но лучше мне знатьэту тревогу, чем беспокоиться из-за науки, которая доведет дело после атомной иводородной бомбы до еще какой-нибудь покруче. Лучше я возьму, что имею, идойду, куда собрался, чем буду осторожничать и не двинусь с места.
Инт.: Вы как будто не считаете, чтопсихотерапевт должен лечить каждого, кто ему встретится на пути. Чем выоправдываете свой отказ консультировать людей
В.: За годы работы я все больше убеждаюсь,что есть мало людей, с которыми я могу установить хороший контакт и которыммогу оказаться полезен. И еще я понял, что в мире будут невылеченные семьи ипосле того, как я умру. Поэтому зачем биться с теми, кого общество поломало, атеперь мне подсовывает – почини! Я не намерен обращаться в жертву общественных нужд. Ясчитаю, что общество всегда готово обратиться к психотерапевту: "Мы семью...поломали, а теперь возьмись-ка да быстренько все исправь!" Попасться на этуудочку – пределабсурда.
Инт.: Необычная позиция, во всяком случае, втаком духе публично не высказываются те, кто начинал с демонстрации своихвозможностей поправить дело, за которое традиционная психотерапия не браласькак за невыполнимое.
В.: Я считаю, мы заблуждаемся, если думаем,что всемогущи. Мы заставили людей верить, будто успех нам всегда обеспечен,потому что помалкиваем о неудачах. Бог свидетель, у меня – были...
Инт.: Как вы думаете, велико ваше влияние вобласти семейной терапии
В.: Очень незначительное. В действительностия –одиночка.
Инт.: И кажется, не особенно беспокоитесьиз-за этого.
В.: Нет, не особенно. Моя реальная жизнь естьмоя реальная жизнь. Профессия нужна, чтобы кормиться, и она не слишкомвклинивается в мою реальную жизнь.
Инт.: У вас внутреннее неприятие того, что выназываете "заумной психотерапией". Когда вы наблюдаете за работой другихсемейных терапевтов, как, по-вашему, – они занимаются"заумной"
В.: Знаете, я почему-то ее не понимаю. Мнедаже непонятно, что делает Сальвадор Минухин. Я провел пару зим в Детскойконсультативной клинике в Филадельфии, но так и не скажу, что такое"структурная семейная терапия". Единственное, что я вижу: дело сводится к тому,чтобы разделить поколения и подучить родителей быть родителямиполучше.
Инт.: Вам просто неинтересно
В.: Наверное, в этом основная причина. Ну и,конечно, возраст. Я прекрасно осознаю, что я все больше и больше скован своейориентацией. Брался я читать Матурану в "Нетворкере". И было странное чувствопотерянности... отторгнутости. Наконец, я сказал себе: "Ладно, у него свойкружок, у тебя свой. Я не понимаю, на каком языке говорят в его кружке, но ион, наверняка, не поймет моего".
Инт.: Скажите, а собственная семья никогда недоводит вас до бешенства
В.: О нет! В собственной семье ярасслабляюсь, думаю про выгребную яму и крышу, мечтаю укоротить водосточнуютрубу, чтобы провести канализацию прямо от крыши. Снасти для моего парусникаинтересуют – ну, чемтам еще простаки занимаются... Думаю, что придет день, когда надо будетзакрывать лавочку, дело-то хлопотное – та же ферма. Дома почти не ведуразговоров про психотерапию и не сую нос в динамику семей пососедству.
Инт.: Я рад, что вы полны сил, но, кажется,этой весной вы очень болели
В.: Дурацкое было дело: эмболия, да на этомфоне еще тахикардия, пришлось лечь на обе лопатки в больнице на целых двенедели, электроэнцефалограммой день и ночь мучили. Еле выкарабкался. Не могработать месяц или два. Непривычный опыт – смотреть на смерть под инымуглом зрения.
Инт.: Что вы имеете в виду
В.: Ну, когда вы опрокинуты на спину, уголзрения меняется. Видите все отчетливее. И удивляетесь, могут ли эти трубочки,которыми утыканы ваши руки, и вся эта чертовщина у вас на грузи спасти вас. Ачто, если три-четыре тромба подряд попадут в сосуды Вы же вряд лисправитесь... И тогда вы замыкаетесь на своем одиночестве, на мысли, чтоостанется просто тело... если настанет конец. Вот что я имею ввиду.
В то время я совсем не паниковал, чемунемного удивлялся. Может, все потому, что расти на ферме – значит постоянно видеть рождениеи смерть. Я мальчонкой еще – это была моя обязанность – шел, ловил курицу длявоскресного обеда и рубил ей голову. Я видел, как мой отец забивал коровукувалдой, а потом разделывал тушу. А в январе мы резали поросенка: рассекалиножом горло и видели, как он во дворе умирал, исходя кровью. Потом мызаготавливали сало и мясо на зиму. А медицинский факультет Там, конечно, ятоже познавал жизнь и смерть. Я столько раз в реальности и в воображениивстречался с ней, что, наверное, и к собственной смерти относился иначе. Хотя,кто его знает...
Инт.: Что сегодня в ваших профессиональныхзанятиях самое главное
В.: Длительные курсы терапии я больше непровожу. Веду семинары по всей стране – и довольно регулярно. Для меняэто по-прежнему творческая деятельность. Планирую также писать, хотя оставилмысль взяться за книжку прямо сейчас. Я попробую сделать серию эссе, посмотрю,что получится. Но в основном я сегодня провожу время дома, вожусь по хозяйствуи на причале... Много времени отдаю семье. Этим летом четверо из моих шестерыхдетей приезжали – свнуками, конечно.
Инт.: Какие планы вас занимают большевсего
В.: Встречи с семьями, которые мы с моейженой Мьюриел наблюдали в последние несколько лет. Все эти большие семьиприезжают и останавливаются в ближайшей гостинице. Недавно приезжали тринадцатьчеловек из одной семьи. Мы проводим с этими семьями несколько дней – часа по четыре, по пять вместе.Удивительный опыт расширенной семейной динамики. Мы выяснили, что семьистановятся более ответственными, потому что наши встречи с ними нерегулярны, ато, что случается во время встреч, оказывает более сильное воздействие. Когдаэти большие семьи съезжаются, мы будто опять попадаем в старые добрые временародовой общины.
Инт.: Помимо совместной терапии вы с вашейженой Мьюриел, как мне кажется, изобрели новую игру.
В.: Ну, "изобрели" – не совсем верное слово. Мыоткрыли нечто вроде мускульной свободной ассоциации: игра в пинг-понг– не следя за счетом.Только этим и занимаемся. И вы попробуйте. Таким образом можно обойтисоперничество, к которому обычно сводится игра в паре. В конце концов, вестисчет – все равно, чтораздваиваться умом: пытаться понять, как работает прием, занимаясьтерапией.
За калейдоскопом
Интервью с Клу Маданес
Сентябрь-октябрь 1986 г.
Вот они – в психотерапевтическом кабинетеперед огромным "односторонним зеркалом". Скарлет и Ретт. Что-то вы неприпомните такую Скарлет – в резиновых шлепанцах, полосатых бермудах и... кудряшкахНеважно, что вальяжный Ретт, каким вы его помните, преобразился в хмурого,сверкающего лысиной мужчину, который лелеет оставшуюся прядь волос. Вы должныпонимать – это жеВашингтонский институт семейной терапии, округ Колумбия. Здесь считается, чтосовсем не самопознание включает механизм перемены, а психотерапия – это просто процедура..."прививки" какого-то взгляда. Терапия здесь всегда имеет дело с метафорой, сосмелым направлением клиента в самую неожиданную сторону. Поэтому естественно,что эта невообразимая пара здесь вполне способна поверить: они действительноодин к одному Скарлет и Ретт.
И, однако, постороннему посетителю институтачертовски интересно, как клиенты объясняют друзьям то, что от них требуютвыполнять и называют "терапией". Что, например, говорит отец семилетнегомальчика, которого мучают хронические головные боли, о наказе являться с работыдомой, каждый день притворяясь, что у него болит голова Что говорит страдающаябулимией женщина, которой посоветовали идти домой и вместо того, чтобы сначалакутить, а потом "расплачиваться" рвотой, ежедневно выбрасывать в мусор "порцию"продуктов на 5 долларов А бывший наркоман что думает, когда для жены,обязательно осматривающей его одежду, раскладывает по карманам записочки: "Ятебя люблю"
Подобные вопросы в институте никого незанимают. Как клиенты объясняют эффективное лечение самим себе и участливымдрузьям – делоклиентов. Здесь просто придерживаются мнения, что люди – существа приспосабливающиеся, иесли привыкают каждую неделю вываливать свои проблемы перед "одностороннимзеркалом" – размерамиточь-в-точь монолит из "2001 года"20, – то могут привыкнуть и ко всемуостальному. Кроме того, здесь царит особая атмосфера, которой вы невольнопроникаетесь, а здесь убеждены: пусть какая угодно психотерапия не действует иглохнет под гнетом традиций, "здешняя" – дает результат. С характернойдерзостью – чтобы несказать самонадеянностью – они назвали прикрепленную к институту больницу Лечебницей. Икаждый год со всего света приезжают к ним психотерапевты – найти здесь разгадку болезней, скоторыми они не способны справиться в одиночку.
За "зеркалом" Клу Маданес – одна из директоров института– вместе с группойстажеров наблюдает, как Скарлет и Ретт нехотя соглашаются в присутствиилечащего психотерапевта: да, неделя прошла почти сносно. "Когда они появились унас первый раз, слова не могли сказать, чтобы на затеять между собой жуткийспор, – поясняетМаданес. – На первомсеансе они так схватились друг с другом из-за того, кто обязан выносить мусор,что мы были вынуждены заявить: тема – слишком "грязная" для обсужденияу психотерапевта".
Маданес задорно смеется, вспоминая открывшуюсчет победу над парой бесспорных приверженцев спора. Заявление, что уборкамусора – теманедопустимая в психотерапии, как нельзя больше отвечает пристрастию Маданес кнелепицам. Все, кто читал ее книги и посещал семинары, знают, что она "какдома" в мире фантазии и абсурда. Часто ее терапия – это, казалось бы, чудачество награни издевки, которая, впрочем, не оскорбляет людей, а смешит.
"Вскоре психотерапевт выяснил, что любимаякнига у жены была "Унесенные ветром", – вспоминает Маданес. – Тогда мы его попросили сказатьей, что она –настоящая Скарлет. Такая же волевая и романтичная. А ее муж – вылитый Ретт Батлер. Жесткий,немногословный, но обаятельный. И начали терапию, помогая паре увидеть себя идруг друга в самом лестном свете. Однако тут все было сложнее. У жены диабет, иона пила без удержу. Но вот пришла к нам и бросила".
Там, где ее более сдержанные коллеги видятSturm und Drang21, Маданес обнаруживаетэксцентричную комедию или, на худой конец, выдохшуюся "мыльную оперу", вкоторой требуется подправить сюжет. Как хитроумному режиссеру ей ясно: надочто-то переписать в сценарии, что-то отрепетировать – и немыслимая семейная драмавполне сгодится для жизненной сцены. Ее склонность в терапевтической работеполагаться на воображение, абсолютная убежденность в том, что проблема– это всегда пьеса, ане актеры, принесли Маданес славу самого смелого и изобретательного стратега вобласти семейной терапии.
Студенты Маданес безоговорочно верят еесловам как люди, которые просто не знают, чего от нее можно ожидать на деле.Большинство согласится, что никогда не встречали такого переменчивого человека,как Маданес: она властная и по-детски непосредственная, эксцентричная и "своя"в одно и то же время. Вот мнение ее бывшего ученика: "Разбираться в Клу– все равно чтоанализировать калейдоскоп". А вот что говорит другой ученик: "Когда Клуруководит, надо держать ухо востро. Если вы отлично справляетесь под еедавлением, наверняка сами станете сообразительнее и живее. Но с ее живостью ейне хватает терпения на тугодумов".
Pages: | 1 | ... | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | ... | 37 | Книги по разным темам